ПРИВЕТСТВУЮ ВАС!

На коленях в позе наслаждения я приветствую Вас, если Вы – Господин, или Госпожа, или Служанка Госпожи. Если же ты – раб, то встань на колени, прими позу наслаждения и слушай. Я расскажу свою историю, так мне велела моя Хозяйка, досточтимая и прекрасная Мадам Лауретта и я не смею ослушаться Её.

Меня зовут Сластёна, я – домашний раб Мадам Лауретты. Мадам содержит в Харбаге Дом развлечений для знатных господ и в этом Доме работает много рабов, рабынь, а также свободных проституток. Но моя главная обязанность – прислуживать Мадам в спальне и большую часть времени я провожу возле Её постели. А еще я должен выглядеть так, чтобы нравиться другим рабам, потому что временами Хозяйка награждает мной других рабов за верную службу. А временами Хозяйка развлекается, дразня рабов видом своего обнаженного тела, заставляя их мастурбировать, а потом может смилостивиться и разрешить рабу кончить мне в рот.

Итак, вся история началась, когда мне только – только исполнилось 18 лет и меня звали Леня, и я уехал со своим классом на экскурсию в другой город. Однажды я отделился от своей группы и пошел погулять самостоятельно, зашел в какой – то бар, купил себе вазочку мороженого, взял чашечку кофе и сидел в уголке за отдельным столиком, слушал музыку, разглядывал посетителей...

Свободных мест было мало, поэтому очень скоро за мой столик села любопытная пара – толстый невысокий мужчина с очень неприятным, грубым выражением мясистого лица и высокая стройная девушка. Она была одета в черное мини – платье, из под которого, чуть наклонившись, можно было увидеть ее кружевные трусики. Длинные черные чулки обтягивали ее стройные ноги. А как был одет ее спутник... Я даже не запомнил, поскольку смотрел только на нее. Они тоже заказали пиво и тихо переговаривались друг с другом на каком – то иностранном языке. Я, как ни напрягал слух, так и не понял, на каком же языке они говорили.

Девушка скоро заметила мой интерес (впрочем, я его и не скрывал) и что – то сказала своему спутнику. Тот угрюмо посмотрел на меня и что – то пробурчал в ответ. Девушка рассмеялась и стала откровенно строить мне глазки. Она села так, чтобы мне были виднее ее ноги, немножко раздвинула их, чтобы мне был виден кусочек белья под платьем... Я смотрел на нее во все глаза и вдруг после очередного глотка кофе все исчезло, я провалился в темноту.... ..

Я ПОХИЩЕН И ИЗНАСИЛОВАН!

Когда я пришел в себя, я неожиданно обнаружил, что мои руки крепко связаны за спиной, а сам я.... Нет, этого не могло быть! Так не могло быть! А сам я лежал навзничь на полу трясущейся, куда – то едущей кареты, у ног той самой парочки. Вернее: под ногами. Потому что я служил подставкой для их ног. Девушка заметила, что я открыл глаза, и что – то сказала своему спутнику. Он тоже посмотрел на меня, приоткрыл рот в неприятной улыбке и ответил ей. Глядя на меня, они продолжали переговариваться, туфелька девушки наступила мне на подбородок, я был вынужден открыть рот, после чего девушка сунула мне в рот свой каблук. Я возмущенно замычал, но девушка втолкнула мне каблук еще глубже и прикрикнула что – то вроде: "Зук! Зук, слак!" Приподняла каблук, не вынимая однако его полностью изо рта и еще раз сказала то же самое: "Зук, слак!" "Я не понимаю", – пробормотал я. Она снова воткнула каблук мне почти в самое горло, потом опять приподняла ногу и снова: "Зук, слак! Зук!" и несколько раз причмокнула губами. "Зук!" И опять причмокнула. Мне показалось, что я ее понял...

Это было обидно, это было ужасно неприятно, но я ничего не мог сделать! Мне пришлось делать то, что она хотела – я начал облизывать ее каблук... "Слак!" – с невыразимым презрением в голосе произнесла она. Я не видел ничего, кроме пыльной подошвы туфельки надо мной и двигающегося прямо перед моим носом, между моими губами длинного каблучка.... И слышал противный смех мужчины.

Она убрала ногу с моего лица, предварительно придавив мне нос и тут же мужчина сгреб меня за футболку и поставил на ноги. Мне пришлось пригнуться. И тут девушка ловкими движениями расстегнула мои джинсы и рывком стащила их с меня вместе с плавками. "Что вы делаете, не надо!" – попытался я протестовать и тут же получил сильнейшую пощечину. "Хат, слак!" – равнодушным тоном произнес мужчина, деловито развернул меня к себе спиной, толкнул вперед, так что я уперся лбом в противоположную стенку кареты, а животом – о противоположное сиденье. Руки мои оставались связанными у меня за спиной, поэтому я не мог ничего сделать. Я даже не мог пошевелиться, когда почувствовал, как ладони ощупывают мои ягодицы, похлопывают по ним, раздвигают... Неожиданно ногам стало свободнее, я почувствовал, что спущенные джинсы больше не спутывают меня, – их просто разрезали!

Толстяк ударом по внутренней части моих бедер заставил меня расставить ноги пошире, долго щупал мои ягодицы, проводил по ногам... Внезапно я почувствовал раздирающую боль в анальном отверстии – что – то большое и твердое входило в меня все глубже и глубже. Я закричал – и от неожиданности, и от боли, но эта твердая и большая палка вошла в меня глубоко, потом двинулась назад, потом опять вперед... Меня трахали! Этот мужик трахал меня, связанного трахал, на глазах у этой своей подружки! Я кричал и бессильно дергался в попытке освободиться, но все было тщетно, получалось так, что я ему просто подмахивал. И сквозь свои крики, сквозь пелену застилавших мои глаза слез я слышал смех своего насильника и замечания его спутницы, делавшиеся весьма ехидным тоном. Она комментировала мое изнасилование!

"Ио, слак! Ио! Ио! – покрикивал мой насильник и шлепал меня по ягодицам: Ио! Ио!"

Наконец, он вошел в меня глубоко – глубоко, замер и я почувствовал, как он затрясся, а пальцы его стиснули мои ягодицы... Он отпустил меня и я свалился на пол кареты ничком... Карета продолжала трястись, мы куда – то ехали, я лежал ничком.

Женская рука вцепилась в мои волосы и потянула вверх. Я был вынужден подняться на колени и уткнулся лицом прямо между ног девушки. Белья теперь на ней не было, чулки были чуть приспущены на бедра. ТАМ у нее все было выбрито и ЭТО место бесстыдно упиралось мне в нос. "Лик! – прикрикнула она презрительным тоном. – Лик, слак!" Я понял ее, но за мгновенье промедленья был наказан жестоким ударом то ли ремнем, то ли плеткой по спине. Я стал делать, то что она хотела. Мой зад, только что побывавший во власти ее спутника, жестоко горел, связанные за спиной руки свело, но я вынужден был лизать у нее между ног. Я лизал и ее влагалище становилось все более влажным, там появилась тягучая влага, она стонала, двигала бедрами и, вцепившись в мои волосы, дергала мою голову из стороны в сторону, вертела ей, направляя движение моего языка, заставляя мой язык все глубже проникать в нее... Она застонала и отпустила мою голову. Я снова упал на пол. Тут же я почувствовал на своей спине острые каблучки ее туфелек, а на своих ягодицах тяжелые подошвы его ботинок. "Сла – а – ак", – все с тем же презрением сказал мужчина. "Басти слак", – сказала девушка.

Они заговорили о чем – то на том же, непонятном мне языке.... Не прерывая разговора, мужчина, схватив меня цепко за ухо, поднял, поставил перед собой на колени. Штаны его были полуспущены и вялый член свисал на сиденье. Даже в таком состоянии он производил впечатление спелого банана. И ЭТИМ инструментом он меня оттрахал!? Мужчина легонько стукнул меня под подбородок, пальцем указал на свой член и сказал лениво, походя: "Зук, слак". Я подчинился. Я ничего не мог сделать.

Я ласкал губами и языком его член и член под моими губами постепенно распрямлялся. А они говорили, не обращая на меня внимания. Я не понимал, о чем они говорят. Потому что из этого языка я пока выучил только три слова. "Зук" – "соси", "лик" – "лижи" и "слак"... Слак – это я... Карета ехала и тряслась, они разговаривали, я сосал...

