Дверь захлопнулась с таким грохотом, что с полки в прихожей свалилась фарфоровая статуэтка — та самая, с облезлым пастушком и овечкой, которую Алиса терпеть не могла ещё со свадьбы. Осколки рассыпались по линолеуму вперемешку с уличной грязью, но Катя даже не вздрогнула. Девушка, немного кряхтя, втащила в квартиру розовый чемодан на колёсиках, зацепив им за вешалку с дедовским тулупом, и плюхнулась на табуретку, задрав ноги в рваных джинсах на батарею.

— Мать, я тут на месяц! Ваня — козёл! — выдохнула она, стягивая с уха серёжку-крестик. — Сволочь взял и залил мой ноут кофе! Представляешь? Весь блог в корзине!

Алиса не сразу оторвалась от рамки с фото. Муж, Виктор, улыбался на снимке так, будто только что рассказал анекдот про врачей. Она провела пальцем по стеклу, стирая невидимую пыль, и медленно обернулась.

— Катюш... Ты же говорила, что не вернёшься до сессии.

— Ну вот, вернулась! — дочь Алисы швырнула куртку на комод и без сожаления посмотрела на осколки опрокинутой статуэтки. — Ты что, не рада?

«Рада. Конечно, рада», - подумала женщина, чувствуя, как воздух в квартире начинает пахнуть по-другому. Аромат чая с ромашкой и мази «Звёздочка» стремительно вытеснялся запахом мандаринового скраба и сигаретного дыма.

Алиса прикусила губу, наблюдая, как Катя ковыряет лак на ногтях, выставив бледную полоску живота над джинсами. Там, где когда-то был детский пупок, теперь сверкал пирсинг — крошечная змейка, кусающая саму себя.

— Ты... это... поела? — выдавила Алиса, подбирая осколки пастушка. — Суп остался.

— Не, мам, спасибо. — Катя потянулась за зарядкой, упавшей за диван. Джинсы сползли ещё ниже, обнажив верхнюю дугу стрингов. Мать девушки резко вдохнула: розовое кружево, как в том магазине у вокзала, где продают бельё «для молодых жён».

— Мам, ты чего застыла? — дочь обернулась, держа в руках чёрный шнур. — Эй, земля вызывает маму! Прием!

— Я... Я просто... — Алиса потянулась за пультом от телевизора. Экран ожил, залив комнату синим светом. «Ирония судьбы». Галя кричала что-то про баню.

Катя фыркнула:

— О, классика! Ты всё ещё дро... — она запнулась, поправила обвисший край худи. — Ну, в общем, смотришь.

«Чего ты хотела сказать?» — пронеслось в голове у Алисы, но она лишь кивнула к окну:

— Одеяло на балконе. Принесу.

— Не надо! — Катя вскочила, перекрывая путь к двери. — Я сама. Ты же спину сорвёшь, как в прошлый раз.

Девушка двинулась к балкону, и Алиса невольно отпрянула. Дочь пахла теперь иначе — не детским шампунем «Кря-кря», а чем-то горьким, взрослым. Джинсы обтягивали бёдра, подчёркивая каждое движение мышц. Вдруг Катя оступилась, наступив на край коврика с оленями.

— Чёрт! — она схватилась за штору, и тюль с грохотом слетел с карниза.

— Осторожно! — Алиса бросилась подхватывать дочь, но та уже выпрямилась, упираясь ладонью в стену. Их тела соприкоснулись на мгновение — грудь к груди, живот к животу. Катины волосы пахли дымом и чем-то сладким, точно жжёный сахар.

— Всё нормально, — дочь отстранилась первой, поправляя сползший бюстгальтер. Чёрное кружево мелькнуло под худи. — Просто отвыкла от твоих ковриков.

Алиса молча подняла тюль. Руки дрожали. Она вспомнила, как десять лет назад Катя, тогда ещё котёнок в пижаме с пони, упала с велосипеда. Тогда она тоже обняла её, вытирая слёзы, а дочь, когда обрабатывали ссадину, всхлипывала: «Мама, пахнешь больницей». Теперь пахло иначе.

— Я... я постелю тебе на диване, — проговорила Алиса, избегая взгляда на Катины бёдра.

— Не, я в своей комнате. — Дочь махнула рукой в сторону запертой двери. Там, за слоем пыли, всё ещё висел плакат с ДиКаприо из «Титаника», криво приклеенный в седьмом классе.

— Там же... — Алиса проглотила комок. — Там мыши. В прошлом месяце отраву раскладывали.

— Мыши? Серьёзно? — Катя засмеялась, и её грудь задрожала под тонкой тканью. — Мам, ты как в том анекдоте: «Не ложитесь на кровать, а то клопы замучают!»

