Ели мясо мужики, пивом запивали,

О чём конюх говорил, они не понимали...

Первый зимний месяц, ноябрь, уже укрыл землю белым одеялом. Солнце не показывалось из-за снежных туч, а днём и ночью прочно обосновался стабильный минус. Двенадцатого числа мы отлично отметили третье тридцатилетие Наташи (ведь после 29-летия женщина каждый следующий раз отмечает тридцатилетие, как минимум до климакса). Неумолимо приближалась дата принятия решения. Муж всё чаще и настойчивее звонил Наташе из Ингушетии, нервируя нас обоих, но разве что маленький Марк ждал его возвращения с нетерпением. Я уже давно накидал несколько вариантов развития событий, но представлять их Наташе побаивался: очень может быть, что само озвучивание этих предложений оборвёт этот хрупкий миг счастья, длящийся уже почти три месяца. И всё же точку бифуркации необходимо пройти.

Если ты не читал(а) предыдущие части саги, настоятельно рекомендую исправить это недоразумение. Если читал(а), то предлагаю высказаться в комментариях о том что будет происходить в последующих частях. На настоящий момент данная часть — крайняя из уже написанных. Так же приветствуются донаты автору на поддержание штанов и печеньки) 5536 9140 3350 2638 Тинькофф Елена Александровна Д

Для общения и умных мыслей:

http://t.me/@KirillT93

@KirillT93 (через поиск)

Ник — Старый мудрый обеьян

В субботу утром я проснулся раньше Наты и тихо заварил ей ромашковый чай. Конечно же все эти травки в чае очень слабо работают и их действие совершенно несопоставимо с тем уровнем стресса, что ей предстоит пережить сегодня, но пусть будет хоть какой-то допинг. Поставив поднос на одеяло, я нежно провёл рукой по волосам женщины. Та открыла зелёные глазки, сладко потянулась, зевнула и спросила:

— Юрка, а ты чего не в школе?

— Прогуливаю, — честно признался я. — Во-первых, ты меня вчера загоняла, надо было выспаться, а во-вторых — пей чай и поднимайся: нас ждут великие дела.

— Какие? — учительница села на кровати и, откинув одеяло, обнажила свои замечательные груди. Почти три месяца они в полной моей власти, а всё не могу привыкнуть: будорожат они меня.

— Увидишь. Просто доверься мне. У тебя есть полчаса на то, чтобы выпить чай, умыться и одеться в свой горнолыжный комбинезон и трекинговые ботинки.

— Куда мы едем?

— Не очень далеко. Поспеши, и никаких вопросов.

— Да, Хозяин, — кивнула женщина, отпив. — А почему чай ромашковый?

— Так надо, — отрезал я и ушёл в душ.

В машину мы действительно сели через полчаса. Такси повезло нас за город. В пути Наташа вся извелась, ёрзая на месте, тысячу раз порываясь задать вопрос, но всякий раз, натыкаясь на мой строгий взгляд, закрывала открытый для вопроса рот. Лишь когда машина въехала в ворота аэродрома и повезла нас между казармами и лётным полем, где уже стоял Ан-2 на лыжах, она поняла, куда и зачем мы едем. Глаза наполнились ужасом. Протянул руку и сжал её ладонь, сильно — женщину бил лёгкий мандраж.

— Спокойно, девочка, я с тобой, — сказал я.

Не так, чтобы это сильно помогло, но дрожь как будто стала тише. Классная взяла свой страх под некоторый контроль и относительно спокойно вышла из машины. Под руку я провёл её в казарму — длинное одноэтажное здание из бруса, без перегородок. Внутри было очень холодно: если снаружи — минус семь, то внутри, в лучшем случае — плюс пять.

Народу было не то чтобы много: человек десять-пятнадцать таких же перворазников, как она, ветераны в другой казарме кучкуются. Инструктор в оставшееся до вылета время заставлял новичков отрабатывать элементы прыжка на тренажёрах: покидание самолета – на макете дверного проема «Аннушки», приземление — через прыжки с полутораметрового металлического трапа на мат. Вдоль стены с потолка свисали подвесные системы для отработки нештатных ситуаций в воздухе, пустые.