Член моего насильника уже практически выпрямился и приобрел такую форму, что мне удавалось облизывать только самую его головку, которая с трудом помещалась в моем рту. Мужчина оттолкнул меня, грубо перевернул спиной к себе и... Я опять закричал от боли. Он снова принялся меня трахать! На этот раз были слышны только мои крики, которые постепенно перешли в сдавленные всхлипы. Он входил в меня и выходил из меня методично, размеренно, всякий раз вызывая жестокую боль во всем моем заду. Мне казалось, что каждая клеточка моих ягодиц, моего ануса, моих кишок отзывается болью на каждое его движение во мне.

Он сделал последнее движение, замер и оттолкнул меня. Я опять упал. На противоположное сиденье, подставив им свой зад, совершенно обессиленный и совершенно неспособный более не то чтобы сопротивляться, а даже кричать и умолять. Пусть делают, что хотят... Пусть... Пусть... Мне уже все равно...

Я почувствовал прикосновение к своим ягодицам, чего – то мягкого. Похоже было, что они что – то рисовали на моей левой ягодице, потом на правой. Мужчина при этом что – то довольно бурчал, а девушка хихикала.

Карета остановилась. Меня схватили за загривок и.... Вышвырнули вон. Я ударился о землю. Дверца кареты за моей спиной захлопнулась, застучали копыта, заскрипели колеса. Карета уехала прочь. Оставляя меня – связанного, изнасилованного, без штанов, в одной футболке. Оставляя меня одного, неизвестно где.

Я СТАНОВЛЮСЬ НАЛОЖНИКОМ СТАРОГО БРОДЯГИ

... Я сижу на корточках на большом камне недалеко от берега и полощу в воде только что выстиранное мной белье – рубаху и подштанники. Это не мое белье. На мне – по – прежнему только моя футболка. Только я ее разорвал и теперь она прикрывает мой зад и немножко живот. Подпоясываю я ее веревкой. А белье принадлежит Сгаллену. Он сидит на берегу совершенно голый, почесывая то свой волосатый впалый живот, то клочковатую бороденку, и, громко чавкая, обгладывает куриную ножку. Рядом с ним горит разведенный мной костер, рядом с костром лежит его котомка, а на ветвях соседней ивы сушатся его лохмотья.

Сгаллен – бродяга со стажем, ему около шестидесяти лет и уже несколько десятков из них он бродит по дорогам этой планеты. Он подобрал меня на дороге, разрезал спутывавшие мне руки веревки и взял с собой. Вечером, когда мы остановились на ночлег неподалеку от дороги, он достал из котомки какие – то мази, смазал мои руки и ноги, смазал мою попу... Долго смеялся, разглядывая рисунки у меня на ягодицах...

Он накормил меня, а потом, поняв, что я не понимаю их языка, принялся меня обучать. "А – Сгаллен", – сказал он, показывая на себя, и повторил несколько раз. Так началось мое обучение.

... Я сижу на корточках и полощу белье бродяги. С этим стариком я нахожусь уже две недели. Он называет меня Хори, на этом языке это означает: "Кобылка". Я уже неплохо изъясняюсь на этом языке – Сгаллен не упускает случая, чтобы обучать меня. Во время ходьбы, на привале, во время ночлега... Первые два дня он просто звал меня "Э!".

На третий день, вернее, третьей ночью, когда мы уже легли спать, я лежал возле костра, прямо на траве и смотрел на незнакомое мне небо. Сгаллен лежал рядом – так теплее. Мне не спалось, я думал о том, как я сюда попал и что же произошло... Желудок мой тихо урчал – бродяга давал мне раз в день кусок хлеба, но этого было мало, я хотел есть. А Сгаллен не давал. Он жил подаянием, но эти дни мы шли по пустынной дороге – рядом не было ни населенных пунктов, никто по этой дороге не ездил. Поэтому мы питались тем, что было у Сгаллена в котомке.

Желудок урчал. Сгаллен тихо сопел рядом. Решив, что бродяга уснул, я осторожно встал, дотянулся до его котомки, развязал ее, запустил туда руку... Сильный пинок отбросил меня в сторону. Сгаллен стоял на ногах и громко ругаясь принялся меня пинать. Я закричал, закрывая лицо руками, потом попытался обхватить ноги бродяги, он снова отбросил меня в сторону... Но бить больше не стал. Я встал не четвереньки и посмотрел на него снизу вверх, приподняв голову, выгнув спину, демонстрируя полную покорность...

"Ползи сюда!" – приказал Сгаллен. На четвереньках я прополз два шага и остановился прямо перед его ногами. "Не надо... ", – попросил я. Старик опустился передо мной на колени, спустил штаны, вытащил свой короткий, загибающийся член и сказал: "Зук! Соси!" Я сделал это... Потом он развернул меня задом к себе и вошел в меня.

Он оттрахал меня очень быстро, я даже не успел почувствовать ничего. Но по мере сил я старался ему подмахивать, двигал задом и очень громко стонал. Кончив, Сгаллен похлопал меня по ягодицам и сказал: "Ты – настоящая кобылка... " Потом встал, достал из котомки кусок сухаря и кинул мне. Я с радостью съел его. Бродяга улегся, жестом поманил меня к себе, я лег рядом, обнял его руками и ногами, так мы и уснули.

Так с этой ночи он меня и называл Кобылкой. Хори. Он учил меня языку и подкармливал меня запасами из своей котомки. Я делал все, что он скажет. Собирал хворост для костра, разводил костер. Стирал его лохмотья. И каждую ночь он меня трахал. Быстро, не больно. Я старался сделать так, чтобы ему было приятно – подмахивал по мере сил...

... Я сижу на корточках и полощу подштанники Сгаллена. Завтра, как сказал бродяга, мы будем в селении Барвиза. Поэтому ему нужно быть чистым.

Вчера мы повстречали бродяжью группу – семеро бродяг шли из Барвизы нам навстречу, на восток. "Эй, старый Сгаллен! – крикнул при встрече вожак встречной компании. – Ты никак приятелем обзавелся?"

Вожак был со Сгалленом знаком уже давно. Это был плечистый, бритоголовый мужик, левую сторону его лица покрывал слой парши и не было левой руки. Но правой он мог запросто сломать челюсть. Его компания, состоявшая из трех калек, двух женщин и ребенка, боялась Кракена (так звали вожака).

Сгаллен и Кракен сели возле костра, калеки присели вокруг них, а женщины с ребенком и я сели поодаль.

Бродяжки принялись расспрашивать меня, что я и как оказался вместе со Сгалленом. Одна, нимало не стесняясь меня, тут же оголила грудь и принялась кормить ребенка. Другую звали Ренни, ей было около тридцати лет и, несмотря на запачканное сажей лицо, она была довольно миловидна. Была бы, если бы не уродливый шрам, пересекавший все ее лицо.

"Да. Не повезло тебе, – сказала Ренни, положив руку мне на колено, когда я рассказал свою историю. – Но теперь ничего не поделаешь". По ее лицу было видно, что она не поверила всему, что я рассказал. Но я был ей благодарен за то, что она хотя бы выслушала мой сбивчивый рассказ.

Потом все решили спать. "Иди к Кракену", – сказал мне Сгаллен, а сам взял за руку Ренни и повел ее в кусты. "Удачи тебе, мальчик!" – шепнула мне на уха Ренни, встала и пошла со стариком. А я подошел к Кракену, разлегшемуся возле костра, опустился рядом с ним на колени...

Он протянул свою правую руку, притянул меня к своему паху... Его член был вонючий, грязный, но я взял его в рот, облизал, пососал... И тут он кончил. Прямо в горло мне брызнула его сперма. Давясь, я проглотил соленую, густую жидкость.

Кракен отпустил меня и я попробовал уснуть, однако мне это не удалось – я почувствовал как меня ощупывают чьи – то руки. "Тихо, Кобылка, тихо, – шептал мне в ухо один из кракеновских калек, – тебе будет хорошо... " Я перевернулся на живот и позволил калеке войти в мой зад. Он что – то пыхтел надо мной, что – то бормотал, и наконец кончил. Я не шевелился...

Больше, правда, меня никто не трогал и остаток ночи я провел спокойно. Утром компания Кракена ушла, не попрощавшись. А меня разбудил пинком в бок Сгаллен и сказал стирать его белье.

... Я прополоскал белье и, осторожно ступая по каменистому дну, вернулся на берег. "Поглодай", – бродяга кинул мне обглоданную куриную косточку после того, как я развесил его белье на ветвях ивы. А сам пошел купаться...

Завтра мы будем в селении Барвиза. Вот только, что мне это принесет?