Девушка толкнула дверь плечом. Заскрипели петли, и в лицо ударил запах затхлости. Комната замерла во времени: кукла Барби в свадебном платье на книжной полке, фиолетовые обои с звёздами, гирлянда из бумажных журавликов над кроватью.

— О боже, — Катя провела пальцем по столу, оставив борозду в пыли. — Ты тут вообще убиралась после моего отъезда?

Алиса стояла на пороге, сжимая в руках подол фартука. Ей хотелось закричать: «Не трогай!», схватить дочь за руку и вытащить из этого музея их прошлого. Вместо этого она прошептала:

— Там постельное в шкафу. Новое.

Катя потянулась к верхней полке, встав на цыпочки. Худи задралась, обнажив поясницу — гладкую, с татуировкой: «Never look back». Алиса зажмурилась, но образ врезался в сетчатку: родинка чуть левее позвоночника, та самая, что она целовала, когда дочка болела корью.

— Мам, ты помнишь этот ужасный свитер? — дочь достала что-то розовое и пушистое. — Ты заставляла меня носить его в пятом классе! Я тогда ненавидела тебя!

Она рассмеялась, и Алиса почувствовала, как что-то сжимается в груди. Ненавидела. Да, помнила. Катя швырнула свитер в угол, и он упал рядом с коробкой старых кассет. «Руки вверх!», «Тату», сборник «Дискотека 2000».

— О, смотри! — Катя подняла потрёпанный дневник с замком. — Ты не взламывала его, да?

— Нет, — солгала Алиса, и глазом не моргнув. Она читала. Читала всё: про первую менструацию, про поцелуй с Сашей из 9 «Б», про ненависть к «этому уродскому городу».

— Да? — дочь улыбнулась, тряся дневником. — Тут страницы слиплись. Ты плакала над моими стихами про осень?

Алиса слабо улыбнулась, чувствуя, что хочет обнять дочь, прижать к себе, но при этом женщина боялась Катю. Ее девочка стало какой-то другой за эти несколько долгих месяцев проживания в чужом, большом городе.

— Мам, ты чего? Не обижайся, я же пошутила, — Катя швырнула дневник на кровать и потянулась за чемоданом. — Я тут переоденусь, ок?

Алиса кивнула и вышла, прикрыв дверь. Но не до конца – оставила щель в два пальца шириной. Женщина замерла в коридоре, прислушиваясь к звукам: шипение молнии, шлёпок джинсов об пол, шелест ткани. Сердце стучало так, что вот-вот выпрыгнет через горло.

— Мам! — голос Кати заставил её вздрогнуть. — У тебя есть тапочки? А то пол холодный.

— В шка... в шкафу, — Алиса вжалась в стену, когда дочь уверенно прошагала мимо в одних стрингах и растянутом бра. Змейка на пупке подмигнула светом из окна.

— Спасибо, — Катя потянулась к верхней полке, и Алиса увидела всё: изгиб рёбер, след от ремня сумки на плече, родинку на внутренней стороне бедра.

— Я... я суп разогрею, — бросила мать, устремившись на кухню. Но вместо кастрюли схватила бутылку валерьянки. Капли упали на язык, горькие, как детские обиды.

Через стену послышался смех. Катя что-то напевала, включая воду в ванной. Алиса прикрыла глаза, представляя, как дочь стягивает бра, как вода стекает по той самой родинке...

— Мам! — крик заставил её расплескать настойку. — Где полотенце?

— В... в шкафчике! — Алиса уткнулась лбом в холодный фасад холодильника. «Не иди туда. Не иди. Не надо...»

Но ноги сами понесли женщину по коридору. Дверь в ванную была приоткрыта, пар вырывался клубами, как из котла в районной котельной.

— Вот, — Алиса протянула полотенце, глядя в пол.

— Спасибо, — Катя взяла его, и их пальцы соприкоснулись на мгновение. — Ой, мам, ты вся дрожишь! Замёрзла?

— Нет, я... — Алиса подняла глаза и застыла. Катя стояла в дверном проёме, завернувшись в полотенце до подмышек. Вода стекала по ногам, собираясь в лужицу на кафеле. На шее краснел след — не то от укуса насекомого, не то от чьих-то губ.

— Всё в порядке? — дочь наклонилась, и полотенце сползло на сантиметр.

— Да! — Алиса отпрянула, ударившись спиной о ведро с тряпками. — Я... я суп...

Женщина побежала на кухню, спотыкаясь о порог. Катя смотрела вслед, медленно вытирая волосы.

— Мам? — голос донёсся через шум крови в ушах.

— Да?

— Ты же не против, если я приглашу сюда пару друзей? Они из Питера, классные ребята.

