Тело девочки извивалось среди простыней, по которым гуляли лучики солнца. Было ранее утро, и ее отец гремел посудой на кухне, делая свой простой и неумелый мужской завтрак. Маша же видела самый конец своего сна, и из полуоткрытого ротика и нежных розовых губ торчал слегка расслабленный язычок. Если приблизить к нему ухо, можно было бы различить едва уловимые стоны, которые неопытное ухо приняло бы за дыхание сонной малышки.

Ее ножки босыми пяточками высовывались из-под ткани, и пальчики на ногах периодически сжимались-разжимались, а сама девочка слегка взрагивала и легонько разводила колени, чтобы через пару секунд снова их свести и чуть напрячься. Затем, расслабление глубокого сна снова обладевало ей, и Маша раслаблялась - руки отпускали скомканную подушку, животик расслаблялся, ноги и пальчики с наслаждением вытягивались, и по лицу ребенка проходило умиротворение. Несмотря на это, брови малышки оставались вздернутыми вверх, а выражение лица было жалобным, словно она кого-то умоляла или чего-то боялась во время своего сна.

Тут на кухне послышался шум закипающего чайника, и этот звук окончательно вырвал девочку из лап сновидений. Маша зевнула - сначала легко и быстро, затем уже продолжительно и сладко, переворачиваясь на спину и заворачиваясь в “рулетик” одеяла, потягиваясь от наслаждения. Приоткрыв глаза, она тут же их захлопнула и начала тереть - рассвет летом наступал рано, и комната уже была залита ярким светом. Ее ноги осторожно спустились на пол, и, поискав тапочки пару секунд, девочка прошлепала по коридору в направлении ванны, не забыв прокричать “Доброе утро!” отцу, который как раз накладывал яичницу и сосиски на две тарелки. Ответное приветствие она услышала уже через закрытую дверь, выдавливая на зубную щетку ее любимую пасту со вкусом яблока.

Спустя 15 минут и легкий утренний душ, вкуснопахнущая Маша прошла на кухню. Сосиски и чай уже остыли, а ее отец уже был одет для работы и уткнулся в вчерашнюю газету. Сев за высокий деревянный стул, малышка с аппетитом уничтожила свою порцию на тарелке и добавила в чай еще две ложки сахара - чтобы было слаще. Облизнув вилку, и сказав папе “спасибо”, сытая Маша гуляла глазами по кухне, окончательно просыпаясь. Ее внимание привлек любопытный заголовок крупной новости на серой бумаге - что-то о плохом состоянии бюджета здравоохранения, и задумавшись что же такое - бюджет, девочка потягивала теплый чай и болтала ножками под столом.

Папа отложил газету и, с улыбкой взглянув на синеглазую малышку, сказал:

У тебя хороший аппетит, Маш. Я сегодня дал тебе выспаться, в ближайшие дни тебе никуда не надо.

Как не надо? - от удивления Маша оторвалась от скучной газеты перед ней и взглянула на папу. Он настаивал чтобы та посещала врача каждый день до выздоровления, надеясь успеть в этот школьный набор до осени, чтобы не пропустить учебный год, и тут - не надо?

Да, дочка, ты отдыхаешь. Я поеду на работу, а ты останешься дома и будешь хорошо себя вести, как всегда - его улыбка была добродушной и веселой, потому что его дочка была просто образцовым ребенком, никогда не создававшим неприятностей или трудностей - Знаешь, я звонил сегодня с утра твоему врачу для записи, но дежурная меня остановила и сказала, что в том крыле прорвало какую-то трубу, и твой врач временно не принимает. Ближайшие дней пять можешь отключить будильник, и валяться сколько тебе угодно - главное, не до обеда - усмехнулся мужчина и встал из-за стола.

Растерянно проводив папу в коридор, глядя как он надевает свои туфли с помощью длинной обувной ложки, Маша растерянно перебирала пальчиками подол футболки - ей надо было рассказать Грете о том что случилось, ей надо узнать что это было! Был ли у нее приступ вчера? Как этого избежать? Что если - тут девочка покраснела - следующий спазм нерва произойдет, когда она будет дома не одна? Но впереди была непрошенная пауза в несколько дней, пока она ее не увидит. Раньше бы девочка обрадовалась свободному времени и радости ничегоделания, но сегодня непрошенный отдых омрачался ее тревогой и любопытством. Буркнув дежурное пожелание хорошего дня, и закрыв за отцом дверь на замок, Маша в растерянности постояла у двери несколько лишних секунд, слушая папины шаги по лестнице вниз и так ничего и не придумав. У нее был целый день впереди, и щеки девочки заалели, когда она вспомнила, чем обычно занималась в отсутствие взрослых.