БРОДЯГА ПРОДАЕТ МЕНЯ В ТРАКТИР

Когда мы вошли в село, Сгаллен скорым шагом, по хорошо знакомой дороге отправился к сельскому трактиру. Правда, вошел он туда не через главный вход, а через задний двор. Постучался в дверь. Ему открыла дородная пожилая женщина, затем позвала трактирщика. Трактирщик явно не был рад появлению бродяги и что – то резкое сказал ему. Старик заговорил очень быстро, показывал на себя, на меня. Я стоял во дворе, переминаясь с ноги на ногу. Трактирщик знаком приказал мне подойти, а когда я подошел, деловито ощупал мои руки, ноги, ягодицы, заглянул в рот...

"Ладно", – сказал трактирщик. И впустил нас внутрь. "Покорми его", – сказал трактирщик той женщине, показав на Сгаллена. "Спасибо, хозяйка", – льстиво сказал бродяга и толкнул меня к трактирщику.

"Иди со мной", – сказал трактирщик мне. Я робко посмотрел на Сгаллена, но он уже не обращал на меня внимания, а принюхивался к запахам с кухни.

Я пошел следом за трактирщиком.

Он привел меня в маленькую тесную каморку без окон, где стоял сундук.

"Ты – слак? – спросил трактирщик. – Сгаллен сказал: что тебя зовут Кобылка. " Что означает "слак" я тоже уже знал. Знал, что оно означает. Это означает: раб. Бродяга продал меня этому трактирщику...

"Да, хозяин, – опустив глаза, ответил я. – Я – раб".

"Кобылка мне не нравится, – сказал трактирщик. – Я буду называть тебя Петушком. Похож ты на Петушка". Он долго копался в сундуке, выбирая тряпье, потом швырнул мне дерюжный мешок. "Прорежь дырки для головы и рук, вот тебе и одежда", – сказал он.

Моего нового хозяина звали Барус. Он владел этим трактиром и постоялым двором. Кроме него в этом доме жила его семья – жена (та дородная женщина, что встретила нас с бродягой на заднем дворе), старшая дочь – тридцатилетняя некрасивая Анька, младшая дочь – моя ровесница Ксанна, а также служанка Олиска и конюх Арген.

Когда я оделся в мешковину и подпоясался веревкой, Барус позвал Олиску и сказал ей, чтобы она показала мне все, покормила ("Только не очень – то! – сказал хозяин. – Разоришься тут на вашем прокорме!") и отвела к Аргену. "Пусть на конюшне пока помогает", – сказал Барус.

Олиска кивнула, мотнула мне головой, мол, пошли и пошла впереди. Я поплелся следом. Мы прошли через двор и подошли к конюшне. У входа в конюшню Олиска остановилась, оглянулась, подошла вплотную ко мне и, глядя мне в глаза, полезла пухлой ладошкой под подол моего одеяния. Ее пальцы быстро нащупали то, что она искала. Олиска принялась гладить и щупать мои яички и мой член, который напрягся и распрямился. Я попытался отстраниться, но Олиска нахмурила бровки и сказала: "Стоять, раб". Я замер. "Ой, что там у нас есть..., – протянула Олиска. – Тебе ведь хочется, а? Хочется, раб? Хочешь меня трахнуть, раб?" "Я... я, кушать хочу", – выдавил я из себя. "Будешь хорошим рабом, будешь кушать... " – Олиска продолжала гладить мой член, прижимаясь ко мне всем телом.

Она была толстушкой, эта Олиска и одета была в простую холщовую рубаху и юбку и грудь ее была очень большой.

"Эй, девка, – неожиданно раздался хриплый голос, – ты, это, перестань, давай, это. " Из конюшни вышел горбатый мужичок. Это и был Арген. "А что, я ничего", – сказала Олиска, но отпрянула от меня. – " Раба, вот тебе привела. Хозяин сказал, чтоб он тебе помогал". "Ну, это привела и привела, – ответил Арген. – чего, это, лезть, это". "Так он сам хочет, – сказала Олиска. – Он, может, слаще козы никого не трахал". "А ты, это, слаще козы, что ли? – ухмыльнулся Арген. – Иди, это, давай. А ты, это, – сказал он мне, – заходи, это". "Хозяин сказал, чтоб его покормить еще", – сказала Олиска. "Иди, это, я сам покормлю".

Давно я уже так не ел. Так много и так вкусно. Конюх дал мне полную миску каши и много хлеба. Ложку, правда, не дал, сказал, что рабам не положено. Но я и без ложки съел все, вылизал миску дочиста.

Так началась моя жизнь в качестве раба на постоялом дворе. Ночевал я в конюшне, на охапке сена. Кормился вместе со всеми. Но только один раз в день, вечером – я приходил на кухню и хозяйка насыпала мне миску каши, давала хлеб, я садился в уголок и все съедал. А по утрам меня будил Арген, обычно он пинал меня под ребра – сильно, если был зол и невыспавшийся, легонько, если был добр и я начинал работать. Обязанности мои были не так, чтобы очень легки – на меня возложили всю самую грязную и тяжелую работу. Я чистил коней постояльцев, вывозил за ними навоз, таскал воду, стирал хозяйское белье и одежду и делал все прочее, подобное. Однако жаловаться мне было не на что. По крайней мере, ни Арген, ни даже хозяин меня не трахали. А зачем? Олиска была безотказна.

Однажды я выгребал из конюшни навоз, из задних дверей вышла хозяйка и крикнула: "Эй, Петушок! Ну – ка найди Олиску!" Я отложил грабли в сторону и пошел к дровяному сараю – я видел, что Олиска пошла туда. Зайдя в сарай, первое, что я услышал – это было пыхтение Баруса и постанывание Олиски. Подойдя ближе я увидел, что Олиска стоит лицом к стене, упершись в стену руками, что юбка ее задрана, а пьяный хозяин трахает ее. Олиска повернула ко мне раскрасневшееся лицо, Барус тоже заметил меня, но ни он, ни она не остановились до тех пор, пока Барус не кончил. "Чего тебе?" – спросил хозяин, натягивая штаны. "Хозяйка Олиску искала, хозяин", – ответил я. "А, ну – ну", – сказал Барус. Олиска уже одернула юбку и пошла к хозяйке. То, что я наблюдал за ними их нисколько не смутило. Ведь я был – раб, слак, вещь...

Вся моя жизнь проходила на заднем дворе. Барус держал трактир и был здесь самым главным. Его жена хозяйничала на кухне, где ей помогала Ксанна. Анька стояла за стойкой трактира, а Олиска обслуживала посетителей и постояльцев. Мне входить в дом было строго запрещено. Только, как я уже сказал, затем, чтобы поужинать на кухне. Да и в самом деле – я был ужасно грязен и мои босые ноги постоянно были в конском навозе... Я – то к этому запаху уже привык, но вот хозяйка считала, что мой запах не понравится постояльцам.

После того раза Олиска больше ко мне не приставала, хотя не упускала случая ущипнуть меня за ягодицу или задрать у меня на глазах юбку, демонстрируя свою здоровую задницу (белья она категорически не признавала). Впрочем, свои естественные надобности она тоже справляла, нимало не смущаясь меня.

Спокойно я прожил примерно месяц. Если, конечно, это можно назвать спокойно... Наверное, можно. Мой статус определился, я был рабом. Правда, мне до сих пор было непонятно, как я сюда попал, что это за место. Но я приспособился. Я ухаживал за лошадьми постояльцев, делал всю работу, научился не обращать внимания на Олискины щипки, научился не вызывать раздражения Ксанны (эта девчонка, похоже испытывала наслаждение от того, что помыкала мной и громко кричала и хлестала меня по щекам, если я делал что – то из того, что ей не нравилось). Я очень быстро учился...

Хозяйка относилась ко мне нормально – как к вещи. А вот Анька... Скоро я стал замечать на себе ее долгие взгляды. И взгляды эти были достаточно странными – в них было какое – то заискивание, какая – то просьба... Вообще, к Аньке в этой семье относились не очень хорошо, хотя она и была старшей. Дело в том, что Барус не был ей родным отцом, она родилась, когда Баруса на два года забирали на работы в графский замок...

Да, месяц я прожил спокойно... А вот потом, в одну из ночей, когда все уже угомонились и я устроился поудобнее в своем углу конюшни, дверь в конюшню неожиданно раскрылась и я увидел в проеме две женские фигуры. "Эй, раб, ты где? – сказала Ксанна. – Ползи сюда, ублюдок!" Я торопливо вышел из своего угла и подошел к двери. Рядом с Ксанной, опустив глаза, стояла Анька.