Алиса уронила ложку в кастрюлю. Красные блики борща заплясали на потолке.

— Конечно... нет, — она сглотнула. — Только... только предупреди.

— Супер! — Катя щёлкнула языком. — Они как раз в области. Ваня, кстати, может заскочить. Извиниться.

— Ваня? — Алиса сжала край стола до побеления костяшек.

— Ну да. Мы же не навсегда поругались. — Дочь вышла на кухню, натягивая тапки. Пальцы ног были накрашены чёрным лаком. — Он милый, мам. Покажешь ему мои детские фото, а?

Девушка потянулась за яблоком из вазы, и полотенце сползло ещё ниже. Алиса закрыла глаза, но слишком поздно — образ уже впитался: капля воды, скользящая по ключице, тень между грудей...

— Я... я в душ, — пробормотала женщина, отодвигая стул.

— У тебя же смена завтра? — Катя надкусила яблоко. Сок брызнул на стол. — Не простудись.

В ванной Алиса включила воду на полную. Пар, заполнивший комнату после Катюши, скрыв зеркало, еще не пропал. Женщина скинула домашний халат, чуть не порвав рукав. Тело в тусклом свете выглядело чужеродным: бледные бёдра, шрам от аппендицита, грудь, которую некому было гладить десять лет.

А за стеной, сквозь шум воды, доносился смех. Катя говорила по телефону:

— Да, она точно не против... Нет, я не говорила про тату... Ага, «милая старомодная маман»...

Алиса прижалась лбом к кафелю. Вода стекала по спине, смешиваясь с чем-то солёным. Она провела рукой вниз, представив, что это чьи-то пальцы — твёрдые, с запахом машинного масла, как у Виктора. Но вместо мужа в воображении возникла Катя: её смех, её след от ремня на плече, её «Never look back»...

— Нет! — Алиса выключила воду так резко, что кран затрещал. Дрожащими руками наскоро вытерлась и натянула халат. В зеркале, проступающем сквозь пар, её лицо было красным, как у пьяной.

***

Из комнаты донеслись звуки музыки — что-то с тяжёлым басом. Катя танцевала, напевая. Тень мелькала за занавеской: руки вверх, изгиб талии, взмах волос...

Алиса упала на кровать, накрывшись одеялом с оленями. Но даже сквозь ткань слышались удары баса, совпадающие с пульсом в висках.

— Мам! — Катя распахнула дверь без стука. — У тебя есть зарядка от iPhone?

Алиса не шевельнулась, притворяясь спящей. Дочь постояла на пороге, потом вздохнула:

— Ладно, спокойной ночи.

Дверь закрылась. Алиса пролежала так до утра, вслушиваясь в каждый шорох за стеной: скрип кровати, шепот в телефон, смех...

А под утро, когда первые машины зашумели на улице, женщина услышала стон. Тихий, прерывистый. Рука сама потянулась вниз, к тому месту, которое годами молчало.

Но все внезапно оборвалось - в соседней комнате хлопнула дверь. Катя прошла на кухню, напевая:

— «...never gonna give you up...»

Алиса поспешно отдернула руку и вытерла пот со лба.

Утро начиналось как обычно: в шесть тридцать будильник, туалет, крепкий чай, бутерброд... Но теперь в воздухе висело что-то новое — тяжёлое, сладкое, как запах перезрелой груши.

Алиса механически жевала, глядя в окно, стараясь разгадать вчерашнюю странность. Женщина понимала, что Катя просто выросла, сменила общение.

Но она не понимала своей собственной непонятной реакции на возвращение повзрослевшей дочери.

***

Вечернее солнце, пробиваясь сквозь занавески с выцветшими ромашками, разлило по коридору густой медвяный свет. Алиса замерла на пороге ванной, в руках зажав стопку свежевыглаженных полотенец. Из-за шипящего потока воды доносилось пение — низкое, грудное, заставляющее мурашки пробежать по пояснице.

— «...а я целую твои раны, мама...» — голос Кати плыл сквозь пар, обволакивая сознание липкой сладостью.

Алиса прикусила губу до боли. Нервы натянулись, как струны расстроенной гитары. Она знала, что не должна заходить. Знала. Но ноги сами понесли её вперёд, будто ведомые запахом — смесью клубничного геля и чего-то тёплого, животного.

Пар расступился, открывая картину: Катя стояла под душем спиной к двери, выгнувшись в немыслимой позе. Вода стекала по впадине позвоночника, собираясь в сверкающую лужицу между ягодиц. Правая рука скользила ниже живота, пальцы исчезали в золотистом треугольнике лобка.

— Мам? — дочь обернулась, не меняя позы. Мыльная пена стекала с груди, обнажая тёмно-розовые соски. — Слушай, у тебя нет...

