После того случая в туалете краеведческого музея, когда мы с Олесей наследили везде, где можно, мне стало казаться, что педагоги начали внимательно следить за нами, и я предложил Олесе на какое-то время сделать перерыв в наших бурных школьных совокуплениях, когда сперму буквально было некуда девать. А поскольку помимо школы времени у нас практически ни на что не хватало, наше влечение друг к другу пришлось какое время держать в узде.

Олесю категорически не устраивало такое положение вещей: ее тело так сильно привыкло к постоянным оргазмам и требовало ласки, что порой она просто теряла над собой контроль и начинала украдкой тереть себя между ног на уроках. В те моменты, когда ей удавалось довести себя до экстаза, она клала голову на парту, и вцепившись мне в руку, и изо всех сил удерживала рвущийся из горла стон. Чтобы успокоить ее бушевавшее девичье желание, мы изредка оставались после уроков в школе, и я ублажал ее истекающую соками щелочку языком.

Пришлось также ввести мораторий на сливание спермы на Олесино тело: после случая с музеем я подозревал, что следующий раз, когда от Олеси будет ярко пахнуть семенем, завуалированным выговором мы уже не отделаемся. Девушка уговаривала меня отстреливать сперму ей в рот, чтобы она все проглатывала, но идея была провальной изначально: при том количестве эякулята, который вырабатывался во мне как из-за Олесиного тела, так и из-за особенности моего тела, она просто физически не могла удержать всю обжигающую массу в себе, и обязательно заляпывала одежду. Кроме того, после таких практик семя вязало ей рот и из него очень сильно пахло спермой, а прополоскать рот от густой клейкой жидкости Олеся успевала далеко не всегда.

Впрочем, после нескольких недель необходимость в осторожности отпала сама собой: начались выпускные экзамены, и учеников так нагрузили, что спины затрещали. Мы засиживались в школе допоздна, зубрили и тренировались в решении задач, а преподаватели жалели нас не больше, чем самих себя. Гимназия, из которой мы с Олесей вскорости должны были выпускаться, была элитной школой, и результаты итоговой аттестации ее учеников должны были быть соответствующими. Так что невероятная нагрузка по учебе в каком-то смысле заменила на время нам наши бурные встречи.

А в середине мая мне на голову свалилась новость, которая в итоге и положила конец нашему сумасшедшему школьному роману: по итогам предварительных экзаменов меня зачислили в "Принстонский университет". Мои родители были очень довольны фактом того, что я получу образование в "Лиге плюща" - это привилегия дорогого стоит (и в финансовом плане, конечно, тоже). К счастью, моя семья всегда была при деньгах, и вопрос, который их волновал был связан лишь с поступлением. Получив письмо из "Принстона" я довольно долго сидел в задумчивости и размышлял над своей будущей жизнью за океаном - без старых друзей, без родителей... Без Олеси.

Это были очень запутанные размышления. Да, Олеся действительно сводила меня с ума своим безупречным телом, а когда я только начинал думать о ее упругой груди и круглой попе, мой член твердел в то же самое мгновение. Я никогда не видел более совершенного тела, чем у нее - даже в кино или на обложках журналов, поэтому в своей неудержимой похоти к Олесе признаться было совсем не стыдно. Но в то же время я не мог сказать, что когда-то испытывал к ней романтические, любовные чувства. Нет, она была для меня скорее самой сексуальной на свете подругой. А потому тот факт, что история нашего животного влечения должна подойти к концу, я воспринял стоически.

Долго скрывать от Олеси тот факт, что скоро я покину город и ее, я не мог. Так или иначе, информация о поступлении вскоре стала известна всем: примерно треть выпускников нашей гимназии поступали в университеты и колледжи за границей, и родители учеников обменивались друг с другом информацией. Временами на дополнительных занятиях я замечал, что Олеся сидит с покрасневшим от слез глазами. Ее смс-сообщения стали короткими и отрывистыми. Я думал, что понимал, что чувствует Олеся, и решил поставить самую жирную точку в наших отношениях, которую только можно вообразить. Все началось с моего сообщения:

"Дорогая Олеся. Если наша история подошла к концу, то нужно сделать так, чтобы это был фейерверк наших отношений."