"Да, хозяйка", – сказал я. "Выеби ее, раб, – сказала Ксанна, указывая на Аньку, – выеби ее, как ты ебешь козу!" "Я..., – сказал я смущенно, – я не... " "Не бойся, раб, – Ксанна засмеялась, – она хочет этого, Анька у нас мазохистка, ей нравится, когда ее унижают. " Анька в это время полностью разделась и осталась совсем голой... Она опустилась на четвереньки и посмотрела на меня снизу вверх. "Выеби меня, раб, – сказала она, – выеби меня, Петушок, как шлюху, как дрянь, как козу или сучку" Она подползла ко мне на четвереньках и принялась целовать мои ноги, потом поставила мою ступню себе на голову. "Ну! – нетерпеливо прикрикнула Ксанна, – еби ее, раб!" "Я... я не умею, хозяйка, – пробормотал я, – я еще никогда... " "Ты еще никогда не ебался? – удивилась Ксанна, – врешь, раб!" Я стоял, потупив глаза. "Ну, тогда придется тебя поучить". Она подошла ко мне и сильно толкнула, потом положила руки на плечи и заставила лечь на спину. "Эй, скотина! – сказала Ксанна сестре, – соси у него!" А сама, задрав юбку, сняла трусики и села мне прямо на лицо. "Лижи, раб!" Я принялся лизать и сосать ее ТАМ, она елозила по мне и мое лицо покрывалось липкой, остропахнущей влагой. В то же самое время я чувствовал как Анька губами и языком ласкает мой член. "Я научу тебя ебаться, раб, ты будешь хорошо ебаться, – приговаривала Ксанна. Она встала. "Эй, скотина, иди с козлом своим лижись!" Анька покорно, не вставая с четверенек, подползла ко мне и начала целовать меня в губы... А Ксанна переместилась на ее место, села верхом, заправила в себя мой член и принялась подпрыгивать. Через несколько секунд волна наслаждения нахлынула на меня и я кончил... Ксанна еще некоторое время попробовала погарцевать на моем опавшем члене, потом громко фыркнула, встала. "Вставай, Анька, – сказала она сердито, – этот ублюдок обкончался". И она пнула меня в живот. Больно, я согнулся и застонал. Ксанна еще несколько раз пнула меня, Анька в это время оделась и они ушли...

МЕНЯ ИМЕЮТ РАБЫ

"Вставай, ублюдок!" Пинок под ребра разбудил меня – Арген с утра явно был не в духе. "Вставай, к нам гости пожаловали!" Я торопливо оправил свою мешковину и выбежал встречать... Таких гостей мне еще видеть не приходилось. До сих пор на постоялом дворе Баруса останавливались люди простые – купцы или просто путешественники... Теперь же во двор въезжала карета... Сопровождали ее три... всадницы, а правил каретой самый настоящий кучер – в черной бархатной ливрее. А на запятках кареты стояли два... Два раба. Они были полуголые, только на бедрах у них имелись узкие полоски ткани, и на лицах имелись маски. Карета остановилась, я взял под уздцы лошадей. Рабы спрыгнули с запяток кареты, опустились прямо в грязь перед её дверцами и один из них распахнул дверцы. И из кареты вышла высокая черноволосая женщина в длинном черном платье. За собой на цепи она вывела полуголого мужчину – толстого, наголо выбритого, но одетого все – таки вчерные кожаные штаны. Она вышла, осмотрелась. Рабы между тем продолжали стоять на коленях, а тот, которого вывели из кареты на цепи, стоял рядом с ней на четвереньках...

"Рад вас приветствовать, уважаемая госпожа". – низко поклонившись сказал Барус (встречать гостей вышли все – и Анька, и Ксанна, и Олиска). "Моя гостиница – к вашим услугам". "Естественно, – холодно ответила женщина и, повернувшись к свои спутницам сказала – Мы здесь остановимся". Рабы тут же подбежали к всадницам и подставили свои спины для того, чтобы те спешились. "Так, человек, – продолжала женщина, – четыре комнаты для меня и моих подруг". "Слушаю, госпожа, – ответил Барус, – а для вашего кучера?" Женщина рассмеялась коротким негромким смешком. "Это мой муж, он будет ночевать у меня". "Слушаю, госпожа – Барус опять поклонился, – еще чего – нибудь изволите?" В это время я и Арген разнуздывали лошадей кареты. Кучер просто стоял в стороне... Зато тот раб, которого женщина держала на цепи, постянно оглядывался, будто что – то искал и тихонько поскуливал... "Застоялся, маленький, – сказала женщина и спросила Баруса – у тебя есть раб для развлечений?" При этих словах раб на цепочке навострил уши и с интересом посмотрел на Баруса. "Нет, госпожа", – растерянно пробормотал мой хозяин. "Ну и дыра!" – воскликнула одна из спутниц женщины, а раб зарычал и тут же жалобно посмотрел на свою хозяйку... "Нету здесь развлечений, малыш, – сказала женщина и продолжила, обращаясь к хозяину. – Так придумай что – нибудь! Видишь. Мой маленький застоялся!" "Есть! – радостно закричал Барус, – есть у меня раб. Зовут Петушок!" И указал прямо на меня. Я замер в ожидании... "Этот? – с сомнением сказала женщина. – Наверное, вшивый?" Но "маленький" уже нетерпеливо дергал тазом. "Ну, ладно, – сказала женщина. – Иди, возьми его. Только осторожнее!" И отпустила цепочку. Раб вскочил на ноги и вприпрыжку подбежал ко мне, цепь волочилась за ним по земле... Я не успел сделать ни шагу, как он схватил меня за руки, рывком повернул к себе спиной, толкнул так, что я упал на четвереньки, задрал подол моей одежды...

"Потом привяжешь его возле входа, – сказала женщина Барусу, проходя мимо нас. И в этот момент я опять ощутил почти забытую боль в попе. Меня опять трахали! Я закричал, однако никто не обратил на это внимания. Раб трахал меня, а все вокруг занимались своими делами, как будто здесь во дворе две собачки любились! Но я же – человек! Я попытался вырваться, но он был силен и трахал меня, трахал... Без единого слова, только изредка рыча. Я кричал и стонал, но скоро боль исчезла и даже появилось... Появилось ощущение какого – то удовольствия – мои стоны боли постепенно превращались в стоны наслаждения... Я повернул голову и поймал на себе взгляд Аньки, она пристально смотрела на нас, облизывая губы. "Эй, Анька, – крикнула от дверей Ксанна, – иди обслуживай гостей!" Анька вздрогнула, бросила на нас последний взгляд и пошла внутрь дома. А раб продолжал меня трахать. Наконец, он сделал последнее движение и отпустил меня. Я упал ничком на землю, совершенно обессиленный. К нам подошла Ксанна, взяла за цепь раба и повела его к входу. А меня пнула и сказала: "Чего разлегся, Петушок? Иди работать!" Раб покорно пошел за Ксанной, не вставая с четверенек. А я встал, оправил свою мешковину и поплелся в конюшню.

Меня переполняло возмущение: меня только что оттрахали, как самую последнюю скотину. Как животное, на глазах у всех меня оттрахал рычащий раб на ошейнике. Когда меня изнасиловали в карете, когда меня имел бродяга – все было не так, меня имели, но я существовал как человек. А сейчас меня оттрахали, как собаку и никому не было дела до того, что я думаю и чувствую, меня оттрахали и все – иди работай!

Я чистил щеткой лошадей и, закусив губы, плакал. От боли и унижения. До сих пор мое положение казалось мне каким – то страшным сном, а теперь мне воочию доказали, что я – раб, вещь, я – ничто....

