Переезд Насти прошлым летом стал для Стёпы настоящим испытанием. Каждый ее выход в коридор в той самой, растянутой белой футболке, каждый смех, доносящийся сквозь тонкую стену, каждый намек на ее присутствие сводил его с ума. Он ловил ее взгляды в лифте, где она улыбалась ему застенчиво, ее карие глаза под темной челкой казались бездонными. Она была небольшой, всего 160 см, но в ее движениях была какая-то магнетическая грация. Они обменивались вежливыми "приветами" и "пока", но настоящего повода заговорить так и не находилось.

Все изменилось в тот дождливый четверг. Стёпа возвращался с работы, нагруженный тяжелыми пакетами. Дверь его квартиры предательски захлопнулась прямо перед носом – ключи остались внутри. Он стоял, мокрый и растерянный, когда дверь напротив приоткрылась.

– Проблемы? – послышался ее голос. Настя выглянула, все в той же белой футболке и спортивных шортах, ее мокрые от душа темные волосы были собраны в небрежный хвост.

– Да... Заперся, – пробормотал Стёпа, чувствуя, как краснеет. – Ключи внутри.

– Ох, беда! – Она сочувственно сморщила носик. – Заходи, погреешься, пока думаем, что делать. У меня как раз чайник закипает.

Стёпа, бормоча благодарности, переступил порог ее квартиры. Запах ванили, кофе и чего-то неуловимо женского ударил ему в нос. Квартира была уютной, немного хаотичной, с книгами и мягким пледом на диване.

– Я Настя, кстати, – сказала она, наливая чай в две большие кружки. – А то мы соседи, а толком и не знакомы.

– Степан. Стёпа, – отозвался он, принимая кружку. Их пальцы случайно коснулись. Искра.

Разговор за чаем потек неожиданно легко. Они говорили о дожде, о соседях, о работе. Настя смеялась звонко, запрокидывая голову, и Стёпа ловил себя на том, что следит за линией ее шеи, за тем, как футболка сползает с плеча.

– Слушай, – вдруг сказала Настя, ее глаза блеснули озорно. – Чего сидим, как на собеседовании? У меня есть отличное бордо. Скорость интернета упала – фильм не посмотреть. Может... сыграем во что-нибудь? Чтобы убить время, пока ты ждешь слесаря?

Стёпа, уже чувствуя легкое головокружение от ее близости и чая, только кивнул. Бутылка красного вина быстро опустела наполовину. Атмосфера накалялась вместе с игрой. Начали с безобидных "правд".

– Правда: самое нелепое место, где ты целовался? – спросила Настя, пригнувшись к нему.

– Лифт. Застряли. На 15 минут, – признался Стёпа, и они оба расхохотались.

– Правда: ты когда-нибудь... подглядывал за кем-то? – его вопрос повис в воздухе. Настя пристально посмотрела на него, потом медленно улыбнулась уголком губ.

– Может быть. Случайно. Через окно напротив. – Она отхлебнула вина. – А теперь... Действие.

Стёпа заколебался. – Сними носки.

Настя закатила глаза, но послушно стянула яркие разноцветные носки, бросив их на пол. Ее босые ноги выглядели маленькими и уязвимыми.

Игра продолжалась. "Правды" становились откровеннее, "действия" – смелее.

– Правда: тебя заводит, когда за тобой наблюдают? – выдохнул Стёпа, чувствуя, как горит лицо. Вино развязало язык.

Настя прикусила нижнюю губу, ее карие глаза потемнели. – Иногда. Если... если это делают правильно. Действие. – Она сделала паузу для драматизма. – Сними футболку... но только на минуту. Покажи, как ты... загораешь.

Стёпа замер. Но вызов был брошен. Он встал, чувствуя ее пристальный взгляд, стянул футболку через голову. Воздух квартиры холодил его кожу. Он неловко развел руки, изображая "загорающего". Настя рассмеялась, но смех был нервным, а ее взгляд скользнул по его торсу, задержавшись на линии пресса, скрытой резинкой джинсов.

– Неплохо, – прошептала она. – Теперь моя очередь. Действие.

– Сними... лифчик. Но не снимая футболки, – быстро выпалил Стёпа, сердце колотилось где-то в горле.

