ДИСКЛЕЙМЕР: данное произведение не носит в себе цели унижение кого бы то ни было, не призывает к насилию, и принуждению людей к сексуальным связям, произведение не пропагандирует педофилию, некрофилию, и принуждение других людей к чему бы то ни было, как способ развлечения.

Заметки юного натурфилософа.

Пришло время. И по прошествии многих лет, я посчитал нужным написать о моих бурных путешествиях, что сопровождали меня на протяжении первых лет странствий, по уголкам нашего планеты.

Путешествие. Тёмная сторона яркого света.

И вот, только недавно сошёл мой первый пушок на лице под подбородком, отучившись в местном лицеи, я захватил небольшой чемодан, взяв один лишь костюм, авоську на перекус, да пригоршню монет, что копил под кровать все эти годы, и сел на первый же попавшейся мне пароход.

Из старого, забитого высокими предрассудками и томной религией света, я отправился в Новый, чистый.

На самом же деле, я ошибся. Лайнер, что был, отправился в Океанию, именно туда стремились туристы со всего мира. Именно там, тогда, расцветали новые государства. В Индокитай.

По самому моему прибытию, наш корабль озарило яркое свечение, плюс срок пять по Цельсии, туристы готовы были расплавиться. Не спасали даже зонты и бассейн, который был на второй палубе с кормы.

Если не считать пьющего жонглера, который по вторникам и четвергам выступал на сцене, и тучного пекаря, любившего складировать вино, я за всё время плавания так не с кем не познакомился. Все были, то горды собой, что нельзя было и пройти мимо них, то скучны, и по природе своей богаты, но жалки, из—за любви к своим дурацким рассказам о династии и бизнесе.

Но произошёл момент, когда и пекарь, и жонглёр были пьяны, а поговорить стало не с кем, на моём виду появилась пара зрелого возраста, чета Дитрих, говорили они на немецком, итальянском.

Всё время они были в разъездах, — путешествовали. И сразу стали для меня символом, что можно жить везде. Отказавшись от работы в канцелярии, от дорогого особняка, можно не отказывать себе в общении с кучей интересных личностей, посещать старинные города, блуждать по руинам цивилизаций. Хельма Дитрих была крайне начитанной женщиной, много знала, но, как и все, казалась привилегированной, по крайней мере она точно хотела, что бы так казалось.

Наоборот, её супруг — Робб Дитрих, отличался простым нравом, был куда более беспечным к внешнему виду, большую часть времени проводил в кабаке на третьей палубе, где беседовал с каждым встречным.

Надо сказать я долгое время сидел с ними, особенно вечерами. Говорили о европейской культуре, нравственности, театре, о том, куда держим путь.

И вот, спустя неделю, я прибыл в небольшую страну, — Вьетнам. Он встретил нас жарким солнцем, местным вином, и запахом рыбы. Последнего здесь было в избытке.

Возница поселила нас в отели на берегу, даже на одном этаже, первый же вечер был отмечен большими танцами, пиром с которого лился рекой алкоголь.

Прекрасные моменты всегда летят быстро.

В один из дней, чета Дитрихов, пригласила меня в путешествие в город. Старый как мир, он был похож на один огромный базар, где продавалось всё: морские раковины, моллюски, ежи, невиданные до сели животные, фрукты. Моё хождение закончилось, когда мы втроём набрели на невысокое двухэтажное здание, в отличии от других, оно же огорожено было забором, смотрящим пиками вверх. Здание напоминала игрушечный средневековый замок, эдакая уменьшенная его копия.

Пройдя во внутрь, оказалось, что нас там уже ждали. Мы вошли в небольшую залу, обитую изнутри красной тканью, еле просвечивающую дневной свет. Здесь было намного прохладнее, нежели на улице. На небольшой пуфике нас ждала низкого роста женщина лет сорока. Тёмные волосы, завитые в длинные пряди, она сидела в длинном шёлковом халате зелёного цвета до ног, и белой сорочки под ним, вся в украшениях из белого золота.