"Эй, раб – раздалось от дверей, – ты где?" Я вышел из стойла. У дверей конюшни стояли те два раба. Они по – прежнему были в масках. "Иди сюда, раб" – сказал один из них и я не понял, кто. Я подошел к ним. "Как он воняет! – сказал один, – и какой он грязный! Его только Цепному и трахать". "Другого – то нет, Грызун, – возразил другой и снова обратился ко мне, – Тебя часто трахают?" "Нет", – коротко ответил я. Я был возмущен – сами рабы, а разговаривают со мной, как будто господа! "Значит, не заразный, – сказал раб и снова обратился к другому, – ну, что, Грызун?" "Ладно, – ответил Грызун, – только не здесь, Шиш. Воняет больно" "Ладно, – согласился Шиш и обратился ко мне, – пошли во двор, раб. "

"Не хочу, – сказал я, – Не хочу и все. " И повернулся, чтобы идти в глубь конюшни. Далеко уйти я не успел, они набросились на меня сзади, повалили, несколько раз я получил по лицу. "Он еще спорить будет, грязный раб! – сказал кто – то из них, – шлюшка вонючая!" Они были гораздо сильнее меня – взрослые, мускулистые. Один взял меня за ноги, другой – за руки и они выволокли меня во двор, оттащили к сараю. Я пытался вырваться, но у меня ничего не получалось. Пощечина! Еще пощечина! "Не дергайся, тварь!" Я перестал сопротивляться. Я лег на спину, раздвинул ноги. Грызун заставил меня подогнуть колени и вонзил член в мой зад... А Шиш сел мне на грудь и вогнал член в мой рот... Я закрыл глаза и позволил делать со мной то, что они хотят. Они валяли меня как тряпичную куклу. То ставили на четвереньки, то опять опрокидывали на спину... Их руки мяли мою грудь, мои ягодицы, щипали мои бедра... Первым кончил Грызун, его сперма залила мне все лицо.... Шиш еще некоторое время терзал мою попу, потом вынул из меня свой аппарат и тоже кончил, мне на ягодицы... Несмотря на боль во всем теле, я сразу же поднялся на ноги – я помнил, что сказала Ксанна... И я знал, что если я еще раз позволю себе... Что она изобьет меня...

Да, я не человек, я раб... И меня только что как раба отымели... И я должен себя вести, как будто ничего не случилось... Не мою задницу трахали, дырку в доске, не мой рот, а дырку в доске... Меня оттрахали рабы...

Оба раба, тоже утомившиеся, сидели сейчас в расслабленных позах, тяжело дыша. До этого дня у меня не было опыта общения с рабами, с такими же как я вещами, принадлежавшими кому – нибудь... В Барвизе было немного богачей, самым богатым считался мой хозяин и только он мог позволить себе держать раба. И вот я познакомился с себе подобными... И они трахнули меня... Потому что я – еще ниже них...

– А он ничего, – чуть отдышавшись сказал Грызун, – его бы чуть приодеть, да помыть...

– Ну да, – согласился Шиш, – только в этой дыре кому он нужен?

– Эй, твари! – на пороге гостиницы появилась одна из женщин, приехавших на лошадях. – Чего разлеглись?

Рабы резко вскочили и на четвереньках побежали к женщине. Я пошел в конюшню...

Весь день я занимался обычной работой и больше ничего не видел. Но когда я пришел на ужин, то обнаружил, что на кухне нет никого кроме Аньки... "А где все?" – глупо спросил я. "Гостей обслуживают, – хихикнула Анька. – А еще говорят, что тебя нужно сделать рабом для наслаждений. Будешь ходить в платье и услаждать гостей". "А чё, сама – то не можешь? – буркнул я. Я был раздражен, меня сегодня оттрахали рабы... К тому же я помнил, что тогда в конюшне говорила Ксанна.... И в самом деле, почему и нет? Ведь она сама этого хочет.... Значит, меня вряд ли накажут... "Мне нельзя, – вздохнула Анька, – я хозяйская падчерица... " "Тогда я оттрахаю тебя!!" – сказал я. Подошел к ней и грубо, как Олиска хватала меня, ущипнул Аньку за грудь. Она замерла. Тогда я прижал ее к стене и поцеловал в губы.

Она не сопротивлялась и ответила на мой поцелуй, потом сама задрала подол платья, спустила трусики и повернулась ко мне спиной.. "Еби меня, раб, еби... " – прошептала она, схватила меня горячей ладошкой за член и ввела его в себя... И начала энергично дергать задом, быстро... "Еби меня, раб, еби.... " – повторяла она задыхающимся шепотом... И я начал ее трахать, быстрее и быстрее... Мне это доставляло удовольствие, это действительно было приятно, я чувствовал, как к кончику моего члена подкатывает наслаждение... Но в тот момент, когда извержение началось, удар хлыста ожег мой зад. И удары посыпались резко, часто, больно – на зад, на спину, на голову. Я закричал, оторвался от Аньки... Рядом с нами стояла разьяренная... одна из приехавших сегодня амазонок. С хлыстом в руке. Она не прекратила избивать меня, когда я упал на пол, прикрывая руками голову, но схватила за волосы Аньку, не успевшую даже поправить подол и хлестала нас обоих. "Ублюдок! – кричала она, – как ты смеешь, раб трахать женщину! А ты, проститутка, как ты смеешь давать рабу!" И хлестала. Я тщетно прикрывался руками. Анька рядом со мной выла и пыталась схватить амазонку за ноги, что – то крича про то, что не виновата, что я ее насиловал и тем самым вызывала у амазонки еще большую ярость.

Наконец избиение прекратилось. Я осторожно приоткрыл глаза и увидел, как из – за спины амазонки выглядывают едва ли не перепуганный Крокус. "Ты! – амазонка ткнула в Крокуса кончиком хлыста. Этот раб оттрахал свободную женщину, твою дочь. Его надо примерно наказать, чтобы он знал свое место!" "Да, госпожа! – испуганно ответил Крокус, я его сейчас.... " "Нет, наказание ему определю я, – сказала амазонка. – Грызун! Шиш! Сюда!"

Рабы появились немедленно. По приказу амазонки они скрутили мне руки за спиной и выволокли во двор. Семья моего хозяина молча наблюдала за всем происходящим. Вышли и две другие амазонки. Они смотрели и что – то негромко комментировали. Меня бросили на колени посреди двора... А потом Грызун вывел из конюшни коня.

"Теперь ты, раб, – сказала амазонка, поигрывая хлыстом, – сделаешь моему Орлику минет. Ну! Ползи к нему!" И на меня снова посыпались удары, я закричал от боли, а потом.... потом я пополз на коленях к жеребцу, которого держали под уздцы Грызун и Шиш. Я заполз под брюхо жеребца... "Ну! – грозно сказала амазонка. – Бери в рот, раб! Чтобы навсегда запомнил свое место, чтобы никогда больше не смел трахать свободных женщин!" Я закрыл глаза и вытянув язык, лизнул яйца коня. Член жеребца немедленно расправился, конь заржал и переступил ногами. "Соси, раб!" – крикнула амазонка. "Бери в рот, Петушок! Давай!" – с хохотом добавила Ксанна. И по моей попе опять загулял хлыст. "Не надо! Пожалуйста! Я все сделаю!" – закричал я и, совершенно обезумев от боли взял конский член в рот. Мне пришлось раскрыть рот как можно шире, чтобы вонючая головка конского члена поместилась. Я начал сосать, а конь нетерпеливо заходил членом... Когда конская сперма брызнула мне в рот, я поспешно оторвался от члена, выкатился из под ног жеребца и... меня вырвало... Амазонка тут же обрушила на меня новый град ударов... Я потерял сознание от боли...

Очнулся я от ночной сырости. Я лежал, точнее сказать – валялся на земле возле крыльца парадного входа, руки у меня еще были связаны за спиной и очень затекли. Шею мою опутывала веревка, другой конец которой был привязан к перекладине. К этой же перекладине была прицеплена цепь Цепного – того раба, который оттрахал меня первым. Здесь же были привязаны и четыре борзых собаки, которые прибыли вместе с каретой. Через приоткрытую дверь пробивалась полоска света, доносилась музыка. Я со стоном перевернулся и попробовал сесть, но ягодицы ужасно болели и я снова пересел на колени. Интересно, что же теперь со мной будет?

"Болит?" – неожиданно подал голос Цепной. Голос его был неожиданно добродушен и даже приятен на слух. "Болит", – сглотнув слюну, кивнул я. "Бывает, – сказал Цепной. – Рабская доля такая. Ты откуда?" Меня чертовски удивило, как это он со мной разговаривает таким мирным тоном, будто ничего не случилось... "А что? – удивился в ответ Цепной. – И что такого? Ну, оттрахал я тебя, ну Грызун с Шишем тебя оттрахали. Ну и что? Нам же Госпожа разрешила!" Это прозвучало в его устах таким вполне понятным объяснением, что... Я вздохнул. И воспользовавшись случаем я решил расспросить Цепного – что же все – таки произошло, где я очутился и как мне отсюда выбраться....

В ОШЕЙНИКЕ И НА ЦЕПИ...