Настя замерла. В ее глазах мелькнул вызов, смешанный с возбуждением. – Хитро, – усмехнулась она. Она встала, повернулась к нему спиной. Под тканью футболки ее руки сделали несколько ловких движений. Плечи слегка встряхнулись, и она повернулась обратно. Сквозь тонкую белую ткань теперь четко проступали очертания грудей без поддерживающих линий бюстгальтера. Сосочки были напряжены, явственно выделяясь. – Удовлетворен? – спросила она, и в ее голосе была легкая дрожь.

Стёпа мог только кивнуть, глотая воздух. Его собственное возбуждение становилось все более заметным. Игра вошла в опасную зону.

– Правда: ты сейчас возбужден? – спросила Настя, ее взгляд намеренно опустился ниже его пояса.

– Да, – честно выдохнул Стёпа. – Действие.

Настя встала и медленно подошла к нему вплотную. – Сними джинсы. Останься в трусах.

Он повиновался, дрожащими руками расстегнул пуговицу, молнию, стянул джинсы. Теперь он сидел напротив нее в одних черных трусах-боксерах, и его явная эрекция не оставляла сомнений. Настя не отводила взгляда, ее грудь быстро вздымалась под футболкой. В комнате стояла напряженная тишина, нарушаемая только их дыханием.

– Моя очередь... – прошептала Настя. – Действие... Сними трусы. Но не до конца. До колен.

Стёпа замер. Адреналин и вино кружили голову. Он встал, пальцы дрожали, когда он засунул большие пальцы в резинку и медленно стянул трусы вниз, обнажая полностью вставший, напряженный член. Он стоял перед ней, смущенный и пылающий, трусы болтались вокруг колен. Настя втянула воздух, ее взгляд прилип к нему.

– Боже... – вырвалось у нее. Она встала, подошла так близко, что он почувствовал тепло ее тела сквозь футболку. – А теперь... мое последнее действие для тебя... – ее голос был низким, хрипловатым. Она медленно, с преувеличенной театральностью, засунула большие пальцы в резинку своих шорт и легких трусиков и одним плавным движением стянула их до пола. Она ступила из них, оставаясь только в той самой белой футболке, которая теперь едва прикрывала ее лобок. – Вот... – прошептала она, и Стёпа увидел, как напряглись мышцы ее бедер, как между ног промелькнул влажный блеск. Она была возбуждена, это было очевидно. – Теперь мы... квиты?

Она стояла перед ним, почти обнаженная, уязвимая и невероятно желанная. Расстояние между ними сократилось до сантиметров. Стёпа почувствовал, как его член дернулся. Он не мог больше думать. Его рука потянулась к ней, чтобы притянуть, чтобы почувствовать наконец эту кожу, эти изгибы под тканью...

Щелчок замка. Стук в дверь.

Резкий, громкий, настойчивый.

– Настенька, это я, Людмила Петровна! – раздался голос хозяйки квартиры из-за двери. – Принесла твой почтовый перевод, который в мой ящик попал!

Легкая улыбка сменилась паникой на лице Насти. Она метнулась, подхватив с пола шорты и трусики.

– Минуточку! – крикнула она неестественно высоким голосом в сторону двери. – Я... я не одна! Стёпа... – она шипела, суетливо натягивая шорты поверх футболки, – одевайся! Быстро!

Стёпа, очнувшись от эротического транса, дернулся так, что чуть не упал. Он судорожно натянул джинсы на еще не успевший утихнуть член, запихивая его с неловкими усилиями. Футболку схватил и натянул на себя за секунду. Настя, уже более-менее прилично одетая, бросилась к двери, поправляя волосы.

– Иду, Людмила Петровна! – крикнула она, обернувшись к Стёпе. В ее глазах все еще горели огоньки возбуждения, но теперь их прикрывала маска вежливости. – Слесарь... скоро будет? – спросила она громко, для хозяйки.

– Да... да, звонят, что скоро, – бодро соврал Стёпа, чувствуя себя идиотом в смятых джинсах и с бешено колотящимся сердцем.

Дверь открылась. На пороге стояла пожилая соседка, проницательно оглядывая слегка запыхавшихся молодых людей и беспорядок на столе (пустая бутылка вина, две кружки).

– Ой, извините, что помешала, – сказала она, но в ее глазах читалось любопытство. – Держи, Настенька, перевод. – Она протянула конверт. – А ты, Степан, все еще заперт? Какие непутевые!

– Да... – пробормотал Стёпа. – Сейчас, наверное, уже едет мастер.

