— Здравствуйте. Спасибо, что пришли на эту беседу.

— Добрый день. И совершенно не за что, ведь я пока ещё ничего не сказал.

— Тем не менее. Я привыкла всегда благодарить своих собеседников в самом начале беседы.

— Что ж, к слову о привычках. А я вот привык общаться с симпатичными девушками на ты. Давай перейдём на ты?

— Это несколько неожиданно...

— Уверяю, это лучше развяжет мне язык.

— Ну, что ж, давайте. То есть, давай... Итак, кто же ты такой? Расскажи о себе.

— Да здесь особо нечего рассказывать. Две руки, две ноги, голова – два уха. Ну, и да – пара крыльев за спиной.

— Так ты ангел?

— О нет! Я далеко не ангел.

— А кто тогда? Демон?

— И снова нет. К демонам попрошу меня не причислять. Это было обидно.

— Прости.

— Ничего.

— Так кто же ты тогда, если не демон и не ангел? Может быть, бог?

— В некоторых справочниках меня так и называют. Но сам я богом себя никогда не считал. Я всего лишь тот, кто искренне и всей душой исполняет своё предназначение.

— В чём оно состоит?

— Гм, оно состоит в том, чтобы помогать людям быть теми, кто они есть на самом деле. Ну, или должны стать.

— Очень интересно, но пока непонятно. Мне вот всегда казалось, что неожиданно пронзившая человеку сердце стрела любви может только нарушить его планы и сбить с толку на пути к намеченной цели.

— К цели? А к какой? Я не уверен, что большинство людей смогут так вот запросто и чётко сформулировать свою главную цель в жизни. Вот ты, например, можешь?

— Могу.

— Тогда скажи мне?

— Ха-ха... Прости, но задавать вопросы – сегодня моя прерогатива.

— Вот-вот. Все вы примерно так и отшучиваетесь. И всё скачете по жизни легкомысленно, пока стрелу в сердце вам не вонзишь.

— Кстати, а где твой лук и колчан со стрелами?

— Да нет никакого лука. Метафоры это всё. Как и весь образ маленького кудрявого мальчика с писуном наружу, парящего над головами тех, кого он решил свести вместе.

— Ну, да. То, каким я тебя увидела сегодня, заметно отличается от моих ожиданий и представлений.

— От представлений – пожалуй, да. Потому что они связаны с теми стереотипами, которые сложились о нас среди людей за много веков. Но вот насчёт ожиданий – я не уверен.

— В каком это смысле?

— В том смысле, что я предстал перед тобой именно таким, каким ты ожидала или хотела меня увидеть.

— Этаким поджарым жгучим брюнетом лет тридцати в строгом костюме и с пронизывающим взглядом? Гм... Не думаю, что это образ мужчины моей мечты.

— Так я же и не претендую на эту роль!

— И на том спасибо.

— Да не за что. Я смотрю, благодарить собеседника в ходе беседы – это тоже твой фирменный стиль?.. Ах да, прости. Здесь же ты сегодня вопросы у нас задаёшь. И какой будет следующим?

— Ты сказал, что помогаешь людям стать теми, кем они должны быть. Но разве они сами к этому не стремятся?

— Стремятся, конечно. Причём некоторые настолько усердно, что напрочь забывают, на что направлены все их старания. Вы порой так глубоко зарываетесь в какие-то второстепенные мелочи, что забываете о главном.

— Что оно такое, это главное? Осмелюсь предположить, сейчас ты скажешь, что это продолжение рода.

— Да нет же! Главное – это сама жизнь, всё то доброе и прекрасное, что в ней есть. И я сейчас говорю вовсе не только и даже не столько о каких-то материальных благах.

— А о чём тогда? О плотских утехах?

— Забавно, что ты первой заговорила о них, а не я.

— Так ты сам подвёл меня к этому.

— Думаешь?

— Конечно.

— Пусть так. Но не в них же одних только дело! Любому человеку нужно обязательно чувствовать, что он жив. Не просто выполняет какую-то функцию, словно механизм или робот. И не следует чужой воле, подобно рабу. А проживает именно свою собственную, не похожую ни на чью другую, жизнь, единственную и неповторимую.