Этим же днем, в комнате Маши, было жарко.

Но дело было не в солнышке, которое пробивалось сквозь окна и нагревало воздух в квартире, заливая своим светом даже самые потаенные уголки. Причиной была худенькая девочка, чья тяжелое дыхание, с трудом вырывающееся через маленький ротик, делало воздух в комнате душным и тяжелым. Окна были закрыты, так как малышка не хотела чтобы ее стоны были слышны на улице, а стонала она довольно протяжно и часто.

Ее глаза были закрыты, на шее блестела пара капелек пота, а тонкая ткань футболки с утенком не скрывала торчащие сосочки, натянувшие ткань на еле обозначенных холмиках. Обе руки Маши были засунуты в ее белые трусики с пингвинчиками по краям, и пальчики правой руки были целиком в детской смазке, хаотично извиваясь между половинками ее нежного персика. Левая рука так же хаотично дергалась, потирая и мучая бедный клитор, пока ребенок находился на грани оргазма, отчаянно стараясь продержаться подольше и изнывая от невероятной потребности кончить.

Когда живот девочки напрягся, Маша неосознанно ускорила движение своих пальчиков, а ее стоны стали протяжнее и громче. Но буквально перед самым взрывом ее глаза открылись, возвращая ее к реальности, и она отдернула свои руки от своего невероятно чувствительного и набухшего клитора, держа трясующиеся пальчики подальше от самых сладких мест. Ее дыхание стало еще глубже, но медленней, пока девочка пыталась успокоиться, волнообразно качая бедрами в неослабевающей нужде. Потребовалась минута дыхания, чтобы Маша могла вытащить руки из трусиков без опасений, что влажная ткань, налипнув на клитор, все же толкнет ее через край, заставляя снова и снова бесноваться от монотонных и длинных спазмов, кусая свои опухшие губы.

Причиной ее остановки была простая мысль: если, по словам Греты, Маша будет испытывать все усиливающиеся и длительные припадки возбуждения, которые будут перетекать в оргазмы, то чем лучше она контролирует себя во время возбуждения - тем дольше ей удастся сдержать симптомы. Одна лишь фантазия о том, чтобы вчерашний затяжной оргазм повторился еще раз, но уже в другом месте - не безопасном пространстве ее личной комнаты, где она может скрыться от всего мира, а например в автобусе, или школьном коридоре, или прямо посреди улицы или класса - сводила с ума рассудок девочки, буквально парализуя ее от страха и стыда. Дополнительным фактором, который буквально доводил малышку до самоистерики, было моментальное промокание ее трусиков при мысли об этом, и это еще больше усиливало смущение и стыд девочки. Доходило до смешного - мокрая ткань, с которой просто капало, при шагах скользила по чувствительному бугорку, и девочка буквально не могла ходить по дому в нижнем белье после всего лишь одной мысли о вчерашнем проишествии.

По этой причине Маша сейчас и сидела как на иголках, тяжело дыша и изнывая от так и ненаступившей разрядки, выжидая положенную минуту чтобы начать свои ласки заново. Ее клитор пульсировал от сладостной пытки, ярко реагируя на каждое касание коротких пальчиков. Пока она жалобными глазами смотрела на воспаленные нижние губки, истекающие прозрачным медом, мысли девочки пытались уговорить себя на послабление и долгожданную разрядку. Маша не пыталась сделать из себя вечно возбужденную куколку с пустой головой, все думающую только о желании кончить, поэтому девочка периодически билась в сладких судорогах, едва пытаясь скрыть свои звуки в пустой квартире. Побочным эффектом воздержания был невероятно яркий детский оргазм, и Маша часто теряла дыхание от сдерживаемого крика, когда ее разрядка выходила за рамки обычной длительности и длилась больше пары десятков секунд. Удерживать трусики от касания пульсирующего клитора было физически невозможно, когда ребенок задыхался от наслаждения, уже не имея воздуха в легких для продолжения хрипов, и измученный от постоянного дразнения увеличенный клитор тяжело реагировал на касание легкой ткани, добавляя задыхающейся Маше наслаждения в ее кипящий котел. Фейерверки в животе от такой разрядки были прямо пропорциональны страданиям девочки от попыток удержать себя от оргазмов до этого, поэтому малышка старалась не допускать момента когда ее потребность кончить выйдет за пределы ее контроля, давая себе периодически выпустить пар.