– Ладно, ладно, не буду мешать, – кивнула Людмила Петровна, но задержалась еще на мгновение, окидывая их подозрительным взглядом. – Вы уж там... осторожнее.

Дверь закрылась. Настя прислонилась к ней спиной, закрыла глаза и тихо, нервно рассмеялась.

– Боже... вот это приключение...

Стёпа стоял посреди комнаты, все еще возбужденный, смущенный и разочарованный. Волна адреналина схлывала, оставляя неловкость и неудовлетворенное желание.

– Да... – он сглотнул. – Мне... наверное, пора. Вдруг слесарь придет.

Настя открыла глаза. Ее взгляд упала на его джинсы, где все еще угадывалось напряжение. Уголки ее губ дрогнули.

– Да... конечно. Спасибо за компанию, Стёп. И... за игру. – В ее голосе снова появилась та самая, едва уловимая, дразнящая нотка. – Было... интересно.

Он кивнул, не зная, что сказать, и почти выбежал в коридор, оставив свою проблему с замком на втором плане. Он стоял у своей двери, прислушиваясь к звукам из-за стены. Звук воды в душе. Потом – тишина. А потом... едва различимый, но такой знакомый теперь звук – щелчок замка спальни.

Настя заперла дверь спальни с преувеличенной театральностью, зная, что каждый звук — щелчок замка, шуршание одежды — будет слышен за тонкой стеной. Она начала свой ритуал с ювелирной медленностью, как будто разучивала новый танец.

Пальцы сначала коснулись висков, скользнули вниз по шее, ощущая пульсацию крови под кожей. Она специально не вытерлась после душа — капли воды стекали по ключицам, исчезая в ложбинке между грудями. Ее руки, теплые и влажные, скользнули под белую футболку, натягивая ткань так, что сквозь нее проступали очертания сосков.

— Ах... — первый звук вырвался непроизвольно, когда она провела большими пальцами вокруг ареол, не касаясь самих сосков. *Эта игра в ожидание заводила ее больше всего — когда удовольствие было так близко, но еще недоступно.*

Она повернулась к зеркалу, наблюдая, как ее тело реагирует на каждое прикосновение: мурашки, бегущие по животу; грудь, приподнимающаяся при вдохе; едва заметная дрожь в бедрах.

Левая рука скользнула вниз, обводя контур талии, в то время как правая продолжала игру с грудью — теперь уже с легкими щипками, от которых по коже расходились розовые волны. Настя закусила губу, чувствуя, как между ног уже собирается теплое напряжение.

Когда пальцы левой руки наконец достигли края трусиков, она сделала паузу — целую вечность, заставляя тело трепетать от ожидания. Первое касание было мимолетным — лишь скольжение вдоль влажных губ, не проникая внутрь. Но даже этого хватило, чтобы ее ноги слегка подкосились.

— Боже... — она оперлась о спинку кровати, чувствуя, как сердце бьется где-то в горле.

Теперь ритм стал более настойчивым. Средний палец совершал медленные круги вокруг клитора, иногда задевая его, иногда чуть отдаляясь. Ее дыхание участилось, когда она добавила второй палец — скользящий вдоль входа, но не входящий.

Внезапно Настя перевернулась на кровать, подложив под таз подушку. Ее движения стали резче, отчаяннее. Правая рука сжала грудь, в то время как левая наконец проникла внутрь — сначала один палец, затем два, двигаясь в том ритме, который сводил ее с ума.

*Она представляла, что это не ее пальцы, а чьи-то еще — более крупные, твердые, уверенные.* Эта мысль заставила ее выгнуться в спине, когда волна удовольствия начала подниматься от самых пяток.

— Да... вот так... — ее голос сорвался, когда пальцы нашли нужную точку внутри.

Оргазм накрыл ее неожиданно — горячая волна прокатилась по всему телу, заставив пальцы ног судорожно сжаться. Настя вцепилась в простыни, чувствуя, как пульсирует внутри, как каждый мускул напрягается и расслабляется в собственном ритме.

Когда спазмы утихли, она лежала, слушая свое неровное дыхание и... звук из-за стены. Тот самый, на который и рассчитывала. *Он слышал. И она знала.*

Она появлялась в дверном проёме в одной и той же растянутой белой футболке, которая задиралась при каждом движении, обнажая нижнюю часть живота.

А когда она тянулась за чем-то на верхней полке — боже, эти плавные изгибы под тонкой тканью...