Я прошёл с учительницей дальше, в маленький закуток, где сидел врач.

— А, Юрка! Кого привёл? — поприветствовал меня он.

— Привет, дядя Коля. Да вот, — я похлопал женщину по плечу. — Перворазница. Панически боится высоты.

— Это бывает. Ты тоже, кажется, боялся?

— Боялся, — кивнул я, сажая женщину на стул рядом с врачом. — Потому и прыгнул.

— Клин — клином вышибают, — кивнул доктор, протягивая учительнице градусник и делая жест, чтобы она сняла куртку для замера давления.

— У тебя-то это который прыжок?

— Сорок восьмой. Добил бы до полтинника сегодня, но... сам понимаешь.

— Понимаю, — доктор померял давление и обратился к женщине: — Всё хорошо, успокойтесь, милая девушка. Температура и давление у вас в норме, пульс учащён, но это естественно. Страшно, понимаю, но вероятность несчастного случая с парашютом значительно меньше, чем при поездке на поезде, и уж тем более — чем на автомобиле.

— Но она есть! На машинах и поездах люди ездят по необходимости, а зачем с парашютом прыгать? — у учительницы зуб на зуб не попадал от страха, и сейчас на неё напало многословие. —Зачем увеличивать вероятность, пусть и незначительно? Вообще, какой дурак выпрыгнет из нормально работающего самолета?

— Обычный дурак, — пожал плечами медик. — Как молодой человек, который вас за руку сейчас держит, чтобы вы меньше боялись. Или как я. У меня уже больше девятисот прыжков за двадцать лет. И не надоедает, доложу я вам. Небо — это как героин, только безвредно. Через час сами всё поймёте.

— Я и без героина этого вашего проживу, — пискнула Ната.

Я обнял женщину сзади за плечи.

— Наташ, до того, как ты лишилась девственности, ты, наверное, так же и про секс думала, — сказал я ей на ухо.

— Юрочка, ну секс — это секс, — она повернула лицо ко мне, глаза были полны слёз. — От него умереть нельзя, наоборот новая жизнь появиться может...

Она моргнула и по щеке скатилась мокрая дорожка. Я поцеловал учительницу в каждый глаз, собрав губами горячие соленые капли и прижал её к своей груди.

— Не плачь, маленькая, мы же с тобой это обсуждали. Всё будет хорошо. Верь мне, ладно? Я тебя никогда не обманывал и никогда не обману, — я отнял её лицо от себя. — Хорошо?

— Хорошо, — обречённо кивнула она, глаза всё равно были на мокром месте.

— Девушка, вам сколько лет? Двадцать три? Двадцать два? — спросил дядя Коля, внимательно глядя на женщину: Наташа выглядела, конечно, моложе своего возраста, хоть и не настолько. К тому же он — врач, должен разбираться, но его сбивал мой возраст. Правда, в его понимании, я тоже был чуть старше, так что цифру он назвал заведомо меньше, чем прикинул в уме.

— Двадцать два, — быстро сказал я.

— Ну вот. Взрослая девушка, вам замуж скоро, детей рожать. Сейчас ведь учитесь, так понимаю?

— Да, она учится в педагогическом, — снова ответил за неё я.

— Закончите учебу, и вам придётся учить оболтусов великовозрастных, вроде Юрки. А для этого надо быть смелой. Понимаете?

Как ни было Наталье Сергеевне сейчас страшно, она нашла в себе силы рассмеяться. Посмотрев вначале на мою улыбающуюся рожу, она поглядела на доктора, который, если и был старше неё, то не так, чтобы намного.

— Дааа... Таких, как он учить — надо быть очень смелой...

— Ну вот, давайте смелее. Надеюсь увидеть вас снова, — сказал врач, мягко намекая на то, что не стоит задерживать очередь.

— Никогда! — запротестовала женщина.