— И как ты в этом можешь помочь?

— Разные есть способы. Прежде всего следует заставить человека задуматься об этом.

— Будем считать, что меня ты уже заставил. И что, тем самым уже помог?

— А сама ты как думаешь?

— Я вообще не думаю, что мне нужна чья-то помощь.

— Я предполагал, что ты ответишь именно так.

— Почему?

— Ты молодая, амбициозная и во многом талантливая журналистка с огромным потенциалом, блестящими перспективами развития и карьерного роста. При том ещё и с необузданным, хотя и напрочь подавленным либидо. Как результат – у тебя совершенно не устроена личная жизнь. Конечно, к чему же такой, как ты, помощь какого-то там Купидона?

— Ладно. Хватит уже обо мне!

— Не злись, тебе это не к лицу.

— Да не злюсь я! Расскажи лучше, как ты помогал другим людям? Приведи пример, если возможно.

— Что ж, вот буквально недавно забавный был случай. Учительница начальных классов, тридцати шест лет. В своё время окончила школу с медалью, а потом институт с красным дипломом. Хотела поступить в аспирантуру, но родители отговорили. Тогда она решила, что её призвание – учить детей.

— А это не так?

— Так.

— Тогда в чём её проблема?

— В том, что за заботами и обязательствами, которые наводнили её жизнь, она забыла о том, что она живой человек. И очень эффектная женщина, между прочим!

— Как об этом можно забыть?

— Элементарно. Вижу такое сплошь и рядом.

— В чём это выражалось? Она перестала следить за собой?

— Она вообще перестала о себе думать. Весь день с утра и до позднего вечера все её мысли были заняты учебными планами, общественными мероприятиями, бесконечными отчётами и проверкой контрольных работ.

— Но ведь такая самоотверженность только похвальна!

— Она похвальна до тех пор, пока целиком не поработит твоё сознание. А когда становится единственной целью в жизни, она уже, на мой взгляд, омерзительна.

День за днём, месяц за месяцем, год за годом бедняга жила в этой бесконечной гонке непонятно за чем. И чем больше жертв она приносила своему, как ей самой тогда казалось, призванию, тем всё меньше их ценило общество. Периодически на неё стала накатывать тоска, депрессия и осознание бессмысленности этого бега по кругу. Однако никаких выводов из этого она сделать так и не смогла. А наоборот – она начала теперь убеждать себя в собственной никчёмности.

— И тут вмешался ты?

— Да. Но сначала не напрямую, а опосредованно.

— Это как, через коллег?

— Да, я сподвигнул директора школы на комплименты в её адрес.

— Ого! А зачем же сразу директора?

— Да потому что нравился он ей давно, вот почему.

— Оу... А он женат?

— Нет, овдовел три года назад.

— И что она?

— Сочла это типичным харрасментом и отмахнулась.

Правда, когда в канун Дня учителя он пригласил её в ресторан, всё же согласилась. Но в последний момент вспомнила, что на тот вечер у неё запланирован разговор с родительским комитетом насчёт одного двоечника, и всё отменила.

— Разговор, я надеюсь?

— Нет, ресторан.

— Тяжёлый случай.

— Не то слово. А в тяжёлых случаях я обычно прибегаю к «тяжёлой артиллерии».

— Подослал к ней кого-то порешительнее, и тот её как следует оттрахал, да?

— Не всё так просто. Она ведь до сих пор девственница.

— В свои-то тридцать шесть?!

— Представь себе.

— Не думала, что такое бывает.

— Чаще чем ты думаешь, к сожалению.

— Но ты ведь нашёл какое-то решение, правда?

— Разумеется, нашёл. Я взялся за дело сам.

— Сам?! А так... разве можно?

— Можно. Но в исключительных случаях.

— И что же, ты лишил её невинности?

— Нет, конечно. Я стал являться ей во сне и там доводил до сумасшедших оргазмов. А я это умею, уж поверь.