Стёпа стоял за полуприкрытой дверью своей комнаты, затаив дыхание. Настя, как всегда, не подозревала, что за ней следят. Она возилась на кухне, её движения были лёгкими, небрежными. Та самая белая футболка, уже ставшая для него навязчивым видением, снова задралась, когда она наклонилась к холодильнику.

Полоска обнажённой кожи над джинсами — смуглая, гладкая, с едва заметной тенью пупка. Стёпа сглотнул, представляя, как провёл бы по ней пальцем, ощутил бы тепло её тела. А когда она потянулась за чашкой на верхней полке, ткань натянулась, обрисовывая изгибы груди, и он замер, впитывая каждую деталь. Его воображение уже давно разрисовало то, что скрывалось под этой футболкой — лёгкий изгиб рёбер, мягкость живота, то, как она вздрогнула бы, если бы он прикоснулся...

Но реальность всегда обрывала эти мысли.

Дверь скрипнула, и он резко отпрянул, будто пойманный на месте преступления. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, его слышно даже через стену.

А Настя, ничего не подозревающая Настя, просто пила чай, иногда поправляя сбившуюся ткань на плече. *Но тайком понимала, что сводит его с ума.*

То утро началось как обычно: Настя принесла сахар под предлогом «одолжить до вечера», стоя в дверях, слегка раскачиваясь на носках. Но на этот раз футболка сползла с одного плеча, обнажив тонкую бретельку лифчика.

— Стёп, у тебя тут... — она вдруг шагнула ближе, протянув руку к его волосам. — Пух на голове.

Он почувствовал, как её грудь слегка коснулась его руки. Сердце бешено заколотилось.

— А у тебя... — его голос дрогнул, — футболка мокрая.

Дождь за окном усилился, и сквозь намокшую ткань чётко проступили очертания её груди. Настя закусила губу, не отводя глаз.

Стёпа больше не мог.

Она стояла так близко, что её дыхание смешивалось с его, а этот проклятый сахар, этот ничтожный предлог, вдруг стал последней каплей. Он видел, как её зрачки расширились, когда его рука вдруг впилась в дверной косяк рядом с её головой, отрезая путь к отступлению.

— Сте... — её голос оборвался, когда он наклонился ближе, и теперь между их губами оставалось лишь расстояние одного трепетного вздоха.

Он ждал. Ждал, чтобы она оттолкнула его, чтобы рассмеялась, чтобы сделала что угодно — но её глаза лишь потемнели, а губы слегка приоткрылись, будто уже соглашаясь на то, чего он ещё даже не предложил.

И тогда он сорвался.

Его рот накрыл её с жадностью, о которой он даже не подозревал в себе. Горячо, влажно, безрассудно. Она вскрикнула в поцелуй, но не отстранилась — напротив, её пальцы впились в его плечи, притягивая ближе. Он чувствовал, как её тело выгибается ему навстречу, как тонкая ткань футболки трется о его грудь, и сквозь неё — пылающая кожа, учащенное сердцебиение, дрожь.

Совместными усилиями они рухнули на кровать. Его язык скользнул между её губ, и она ответила тем же — нетерпеливо, почти зло, будто и она ждала этого слишком долго. Рука Стёпы соскользнула вниз, обхватив её талию, прижимая так, чтобы ни миллиметра между ними не оставалось. Он чувствовал каждый её изгиб, каждое движение её бедер, бессознательно ищущих точку опоры в его теле.

— Ты... — она задыхалась между поцелуями, — ты же... всегда только смотрел...

— Хватит смотреть, — его голос звучал хрипло, почти чужим.

Её руки запутались в его волосах, ногти слегка впились в кожу, и этот сладкий укол боли заставил его прижать её ещё сильнее к подушке. Теперь между ними не было никаких преград — только жар, только это безумие, только её тело, отзывающееся на каждое его движение с такой же ненасытностью.

Он почувствовал, как она дрожит, когда его пальцы скользнули под край её футболки, коснувшись обнаженной кожи. Её живот напрягся, но она не оттолкнула его — напротив, её бедра прижались к нему с новой силой, и он понял, что она уже давно готова к этому.

Готовы были оба.

И когда её нога обвилась вокруг его бедра, а её шепот — «Стёпа, давай...» — обжег его сознание, он понял, что точка невозврата пройдена.

Больше никаких приоткрытых дверей.