— Я так же говорил, первый раз надевая Д-6, — с улыбкой пожал плечами мужчина.

Выйдя из закутка, мы хором рассмеялись. Правда, у Наташи смех оказался с истерической ноткой.

— Пошли за оборудованием, — я потянул её за рукав. В ещё одном закутке я предъявил заранее купленные билеты на прыжки, взял две рации с гарнитурами, пару шлемов с камерами и парочку очков.

— Какое у тебя задание? — спросил я, надевая ей гарнитуру и регулируя чувствительность режима активации голоса.

— Транзит, стабилизация три секунды, — любимую я готовил долго: теорию и тренажёры она знала на зубок.

— Парашют? — я надел и подогнал ей шлем.

— Д-6, серии четыре, высота — шестьсот метров.

— Умничка, пойдём.

На линии предстартового осмотра стояли сумки с системами. Я взял крайнюю и стал надевать на Наташу, чувствуя как её бьёт крупная дрожь. Руки и ноги были ватные, слушались плохо.

— А ты ничего, хорошо держишься, — заметил я, чтобы хоть как-то подбодрить. — Я вообще не знаю, как не обоссался первый раз трижды: здесь, в самолёте и в воздухе, в момент прыжка.

— Ты правда так сильно боялся? — жалобно спросила она, болтаясь как кукла, когда я затягивал ремни.

— Зай, ты ведь на втором этаже на подоконнике без страха сидишь?

— Ну да.

— А меня до четырнадцати лет паника охватывала, — совершенно искренне признался я, прицепляя учительнице на живот запасной парашют З-5. — По середине крыши пятиэтажки я не то чтобы сам пройти не мог в полный рост, меня в пот бросало, когда ходил кто-то другой.

— Жесть...

— Так было, — я пожал плечами, засунул ей под запаску пустой баул и стал облачаться сам.

После предстартового осмотра мы колонной пошли к самолёту, крутившему винт на холостых оборотах в начале полосы. Женщину шатало, как пьяную, и приходилось держать её под локоти. Дверца была открыта, перед ней стоял невысокий трап, и дядя Петя, который когда-то меня выпинывал из самолёта.

— Саныч, выпусти нас первыми, хорошо? — проорал я ему в ухо, силясь перекричать винт.

— Да не вопрос, Юр, — так же прокричал он в ответ, хлопая меня по плечу. — Первый заход ваш.

У трапа Наташа замешкалась. «Аннушка» перешла в другой режим, и ветер от винта, до того просто довольно сильный, просто сдул занесённую ногу в сторону, не дав сразу поставить её на ступеньку. Поток воздуха был на столько плотным, что ощущался почти как вода. Пришлось помочь, и, наконец, мы забрались в салон потрёпанного биплана.

— Наташ, как меня слышишь? — спросил я.

— Нормально, — ответила гарнитура в ухе.

— Ну и хорошо! А то сейчас без рации хоть в уши кричи — нихера не услышишь!

Помимо воя винта, казалось, гремел сам фюзеляж самолёта и прикрученые к нему холодные жестяные сиденья.

— Сколько этой развалюхе лет? — спросила она, наклоняясь ближе и сжимая мою руку с совсем неженской силой.

— Чуть больше, чем тебе, я думаю, — ответил я, сжимая её в ответ. — Но за ними очень хорошо следят, да и сам самолёт немногим сложнее молотка! Не переживай!

Наконец машина тронулась с места, коротко разбежалась и оторвалась от земли. Вибрация исчезла, но шума меньше не стало.

— Ну вот, малышка, мы и в воздухе, – спокойно сказал я.

— Хорошо, – почти безэмоционально ответила она.

Смирилась, перегорел страх. Сейчас до приземления будет как варёная рыба. Её взгляд блуждал по ряду спортсменов напротив. Их экипировка заметно отличалась от нашей: и шлемы другие, и парашюты — «крыло», а не «купола», высотомеры на запястьях, стрелки которых плавно ползали всё дальше и дальше.