— Ух ты... Ей понравилось, да?

— Она не сразу поняла, что с ней происходит, потому что наутро забывала про эти сны. Зато весь день была полна сил и энергии. Даже ученикам своим внеочередной поход в театр устроила.

— . ..ещё один аргумент в пользу регулярного секса...

— Ты что-то сказала?

— Я говорю, что съела бы сейчас кусочек бифштекса.

— Проголодалась?

— Сегодня без обеда. Так что же, неужели она так и не познала настоящих интимных радостей?

— Узнала. Ведь позже я стал являться ей уже наяву.

— В облике какого-нибудь рокового незнакомца?

— Нет, я оставался при этом невидимым для неё. Просто приходил по ночам в её спальню и делал с ней всё, что ей хотелось.

— Невидимка? Это гениально! Но она ведь в это время не спала? Разве ей это всё не казалось странным?

— Ещё как казалось. Она стала думать, что сходит с ума. Даже МРТ побежала себе делать. Потом в церковь ходила, водой святой весь дом окропила.

— Не помогло?

— Нет. Я ведь не демон.

— Ну, да. И что было дальше?

— Я не сдавался. Каждую ночь снова приходил к ней и доставлял плотские радости.

— Так значит, ты всё же её дефлорировал?

— Нет, это не требовалось. Ведь мне известно порядка ста способов довести до экстаза девственницу.

— . ..надо же, какое многообразие...

— Что-что?

— Какое безобразие, говорю, что с ней до тебя никто этого не делал. И как она это воспринимала?

— Ну, по ночам выла у себя в постели как мартовская кошка, вся тряслась и выгибалась под моими ласками. А утром снова садилась гуглить статьи про полтергейсты и читать отзывы о всяких экстрасенсах.

— Представляю, каково ей было.

— По ночам или утром?

— Утром, когда пыталась понять, что же это с ней было.

— Да. Мне тогда тоже жалко её становилось. Но иначе было нельзя.

— Сколько же это продолжалось и чем закончилось?

— В общей сложности пару месяцев. Под конец она так вошла во вкус, что даже спать пораньше ложиться стала.

— Ну, а эффект какой-то от этого всего был?

— Естественно. К декабрю она наконец ответила на знаки внимания со стороны директора. И даже Новый год у него дома встречала.

— Неужели с ним вдвоём?!

— Вдвоём. Не будь я Купидоном!

— Интересная, в самом деле, история. Полагаю, у тебя в загашнике таких ещё сотни, если не тысячи.

— Да уж, подобных историй хватает.

— А ты, я так понимаю, в основном на девушках специализируешься? Мужчинам не помогаешь?

— Я всем без исключения помогаю. Возможно, я неясно выразился, но моя миссия – объединять людей, сводить вместе разрозненные половины. Потому что только тогда, в составе единого целого, каждая из половин может стать тем, кем ей быть предначертано.

— А расскажи ещё что-нибудь эдакое?

— Пожалуйста. Вот тебе, к примеру, история про одного мужчину.

Он уже много лет был успешным предпринимателем. Настолько успешным, что его фамилия не раз звучала в эфире телеканалов. Он очень хорошо зарабатывал и много тратил, в том числе на благотворительность. Этим, к слову, и привлёк моё внимание.

Вот только жизнь его была скучна и однообразна. Он многое мог себе позволить: прогулки на дорогих яхтах, поездки на элитные курорты. Жил в большом коттедже с многочисленной прислугой. А уж про навороченные тачки я и не говорю – у него их там целый гараж.

Сначала он наслаждался всем этим, буквально купался в роскоши и упивался ею. Однако с годами весь этот шик и достаток перестали приносить радость. И чем дальше, тем тоскливее ему становилось. А годам к сорока даже мысли про суицид посещать стали.

— Женщины ему не хватало.

— Именно.

Со стороны казалось, в его положении пальцем лишь помани – и любая красотка окажется у его ног. Но на деле всё оказалось куда сложнее. Не нужны, не интересны ему были те, кто прибежит по мановению пальца. Прибегут, обольстят, ласковых слов в уши напоют. И ноги, конечно, по первому требованию раздвинут.