Только она.

Только сейчас.

Когда её губы наконец коснулись его шеи, Стёпа потерял контроль. Он втянул её запах — ваниль и летний дождь — и впился пальцами в её мокрые волосы. Футболка упала на пол с лёгким шлёпком, обнажив то, что так долго будоражило его воображение за тонкой стеной.

Его поцелуи стали неистовыми, жадными. Он не просто отвечал – он брал. Его губы сползли с её губ на подбородок, затем на трепещущую шею, ощущая под кожей бешеный пульс. Он задержался у ключицы, чувствуя, как она выгибается, подставляя ему эту хрупкую впадину. Его язык обрисовал её изгиб, почувствовав солоноватый вкус капли пота, смешанный с дождевой влагой.

Его губы скользнули ниже ключицы, обжигая кожу горячим дыханием. Настя закинула голову назад:

— Ах... там... чувствительно... — прошептала она, когда его язык начал медленные круги вокруг правого соска, не касаясь самой вершины.

Он почувствовал, как ареола под его губами набухла. Ее пальцы впились в его плечи.

— Не дразни... — голос ее дрожал. — Пожалуйста...

Только тогда он взял сосок целиком в рот, сжав губами. Настя резко вскрикнула:

— Да! Вот так... — ее бедра дернулись вверх. — Сильнее... Немного сильнее...

Он послушался, прикусив чувствительную кожу зубами. Она застонала долгим, низким стоном, выгибаясь всем телом:

— О Боже... Стёпа... Ты... ты же только смотреть умел? — в ее голосе сквозило изумление, смешанное с восторгом.

— А теперь учусь, — хрипло ответил он, переключаясь на левую грудь. Его язык закрутился быстрее, а зубы сжали сосок увереннее. Она заныла, почти плача от переизбытка ощущений:

— Слишком... слишком хорошо... — ее руки метались по его спине. — Я не могу... не могу так...

Его поцелуи спускались по трепещущему животу. Настя замерла, когда его дыхание коснулось самой интимной границы:

— Подожди... — она попыталась приподняться, голос сорвался. — Ты... точно хочешь...?

Ответом стал глубокий, влажный вздох прямо в ее промежность. Она ахнула, как от удара, и упала на спину. Его руки крепко раздвинули ее бедра. Первое касание языка – широкий, медленный штрих снизу вверх – вырвало у нее дикий вопль:

— АААХ! Чёрт! — ее ноги судорожно сжали его голову, но не оттолкнули. — Снова... снова сделай это...

Он повиновался, уделяя внимание каждой складочке. Настя билась под ним:

— Да... вот здесь... Боже, как же ты это делаешь?! — ее пальцы бешено рылись в его волосах. — Я падаю... Стёпа, я падаю...

— Падай, — прохрипел он, прежде чем его губы нашли клитор и впились в него.

Настя взревела. Ее тело взлетело над диваном, как от электрического разряда:

— ДА! ТАМ! НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ! — она металась, рыча и стон одновременно рвался из ее горла. — Я кончаю... Ох, Боже, я... АААХ!

Ее крик оборвался на пике, тело содрогнулось в серии мощных спазмов. Она вцепилась зубами в его плечо, чтобы не кричать еще громче, но это не помогло – хриплые, прерывистые стоны вырывались наружу. Когда он наконец поднял голову, она лежала, как разбитая, грудью ловя воздух, вся покрытая испариной.

— Ты... убиваешь... меня... — она прошептала, едва переводя дух, ее глаза были мутными от наслаждения. — Никто... никогда так...

Он приподнялся, его подбородок блестел. Он смотрел на нее – растоптанную, беззащитную, прекрасную в своей отдаче.

Стёпа, движимый внезапной волной смелости, мягко, но уверенно перевернул её, оказавшись сверху. Его тело накрыло её, ощутимое и теплое, но не давящее – скорее, создающее укрытие.

— Вот так лучше, — прошептала Настя, её глаза смеялись, но в них читалось одобрение. Её руки скользнули по его напряженным плечам, чувствуя дрожь желания под кожей. — Не спеши... Дай мне почувствовать тебя.

Она была его проводницей в этом медленном танце раскрепощения, но теперь он сам задавал темп, пусть и неуверенно. Его пальцы, сначала робкие, скользнули по её талии, ощущая изгибы, которые так долго представлял. Он прижал её запястья к дивану над головой, наслаждаясь мимолетным чувством контроля, видя, как её зрачки расширяются от неожиданности и возбуждения.