— Зовите меня Мадам, — тихо сказала она.

Улыбнувшись, её чёрные глаза тотчас заблестели, при виде новых клиентов.

Первым, в привычных сланцах, коротких шортах и длинной серой рубахе без пуговок, одетой на голое волосатое тело, к ней подошёл Робб. Он, размером с ларёк мороженного, на фоне Мадам казался просто монстром, особенно как снял свою пляжную шляпку, и его лысина стала ярко блестеть.

Пока, они пять минут о чём—то шёпотом говорили, Хельма, статная блондинка, немного полноватая спереди и сзади, и с боков тоже, всюду махала своим веером и осматривалась, обращая внимание на дыры в витражах под потолком, скопление штор на один квадратный метр, и фрески на стенах, где были изображены люди, сидящие или лежащие, одним словом, пребывающие в разных позах удовлетворения.

Через моё воспитание и те идеалы, которыми я выучен всю свою жизнь, я понял, что оказался в публичном доме.

Наконец, по прошествии времени, женщина встала, и обойдя что—то вроде стойки ресепшена, подозвала обоих супругов к себе.

— Будете брать... Si... Одну, брюнетка... Si... в полном объёме...конечно. — слышалось из их разговора, — Три с половиной тысячи бат, пожалуйста.

Супруга тут же с подёргивающимися руками поползла к кошельку, что хранился у неё в поклаже, — огромной сумочки, свисающей с плеча.

Далее, женщина подозвала их, и они проследовали за ней через красные шторы, которые скрывали за собой тайный проход, глубокий длинный коридор.

Я остался, в зале, показалось, что про меня забыли. Но усидчивость была мне не свойственна. От природы был я любознателен, и не мог просто не посмотреть.

Подождав, мадам так и не вернулась, я ринулся в те самые шторы, аккуратно, нога к ноге, что б пол не заскрипел.

В первом же проулке, заметил ту самую женщину. Узких ход заканчивался небольшой площадкой, где по каменному полу были разбросаны вязанные подушки, и ковры, стояли также источающие странный запахи высокие трубообразные агрегаты, с тонкими трубками по бокам. Одну из которых будто посасывала мадам. Было видно, как после выдоха из неё выходил белый дым. Она вытянула обе ноги, опрокинув голову назад. Она явно получала наслаждения. Мне показалось, что она и вовсе улетела и не замечает, как я прошёлся возле нёе.

Ступая по коридору, из разных комнат доносились звуки. Кто—то сопел, где—то поскрипывал матрац, из—под огромных деревянных дверей неслись возгласы и мычание.

— Не доят же их? — в пол голоса пробарабанил.

Наконец, отыскав проход, куда вошла пара, я решился. Однако подсматривать в проходе было не то, но я смог забраться на уровень антресолей, через второй этаж, пройдя детскую комнату.

— "Неужели взрослые оставляют здесь детей, пока развлекаются? " — подумал я.

Первый этаж был четыре метра, из—за чего окно, в которое я залез, было под потолком, над дверью.

Комната, в куда уставился мой взгляд, была совсем небольшой. Метра три в ширину и пять в длину, окно так же было затянуто темно—красной тканью, которая, как и везде опечатывала все стены и плелась по полу своеобразным ковром. На одной из стен было овальное зеркало, рядом небольшая столешница из темного дерева, по которой были разбросаны заколки и гребни. Напротив окна стоял диванчик, на котором лежали вещи, которые всего пол часа назад были на супругах.

Первой я увидел Хельму, она была практически обнажена. На её вздутом животе лежали массивные, подзагорелые сверху, груди, а сама она, завив волосы назад, из сумочки доставала и приготавливала фотокамеру.

— "Они ещё и снимать будут? — удивился я.

Конечно, по годам, и образу жизни своему, я знал, что некоторые замужние пары, в какой—то период своей совместной жизни снимают так называемое "Хоум—видео". Хранят в ларцах, которые скрывают от всех, и иногда просматривают, находясь одни.

