По извилистой тропе, ведущей к вершине холма, Артисия поднималась в последний раз. Она знала тропу как свои девять пальцев – мизинец на левой руке ей отсекли два года назад, когда она приняла от Катаи монашеские обеты Солнца.

Старая Катая в свое время сама завела этот обычай, когда, впервые поднявшись в храм на холме, обнаружила, что среди руин былого святилища осталась одна последняя статуя Аррока. Артисии тогда было всего четыре года, и она не помнила жизни до послушания Катаи, хотя в городе ее все равно, даже теперь, двадцать лет спустя, считали ведьмой. Катая, которая после смерти продолжила бродить по улицам города пугая ночных прохожих, только подпитывала эти слухи.

Впрочем, теперь пугать в городе было особенно некого. Когда Артисия выходила утром из дома, только в паре кварталов оставались жители, старики и сумасшедшие, решившие противостоять подступающей стихии. Вчера пала последняя преграда – Марра обрушила в Океан сторожевую башню, простоявшую на краю города больше трех сотен лет. Артисия оглянулась на город, как раз возникший среди окружающих тропу кустов, и не узнала его. Без башни, без желто-розовой крыши портовых хранилищ и ряби парусов он походил на керамический рисунок. Рыжие и красные крыши домов, еще не сорванные взбесившейся Маррой и не брошенные к ногам Океана, показались Артисии плоскими и неживыми.

Она перепрыгнула одну из множества возникших в последние луны трещин, ободрала плечо – по ее смуглой коже пробежали две белые трещинки, будто и ее, как землю под городом, захватила Марра. Артисия смахнула с плеча мраморную крошку, облизнула сухие губы. На поясе у нее висел кожаный бурдюк с водой, но воду нужно было экономить. До вершины холма оставалось еще множество шагов и прыжков, а источников или ручьев здесь давно не осталось. Вода ушла из города первой. И тогда же начались проблемы у Артисии и всех, у кого в жилах вместо крови тек белый мрамор.

Черноволосая, белоглазая Артисия и в детстве не походила на своих сверстников. Ее зрачки, совсем маленькие черные точки, вызывали у них страх, а странные голубые синяки и белые, крошащиеся трещины, которыми покрывалось ее тело от ударов, всегда привлекали внимание самых сильных и ловких. Всем хотелось доказать, что именно им удастся заставить мраморную девочку плакать.

Артисия не плакала, но и не отвечала на нападения – Солнце не позволяло. Точнее, не позволяла Катая. А когда Катая умерла, мстить было уже поздно – почти все люди, когда-то ходившие с нею в школу, уже покинули обреченный город. Сначала оставались те, кто не верили в предсказания. Потом те, кто не хотели в них верить. Потом остались дураки, старики и сумасшедшие. Потом ушли и дураки. Артисия ждала своего часа, ждала знака от Солнца. Знака не было, Солнце спало. И Артисия понимала почему так – она и сама бы с удовольствием давно спихнула город в Океан.

У очередного межевого камня, покосившегося и заросшего сухим, пустынным мхом она остановилась перевести дух. Даже в легкой одежде, белой, прошитой золотыми нитями тоге и простеньких сандалиях, свитых из винной лозы, идти по тропе было очень жарко. Артисия присела на землю в тени камня, прикрыла глаза. И почти сразу Марра дала о себе знать. Задрожала земля, где-то совсем рядом вспорхнула стая диких чаек. Артисия услышала их истошные крики, глупое щебетание единственных обитателей холма, которым подступающий Океан ничем не угрожал.

Пора было идти дальше – к полудню жара должна была стать невыносимой. Артисия встала, задрала подол тоги, чтобы вытереть пот с лица, потом снова оглянулась на город. Еще три дня назад с этого самого места она разглядывала блестящую крышу сторожевой башни. Теперь за камнями было видно только далекий Океан, загибающийся вверх к горизонту. Артисия вдохнула полной грудью, и пошла по тропе.