У меня на шее прочно закреплен тяжелый бронзовый ошейник. Ошейник никак невозможно снять – он заклепан намертво, поэтому руки и ноги мои свободны. Вернее, свободны только ноги, обеими руками я придерживаю на плече тяжелый мешок с... Я не знаю с чем мешок, там что – то тяжелое и твердое. Мой ошейник соединен стальной цепью с ошейником моего соседа справа – стройного темнокожего юноши чуть постарше меня. Он тоже тащит на плече мешок. А через звенья цепи, соединяющей ошейники, пропущена еще одна цепь, которая соединяет пары рабов в длинный караван. Это караван рабов.

На цепи возле крыльца гостиницы Баруса я просидел двое суток. Меня не поили и не кормили. А потом появился хозяин с каким – то толстым маленьким человечком, человечек приказал мне встать, ощупал руки, ноги, долго мял ягодицы, цокая языком, помял в руке мой член, заглянул в рот... Потом отсчитал Барусу десять медных монет, взял меня за цепь и вывел со двора. Мне надели ошейник и прицепили к каравану...

Мы идем уже три дня. Это длинный караван – примерно полусотни рабов и рабынь, соединенных цепью в единую колонну. Точно я не могу сказать сколько нас. Я вижу только своего темнокожего соседа справа и голые спины и ягодицы тех, кто идет впереди нас. Одежды нет почти ни на ком. Почти никакой одежды за исключением каких – то лоскутов материи, прикрывающих бедра либо раба, либо рабыни.

Впереди меня идет девушка, а ее соседом – рослый плечистый мужчина. Спина мужчины вся в рубцах. А на правой ягодице девушки вытатуирована синяя роза. Даже с цепью на шее девушка идет так, что мое усталое воображение начинает рисовать сексуальные картинки. Мой член находится в приподнятом состоянии всю дорогу... На привале я смогу его подрочить... До позавчерашнего дня, вернее – до позавчерашней ночи я не знал, какое удовольствие доставляет мастурбация. Я просто не знал этого. Но когда мы остановились в темноте на привал я заметил, как тот раб, который шел справа от меня, делает это. Я попробовал... Мне понравилось. Теперь я это делаю на каждом привале.

Нас не освобождают от цепи и ошейников даже на привале... Но руки у нас свободны... И при желании мы можем дотянуться до соседа, даже лечь на него. Но залезть на идущую впереди меня рабыню я даже не пытался – это место занято, каждую ночь я вижу, как на рабыню забирается тот раб, который идет с ней в паре. Она подставляет ему свой зад, а он равномерно качается на ней... Я смотрю на это и мастурбирую... Это не запрещается.

А вчера меня попробовал трахнуть раб, который всегда идет сзади меня. Я уже почти заснул, когда почувствовал, что сзади меня находится мужчина, мнет мои ягодицы и пытается впихнуть между ними свой член. Я засопротивлялся, оттолкнул его – мне вовсе не хотелось, чтобы какой – то раб меня оттрахал, мне вовсе это не нравится! На шум прибежал напарник нашего хозяина, или охранник (я еще на разбираюсь, кто из них кто) и начал бить плеткой моего насильника... То есть, бил он по нам обоим, но поскольку тот раб был сверху, досталось в основном ему. Больше этот раб меня не трогает.

Я нахожусь на чужой планете. Это не Земля. Хотя этот мир местные жители тоже называют Землей. Но это – чужой для меня мир. Я не знаю, как я сюда попал – возможно, те, кто сидел со мной в баре, а потом насиловал в карете, просто опоили меня чем – то или подсыпали что – то в мой кофе, а потом загрузили в корабль и привезли сюда.... Так рассуждал Цепной, рассказывая мне об этом мире. Может быть той парочке я просто приглянулся... Среди здешней элиты встречается много извращенцев. Они часто бывают на Земле... Кое – кто, между прочим, давно уже организовал постоянную поставку рабов и рабынь с Земли на эту планету. Это очень выгодно. Но я попал сюда случайно.

Это – рабовладельческий мир. И я здесь – в качестве раба. Похоже, это – моя судьба. Бежать отсюда некуда. И никто мне не поможет, даже если бы захотел. Но никто и не захочет.

Цепной стал рабом по доброй воле. Он тоже жил на Земле, был преуспевающим бизнесменом, а потом однажды, обкурившись марихуаны пришел в бордель и подписал контракт на то, чтобы стать рабом. Ему так захотелось. И его сразу же переправили в этот мир. Когда он сообразил, что он сделал, было поздно. Он смирился. Здесь много городов и много стран, и много разных обычаев. Есть города, где хозяевами являются мужчины. Но я стал рабом в стране, где царит матриархат. Мужчины здесь – низшие существа. Даже свободные мужчины. Поэтому мой прежний хозяин так раболепствовал перед той Госпожой. Поэтому муж той Госпожи служил у неё кучером. И я – раб ниже даже рабыни... Потому что она – женщина, а я – мужчина. И поэтому я был наказан той амазонкой... В других местах бывает иначе, но я – здесь... И всё равно я – раб... А даже там, где хозяевами являются мужчины, раб есть раб. Вещь, с которой можно поступать так, как заблагорассудится.

Я – раб... Сейчас у меня нет даже имени.... Я даже не знаю, куда нас ведут, что с нами собирается сделать хозяин каравана... Он может сделать все, что захочет. Потому что мы – рабы.

Тот темнокожий раб, который идет со мной в паре, был продан в рабство собственной невестой. Он строил глазки на деревенской свадьбе подруге невесты.... И на следующий день его невеста – его жена продала его нашему хозяину. Теперь у него тоже нет имени, как и у меня. Такое здесь тоже – в порядке вещей. Вообще, женщины властвуют над этой страной. Мужчинам достаются самые презираемые профессии и самая грязная работа. Над всем царствуют женщины...

Я иду босиком по пыльной дороге, тащу на плече тяжелый мешок, на шее у меня ошейник, который скреплен цепью с моим соседом справа... Передо мной идет голая рабыня... На правой ягодице у нее синеет татуировка – роза...

Мы идем без остановки, не очень быстро, но к наступлению темноты ноги гудят. Нас сопровождают трое – человек, который нас покупал и двое его охранников. Они едут верхом на лошадях. И подстегивают плетьми тех, кто спотыкается или начинает идти медленнее.

Кормят нас один раз в день, когда мы останавливаемся на ночевку. Нам раздают по большому куску хлеба, обильно посыпанному солью и кидают на всех по большому кожаному бурдюку воды.. Охранники следят, чтобы воды попили все – хозяин заботится, чтобы все рабы дошли живыми.

Мы не знаем, куда нас гонят и что с нами собираются делать. С нами можно сделать всё, что угодно, мы – рабы. Из нас могут сделать даже рабынь, такое здесь случается тоже часто. Поскольку над всем властвуют женщины, то среди мужчин очень развит гомосексуализм – женщина имеет право отказать в сексе мужчине, а раб – нет. И если раб привлекателен, то ему будет уготована именно такая участь. Но те, кто становится не рабом для наслаждений, завидуют им. Потому что на других работах гораздо тяжелее.

Когда наш караван проходит через какое – нибудь селение... Почти никто не обращает на нас внимания. Только дети стоят кучками у края дороги, кидают в нас грязью, что – то кричат ( я еще не знаю многих слов). Это обычное дело. Ну, рабы и рабы, ну, гонят и гонят...

"Я бы хотел стать рабом для наслаждений, – горячо шепчет мне на ухо мой темнокожий сосед вечерами, – рабов для наслаждений кормят хорошо, и работать не надо, подмахивай только умело. А ты бы хотел быть рабом у мужчины или у женщины?"

Здесь всё бывает по разному. Можно стать рабом у женщины, чтобы твоя хозяйка относилась к тебе как к мужчине. Но хозяйка может решить, что ты не раб, а рабыня. И точно так же может поступать хозяин – мужчина. Это их право. А мы – рабы.

Ошейник тяжелый, мы идем по пыльной дороге, я тащу на плече мешок моего хозяина... Что я могу сделать? Сбежать? Куда?

... Ночью я лежу на спине и мастурбирую свой член. Мой темнокожий сосед делает то же самое, но я стараюсь делать это тихо, а он громко вздыхает и постанывает. Вообще, все рабы нашего каравана делают это... И в ночной тишине слышны сопение, стоны и вздохи... А от костра наших охранников раздаются стоны тех, кого трахают наши хозяева. Каждый вечер они отбирают себе тех, кто будет услаждать их сегодня. Меня еще не выбирали ни разу. Моего соседа – тоже. Он по этому поводу расстраивается, а я – нет. Мой зад только – только забыл боль от того, как меня оттрахали в Барвизе...