— Юр, а почему у нас высотомеров нет?

— А зачем они нам? Парни в затяг прыгают, им надо знать, на какой высоте открывать крыло, а у тебя он сам, за верёвочку вытянется.

По салону пришёл Пётр Александрович и прицепил вытяжные фалы к штанге под потолком самолёта.

— Скоро будем на месте, — сказал я.

В этот момент раздался звонок, от которого, казалось, вздрогнул весь самолёт целиком, перебив дикий шум винта. Над дверью кабины пилотов один раз мигнул зелёный фонарь.

— Набрали высоту, вошли в коридор. Приготовиться! — пояснил я.

Саныч ткнул в нас пальцем и показал знаками: первый заход, по очереди. Открыл дверь самолёта, выглянул. Если бы в салоне не было женщин, он бы ещё расстегнул ширинку и поссал за борт: на перворазников впечатление произвести. Снова жест — мы поднялись.

— Руки на кольцо! — рявкнул в рацию я.

— Ой! — спохватилась учительница и вцепилась в левую лямку над плечом.

Никакого кольца там, естественно, не было, транзит же... Но так надо. Я погладил её по спине, уже стоящую над бездной, пока ещё перекрытой рукой Саныча.

— Бз-бз! — затрясся самолет, фонарь мигнул дважды.

— Пошёл!!! — скорее прочитал по губам, чем услышал я команду инструктора, хлопающего по плечу Наташку.

Та рефлекторно, как автомат, оттолкнулась правой ногой и прыгнула вперёд.

— А-а-а-а-а!!! — завизжала наушник.

Орала она честную секунду, а то и полторы, за которые я успел сигануть вслед и сгруппироваться в потоке холодного воздуха. Из спины маленькой фигурки внизу потянулась нить, вопль оборвался.

— Пятьсот двадцать один! Пятьсот двадцать два! — считал я вслух. — Пятисот двадцать три! Купол!!! — задрав голову, я оглядел целостность купола и строп, нашёл их штатными и снова вышел на связь:

— Волчонок, доложи целостность купола и строп!

Пауза в три секунды:

— Штатно! — теперь в её голосе уже не было страха. Страх высоты парашют не захватил и полетел в самолёте дальше. — Следов разрыва не наблюдаю!

— Умница! Теперь рули! Я на двадцать метров выше тебя. У тебя всё получилось, поздравляю!!!

— Спасибо! А куда рулить-то?... — голос уже был довольный: её уже медленно начало накрывать, хотя она и земли-то ещё не коснулась.

— Да куда хочешь, просто попробуй, как это делается. Не забудь вытянуть носки вперёд перед касанием! Увидимся на земле!

— Увидимся!

И я, наконец, смог отдаться полёту. Впрочем, полёт — лишь средство. Тридцать-сорок секунд висения в матерчатой люльке. Главное – касание. Когда земля стала набегать на меня, я снова услышал Наташу:

— Ура, я приземлилась!

— Гаси купол!!! — успел крикнуть я, прежде чем сам кувыркнулся в снег.

Парашют потащил меня ветром, но, ухватив его за стропу, я быстро смял шёлк и отстегнул лямки. Слегка дрожащими руками я едва успел скомкать всё в сумку, как меня накрыло.

Голова стала необычайно ясной, всё вокруг — поразительно чётким, несмотря на холод и пронизывающий ветер, стало жарко.

— Юркааа!!! — ко мне, спотыкаясь и падая в неглубокий снег, бежала учительница.

Шлем, очки и вязаную шапочку она, не глядя, сбросила по дороге, расстегнула на бегу куртку. Я побежал навстречу со всех ног. Столкнувшись, мы упали на снег, целуясь. С минуту мы наслаждались объятиями и губами друг друга, я сжимал ее грудь сквозь водолазку, она — стискивала сквозь ширинку мой член. Ещё секунда — и я трахну её прямо здесь, на посадочной полосе.

— Побежали! — я нашел себе силы расцепиться, помог ей встать и потащил за собой.