Тучи над головой стали собираться уже когда Артисия вышла на каменную дорогу. Когда-то именно эта дорога вела от храма в город, но за последние несколько сотен лет большую ее часть горожане растащили на разнообразные городские нужды. С тех пор как Марра обрушила статую большого Солнца, этой дорогой пользоваться было некому. Катая была не в счет – дорога использовалась для процессий и прогона жертвенных овец. Обычные люди всегда могли подняться до храма по многочисленным холмовым тропам.

Артисия поклонилась идольскому кладбищу у основания храма, окинула взглядом оставшуюся от главного святилища лестницу. Она, как и весь храм, была построена много лет назад, когда люди были гораздо выше ростом, и Артисия могла бы по ней подняться разве что с крюком и веревкой. Сверху лестницы сверкнула слепым глазом голова Солнца. Большая часть огромной статуи сорвалась с другой стороны холма, но голова упала прямо на крышу святилища, расколола его надвое, и теперь оглядывала спуск с холма и город. Артисия проследила за взглядом статуи. Если Большое Солнце и защищало когда-то город, эта защита давно закончилась. Даже с такой высоты было ясно, что с городом что-то не так – мертвые крыши и дым, поднимающийся от вспыхнувшего где-то у самого Океана пожара, подтверждали все слова пророчества: «Боги оставили город.»

Артисия сошла с дороги на еще одну тропу, совсем узкую, и на несколько секунд потеряла храм из виду. Вокруг оказались кусты и камни. В одном месте она проскользнула по самому краю глубокой расщелины, на далеком дне которой лопалась красная кровь Марры. Даже несмотря на еще не скрытое тучами солнце, Артисия почувствовала жар этой крови, и заспешила дальше. Она много слышала о жрицах, которые слишком долго вглядывались в такие трещиня – жар Марры привлекал жриц Солнца, потому что был похож на солнечное тепло. Но «похож» не означало «был им». Марра не была Солнцем.

Слева снова возникла громада храмовых руин – три колонны, каждая в четыре человеческих обхвата, подпирали низкое, грозовое небо. Солнце исчезло за тучами, и сразу стало очень холодно и будто бы влажно. На плечо Артисии упала первая, еще неуверенная дождевая капля.

Артисия откинула мшистый полог, скрывавший узкий вход в основание храма. Это была самая обычная щель между двух огромных мраморных блоков – строители храма не предполагали, что однажды человек сможет протиснуться в подобную, и поэтому даже не засыпали ее песком.

Артисия втиснулась в щель и несколько секунд видела только шершавый мрамор. Потом вокруг оказалась маленькая комната, тоже наверняка возникшая совершенно случайно, когда один из строителей сэкономил на основании храма и унес домой одну из отложенных для этого, скрытого под другими такими же, слоя кладки мраморную плиту. Из комнаты вверх вела лестница, вырубленная в мраморе – ее, под руководством Катаи, вытесали городские рабочие.

Артисия подтянулась, схватилась сразу за пятую снизу выемку. В первую поставила ногу. Выемки были вытесаны не очень часто, и к концу лестницы Артисия чувствовала, что мышцы в ногах и руках почти что звенят от боли. Кожа на икре лопнула, и тонкие белые трещинки пробежали до самого бедра.

Артисия плюнула себе на ладонь, протерла ранку, выпрямилась. Она стояла на самом краю зала, который когда-то служил левым крылом святилища. Его вход был теперь перегорожен солнечной головой, точнее осколком ее огромной шеи. Если бы не тучи, то через дыры в потолке на пол сейчас бы падали лучи солнца, но в шторм зал оставался по ночному темным и гулким.

Артисия сглотнула и поспешила в галерею со статуями, которая начиналась у края крыла и когда-то шла по периметру всего святилища. Падая, статуя Солнца разорвала ее на две части, южную и северную. Северная обрушилась еще до рождения Артисии, а от южной осталось всего несколько мраморных плит и одна единственная статуя, напротив прямоугольного окна, открывающегося на город. Именно к этой статуи Артисия и стремилась.