Так вот, пока миссис Хельма настраивалась, её супруг, также будучи почти обнаженным, оставался в семейных трусах в горошек, во всю осматривая девушку.

Мадам не обманула, тёмные волосы, застёгнутые в заколку в виде нескольких колец, её тело было слегка смугловатым, явно происходя из местных. Коротенькая жёлтая футболка, под которой отчётливо было видно отсутствия нижнего белья, и короткие чёрные шорты. Её ножки были настолько тонкие, что помещались в обхвате ладони Робба, когда он трогал её.

Казалось, она вся была просто обычной девчонкой, зарабатывающей на жизнь, без блеска под глазами, без интриг во внешности, в ней не было страсти.

Мне показалось, что в лице был страх, возможно она боялась, что кто—то будет её снимать, или не ожидала, что будет пара, ведь семья Дитрих, на вид, в родители годятся.

Глаза её были спокойны, будто смотрели сквозь. Мертвым взглядом, давая осмотреть себя взрослому мужчине.

Наконец, Робб всё проверил, и, облизываясь, утвердительно кивнул супруге. Та, как раз подготовилась, медленно облизав красные от помады губы, включила съёмку, и уселась на самый краешек дивана.

Супруг же, подойдя к девушке поближе, не сказав ни слова, налёг на неё своими губами, прямо вцепившись в её небольшие розоватые губки, когда они не вольно открылись, Робб уже во всю орудовал там языком. С виду казалось, что он, облизывает лицо девушки, словно леденец, иногда целуя её.

Остановившись чуть ниже шеи, он внезапно впал в некое безумие, руки его дрожали, а сам он трясся, не в сила терпеть, он стал срывать футболку, что была на девушке, как только это ему удалось, показались её прелести, это были два маленьких бугорка, с ещё не оформившимся темноватыми сосками. Как и оказалось, бюстгальтера не было. Тут же Робб, потёк, излив слюну на пол, и резко прижался к девушке, будто младенец, стал посасывать по одной, каждую из упругих грудей. Он так забылся, что стал покусывать их. Девушка стала сильно морщиться, стараясь оторваться от него.

В то же время, Хельма слегка возбудивших от происходящего, стала левой рукой всё чаще стала водить по своих белым кружевным трусам, всё более сильно улыбаясь при этом.

Вдоволь насладившись грудью, Робб опустился ниже. Резким движением вниз спали шорты, узкая полоска трусов невзначай прикрывала промежность. Девушка как могла старалась скрестить ноги, но сильные ручищи европейца раз за разом раздвигала их. Робб упал на колени. Его роста хватило, чтоб стоя так, доставать головой до пояса девушки. Его лицо нервно подёргивалось из стороны в сторону. Близкое присутствие её лона, источало слегка бледный, как мужчина, солоноватый запах. На секунду обернувшись к супруге, которая только больше заводилась, он уткнулся, и вскоре всё его лицо погрузилось меж её ног. Сама девушка также стояла без движения, какое—то время иногда поглядывая в камеру, будто в дуло пистолета. Но вдруг, она немного сдвинулась, поддавшись назад и приспустив примерно до колен, то немногое, что было преградой. Заметив это, Робб стащил трусы, и как собачонку бросил девушку на кровать.

— Разведи ей ноги, — сурово скомандовала супруга. Робб послушался.

Стало видно, что лоно её было девичьим, гладким, без единого волоска или следа его. Бежеватый треугольник, был как у обычной мулатки. И совсем не видны были половые губы на ней. Они настолько были прижаты к телу, что казалось будто они еще не выросли.

Робб тут же облизнулся и примкнул к обжигающему как он видел лону. Супруга также встала с диванчика и подошла поближе. Они переглянулись между собой.