Эта казарма использовалась как учебный класс для укладки парашютов. По середине огромного помещения лежало два поролоновых гимнастических мата, обдуваемых тепловой пушкой. Бросив любимую женщину на них, я, наконец, скинул куртку сам и упал рядом с ней. Волчонок отстегнула лямки кембеза, а я сдёрнул его, не снимая ботинки и со зверским рыком разорвал на учительнице трусики.

— Я люблю тебя! — горячо шептала женщина, срывая пуговицы на моих брюках.

Счастье накрыло обоих с головой. Счастье — быть живым. Улизнув от опасности превратиться в блин, бешено хотелось жизни. Хотелось жить и делать жизнь.

Едва не дымившийся член с плеском проник в кипящий океан пизды русички, сразу же вызвав первый оргазм. Пожалуй, впервые учительница и любимая моя женщина полностью отпустила тормоза. Помимо сильнейшей судороги, сжавшей её бедра, она со всей силой вцепилась ногтями мне в спину, зубы до крови укусили мою губу, руки словно бы хотели расплющить сиськи мной. Но моя башня летала где-то там, там же, где и её: в ответ я кусал её ключицы, сжимал дойки и зверски ебал хлюпающую соком пизду. Потом, освободившись от объятий на секунду, я ухватил женщину двумя руками за ворот и в два движения разорвал на ней водолазку до пояса, обнажив белую грудь, выбившуюся из лифчика, которую тоже порвал ещё одним рывком. Наташа не осталась в долгу, рванув мою сорочку, заставив её брызнуть пуговицами в стену.

— Я люблю тебя, — рычал ей я на ухо, соприкасаясь сосками с её горячими сиськами и продолжая раз за разом пронзать её.

— Я тебя тоже люблю... — стонала она в ответ, а по щекам катились слезы.

Её пробил второй оргазм. Второй за несколько минут. И на мои нижние волосы брызнуло несколько капель. В этот раз одна из рук Наташи была под моей рубашкой, и спину от её ногтей ничего не защитило. Я почувствовал, как царапины набрякли кровью. Впрочем, это лишь усилило наслаждение.

— А ты сквиртанула, маленькая шлюшка, — вкрадчиво промурлыкал я, когда второй оргазм затих.

— Как так? — зелёные глазки удивлённо хлопнули ресницами.

— А вот так, — вынув член, я растёр по животу женщины эту маленькую лужицу. — Чувствуешь, какой порочной блядуньей ты становишься?

— Да, Хозяин, я буду вам самой развратной рабой на свете! — обнажённая Наташа блаженно лежала на матах в окружении обрывков одежды — голая и прекрасная, одетая только в ботинки.

Откинув её согнутые в коленях ноги в сторону, я снова вошёл в лежащую на боку женщину, стараясь проникнуть как можно глубже, как можно резче. Дотянуться до меня губами из этой позы у неё не получалось, и она лишь гладила руками мои бёдра. Наклонившись, я припал ртом к её груди рядом с ореолом, втянул себя, до боли, ставя смачный засос. Пальцы женщины мигом отпустили мою задницу и зарылись в волосы.

— Юрочка, любимый мой, кончи в меня, пожалуйста...

Безумие? Пусть... Кончики женских ногтей пробегают по загривку вдоль позвоночника, и я содрогаюсь. Моё оружие делает один за другим четыре выстрела, наполняя Наташины недра жизнью, отчего её тело вновь пошло волной. Синхронный оргазм... Я повалился рядом, обнимая Наталью Сергеевну сзади, даже не думая вынимать член. Несколько минут мы просто лежали, не шевелясь, я лишь чувствовал, как мой орган сдувается и опадает, потихоньку выскальзывая из нее.

— Спасибо, Юра. Спасибо за то, что сделал это всё для меня... Ты — самое лучшее, что было в моей жизни, — наконец, сказала она.

— И что теперь? — спросил я, откидываясь на спину.

— А что теперь? — спросила женщина медленно вставая на ноги.