При воспоминании о том, как меня трахали, как скотски со мной обошлись, я кончаю и капельки спермы капают мне на живот. Мой сосед, уже весь вне себя от возбуждения придвигается ко мне ближе, его член оказывается возле самой моей щеки, он продолжает дрочить и струйка спермы ударяет мне в лицо.. Я отворачиваюсь, но молчу... Пусть себе насладится... В конце концов, он тоже раб.

ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ НОМЕР НА АУКЦИОНЕ РАБОВ

На пятый день мы добрались до цели нашего путешествия – до города Хевроши. Нас прогнали через Рабские ворота, где скучающие стражники лениво обменивались замечаниями в наш адрес. На окраине города мы, наконец, избавились от тюков, которые тащили и три крепких обнаженных чернокожих раба принялись затаскивать тюки на склад. А нашу колонну прогнали чуть дальше. Мы остановились перед небольшим каменным сараем. Там владельца нашего каравана встречали двое – худощавый, лысый мужчина, одетый в красную хламиду, и еще один – высокий, стройный раб... в коротком женском платье черного цвета, в туфлях на высоких каблуках. Он был завит, накрашен, напомажен и... держал в руках плетку – семихвостку. Это был именно раб, шею его охватывал кожаный ошейник, а вдоль обнаженного бедра левой ноги – до самой щиколотки вилась причудливая синяя татуировка... Это был раб, потому что между ног его отчетливо дыбился член... Но у него была и пышная грудь... Настоящая женская грудь...

Нам приказали остановиться. Затем нас освободили от цепи. Потом по одному нас стали освобождать от ошейников. Лысый делал запись в своем свитке, а раб кисточкой рисовал на левой лопатке номер и хлыстом загонял в сарай. Я не знал местных цифр, но от нечего делать начал считать. Получилось, что я – номер двадцать шестой. Хлыст ожег мою попу и я торопливо забежал в сарай. Скоро за нами захлопнулась дверь, загремели засовы и мы остались внутри.

Было темно и тесно, можно было с трудом сесть на пол, скрестив ноги. Но лучше было стоять. Прямо передо мной стояла та самая рабыня с розой на ягодице.

Внезапно я почувствовал, что тот раб, который пробовал меня оттрахать на привале, прижимается ко мне сзади и пытается раздвинуть мои ягодицы. Я попытался его отпихнуть, но он сжал мои ягодицы с такой силой, что я вскрикнул. "Стой тихо, Двадцать Шестой, здесь нет охранников, чтобы тебя защитить, – заговорил он, – я тебе кости переломаю". Он толкнул меня вперед так, что я прижался передом к рабыне... И вдруг она изогнулась так и вставила мой член в себя... В тот же момент раб, стоявший сзади, воткнул в меня член. Я застонал, дернулся и получилось так, что и мой член начал двигаться в рабыне. Получилось так, что раб трахал меня, а я трахал рабыню... И всё это происходило посреди сарая, полного голых рабов... Вдруг тот, кто трахал меня тоже дернулся и застонал от боли. Я понял, что кто – то начал трахать его самого.

Это был какой – то страшный сон – сарай, в котором стояли рабы и рабыни и трахались друг с другом, цепочкой. Время от времени цепочки рассыпались – когда кто – то кончал. Так, когда я кончил, рабыня оторвалась от меня, но её тут же развернул спиной к себе раб, стоявший перед ней, и некоторое время мы упирались грудью друг в друга и смотрели друг другу в глаза, а нас трахали лицом друг к другу.

Я не помню точно, сколько времени это продолжалось. Мой зад побывал во власти трех или четырех рабов, при этом один раз я тоже трахнул какого – то раба... Но постепенно всё успокоилось. Усталость брала свое. Ноги подкашивались, глаза закрывались... Мы заснули вповалку, прислонившись друг к другу, навалившись друг на друга... Это уже никого не волновало.

Утром раскрылась дверь и всё тот же раб в платье принялся нас будить криками, пинками и ударами хлыста. Морщась от утреннего света мы торопливо выбрались на улицу.

"Вы, животные, здесь ваш завтрак, – сказал раб, указывая хлыстом на длинное деревянное корыто, стоявшее возле сарая, – жрите быстрее". "А что потом?" – спросил мой темнокожий спутник и тут же получил хлыстом. "Ты, тварь, всегда должен прибавлять – Госпожа, когда обращаешься ко мне! – рявкнул раб. – Потом вас, скотов помоют и поведут на аукцион. Моему хозяину не нужно тратить денег на вашу кормежку и обучение. Всё понятно? Жрите, животные! И быстрей, быстрей! Кто не успеет, останется голодным!"

Рабы кинулись к корыту. "А ты что встал, Двадцать Шестой? – толкнула меня под руку та самая рабыня с розочкой, – слышал, что сказали?" И, махнув на меня рукой, она тоже побежала к корыту. Я побежал за ней... Голые рабы и рабыни, стоя на коленях лакали мутную кашицу – вода с перемешанными там кусками хлеба, отрубей и еще чего – то... Такую еду я готовил свиньям в гостинице Баруса... В желудке засосало и я, опустившись на колени, присоединился к рабам... После голодного дня и голодной ночи даже эта отвратительная еда показалась.. ну, не вкусной, но вполне приемлимой... За нашими спинами топтались те, кому места у корыта не хватило.... Через четыре глотка меня вдруг затошнило... От этого пойла, от шумного чавканья рабов, от запаха немытых тел... Меня оттолкнули, моё место заняла пышногрудая и толстозадая рабыня. Я отполз в сторону, засунул два пальца в рот и меня вырвало. Я растянулся на земле ничком, мне стало немножко легче. "Всё!!! Хватит! Строится, свиньи!" – раздался крик раба и, раздавая удары хлыста направо и налево, он принялся разгонять рабов от корыта. "Строится по двое!" Пинками и ударами хлыста он построил нас в колонну и погнал за угол сарая. Там нас выстроили в один ряд и два голых раба принялись поливать нас водой из шлангов. Сперва вода казалась холодной, но через некоторое наши тела привыкли.... И это было очень приятно: помыться впервые за такое время. Смыть с себя грязь, сперму, мочу. Такие же ощущения, наверное, испытывали все рабы, все плескались и радовались... "Мойся, раб! – та рабыня с розочкой на заднице плеснула в меня пригоршней воды. – Мойся, раб должен часто подмываться!"

Снова пинками, бранью и хлыстом нас заставили построиться в колонну по двое и погнали... Шли мы недолго, какими – то переулками мимо каменных домов, нас завели в просторное помещение. И оставили. Тонкая перегородка отделяла нас от какого – то зала, где шумели люди и играла музыка...

Это была аукционная зала. Здесь оптовые торговцы рабами продают только что пригнанный товар. Здесь самое главное – показать телосложение раба и постараться его продать побыстрее. Обычными покупателями на таких аукционах являютя мелкооптовые перекупщики, которые отбирают себе рабов по вкусу, а потом уже занимаются их обучением, подготовкой и перепродают намного дороже. В розницу. В работорговле – строгое разделение труда... Хотя на таких аукционах иногда покупают и по одному рабу или рабыне... Какие – нибудь небогатые горожане, старые сластолюбцы или ремесленники, которые ищут помощника в работе и постоянную куклу для развлечений после работы. В хороший дом отсюда не попасть – необученные рабы знатным господам не нужны. А вот в плохой дом попасть можно. Цены здесь ниже.

"Как же так можно? – шепотом возмущался мой темнокожий спутник (теперь я мог называть его Двадцать Пятый) – Продавать необученных рабов? Ведь из меня можно сделать такого замечательного раба для наслаждений и получить за меня огромный доход!" "Молчи, дурак, – оборвала его Двадцать Четвертая – та рабыня с розочкой на ягодице – ты раб и не тебе решать... Я была такой чудесной рабыней для наслаждений, но надоела хозяину и он продал меня за три сольдо".

За стеной шумел зал. Хозяин выводил нас по десятку... Мы стояли и ждали своей очереди. Зал шумел, свистел и хохотал... "Пошли!" – махнул рукой раб, которого мы должны были звать Госпожа.. Гуськом мы вышли на сцену, ярко освещенную сцену, морщась от света, направленного на нас. Кто сидит в зале, нам не было видно.. Зато нас было видно отчетливо со всех сторон. "Продается группа – семь рабов и три рабыни" – отчетливо произнес Госпожа.