Вот только не будет искренности во всём этом. Потому что не по любви, а на гламур и статус его они позарились. И тошно ему от этого всего стало. В тайне от всех он стал тогда мечтать о единственной и неповторимой, непрочной и безупречной, которой нужен будет только он сам, а не его богатства.

— Всё это звучит как сказка о волшебном принце на белом коне.

— Ну, да. Признаться, я нарочно напустил немного пафоса на эту историю, если честно. Ведь вы, журналисты, любите такое, разве нет?

— Это верно. Но пафоса мы и сами напустить горазды. А в чём суть? Что необычного в этой истории?

— Необычное здесь – она.

— Постой-постой. Ты же сказал, что эта история о том, как ты помогал мужчине.

— Ты так ничего и не поняла. Нет отдельно его и её. Есть только они вместе. И пока они не сошлись, нет никого из них.

— Хорошо сказано! Погоди, запишу... В самом деле, мне это в голову не приходило.

— С тех пор, как они встретились, жизнь его изменилась в мгновение ока.

— В ней появился смысл?

— В ней появился ворох проблем и неурядиц сначала.

— Да уж, женщины это умеют. А в чём причина? Как она ему их доставляла, эти неурядицы?

— Она ему их не доставляла, они были уже при ней. Но внезапно теперь стали и его проблемой. А было их уйма!

— Какие же именно? Нет-нет, погоди! Всё сразу не выкладывай, а начни с какой-то не слишком значительной.

— Из незначительного – у неё не было паспорта.

— Дай угадаю... Его порвал её бывший? Или же... она была несовершеннолетней?!

— Одно другому не мешает.

— Это как так?!

— А вот так. Он купил её на невольничьем рынке.

— Где-где купил?!!

— Ты не ослышалась. В тот год он совершал бизнес-тур по странам Африки. Больше месяца колесил между ЦАР, Чадом, Конго, Камеруном, Кенией и другими банановыми республиками. Не буду уточнять, где именно это было, но однажды его джип сломался буквально посреди джунглей. Они с напарником несколько часов шли пешком, пока не набрели на затерянную в лесах деревушку. Там-то этот нелегальный рынок и находился.

— Ага, и они, значит, походили по рядам, потолкались, потом ещё немного поторговались и прикупили себе по черненькой девочке? Да?

— Не ёрничай. Не так всё было. Их там, вообще, крайне враждебно встретили. Даже убить поначалу хотели. Но потом кто-то увидел на его руке дорогие часы, и местные испугались.

— Испугались часов?

— Они не настолько дикие как ты думаешь. Испугались, что за этих белых господ им жестоко отомстят, и решили не связываться. В общем, так оно и было бы, кстати.

— Жуть какая! Но их же потом отпустили?

— Да, но не сразу. Натерпелись они в тот день. Это на словах всё быстро. А по факту, они проторчали несколько часов в тесной клетке вместе с рабами, которых привезли сюда на продажу со всей Африки.

— И там он увидел её?

— На этот раз в точку. В клетке было человек тридцать. Не всем хватало в ней места, даже чтобы сидеть. Они с другом оказались в одном углу, а все прочие пленники тут же в ужасе столпились в противоположном.

— Почему? Какой у них был повод бояться двух белых мужчин?

— Предрассудков у этих людей в головах хоть отбавляй. И почти все так или иначе связаны с белыми мужчинами. Так что, поверь, повод нашёлся.

— А она была в той же клетке? Наверное, тоже сначала испугалась?

— Испугалась – не то слово! Задрожала как тростинка. Вот только отбежать к своим она не могла.

— Она что, не могла ходить?

— Не могла. Потому что была привязана за руки и ноги к прутьям клетки.

— Это надзиратели её привязали?

— Нет. Соплеменники.

— Но за что?! Им-то что сделала эта бедная девочка?

— Конкретно им – на тот момент ничего. Вот только она оказалась представительницей народности Игбо.

— Игбо? Ни разу не слышала.