Малое Солнце, Аррок, выглядел почти живым. Он был всего на пару голов выше Артисии и, судя по юношескому лицу, на пару лет младше. Его голова была гладко выбрита, одна рука тянулась к окну и широкому мраморному подоконнику, а другую он прятал за спиной, будто желая прикрыть свои рельефные ягодицы. Каменная грудь статуи была рассечена длинным шрамом – Марра расколола ее от пальцев левой, вытянутой вверх руки, до самого паха, так что трещина заканчивалась там, где начинались волны волосков, обрамляющих округло свернутый член. Артисия придирчиво осмотрела статую на предмет новых трещин и, не найдя ни одной, облегченно вздохнула. Плохих знамений хватало и так – за окном как раз ударила первая молния.

Отпив из бурдюка, Артисия сняла с пояса сумку, достала из нее гипсовые палочки. Статую полагалось очищать хотя бы раз в несколько дней – мрамор все время покрывался рыжей испариной, и из-за этого казалось, что Аррок потеет. Вот и теперь жирная красноватая капля скатилась с его шеи до самого бедра, оставив за собой яркий ржавый след.

Со статуей Артисия всегда обращалась очень бережно. Она любила ее с первой встречи, когда, только лишившись мизинца, впервые оказалась в этом зале. Ей нравился вскрытый Маррой шрам на ее животе, груди и руке, и взгляд, которым статуя слепо одаряла раскинувшийся далеко за окном город и Океан.

Артисия разделась, опустилась на колени у окна и прочитала молитву большому Солнцу. Солнце слушало молитву – из-за туч дважды мигнули красноватые лучи. Потом Артисия обернулась к статуе, взяла первую гипсовую палочку, смочила ее слюной. Гипс распустился словно высушенная кисть художника. Артисия почувствовала подступающее возбуждение, всегда настигавшее ее в этот момент – ей и только ей позволялось касаться статуи, вести гипсом по мраморной коже, такой похожей на ее собственную, гладить и сжимать нежный, вечно-горячий мрамор. Она опустилась к ногам статуи, поцеловала сначала большой палец левой ноги, потом все остальные. Она слизывала с мрамора соленые, похожие по вкусу на кровь подтеки, губами стирала собственную слюну, пальцами замазывала следы своих поцелуев и только после этого проводила по коже бога гипсовой палочкой. Мраморная стопа наполнилась свечением, и Артисии поднялась чуть выше, погладила налитую мышцу икры, покрыла ее поцелуями, продолжая стирать следы своего служения палочкой и оставляя после себя только сияющий, будто полупрозрачный мрамор.

Потом она снова опустилась к ногам, коснулась губами большого пальца правой стопы, чувствуя исходящий от него жар. Она провела языком между пальцами бога, нежно и медленно, сразу сметая слюну губами и гипсом. Обветренные губы чуть колола соль, и Артисия с удовольствием ее глотала, зная, что этот вкус не чувствует и не заслуживает никто, кроме нее. Люди из города забросили храм и забыли Солнце, и теперь платили за это громом. Молнии теперь били за окном не переставая, но их отблески тонули в теплом свете статуи.

Артисия обошла статую и снова опустилась на колени. На этот раз задрав голову она видела бедра и ягодицы Аррока, его напряженную спину, нежную шею и бритый затылок.

Медленно, ведя пальцами по разводам в мраморе, она поднялась поцелуями до его левой ягодицы, провела гипсовой палочкой по внутренней стороне его бедра вверх, к его подтянутой мошонке. Она сдавила ее, чувствуя подушечками пальцев теплый шершавый мрамор. Ее губы коснулись его правой ягодицы – Артисия слизнула с белой кожи еще один ржавый подтек, нежно провела гипсовой палочкой по месту поцелуя.