Подчиняясь командам, мы поворачивались спиной к залу, боком, опускались на четвереньки и делали на четвереньках круг по сцене.

"Я хочу купить вот этого, Двадцать седьмого, – вдруг отчетливо раздался трескучий голос. – Мне нужен пастушок". Двадцать седьмой – это мой темнокожий спутник. Я скосил на него глаза. Видно было, что он сразу же приуныл. Ведь он мечтал быть рабом для наслаждений, а ему предстояло стать козопасом... Н – да, и трахать его будут грязные пастухи, такие же рабы, как он...

Его продали. За четыре сольдо. Пышнотелую Двадцать восьмую купила какая – то женщина за пять сольдо. А нас, оставшихся шесть рабов и двух рабынь купил бордель. Госпожа так и произнес: "Проданы за двадцать сольдо борделю "Райские кущи"...

МЕНЯ ОБУЧАЮТ В БОРДЕЛЕ

"Раз, два, три, четыре... Раз, два, три, четыре, пять... Пошевеливайся, Лизунчик! Раз – два, три – четыре, пять! Задница, шевели задницей! Раз – два, три – четыре, пять! Раз – два, три – четыре, пять... " Раздается свист хлыста, звук удара по голому телу, короткий вскрик. "Раз – два, три – четыре, пять!"

Лизунчик – это я. Так меня назвал мой новый Хозяин – мастер Корп. Он содержит бордель "Райские кущи". "Раз – два, три – четыре, пять! Соска, шире ноги! Раз=два, три – четыре, пять!" Соска – это та самая, с розочкой на ягодице... Раз – два, три – четыре, пять... Я голый стою на четвереньках и старательно двигаю задницей – вперед, назад, вправо, влево, затем по кругу и снова – вперед, назад... три – четыре – пять... В такой позе в ряд стоят полтора десятка новых рабов и рабынь этого борделя... Мы отрабатываем движения в позе раком... Раз – два – три – четыре – пять... Нас кормят здесь трижды в день. Кормят обильной, жирной пищей. Мастер Корп считает, что формы его рабов должны быть округлыми, а кожа нежная. Поэтому после каждой кормежки мы принимаем ванну – моемся все вместе в большом бассейне с теплой водой, а потом натираемся дешевым кремом. А потом – на обучение. Раз – два – три – четыре – пять... Мастер Корп полагает, что чем лучше раб или рабыня обучены, тем больше денег за них можно взять, тем больше приходит клиентов. Раз – два – три – четыре – пять. Командует нашим обучением Ванесса.

Она – свободная женщина. Кажется, она даже родственница Мастеру Корпу. Мы находимся в полном её распоряжении. Её задача – сделать из нас вполне обученных шлюх, которые будут пользоваться спросом и приносить Мастеру Корпу прибыль. Нас обучают движению в различных позах, брать в рот так, чтобы не кусать клиента, массажу, даже стонам. Стоны, как сказала Ванесса, увеличивают удовольствие и ускоряют оргазм у клиента. А чем быстрее клиент кончит, тем быстрее ты сможешь заняться следующим. А значит, тем большую прибыль получит хозяин.

Первую неделю после нашего прибытия в бордель нас на ночь сгоняли в одну общую камеру – "для новеньких". Там было тесно и спали мы вповалку, но... Но не было никакого секса, хотя Соска постоянно прижималась ко мне всем телом и засыпала у меня на плече. Не думаю, что она чего – то хотела, скорее всего – тоже нет. Просто так было теплее и... как – то уютнее. Вся наша энергия уходила на упражнения под командованием Ванессы и на ночь мы просто отключались, просто засыпали вповалку. Но так было только в первую неделю. Через неделю Ванесса сказала, что пришла пора отрабатывать нашу кормежку. И тем же вечером мы узнали, что это такое. В борделе "Райские кущи" имелся специальный зал – большой, уставленный пальмами в кадках и другими растениями, а между ними находились специальные станки. После обычных занятий нас всех, новеньких рабов привели в этот зал и каждого привязали к станку в разных углах зала. Я не видел, как привязывали других. Меня привязали так, что я стоял на четвереньках уперевшись в станок животом, широко расставив ноги, выпятив попу. Попу мне смазали какой – то влажной и жирной мазью. На глаза мне надели повязку, а рот заткнули кляпом. "Теперь можешь спать", – хохотнула Ванесса, следившая за тем, как меня привязывают...

Этот зал специально устроен так. Здесь клиенты борделя могут погулять, отдохнуть, поговорить о своих делах... И трахнуть раба или рабыню, привязанных по всему залу. На выбор. Или отхлестать плеткой, или сделать еще что – нибудь...

Так теперь каждый день. Днем мы проходим тренировки и обучение, а ночь проводим в таком – привязанном виде... И нас трахают, когда хотят и как хотят и если хотят. За это клиенты платят Мастеру Корпу. Платят, наверное, хорошие деньги.

Некоторое время я чувствовал себя очень плохо. Несмотря на смазку, мне было очень больно, когда кто – то (я не видел, кто) вдруг начинал меня трахать. Без всякого предупреждения. Иногда вдруг посреди ночи, когда я, уже успокоившись, засыпал, меня пронзала острая боль в заду... И я мог только мычать от боли и не мог дернуться ни в какую сторону. Затем наступало утро, нас развязывали, кормили, мы мылись и подмывались и снова начиналось наше обучение.

Однако к концу второй неделе я привык. И ночью я действительно спал... Когда меня никто не трогал, я спал крепко... Когда на меня обращали внимание и принимались трахать – я находился в полудреме. Сколько раз меня трахали, я не считал. А зачем? Разве это имеет значение? Нужно спать, утром нас накормят, мы вымоемся и займемся обучением. Нужно старательно тренироваться – иначе Ванесса будет недовольна... Раз – два – три – четыре – пять...

Я – УЛИЧНАЯ ПРОСТИТУТКА

"Эй, красавчик! Не хочешь развлечься? Хочешь – со мной, а хочешь – с моим дружком? А хочешь – с нами обоими?" Соска стоит подбоченившись, очень сексуально изогнувшись и выставив чуть не напоказ грудь, едва прикрытую туникой. На ней только короткая, едва прикрывающая бедра красная туника, черные чулки обтягивают ноги, а на ногах у неё туфли на высоком каблуке. Я одет только в короткую черную тунику на бретельках. Я – босой и чулок у меня нет, мне они не положены. Но я накрашен так же ярко, как Соска, мои волосы завиты и прядь заманчиво опускается на мой лоб. Я натер плечи и руки благовониями, чтобы от меня исходил приятный запах. Я прохаживаюсь по бульвару невдалеке от Соски, старательно покачивая бедрами. Мастер Корп назначил Соску старшей на нашей улице. Мы работаем проститутками. Матрос, к которому обращалась Соска, хмуро окидывает взглядом её и меня и, что – то буркнув, проходит мимо.

День этот раньше или позже должен был настать. Мастер Корп лично проверил каждого нового раба и рабыню. Месячное обучение закончилось, теперь мы должны приносить хозяину прибыль. Нас выстроили в учебной зале, среди тренажеров, приказали встать на колени. Хозяин прошелся мимо нас, затем сел в кресло. Ванесса почтительно подняла подол его туники. А потом мы должны были по очереди подползать к хозяину на коленях и целовать его член.

Потом, когда мы все исполнили ритуал, в зал вошли шестеро рабов. Рослых, мускулистых, голых. И начали нас трахать. А Мастер Корп сидел в своем кресле, две рабыни облизывали его член, а хозяин наблюдал за нами и решал, куда нас отправить. Меня и Соску отправили на улицу.

"Не хотите развлечься, господин?" – это уже обращаюсь к невысокому пожилому небогато одетому прохожему, в глазах которого я уловил некоторый интерес к себе. Каждый день мы должны приносить хозяину деньги, все деньги, которые заработаем. И если принесем мало, или Ванесса решит, что мы принесли мало, нас накажут. Поэтому я стараюсь работать.

"Не хотите развлечься, господин?" Он остановился, оглядел меня, потом сказал. "Давай. Только недалеко и быстро".

Мы зашли в ближайшую подворотню. Я опустился перед ним на колени, расстегнул ему штаны и принялся облизывать его член. Скоро он часто задышал, задвигал тазом и кончил мне в рот. Я проглотил его сперму. Брезгливо глядя на меня сверху вниз, он порылся в кармане и кинул мне медную монетку. "Спасибо, господин", – сказал я, встал и отправился обратно на улицу. Не желаете развлечься, господин?