Мужчина тут же махнул рукой, своего рода подозвав девушку поближе. Приспустив свои плавки, то больше похожие на шорты, он вывалил длинного уже всего мокрого жеребца, как сказали бы во Франции. Девушка явно испугалась, агрегат был не длинный, но толстый. Взяв за руку девчонку, Робб стал направлять, елозила взад—вперед. Его мышца всё набирала полноту пока окончательно не встала, словно по стойке смирно, а он не запыхтел, окрасившись в бурый. Девушка замерла, будто не знала, что делать.

Но тут вмешалась Хельма, она поменяла руки с камеры, и вцепившись правой рукой в пышную гриву девушки, силой наклонила её рот ближе. Её губки всё ещё были влажные, после ласк Робба, незаметно облипли его достоинство, на половину, более она не могла в себя вложить. Подбадриваемый супругой, муж стал водить туда—сюда, от чего девчонка дёргалась, её глаза окончательно слезли по бокам, а всё лицо раздувалось при каждом вхождении в её рот. Наконец Робб вынул, а она сильно поморщилась, сплёвывая с языка на руку излишки слюны.

Не теряя времени, Хельма толчком опрокинула её обратно на кровать, положив на спину.

— Посмотри, — сказала Хельма, разводя ноги, — Она совсем еще суха.

Тут же она обратилась к самой девушке; Ты что, не возбудилась, милая?

Девчонка видимо не знала языка, и предпочла промолчать. Расстроенный Робб привстал и направился поближе к неё.

—Ну и куда ты? — поинтересовалась Хельма, — Нужно найти чем смазать.

— Ха, и платить за это ещё? — язвительно спросил её Робб.

— Плевать и так пойдет, — ответил он, налегая своим пузом на животик девчонки. Настраиваясь, он ёрзал, пытаясь вставить, но отверстие было так мало, что, плюнув и смочив ладонь, он всё пробовал дальше. Тем временем, прикусив губу и скаля зубы, девчонка старалась, не шевелиться.

— Будь полегче, — стала советовать супруга, — Она ведь ещё невинна.

Муж ничего не ответил, наоборот начал двигать тазом с новой силой. Послышался звук. Странный, никогда не слышал такого. Не хруст, не треск. Но все лицо её, будто взрыв, оно сжалась, прикрыв глаза, которые, наполнились слезами.

Прорвавшись через препятствия, Робб вошел во вкус. Было не слышно, но через сжатые губы её был крик, он чувствовался, как чувствовалось буря, которая только приближалась.

Было видно, как он медленно опускался всем телом вниз, и как судорожно девчонка сжималась, он поднимался быстро, и её, казалось, бездыханное тело начинало оживать, но потом вновь замирало. Медленность переходила в быстроту, девушка застонала.

Выкрикивая понемногу, "А!" она переходила в длины сочетания. Повернув голову на окно, она всматривалась, одновременно чувствуя, как трясется кровать и с каждым мгновением в неё словно забивают кол. Робб уже долго двигался и начинал во всю лить потом. Заметил, что у подножия его, и инструмента, во всю сверкает алая вода. Окрасившая и часть него в красный цвет.

— Сколько ей? — спросил, не переставая двигаться. Хельма пожала плечами и тут же приспустила, будто модель, задрав полные бедра, свои кружевные трусики вниз. Робб смог наблюдать сразу два лоно одновременно, но у супруги, она была огромная, в середине поросли черные волоски, а створки её были открыты нараспашку.

— Мадам сказала, что больше десяти. — заверила она мужа.

Тогда же, подойдя поближе, она повернула голову девушки к себе. Та смотрела на нее с недопониманием.

— Сейчас моя милая, ты окажешь мне ту же услугу, — сказав это, она забралась на кровать, присев на её молоденькое личико.

Девчонка взвилось, выгнувшись змейкой, она стала мотать головой, сколько могла, но Хельма только все твердила: Целуй меня, целуй...

Прошло время, Робб стал дергаться, он усилился, сколько позволяли могли его силой. Он сам стал покрикивать "А!", поглядывая на супругу, что все еще сидела на лице девушки.