В этот день Маше получилось остановить себя задолго до того, как её отец придёт домой. Поэтому, когда в замке двери начал поворачиваться ключ, и приветливый мужской голос заполнил комнату, Маша с радостью бросилась на шею отцу, совершенно не храня никаких следов дневных экспериментов. Этот день, да и следующий, прошёл обычно.

Сразу же после ухода отца Маша задергивала шторы в гостиной, чтобы защититься от палящего жара, таскала несколько фруктов из холодильника и проводила день на диване, окутанная прохладным потоком воздуха от вентилятора. Жаркое летнее солнце заставляло ее искать спасение внутри дома. Она увлеченно смотрела сериалы на телевизоре, погружаясь в захватывающие сюжеты и забывая о жаре за окном.

Пообедав хлопьями, Маша села обратно на диван, но на этот раз решила не отказывать себе в музыкальном развлечении. Она включила музыкальный канал и не могла удержаться от движения. Так она начала танцевать, позволяя ритму проникнуть в каждую клеточку ее тела. В этот момент она забыла о жаре, вспомнив, что такое свобода и беззаботность, хотя бы на мгновение. Маша продолжала свои танцы, наслаждаясь музыкой и моментом в своей маленькой уютной пустой квартире.

Ну, а в середине дня Маша тихо раздвигала шторы в гостиной, выключала телевизор, возвращала на место кружки принесенные с кухни, и уходила в свою комнату. Там она наконец давала волю накопившемуся за день желанию, все больше привыкая к удержанию себя на грани.

Но чем лучше у нее получалось, тем больше девочка смотрела в сторону “подарка”, которым Грета наградила ее на выходе в прошлый раз. Хотя поедзки в автобусе и последующее вытаскивание были, мягко говоря, незабываемыми, девочка прекрасно помнила что именно зонд мог давать ей настолько острые ощущения, на уровень выше чем ласки пальчиками и струей воды. Она не раз ловила себя на том, что хочет попробовать поиграть с собой так же, как это делала с ней Грета в кабинете - оправдывая эти идеи тем, что именно в этом был замысел врача, дать ей инструмент для тренировки.

Хотя до сих пор ее от повторения этого опыта удерживал страх, но чем больше она мучала свою розовую щелку и багровый, надувшийся клитор, чем дольше ей приходилось глотать слезы от мучительного желания еще раз провести пальчиками по самым чувственным местам, тем больше этот страх заменялся на возбуждение. И в финале своих ласк она уже голодным взглядом смотрела на металл зонда, отмечая какие же гладкие шарики были на нем, и как же далеко в стороны они выступали, словно специально сделанные чтобы давать максимальную стимуляцию тому кто будет невольным субьектом опытов с этой железкой. Практически убеждая себя в том, что простые ласки не дают того же эффекта что стимуляция изнутри, Маша маскировала свое желание снова испытать тот уровень удовольствия от зонда на желание лучше подготовиться к будущим приступам, обещанным Гретой.

Так было и сегодня - дожидаясь отца, который придет только вечером, Маша голодными глазами смотрела на лежащую на полке железку, призывно поблескивающую в пыльном воздухе комнаты. Ее пальцы, скрюченные как у старушки, мелко дрожали от сдерживаемых ощущений, а клитор слегка подергивался - так же как и мягкие губки чуть ниже, что выпускали из себя каплю за каплей мутную смазку, протестуя против остановки за шаг до сладкого оргазма.

Решившись, девочка спрыгнула с кресла и взяла в руки злополучный зонд, который с таким трудом был недавно удален из ее тела. Сев обратно и непроизвольно начиная дышать чаще, Маша договорилась с собой на небольшой опыт - если она выдержит введение зонда без оргазма, то можно будет использовать его в качестве тренировки, а если нет - значит, ей еще рано. Устроившись поудобнее и взяв свой раздутый клитор двумя пальчиками, слегка погрузив третий между ее влажных и мягких губок, протяжно выдохнув когда те с причмокиванием впустили самый кончик этого пальца внутрь - Маша приготовилась к тесту.