— Не мудрено. Это древнее племя каннибалов, которое разбрелось теперь по всей Африке.

— Так вот бродят и едят людей? Не верю я что-то.

— А они вот верят. И им, понятное дело, виднее. Вот они и привязали беднягу от греха подальше.

— Надо же – людоедка...

— Ну, ты же сама просила меня по частям выдавать тебе «неурядицы». Вот я и дозирую.

— Очень смешно! И ты хочешь сказать, она была той самой единственной и неповторимой, которую он так долго и упорно искал?

— Вот именно! Нет... Ну, в Африку изначально он, конечно, не за этим поехал. Это был просто бизнес.

— Разумеется, не за этим! Но как только узрел её, такую хорошенькую, чёрненькую и зубастенькую, в той клетке, сразу же расцвёл и проникся чувствами?

— Опять ты ёрничаешь. Мне дальше рассказывать?

— Прости. Конечно! Я просто сгораю от нетерпения!

— Поначалу это было никакое даже ни чувство, а просто элементарное сострадание. Девчонка ведь была едва жива, простояв так полдня под палящим солнцем. Поэтому он подошёл к ней и, недолго думая, взял и отвязал.

Напарник изо всех сил пытался было его остановить, предчувствуя неладное. Но тот его не слушал. Освободил несчастную от пут, и она тут же повисла в его объятиях как невесомая тряпочка.

— Она была без сознания?

— В сознании, но стоять на ногах уже не могла. Он усадил её на пол и потребовал у надсмотрщика воды для неё.

— И он дал?

— Дал. Об этом я позаботился.

— А что же соотечественники? Так стояли и смотрели? Не набросились на них всей толпой?

— Не набросились.

— Это тоже ты им внушил?

— Нет, тут я ни при чём. Завидев, что он ей помогает, они зауважали его. А её перестали бояться.

— С чего бы? Где логика?

— С того, что женщина при мужчине уже не посмеет делать что-то без его одобрения.

— А белый человек? Он разве не несёт угрозы? С чего ему доверять?

— Говорю же, прониклись они к нему после того, что он сделал. К тому же знали, что белые людей обычно не едят.

— Ага, ключевое слово – обычно. Сложно как всё! И что было дальше?

— Спустя час приехал долговязый негр в чёрных очках, он заправлял этим рынком, и распорядился отпустить двух белых пленников. А до этого времени они с другом сидели в углу клетки, а она лежала, положив голову ему на колени и молча смотрела в глаза своему благодетелю. И он тоже её украдкой рассматривал.

— Вот тогда-то и понял, что без неё отсюда не уйдёт?

— Да.

— И ему, конечно же, разрешили забрать её с собой. Все обрадовались и захлопали в ладоши. А потом они жили долго и счастливо?

— Твой цинизм просто потрясает. Нет же! Какая выгода им просто так расставаться с живым товаром? Ему за неё пришлось заплатить. Наличных с собой было мало, карты они, понятное дело, не принимают...

— И тогда он отдал им за неё свои часы?

— Знаешь, а твоя сообразительность меня тоже порой восхищает!

— Что, в самом деле, дорогие были часы?

— Сто тридцать тысяч.

— Ничего себе! Почти как моя зарплата!..

— Почти как сто твоих зарплат, по нынешнему курсу. Сто тридцать тысяч евро.

— Обалде-е-еть! Вот это любовь!

— На самом деле, за эти деньги он мог бы выкупить и всю клетку. Вот только он этого не знал. Не в курсе был, понимаешь ли, расценок на живых людей. А еще тогда он не знал, что приобретённый им товар – бракованный.

— В каком смысле? Потому что без паспорта?

— Наивная ты. Какие там вообще паспорта! Её выкрали бандиты ночью из родной деревни. Кстати, всего за три дня до назначенной свадьбы. И следующе полтора года она ходила по рукам, снова и снова становясь объектом купли-продажи.

— Несчастная девочка. Сколько лет ей было, когда её украли?

— Шестнадцать.

— Молоденькая совсем...