— Стёпа... — её голос был хриплым, поощряющим.

Но Настя не позволила бы ему доминировать полностью. Легким движением бедер она освободила руки, и её пальцы быстро нашли его, обхватив, заставив его застонать и на мгновение ослабить хватку. Она улыбнулась – хитрая, знающая.

— Вот видишь? — она провела его ладонью по своей груди, направляя, заставляя следовать её ритму. — Здесь... легче... вот так... — её дыхание сбилось, когда он, наученный её шепотом, нашел чувствительный сосок и сжал его чуть сильнее, чем она ожидала. — Да...

Их тела сплетались – его, все еще угловатое, напряженное от новой смеси желания и робкой власти; Она позволяла ему чувствовать себя сильным, хозяином положения, но каждый ее вздох, каждый легкий укус его плеча, каждый направляющий жест ее руки на его бедре напоминал: это их танец, и она знает музыку лучше. Он вел, но она дирижировала, создавая напряжение, где власть была лишь сладкой игрой, а не окончательной победой одного над другим.

Следующее утро

Первые лучи солнца, пробиваясь сквозь щель в шторах, золотили пылинки в воздухе. Дождь кончился, оставив после себя сырую прохладу и тишину. Настя спала глубоко, лицом в подушку, одна нога высунута из-под скомканной простыни. Ее спина, мощная и гладкая, с легким изгибом позвоночника, дышала ровно. Рядом, уже проснувшийся, лежал Стёпа. Он наблюдал за ней. За тем, как поднимается и опускается ее лопатка, за беспорядочно рассыпанными по подушке темными волосами, за мирным выражением лица, таким непохожим на вчерашнюю хищницу.

В комнате пахло дождем, их телами и чем-то неуловимо ихним. Стёпа осторожно приподнялся на локте. Его взгляд скользнул по ее спине – от плеч, где мышцы мягко бугрились, вниз, к узкой талии и плавному изгибу бедра, скрытому тканью. Вчерашнее безумие казалось сном. Но тепло ее тела рядом, воспоминания о ее стонах, о ее власти и неожиданной уязвимости – все это было реальнее реального.

Он не решился ее разбудить. Вместо этого его рука, почти сама собой, потянулась к ней. Сначала просто коснулась тыльной стороной пальцев ее плеча. Кожа была теплой, бархатистой, живой. Настя вздохнула глубже, но не проснулась. Ободренный, Стёпа положил ладонь плашмя на ее лопатку. Тепло ее тела влилось в его ладонь. Он начал медленно, с невероятной осторожностью, водить рукой по ее спине. Широкие, плавные круги от позвоночника к бокам и обратно. Никакого нажима, просто легкое, успокаивающее прикосновение.

— Мммф... — вырвалось у Насти сквозь сон, больше похожее на урчание довольной кошки. Она слегка пошевелилась, подставляя спину под его ладонь.

Сердце Стёпы екнуло. Он сел на корточки рядом с кроватью, чтобы было удобнее. Теперь обе его руки легли на ее спину. Пальцы начали разминать мышцы вдоль позвоночника, сначала совсем легко, как бы прощупывая. Он нашел место между лопатками, где под кожей явно засел тугой узел напряжения, возможно, от вчерашних выгибаний.

— Ух... — тихо ахнула Настя, когда его большие пальцы уперлись в этот узел и начали медленные, давящие круги. — Там... да...

Он сосредоточился, увеличивая давление. Пальцы работали методично, разминая, продавливая уплотнение. Он чувствовал, как мышца под его руками постепенно сдается, разогревается, становится пластичнее. Настя задышала глубже, ее стоны стали чуть громче, менее сонными.

— Ниже... — прошептала она, лицо все еще в подушке, голос густой и нечеткий. — Поясницу... сводит...

Его руки скользнули вниз, к изгибу талии. Здесь мышцы были мягче, податливее. Он начал разминать их основанием ладоней, совершая глубокие, продавливающие движения по направлению к бокам. Его пальцы погружались в теплую плоть, находили новые точки напряжения, разглаживали их. Настя застонала протяжнее, ее бедра слегка приподнялись, прижимаясь к матрасу.

— Да... вот так... — она выгнула спину, подставляясь под его руки. — Сильнее... Не бойся...