И уже на третьем шарике, который раздвигал зажившую слизистую, и оттого вводился намного проще - проход был свободнее - девочка сильнее сжала свой клитор, “спасая” его от погружения зонда дальше, который словно засасывался спазмами ее набухшего отростка. Жалобно стеная и открывая свой пересохший ротик, Маша завороженно смотрела как ее кончающая дырочка уверенно спазмирует, заставляя ребенка дрожать и дергаться во время яркого, продолжительного оргазма. К ее сожалению, Маша была не готова ввести даже половину зонда обратно, не кончив от ощущений растягивания своего клитора изнутри, когда каждый шарик проезжал по ее нервным окончаниям как лавина, не давая ей привыкнуть к потоку бешено нарастающих ощущений. Конечно, в этом была и вина девочки, что до этого уже четыре раза подводила себя к оргазму, безжалостно дразня и не давая долгожданной разрядки, но Маша понимала - возьми она этот зонд с самого начала, ничего бы не изменилась.

Поэтому следующие полчаса бурно кончающая малышка провела в том же кресле, снова постелив под себя полотенце. Она не доверяла своему телу, которое безжалостно капитулировало перед разтягивающим ее плоть металлом, она не доверяла себе, потому что не понимала почему она продолжает двигать зондом на пару шариков вглубь и вверх, мучая себя даже когда оргазм неумолимо подступал, и почему она через раз сквиртит брызгами капелек, если провернет зонд у себя внутри во время оргазма, медленно вращая его внутри с помощью дрожащих пальчиков? Засунув в ротик свои свежепостиранные трусики в качестве кляпа, плачущая девочка не понимала почему она не следует своему собственному решению, но ей так не хотелось останавливаться в этой изощренной пытке своего клитора, что в конце концов идея была найдена.

Следующим врагом ее попыток самоконтроля был обьявлен тот факт, что во время приступа она не может самостоятельно прекратить ощущения, если захочет. Да и воздействие своих собственных коротких и слабых пальчиков лишало малышку той неотвратимости и беспомощности, которая являлась важным фактором насилия над ней - и с чем девочке тоже придется справляться, так или иначе. Раз за разом наблюдая, как шарики зонда погружаются в уже раздраженный и покрасневший канал ее воспаленного клитора, в ее юной головке начала формироваться идея.

Еще через 10 минут Маша усаживалась обратно, одетая в зеленый купальник, купленный специально для похода в бассейн. К сожалению, этого похода так и не случилось, да и вообще Грета не рекомендовала девочке посещать хоть какие-либо общественные места где придется раздеваться до нижнего белья, включая уроки физкультуры, но купальник уже был куплен и остался. Он был достаточно тугой, чтобы Маша в него еле влезала, но тогда в магазине это был единственный хоть как-то налезший на нее купальник из отдела для девочек, поэтому ее отцу ничего не оставалось кроме как оплатить покупку.

И сейчас Маша была очень рада, что этот купальник тесно на ней сидел. Он состоял из плавок, которые тесно надевались на круглую попку девочки, не пренебрегавшей активностью, а сверху на них были нашиты небольшие шортики, слегка свободного формата. Чуть оттянув резинку трусиков, она провела зондом между набухших половых губок, обмазывая металл в собственной сочащейся смазке, а затем вставляла его в себя - аккуратно и медленно, намного медленнее обычного. Добившись того, что зонд устойчиво торчал из ее клитора, упираясь в ткань, девочка переставала пальцами оттягивать ее от своего тела, и тесные трусики без труда загоняли зонд, медленно проталкивая его в уже не такой свободный, как в самом начале, проток клитора.

Невероятно сладко и сильно кончив, протяжно голосившая девочка дрожащей рукой спасла себя от дальнейшего продвижения зонда вглубь, вытянув его почти до конца, и снова отпустила ткань. И снова...

Так прошел еще один день ее домашнего отдыха. Вечером, открыв форточки всей квартиры на проветривание от густого, но нежного запаха, девочка просто лежала на постели, отчаянно стараясь не заснуть и дожидаясь возвращения отца с работы.