— Аааа! — закричал он, прижавшись к дырочке, как можно сильнее, прижав всем весом, и сразу же перекатился на соседнее место, ляг сбоку. Агрегат тут же спал и вообще уменьшился в размерах. Девушка же не могла согнуть и ног, видно ей было больно, всё её лоно было в крови, а через пробитое отверстие медленно стекала белая субстанция.

Когда супруг кончил, она сильно испугалась, от чего перестала целовать Хельму. Женщина не растерялась, наблюдая, как Робб отходит от напряжения, она перевернулась лицом к девушке и снова села. Всё лицо девчонки было в выделениях, которые перемешалась со слюной и слезами, она даже не могла открыть глаз, а руки были прижаты коленями Хельмы. Та начала быстро тереть одной рукой свою промежность, а второй снимать это на камеру. Спустя пять минут она взвилась над девушкой, подсунув её голову впритык и стала ерзать ею по всей промежности. Девчонка начала задыхаться и чуть была не умерла, как супруга закричала: Давай!

Она облила её, выплеснув все субстанцию прямо в открытый рот девочки, та поперхнулась и стала кашлять. Хельма, слезла и поцеловав мужа, пошла за столешницу, к освежающему коктейлю, который всё время стоял в продолговатой бутылочке под ним.

Перевернувшись на живот и закрыв лицо руками, девушка тихо всплакнула, и сжалась в комок. Заметив аппетитную попку, Робб поинтересовался: А давай её в зад?

На что Хельма, ответила, мол уговора с Мадам на то не было. И она не станет рисковать их репутацией, иначе не впустят снова сюда.

Но Робб был не приклонен. Он схватил у Хельмы бутылку с персиковой настойкой, захлебнув её всю, заявил: Договора на это не было, но я хочу проверить. Запихну в неё.

Облизав узкий конец, где была пробка, откинул одну ногу, намечая место, где был сухой задний проход.

Хельма уселась верхом, не давая девушки подняться.

— Это тебе за Европу! — заявил Робб, надавив горлышком бутылки.

В глазах пронеслась искра, все тело внезапно стало ярко красным, она как могла пыталась освободиться, но Робб всё больше вгонял в неё. Войдя на десять сантиметров, он остановился. Засняв всё на камеру, супруга, слезла с неё.

— Малолетняя шлюха, будет знать. — посмеиваясь, произнесла Хельма.

Улыбаясь, она, вновь поцеловала мужа, которые прилип взглядом к двум мягким половинкам попки.

Тут же последовал хлопок, Хельма ударила ее по лицу, пощечиной, а Робб резко вынул бутылку, на которой были видны остатки крови и испражнений. Он бросил её под диван, и с ехидным видом супруги стали собираться.

Девчонка осталась лежать без движения, почти без вздоха, она казалась просто уснула.

Я тоже стал слезать с антресолей, вновь пройдя назад, через детскую комнату, там кроме обычных приблуд, по типу кубиков или карандашей, я заметил рисунки, они были странные, не те, что должны рисовать дети. На одной была нарисована какая—то комната, где по стенам везде висели мужские половые органы, на другой были чудовища, напоминающее старых страшных людей, что окружили со всех сторон. Но на одном рисунке, смятым, брошенным под кроватку, была нарисована яркая радуга, под которым гнездились небоскребы, а внизу весёлые дети с флажками и шарами, милые коты и собаки.

Смятый кусок, напомнил мне Нью—Йорк, я как—то видел открытку оттуда, и она была в точь—в—точь такой же.

— Неужели кто—то оттуда? Или клиент приехал из США? — подумал я.

На этой же кровати лежала одинокая фотография, сделанная не давно, от неё ещё несло запахом печати, и только присмотревшись, я понял, что на ней, та девушка, что была там с супругами Дитрих.

Она сидела в центре, в окружении других детей, с раздутой улыбкой и невероятно счастливым горящими глазами. Сидела перед высоким тортом, на вершине которого виднелась было две свечки в виде цифр: "10".

Конец.