Рассматривать её снизу было шикарно. Пышная белокожая женщина в высоких горных ботинках тридцать пятого размера, по бёдрам которой медленно стекает моё семя.

— Ну... — я сделал неопределенный жест рукой.

Не став, вопреки обыкновению, собирать с себя сперму, она лишь с наслаждением растёрла капли по своим ногам.

— Вряд ли я сегодня забеременею, но я люблю тебя. И я хочу от тебя ребёнка. Пусть глупо, пусть смешно, но хочу, — она опустилась на колени рядом со мной. — Просто знай это. И если мне суждено понести от тебя сегодня — значит так тому и быть. И всё равно, что будет дальше.

— А муж? — не сказать, что я представлял начало разговора именно так, но пусть будет. — Он приезжает послезавтра.

— И?

Я смутился всё же.

— Я не готов делить тебя ни с кем. Либо ты моя и ничья больше, либо — не моя.

Несмотря на эйфорию от прыжка, жар от секса и тепло от пушки, учительница русского поёжилась. Холодно всё же. Я встал и укрыл её плечи своей курткой.

— Ты хочешь, чтобы я официально развелась? — прямо спросила Волчонок.

— Эммм... я хочу узнать, как ты видишь наши отношения через три дня и далее, — ответил я, приводя свою одежду в относительный порядок, а потом сел рядом с ней и начал расшнуровывать её ботинки. — Ты думала об этом?

— Конечно. Каждый день думаю, — кивнула она, натягивая комбез прямо на голое тело.

— Поделись, — я помог ей обуться.

— Знаешь, я никогда не видела тебя своим любовником. Честно, я не очень сильна в теории БДСМ, но мне кажется, Хозяин не может быть любовником. Это как минимум странно.

— Согласен, — сказал я, забирая у женщины свою куртку и помогая ей надеть собственную.

— Так что вариантов по большому счёту два: или мой Хозяин остается Хозяином, или отрекается от меня и возвращает мужу.

— Даже так? — откровенно говоря, я был озадачен и с такой стороны вопрос не рассматривал.

— Если верить Библии, то нет власти не от Бога, а значит — это не я вручила тебе свой ошейник, а Бог. И он же обременил тебя ответственностью за свою классную руководительницу, — немного иронично сказала Волчонок.

— И отречься от тебя — значит швырнуть его подарок ему же в лицо?

— Что-то типа того, — пожала плечами Наташа.

— Интересный поворот. Не знал, что ты религиозна...

— Ни капельки не религиозна. Библию полезно прочесть всякому атеисту, как и Коран. Среди бреда и мракобесия там попадаются дельные мысли.

— Знаю, — кивнул я. — Я тоже её читал. Могу даже избирательно цитировать.

— Ну вот видишь... Впрочем, я не настаиваю ни на чём.

— Понимаю. Я не предам тебя.

Мы стояли друг напротив друга, не решаясь протянуть руку и коснуться.

— О предательстве речи нет, просто...

— Нет, Наташа, именно о нём и речь. Ты моя, и больше обсуждать это не будем. Хорошо?

Я взял наконец её за руку и осторожно поцеловал.

— Ладно, — покорно кинула она и опустилась на пол у моих ног, обняв меня за колени. Потом подняла голову. — Но разводиться я не хочу. И смысла не вижу.

— Я не настаиваю, — я погладил женщину по волосам. — А как ты видишь это технически? Съёмная квартира? За пару дней я успею найти хорошую и переедем.

— Зачем? Будем жить у меня. Квартира принадлежит мне, к тому же сын тоже остаётся с нами. Вы же с Марком дружите?

— Лучше ребёнка не травмировать разводом. К тому же отец ему нужен, а я заменить его не смогу. Можно ведь жизнь по неделям? Главное, не настраивайте его друг против друга.

— Можно. Мы утрясём этот вопрос, не беспокойся, — женщина кивнула, встала с колен, обвила мою шею руками и мы поцеловались. — Давай не будем о грустном? Мне сегодня так хорошо...