Голос оборвался, когда их взгляды встретились. Алиса впилась глазами в трещину на кафеле, чувствуя, как жар поднимается от живота к горлу. В руках заскрипела махровая ткань.

— Полотенце, — выдохнула Катя, и Алиса заметила, как дрожит её нижняя губа. — Передашь?

Катя выпрямилась и повернулась, будто хотела продемонстрировать материвсе перемены в своем облике. Пальцы протянулись к крючку, цепляя случайно край занавески. Алиса застыла, заворожённая каплей, застрявшей в складочке под грудью.

— Мам, — повторила Катя, и в голосе прозвучали нотки чего-то нового — не детской наглости, а женского вызова.

Рука Алисы дрогнула. Полотенце упало, но Катя успела его перехватить. Волнующая грудь легонько качнулась, махровая ткань отрезала от взора матери самые аппетитные части молодого тела.

— Прости, я... — Алиса по инерции бросилась поднимать ткань, ударившись лбом о кран. Боль пронзила виски, но она продолжала движение, цепляясь за скользкий кафель.

— Боже! Мамочка! Сильно ударилась?! — озабоченно вскрикнула Катя, приседая рядом. Груди колыхнулись в сантиметре от материнского лица. — Давай я посмотрю.

Пальцы девушки – горячие и липкие (наверное от геля) - обхватили запястье Алисы и медленно, слишком медленно потянули вверх.

— Ничего страшного, — прошептала Катя, разглядывая мамин лоб, неосознанно положив материнскую ладонь на свое мокрое бедро. — Просто небольшая ссадина.

Алиса задрожала, чувствуя под пальцами бугорок старого шрама — след от велосипеда в семь лет. Рука женщины вдруг под влиянием ладони дочери стала двигаться выше и глубже, обходя контур татуировки.

— Хватит! — Алиса рванулась назад, внезапно испугавшись это странного прикосновения.

Оторопев, женщина увидела, как Катя медленно поднимается, позволяя полотенцу все-таки упасть. Вода стекала по впадине между ключиц, исчезая в тенях между грудями.

— Ты вся дрожишь, — дочь сделала шаг навстречу Алисе, капля с мокрой пряди упала на декольте женщины. — Может, присоединишься? Тебе надо согреться.

Слова повисли в воздухе, густые, как пар. Алиса догадалась, чего хотела Катя, и впилась ногтями в швы халата, чувствуя, как влага проступает между бёдер. Перед глазами всплыли картины: их тела, прижатые к скользкой стене, мыльные руки, скользящие по поясницам...

— Я... мне надо... надо идти, — выдохнула женщина, пятясь к выходу.

Катя проворно шагнула в сторону и заслонила путь к отступлению, оперевшись мокрыми ладонями о дверной косяк. Капли стекали по внутренней стороне рук, собираясь в локтевых сгибах.

— Раньше тебе это нравилось, — губы Кати искривила полуулыбка. — Помнишь, в детстве? Когда мылись вместе.

Алиса сглотнула комок. Вспомнила: крошечные ручки, обнимающие её за шею, смех, когда пена попадала в нос. А теперь...

— Отойди, — прохрипела она, пытаясь протиснуться под дочерней рукой.

Грудь Кати коснулась её плеча. Твёрдая, упругая. Алиса зажмурилась, но слишком поздно — образ врезался в сознание: розовый сосок, вспухший от пара, с крошечной родинкой у основания.

— Мама... — шёпот обжёг ухо. — Ты ведь тоже...

Внезапно Катя звонко рассмеялась, отпрянув от дверного проема. Алиса рванула в коридор, спотыкаясь о мокрый коврик. Сердце колотилось где-то в горле, пульсируя в такт мокрому пятну на трусиках.

Вечером Алиса стояла под ледяным душем, пытаясь хоть немного унять разожженный Катей в ее теле пожар. Пальцы нервно скользили по животу, представляя другую руку — руку молодой девушки, Катюши.

— Это же грех, — прошептала женщина, чувствуя, как дрожь пробегает по телу.

Из глубины квартиры донеслись звуки: громкий, будто наигранный стон, выкрик – без намека на испуг - «мама», глухой удар о стену. Алиса укусила кулак, чтобы не закричать. Вода уносила в слив прозрачные следы её преступления.

Благодарю за внимание. Если тебе понравилось и ты готов окунуться в Темную сторону, то приглашаю тебя почитать другие мои истории на моем бусти:

https://boosty.to/misterbraun

Но будь осторожен, поскольку мои рассказы могут тебя шокировать. Многие рассказы не будут выложены в общий доступ из-за правил открытых площадок или публиковаться с цензурированием.

До встречи, Дорогой Читатель.