Каждый раз проводя языком между мраморных ягодиц, Артисия чувствовала прилив возбуждения и гордости. Только она имела право оберегать и обслуживать статую. Она положила ладони на бедра Аррока и вылизала его медленно и осторожно, зная по собственной коже, что мрамор, несмотря ни на что, легко повредить.

Гром снаружи ударил совсем близко, и по мраморному подоконнику застучали жирные капли дождя. Артисия не обратила на них внимание. Она выпрямилась, прижалась к Арроку, обхватив его руками, чувствуя грудью его спину, а пальцами скользя по его мускулистому животу. Закрыла на мгновение глаза, срноап просто вытянулась вверх, а потом почувствовала, как сначала пятки, а потом и пальцы ног оторвались от пола. Она парила, обнимая статую и целуя ее рассеченное плечо. Левой рукой перехватила гипсовую палочку, стала сметать поцелуи с мрамора, а правой скользнула вниз, медленно спланировала ниже, и коснулась еще не тронутого поцелуями члена.

Она перевернулась в воздухе так, что, если бы глаза Аррока были по-настоящему открыты, он бы увидел ее бедра и живот, и черные вьющиеся волосы на ногах и лобке. Артисия прижалась губами к его члену, сразу смахнула слюну гипсовой палочкой, качнулась чуть ниже, чувствуя, как к голове приливает кровь. Ее возбуждение только росло, и она чувствовала, как ледяной ветер шторма обволакивает ее тело, и как маленькое солнце Аррок согревает ее, притягивает и защищает. Артисия обхватила его голову ногами, прижалась вульвой к любимому лицу, чувствуя, как мрамор статуи липнет к потной горячей коже. Раз, другой она чуть выгнулась, позволяя себе забыться.

Потом Артисия разжала бедра и поднялась выше, почти касаясь потолка галереи пальцами ног. Она поцеловала каждую мышцу его живота. Лизнула, сначала осторожно, потом сильно и требовательно его грудь. Попробовала, как пробовала всегда, прокусить мрамор, разбудить его застывшее сердце. Аррок не дышал. Артисия перевернулась в воздухе, оказалась с богом лицом к лицу. По его подбородку стекала смазка – Артисия слизнула ее, провела по мрамору гипсовой палочкой, оставляя светящийся след. Нежно, задержав дыхание и закрыв глаза, она поцеловала его веки и лоб, а потом нос и чуть выпяченные, полные губы. Только когда все лицо Аррока засияло, она позволила себе обратиться к его рукам.

Она бережно вела пальцами по краям его шрама, не оставляя ни капли слюны и ржавчины. Под ее губами шрам разгорался ярче, наливался янтарным почти обжигающим сиянием.

Она взяла в рот каждый из его вытянутых пальцев, обвила гипсовой палочкой, бережно довела до блеска ладонь и запястье, потом предплечье и локоть. Каждую часть его тела она любила не меньше, чем остальные – каждую хранила и оберегала.

Когда она оттолкнулась от его груди и опустилась на мраморную плиту пола, Аррок больше не казался лишь статуей. Его присутствие наполняло галерею. Его сияние вытесняло шторм и отбрасывало с подоконники капли дождя.

Раздался треск молнии, и Артисия оглянулась. Далеко внизу пылал город. Среди дождя и волн, взметающихся выше обрушенной башни, горели кладки улиц. Марра давила на них – и тут и там из мостовой вырывались камни, расплескивая Маррину красную кровь. С шипением кровь проедала стены и крыши домов, выбрасывая в шторм черные столбы дыма и пара. Артисия встала к подоконнику, пытаясь разглядеть самый край города, там, где на дома обрушивались волны Океана.

Вода уже сожрала ее собственное жилье, и рвалась по улицам, слизывая вывески и двери с домов, вырывая окна и выбрасывая на улицу мебель и книги. Все, что осталось в городе, неслось теперь потоками Океана в жаркие и цепкие пальцы Марры.