— Я люблю тебя.

— Я тебя тоже...

Поцелуи и объятия были такими страстными, что я вновь почувствовал, как в брюках поднимается член.

— Волчонок, если мы через минуту не выйдем отсюда, я тебя снова трахну, сучка! — прошептал я ей на ухо.

— Отлично! — оскалилась она, хищно запуская руку в мою ширинку. — Я, кстати, сегодня тебе ещё ни разу не сосала!

Она крайний раз чмокнула меня в губы и снова опустилась на колени. Проворно выпустив змея на волю, учительница обхватила его своими нежными губами и втянула в себя, руками расстёгивая только что застёгнутую куртку и молнию комбинезона. Так, беспардонно рыжая женщина с моим хуем во рту, и голыми сиськами между подтяжками, чем-то напомнила мне сантехника из старого немецкого порно. От наблюдения за тем, как Наталья Сергеева перекладывает болт из-за одной щеки за другую, насаживается до самого горла, а потом щекочет хуй лишь кончиком языка сверху донизу, всё это время перебирая ногтями мошонку и вызывая мурашки по телу, мне пришла в голову одна идея. Подняв Волчонка за волосы, я подвёл её к одной из подвесных систем, что свисали с потолка. Отстегнув лямки и стащив её штаны до колен, я заставил озорно блестящую глазками женщину усесться внутрь и, застегнув все ремни, натянул её на свой член. В пизде ещё булькали остатки моей спермы, но почему-то от этого было ещё приятнее. Подвесная от парашюта качалась туда-сюда, ритмично вонзая орган в Наташу и заставляя её стонать всё громче и цепляться за мои руки на стропах всё сильнее.

— Я. Люблю. Тебя. Маленькая, — шептал я ей отрывисто, с каждым словом касаясь её шейки матки.

— Я. Тебя. Тоже. Любимый. Кончи. Мне. В ротик. Пожалуйста. — так же в ритм ответила она.

— Сейчас, только ещё разик кончи...

— Так прикажите мне кончить!

— Кончай, шлюшка!

И именно в этот момент висящую над полом учительницу русского действительного скрутило судорогой. Прижав меня к себе, вздрогнув последний раз и выскользнув из тренажера для парашютистов, женщина снова стекла на пол. Сдавливая и щипая себе грудь, женщина вожделенно высунула язычок. Когда первая струя горячей, вязкой и липкой жизни ударила учительницу в нёбо, она, вопреки обыкновению, не стала хватать стреляющее орудие ртом и оставила его открытым. Сперма стекала по нёбу на язык, частично оставаясь на нём лужицей, частично стекала на подбородок, и оттуда по шее вниз — на грудь.

Дождавшись моей полной разрядки, классная рукодельница проглотила то немногое, что осталось на языке, а остальное растёрла по телу.

— Дома кончишь мне ещё на спину, ступни и лицо, ладно? Я хочу, чтобы ты меня покрыл спермой всю, – прошептала женщина с наслаждением, нюхая свои руки.

Я вымученно улыбнулся.

— Постараюсь, но я не супермен, выдавать по пять порций в день.

— Спасибо, Хозяин. Теперь нам, должно быть, пора?

— Пора, — я кивнул.

Застегнулся, выключил тепловую пушку и вызвал такси к аэродрому. Разыскав Саныча, я вернул ему ключ от казармы и забрал у него довольно криво сляпанное удостоверение парашютиста с Наташиной фотографией, кое и вручил ей сразу же.

Продолжение следует, и каким именно оно будет, зависит в том числе и от тебя, читатель!

Повторно приглашаю всех в комменты, высказывать мнения, идеи и предположения по событиям последующих частей.

Кроме того напомнинаю, что я пишу рассказы и на заказ, и могу реализовать в литературе ваши самые смелые фантазии. Ведь лучшая видеокарта — твоё воображение.

http://t.me/@KirillT93

@KirillT93 (через поиск)

Ник — Старый мудрый обеьян