В ответ девушка написала следующее: "Я много думала об этом, милый... Я хочу, чтобы в твой последний день в городе мы повторили все, что делали в этом году."

Я отправил ей лишь один символ вопросительного знака, хотя прекрасно понимал, что Олеся имеет в виду. Ее ответные сообщения, которые приходили мне на телефон подряд, сложились в следующий текст:

"Я хочу как в первый раз притронуться к твоему напряженному члену на лестнице третьего этажа, чтобы ты пролил немного смазки на пол, но не кончал. Чтобы ты поимел меня в рот в подвальном коридоре, пока я буду стоять голая у твоих ног и ласкать себя. Хочу чтобы ты трахнул меня между грудей в раздевалке спортзала, чтобы потом, в гимнастическом зале я насадилась на твой каменный член, полный спермы, которую ты извергнешь в меня!"

Не попадая пальцами в кнопки телефона от возбуждения, я печатал: "Но ты забываешь о том, как я изливался тебе в рот в гардеробной!"

"Милый, если в твоих великолепных яйцах хватит семени, то ты должен повторить это со мной! Те разы, когда ты затапливал мой рот обжигающей густой спермой, были одними из самых запоминающихся с тобой!"

Мы еще долго перечисляли наши излюбленные школьные места (таких немало набралось за учебный год) и способы, которыми ты доводили друг друга до экстаза. Я припомнил Олесе ее излюбленную практику возбуждать меня днями и не давать кончать, чтобы потом, в моменте, получить полную порцию вязкого семени на себя или в себя. Девушка предложила вернуть добрую традицию, тем более, что она очень поможет нам во время прощального вечера. Из совместных занятий у нас оставались только факультативы, но мы решили, что и этого хватит.

Перечислять то, что со мной все эти дни делала Олеся не стоит: предыдущие главы расскажут это подробнее. Она разрешила мне трогать себя везде и когда угодно, и если мне, например, вдруг хотелось поцеловать ее грудь, то она аккуратно отгибала краешек лифчика, освобождая коралловый сосок и давала мне ласкать его губами. Ее тугая попа теперь постоянно была обтянута леггинсами и все время терлась о мой член, когда только представлялась возможность. Девушка писала мне настолько откровенные сообщения посреди ночи, что я не мог после этого спать. В них она признавалась в том, о чем раньше молчала. Например в том, что она нарочно не всегда успевала в туалет после того как я опорожнял свои яйца ей в рот и на грудь. Вкус и запах моего горячего семени, еще недавно варившегося в раскаленных яйцах, Олесе очень нравились, а тот факт, что от нее пахло мужским эякулятом, доставлял ей микро-оргазмы. Ей нравилось ходить по краю, сидя на уроках, будучи обляпанной спермой - так ей казалось, что все вокруг знают о том, как ее только что обкончали. Она рассказала мне о том, что пропитанную спермой блузку, которую она использовала как тряпочку в музее, она не постирала и спрятала в ящике шкафа. Когда ее тело требовало новой порции ласки, она надевала эту блузку на себя и неистово терла себя между ног, окропляя пол своими обильными выделениями во время оргазмов.

Таким образом прошла крайне тягостная для меня неделя. Уже давно был выдержан последний экзамен (успешный для нас обоих, да и для всего нашего класса тоже), а авиабилеты для меня были куплены в срочном порядке: в "Принстоне" меня ожидали на собеседование. Днем я отправил Олесе сообщение: "Сегодня вечером у черного входа." Ответом на мою смс-ку была присланная фотография Олесиной стоящей груди с напряженными сосочками. Это был последний удар, нанесенный по моему воздержанию: член вновь поставил новые рекорды разбухания и выделения смазки, а семя в яйцах было разогрето до состояния кипятка.

В назначенное время, когда сизые сумерки начали сгущаться над городом, Олеся и я почти одновременно подошли в черному входу. Замок я предусмотрительно открыл утром, когда приходил в школу за документами. Мы поднялись на третий этаж, не говоря ни слова, но каждый из нас слышал тяжелое возбужденное дыхание друг друга.