Артисия почувствовала, как нежные и теплые пальцы коснулись ее плеча. По ее обнаженной спине пробежала волна горячего, почти невыносимо горячего воздуха. Она хотела оглянуться, но Аррок не позволил. Он касался ее так же, как она только что касалась его – нежно и плавно, медленно, сильно сжимая ее кожу. Он обхватил ее грудь, прижался к ней, и она почувствовала, как его член скользнул по ее бедру. Он был горячий и большой, больше, чем всего несколько мгновений назад.

Жаркие губы коснулись ее шеи, а потом поднялись выше, поцеловали, а потом слегка куснули за мочку уха. Шершавый язык облизнул шею, и Артисия запрокинула голову, зажмурилась, позволяя Арокку поцеловать себя в губы. Она перехватила его левое запястье, прижала к своей груди, а правой потянула вниз, и Арокк послушно скользнул пальцами по ее животу, сильнее притянул ее к себе. Он укусил ее губы, и Артисия укусила его в ответ, попыталась развернуться, чтобы обхватить его ногами, но Аррок прижал ее к подоконнику, и Артисия покорилась. Не открывая глаз, потянулась к его члену, хотела обхватить и направить, но бог отвел ее руки.

Он положил левую руку ей на бедро, а правой надавил на спину, прижимая ее грудью к мокрому от дождя мрамору. Его пальцы соскользнули с ее ягодицы, и Артисия почувствовала, как он касается ее вульвы, нежно и осторожно раздвигает ее половые губы, ведет пальцами вверх и вниз, проникает в нее, сначала плавно, потом уверенно. Он чувствовал ее подчинение, читал похоть в ее глазах. Его пальцы вошли в нее, и Артисии стиснула губы, сдерживая глубокий стон.

Аррок опустился на колени и поцеловал ее бедро, потом поднялся поцелуями к ее мокрой вульве. Его пальцы сжали ее бедра, мягко толкнули ноги в стороны, шире раскрывая ее половые губы. Артисия задрожала, ее бедра свело судорогой. Она почувствовала, как язык бога нежно раздвигает ее половые губы, и осторожно, уверенно проникает в ее влагалище.

Артисия ткнулась лбом в подоконник, замычала от удовольствия. Ее пальцы обхватили внешний край мраморной плиты, вцепились в нее так, что хрустнула кожа. Дождь смыл с пальцев крошку, хватал кожу, будто пытаясь вырвать Артисию из храма, вытащить ее наружу и бросить в самое сердце шторма.

Аррок вылизывал ее медленно и послушно, касаясь губами и языком каждого волоска на ее коже и каждой складки ее возбужденной вульвы. Его пальцы скользили по ее бедрам, гладили и ласкали, а потом сжимали, заставляя вздрагивать и стонать от возбуждения.

Артисия двинула бедрами, отталкивая от себя бога. Ей хотелось почувствовать его член в себе. Он выпрямился, снова обнял ее. Его ладони сжали ее грудь, подняли ее с подоконника. Артисия запрокинула голову, поймала губами его губы, стала жадно целовать, рукой пытаясь направить его в себя. Аррок перехватил ее запястье, позволил ей взять себя за руку, направить пальцы вниз. Она прижалась вульвой к его ладони и выгнулась, толкнула плечом. Аррок послушался – головка его члена скользнула по ее половым губам. Артисия ударила по подоконнику кулаком – по мрамору побежала черная трещина. Она ударила еще раз, и Аррок схватил ее за бедра, толкнул на плиту. Он вошел в нее резко и сильно, обхватив ее левой рукой за живот, а правой удерживая ее за бедро.

Артисия вскрикнула, ее пальцы снова сжали край мраморной плиты, и на этот раз она не отпустила ее, а стонала, принимая в себя член бога, билась лбом о мрамор, кусала собственные губы, выла и плакала от удовольствия. В сердце шторма ударила бесконечно яркая молния – на мгновение ее цепкие сосуды обвили город, осветили каждую вздувшуюся улицу и каждую сползающую в Океан крышу. Артисия закричала еще громче, и Аррок резко вышел из нее, перевернул ее на спину и вошел в нее снова, прижал к груди, поцеловал в ободранные губы.