— И на лицо, кстати, довольно миленькая.

— Так почему же тогда от неё все избавлялись? Больна?

— Нет, здоровье у неё как раз крепкое. Всё дело в том, что любовница из неё никудышняя.

— Как же так?..

— Видишь ли, согласно обычаям многих Африканских племён, в семилетнем возрасте её повергли обрезанию.

— Чему подвергли?! Какое обрезание – она же девочка!

— У них этот обряд применяют и к девочкам. Согласно традициям, срезаются внутренние половые губы и клитор.

— Боже мой, какой ужас! Но зачем???

— За тем, чтобы, когда подрастёт, была более кроткой. Чтобы рукоблудием не занималась и вообще не знала, что такое возбуждение или оргазм.

— Но это же бред! Бред и средневековье!

— Ещё Африканские мужчины считают, что женщина с клитором не может родить здорового ребёнка, а сам клитор со временем неминуемо превратится в фаллос.

— Дикари-то какие, господи!..

— Дикари, не дикари, а живут так уже много веков.

— Как же ей повезло, что она его встретила, и что он увёз её оттуда навсегда! Он же увёз её, правда?

— Увёз.

— Кстати, а на каком языке они общались?

— На французском.

— А он его знал?

— Конечно, причём с детства.

— Постой, а она-то откуда его знает?

— Так это же один из основных языков в её родном Камеруне.

— А их там несколько?

— Всего их там насчитывают двести восемьдесят шесть.

— Ого!

— Одних только нигеро-конголезских диалектов аж сто шестьдесят девять штук.

— Вот это да! А русский она, значит, учить не стала?

— Русский? А зачем?

— Ну, как же! Жить в России и не говорить по-русски? Даже поэт один известный говорил: «Да будь я и негром преклонных годов, и то, без унынья и лени, я русский бы выучил только за то...»

— Погоди, а я что, не сказал? Парнишка-то был родом из Льежа.

— Льеж, Льеж... Это же...

— Это в Бельгии. Красивый уютный городок к востоку от стольного града Брюсселя. Не бывала? Рекомендую.

— Угу. Потом как-нибудь. Кстати, а почему ты...

— Ой-ой! Прости, но мне, кажется, надо пора бежать! Дела, знаешь ли, неотложные появились.

— Как уже? Мы же с тобой договаривались на часовое интервью!

— А с момента нашей встречи прошло. .. ровно сорок две минуты. Будем считать, что я сэкономил восемнадцать минут твоего личного времени этим вечером.

— Да уж, целых восемнадцать. Но у меня ещё столько вопросов!

— Может, в следующий раз как-нибудь. Мне, в самом деле, пора! Извини.

— Спешишь вершить людские судьбы?

— Не вершить, а объединять.

— . ..вершить судьбы, объединяя чресла...

— Что говоришь?

— Говорю, ноги затекли у меня от этого кресла.

— Я тут подумал... А случайно ты не хочешь со мной прогуляться? Я провожу тебя до метро, а ты сможешь задать мне по пути ещё пару вопросов.

— А что, я с удовольствием! Дай мне только минуту – я соберусь.

— Конечно.

— . ..не идёт у меня из головы твоя история про девочку-людоедочку. А они так и живут вместе с тем мужчиной?

— Живут. И души друг в друге не чают.

— А как же он ввёз её в страну? И как легализовал её пребывание, если у неё даже документов не было?

— Благодаря своим связям, он выдал её за спасённую беженку с одной из потерпевших крушение лодок, на которых многочисленные мигранты с чёрного континента переправляются нынче в Европу.

— И он женился на ней?

— Сразу же, как только ей оформили удостоверяющий личность документ. Иначе её могли попросту выдворить.

— Но ей же не было восемнадцати!

— Уже было. Во всяком случае, она сама так заявила представителям власти.

— Но это же неправда?

— Объективно, она прибавила себе всего пять месяцев. А скажи она правду, попала бы в приют, и тогда её судьба сложилась бы совершенно иначе. Прошу, после тебя...

— Спасибо... Ложь во благо, значит?