Он не боялся. Его движения набирали уверенность. Руки спустились к ягодицам. Сначала это были широкие, согревающие поглаживания всей ладонью. Потом – разминание. Он брал в руки упругие мышцы, сжимал их, растягивал, крутил подушечками пальцев. Настя задвигалась под его руками, ее стоны превратились в низкое, глубокое мурлыканье удовольствия. Она приподняла таз выше, инстинктивно открывая ему доступ.

— Ох, Стёп... — ее голос прозвучал уже почти ясно, хотя и приглушенно. — Руки у тебя... золотые... Где научился?

— Не научился, — честно пробормотал он, его пальцы впивались в мясистую часть ягодицы, разминая глубокие слои мышц. — Просто... хочу, чтобы тебе было хорошо.

— Ммм... хорошо... — она выдохнула, и в этом выдохе было столько томности, что у Стёпы перехватило дыхание. — Очень хорошо... Ниже... левее...

Он послушался, сместив руки. Его пальцы скользнули к боковым поверхностям бедер, к местам, где ягодичные мышцы крепились к кости. Настя заныла, когда он нашел особенно чувствительную точку и начал продавливать ее костяшками пальцев.

— А-ах! Да! Вот здесь... — ее тело напряглось, потом расслабилось с долгим стоном облегчения. — Дьявол... как ты знаешь...

Он не знал. Он просто слушал ее тело, ее реакции. Его руки, ведомые инстинктом и нарастающим собственным желанием, продолжали свое дело. Постепенно движения из чисто массажных стали более... ласкающими. Кончики пальцев скользили по коже не для разминания, а для ощущения ее шелковистости, тепла. Они опускались ниже, к внутренней стороне бедер, к той нежной, почти прозрачной коже, которая никогда не видела солнца. Настя вздрогнула, когда его пальцы прошли совсем близко к сокровенной влажной теплоте, скрытой между ее ног.

Она не отодвинулась. Наоборот, ее бедра раздвинулись чуть шире, почти незаметно. Молчаливое разрешение. Приглашение.

Стёпа замер на секунду, кровь ударила в виски. Потом его левая рука легла на ее правую ягодицу, мягко отводя ее в сторону. Его взгляд упал на интимный ландшафт, открывшийся ему – на темную розетку ануса, на влажный блеск половых губ чуть ниже. Запах, густой, сладковатый и дико возбуждающий, ударил ему в ноздри.

Он наклонился. Первый поцелуй был нежным, почти робким – его губы коснулись самой верхней точки межъягодичной складки, чуть ниже копчика. Настя вздохнула, как от легкого щекотка.

— Ох... — выдохнула она, и в этом звуке было больше удивления, чем протеста.

Затем его язык – широкий, плоский, горячий – медленно, с бесконечной нежностью провел сверху вниз по самой щели. От самого верха, где он только что целовал, вниз, к влажному сиянию ее половых губ. Он почувствовал на языке солоноватый вкус ее кожи, ее уникальный аромат.

— А-а-ах! — Настя выгнула спину дугой, оторвав грудь от кровати. Ее рука вцепилась в его волосы, но не отталкивала, а притягивала. — Степан... что ты... делаешь?.. — ее голос дрожал, срывался.

— Массаж, — хрипло прошептал он, его дыхание обжигало самую интимную точку. — Полный... массаж.

И его язык вернулся, но теперь не скользил, а уткнулся точно в центр ее ануса. Нежно, но настойчиво начал водить круги, с легким, исследующим нажимом. Одновременно его правая рука, до сих пор разминавшая ее бедро, скользнула вперед. Большой палец нашел скользкий, пульсирующий бугорок клитора. Не давя, а лишь скользя по нему, едва касаясь, в такт круговым движениям языка сзади.

— О Боже... — Настя замерла, ее тело напряглось как струна. — Нет... Да... Это... Стёпа! — ее голос поднялся до визга, когда он усилил нажим языком, а палец начал легкие, невероятно точные вибрации по самому чувствительному месту. — Я не могу... Слишком... А-а-ахх!

Ее тело взорвалось волной немого, сдавленного крика, выгнувшись в немом экстазе. Только потом, когда первая волна схлынула, ее голос сорвался в хриплый, непрерывный стон, а пальцы в его волосах сжались так, что больно. Она кончала под его руками и языком, без проникновения, только от прикосновений, потерянная, громкая и совершенно его.