Мы остановились на той площадке, где год назад Олеся впервые прикоснулась к моему разрывающемуся от желания члену, заставив залить спермой всю стену и пол. Я поднял на нее глаза. Олеся выглядела прелестнее, чем когда-либо до этого. Она была в одной блузке, без лифчика, и по хрусту ткани я понял, что это та самая блузка, которая впитала мое семя в музее. Коротенькая мини-юбка, обнажавшая точеные ножки в капроновых колготках. Очень печальное, но в то же время возбужденное выражение лица - пухлые влажные губы, огромные голубые глаза...

Не в силах больше сдерживаться, я в иступлении сорвал с нее блузку, припал ртом к отвердевшим соскам, а Олеся стянула с меня брюки - член пружиной ударил ее по ладони, и Олеся принялась мерно водить по нему рукой. Ствол был полностью влажный от смазки, накапавшей за то время, пока мы поднимались на третий этаж. Олеся тихонько постанывала, медленно проводя теплой ладошкой по стволу и касаясь раскаленных переполненных яиц.

"Милый, твои яйца полные до краев!" хриплым шепотом произнесла она, но на самом деле под ласками ее нежной ладони мои яйца возобновили выработку спермы и снова мучительно заныли. Набрякшие крупные капли смазки упали на кафельный пол и отразились от стен негромким эхо. Олеся аккуратно отпустила мой непомерно раздувшийся член и поманила за собой.

Мы повторили все знаковые события наших отношений. Я имел Олесю в рот в полностью темном подвальном помещении, трогая и сжимая ее надувшиеся от похоти шары, пока ее сдавленные стоны не переросли в мучительно сдерживаемые крики, когда она обильно оросила своим соком пол во время умопомрачительного по силе оргазма. Моего годового опыта хватало, чтобы сдерживать напор рвущегося из яиц семени, но я понимал, что в следующие минуты я обязательно начну эякулировать. Поэтому мы, почти полностью голые, неся одежду в руках, пробежали по залитому ртутным лунным светом коридору до спортзала, где я буквально повалил Олесю на маты и с таким остервенением вошел в нее, что девушка зашлась волнами оргазма через какие-нибудь двадцать секунд, а ее лоно вновь пролилось струйками сока. А через две минуты я, как и полгода тому назад, начала неистово извергать сперму в Олесю, рыча от сводящего с ума наслаждения. Спермы было настолько много, что она пролилась из Олесиной щелочки небольшим водопадом. Остальные струи, бьющие из моего брандспойта, залили Олесину спинку и тугую попу, а последние капли девушка с жадностью всосала ртом.

Примерно через полчаса я вновь трахал ее - между грудей, как Олеся того хотела, и чему очень долго сопротивлялась всего несколько месяцев назад. Ее роскошная, большая стоячая грудь ласкала мой ствол, а Олеся, когда видела, как из головки показывается новая крупная капля смазки, наклонялась, чтобы подобрать ее языком. Она делала это так нежно, с такой откровенной жаждой, что я понимал: все это время для Олеси я был не просто "другом с привилегиями".

В конце вечера, когда Олеся снова несколько раз кончила, нанизав себя на мой кол - господи, как же она вертела попой, когда ввинчила свое тело на член! - я, как она и желала, излилися ей в рот, и вновь спермы оказалось слишком много для нее. Густая теплая масса стекала по ее пухлым губам и заляпывала упругие груди.

Мы еще долго не хотели расставаться, хотя вечер уже грозил перейти в ночь - ведь это означало расставание, и кто знает на какое время? Поэтому мы еще долго молча ласкали друг друга в пустой школе, где год назад мы в первый раз признались в том, что хотим друг друга.

Я глядел на Олесю - предмет своего безумного влечения в течении всего выпускного класса. Она была полностью облита моей спермой, от нее исходил терпкий плотный аромат, ее совершенная грудь тяжело вздымалась, и Олеся шептала мне на ухо, что любит меня.

На следующий день я улетел из города, и история наших отношений закончилась.

Остался только постскриптум.