— Можно и так сказать.

— А когда ты сказал, что она никудышняя любовница, ты что имел в виду?

— Во время секса она всё время плакала и кричала от боли. И тем самым страшно злила тех, кто ей пользовался.

— Конечно, кому ж такое понравится? А почему?

— Тому две причины. Во-первых, её срезанный ещё в детстве тупым бутылочным осколком клитор стал крайне болезненно реагировать на любые прикосновения.

— Фу, кошмар какой! Бедненькая... А вторая какая?

— А во-вторых, всё дело в особенностях физиологи. Её чересчур миниатюрное от природы лоно попросту не могло вмещать в себя недюжинной длины и толщины африканские члены. Их грубые и глубокие проникновения доставляли ей только невыносимую боль.

— Гм... Поэтому и продавали её как «бракованную»?

— Ну, да.

— А с ним, значит, её половая жизнь сразу наладилась? Давай тут перейдём...

— Давай... Вскоре ей сделали пластическую операцию на клиторе. Подавили излишнюю гиперчувствительность и восстановили эстетический внешний вид. Ну, а размер его европейского пениса как нельзя лучше подошёл к её узенькой и отнюдь не бездонной дырочке.

— Финал у этой истории получился как в волшебной сказке.

— Почему же финал? Пусть живут себе теперь долго и счастливо. Между прочим, прямо сейчас они занимаются сексом. Она лежит под ним, вся течёт и стонет, сунув в рот большой палец. И стонет, уверяю тебя, она отнюдь не от боли! Пошли, чего мы стоим?..

— Куда?! Красный ведь!.. И от чего же она стонет?

— Да пошли уже, машин всё равно нет... А стонет она от того, как он нежно и бережно голубит её чувственное нутро своим тёплым, заботливым и ласковым членом...

— Блин! Нам свистят! Я же говорила, не надо было на красный!.. Купидон! Купи... Ты куда делся?!.

— Добрый вечер. Капитан ГАИ Веретенников. Ваши документы, пожалуйста.

— Ой, здравствуйте. Простите, мы...

— Давайте отойдём с проезжей части. И предъявите, пожалуйста, водительское удостоверение или паспорт.

— А зачем документы? Я же не за рулём.

— Если Вы не за рулём, это не значит, что не можете нарушить Правила дорожного движения и тем самым совершить административное правонарушение.

— Но прав у меня нет, а паспорт я с собой не ношу.

— Тогда прошу Вас проследовать за мной в служебный автомобиль.

— А зачем в автомобиль?

— С целью установления личности и последующего оформления протокола.

— Эх, ладно, пойдёмте...

— Итак, гражданка, хоть какой-нибудь документ при Вас имеется?

— Только редакционное удостоверение. Вот, держите...

— Так Вы журналистка?

— Ну, да.

— Что ж... Василиса Васильевна, нарушаем!

— Да, вы понимаете, это всё мой попутчик! Он сначала меня заболтал, а потом ещё и спровоцировал...

— Заболтал и спровоцировал, говорите? А вот согласно камере моего регистратора, никакого попутчика с Вами в момент нарушения не было.

— Да как так не было?! Был! Мы шли и разговаривали.

— Взгляните сами... Вот Вы идёте, причём совершенно одна. Потом останавливаетесь, будто бы специально ждёте запрещающего сигнала и выходите на проезжую часть.

— Не может быть! И правда, одна иду... Гм!

— Таким образом, Вами был нарушен пункт 4.4 ПДД: «В местах, где движение регулируется, пешеходы должны руководствоваться сигналами светофора или...»

— . ..ну, да, конечно.... ..не будь он Купидоном...

— Вы что-то сказали, девушка?

— Я говорю, что очень торопилась до дому.

— Важные планы на вечер?

— Да нет, планов у меня никаких, к сожалению. Просто сегодня в кое-то веке пораньше ушла с работы.

— А знаете, к чёрту этот протокол! Ведь моя смена тоже закончилась целых... двенадцать минут назад. Так значит, любезная Василиса, Вы свободны сегодня вечером?