Она выгнулась в спине, не отрываясь от его губ, а прижимаясь к ним сильнее. Глубокий, протяжный стон вырвался из ее груди — «А-а-аххх...». Ее бедра затряслись, пальцы впились не в простыни, а в его волосы, не отталкивая, а прижимая его лицо к себе. Она не билась, а скорее растворялась в ощущениях, издавая тихие, прерывистые всхлипывания наслаждения — «Да... да... вот так...».

Он чувствовал, как ее тело пульсирует вокруг его языка, как внутренние мышцы сжимаются в ритме долгих, сладостных конвульсий. Это было не дикое крушение, а глубокое, тотальное погружение в блаженство, которое он ей подарил. Когда спазмы наконец стихли, она лежала, тяжело дыша, все тело расслабленное и влажное, лицо блаженно-умиротворенное.

Она медленно перевернулась к нему. Глаза, еще влажные от экстаза, смотрели на него не с хищным голодом, а с теплой благодарностью и вопросом. Ее рука мягко легла на его грудь, чувствуя бешеный стук сердца.

— Спасибо... — прошептала она, голос хриплый от пережитых ощущений. Ее пальцы медленно поползли вниз по его животу, едва касаясь кожи, но намерение было ясно.

— Теперь... я хочу... тебя... — в ее глазах горело не требование, а предложение, смешанное с неутоленным желанием. Она не сбила его на спину, а потянула за собой, приглашая лечь рядом.

Стёпа ответил на ее призыв. Он притянул ее к себе для долгого, глубокого поцелуя, чувствуя на ее губах отголоски ее собственного вкуса и ее страсти. Их руки исследовали друг друга заново – не как учитель и ученик, а как любовники, открывшие новый уровень близости. Его пальцы скользнули между ее ног, нащутывая влажную теплоту, и она застонала ему в рот, ее бедра прижимаясь к его ладони.

— Покажи... что тебе нравится... — прошептал он, разрывая поцелуй. Его взгляд был темным от желания, но в нем читалось уважение к ее желаниям.

— Вот... так... — она взяла его руку и направила пальцы, показывая ритм, давление. — И сюда тоже... — ее рука обхватила его, начиная медленные, но уверенные движения. Это был уже не урок, а совместный поиск взаимного наслаждения. Они смотрели друг другу в глаза, дыша в унисон, движения их рук синхронизировались, наращивая темп по мере роста возбуждения.

Стёпа чувствовал, как нарастает неумолимое давление. Он видел, как ее глаза темнеют, как дыхание сбивается не только от его прикосновений, но и от того, что она делает ему. Он притянул ее ближе, захватив ее губы в жадный поцелуй, его бедра начали двигаться навстречу ее руке.

— Насть... я... — его предупреждение было прервано ее поцелуем.

— Да... — выдохнула она ему в губы. — Кончай для меня...

Ее слова, ее взгляд, ее рука, движущаяся в идеальном ритме, который она чувствовала — все это снесло последние преграды. Он вскрикнул в ее рот, тело напряглось как лук, а затем обмякло в серии мощных толчков наслаждения. Он чувствовал ее пальцы, ловящие каждую пульсацию, продлевающие экстаз. Вдруг он почувствовал, как ее тело снова напряглось под его ладонью, услышал ее сдавленный стон – его пальцы, двигавшиеся в такт ее собственной страсти, невольно довели и ее до нового, неожиданного пика. Она задрожала, прижимаясь к нему всем телом, ее крик растворился в их поцелуе.

Они лежали, сплетенные, тяжело дыша, кожа липкая, сердца колотились в унисон. Настя прижалась лбом к его плечу, ее рука все еще лежала на его груди.

— Боже... — выдохнула она, и в ее голосе не было хищности, только глубокая, спокойная удовлетворенность и легкое изумление. — Утро... удалось...

Стёпа обнял ее крепче, проводя рукой по ее мокрой спине. Он чувствовал не опустошение, а приятную усталость и странную, новую уверенность.

— Это... только начало, — прошептал он, целуя ее макушку. Солнечный свет заливал комнату, смешиваясь с запахом их тел, пота и сладкой близости.

Стены между людьми всегда тоньше, чем нам кажется. И иногда достаточно одного неосторожного вздоха, одного взгляда, одного прикосновения — чтобы они рухнули. Но что остается после — пустота или что-то настоящее — зависит только от тех, кто решился поднять глаза и увидеть другого.