Под вспышки молний и грохот грома, он задрал ей ноги так высоко, что ее колени почти касались края подоконника. Артисия обхватила его шею, притянула к себе, стала покрывать поцелуями любимое лицо. Она чувствовала в себе его член, чувствовала как его бедра бились об ее ягодицы, чувствовала, как его пальцы сжимали ее плечи, как его руки не давали выпрямиться, удерживали ее на подоконнике словно статую, послушно подставившую ему свое влагалище. Она стонала и вскрикивала, сплевывала мраморную кровь и кусала, и целовала его снова. Аррок входил в нее все сильнее, наполняя ее своим свечением. Ее кожа, ободранная о мрамор плиты и о мрамор его кожи, налилась золотым, нежным и теплым светом. Она больше не слышала грохот шторма, не думала ни о чем, кроме его тела, его движений и поцелуев.

Его язык скользил по ее зубам, проникал в рот, а потом исчезал, и она сама тянулась к нему в ответ, обдирая губы и содрогаясь всем телом. Аррок запустил ладонь ей в волосы, прижал ее голову к своей груди и задвигался так быстро, что Артисия сорвала голос, вскрикивая в такт с толчками его члена.

Она почувствовала, как кончает. Живот свело, а ноги она вскинула, отталкивая Аррока. Он перехватил ее за щиколотки и помог кончить, бережно и сильно войдя в нее до конца. Артисия упала на подоконник, и несколько мгновений не видела ничего, кроме его сияющего лица. Бог был удовлетворен – его член выскользнул из ее влагалища, повис, все еще налитый мраморной кровью и капая на пол прозрачной смазкой.

Артисия села на подоконнике, потом соскользнула на пол. Розовая головка оказалась совсем рядом с ее губами, и она взяла ее в рот, царапая ствол зубами. Аррок положил руку ей на затылок, но Артисия сама притянула его к себе, глубоко проталкивая его член себе в горло. Она знала, что Аррок, малое Солнце, принадлежит ей.

Она сосала его член долго и властно, не давая ему двигаться, не позволяя направлять или контролировать свои движения. Ее язык раз за разом опускался к его мошонке и снова поднимался вверх. Она глотала капли его пота и смазки, обеими руками сжимая его бедра. Высоко над ними небо снова рассыпалось молнией, освещая разрушенный город. Артисия сосала все яростнее. Она думала о горожанах, настигнутых сегодня судьбой, представляла, как они гибнут, из-за своей жадности и глупости. Ей хотелось смеяться и плакать. По ее щекам катились горячие слезы.

Когда Аррок запрокинул голову, и с его губ впервые сорвался стон, Артисия выпустила изо рта его член. Она еще не закончила. Ей хотелось, чтобы он взял ее не только как жрицу и как любовницу. Она хотела почувствовать себя мужчиной, допустившим до себя бога.

Аррок усадил ее на расколотый подоконник. Острый край растрескавшейся плиты впился в ягодицу, и Артисия специально надавила на него сильнее, чувствуя, как нежно растекается по мышцам боль. Она откинулась на спину, сама задрала ноги и поманила к себе Аррока.

Он хотел снова войти в ее раскрытое, горячее влагалище, но она перехватила его член, направила ниже. Головка чуть надавила на сжатый анус, и Артисия поймала взгляд бога, удержала его, легко и невыносимо медленно скользя его пальцами сперва по своей груди, потом по животу и лобку. Он нежно надавил ей на живот, потом сжал двумя пальцами клитор, и губами потянулся к ее груди. Артисия позволила поцеловать себя и почувствовала, как его член медленно входит в нее, доставляя бесконечное удовольствие. Она сама оттолкнулась от плиты, чтобы глубже его почувствовать.

Аррок вошел в нее до конца, обнял, целуя в плечо и шею, и Артисия задрожала, чувствуя, что снова оказывается на самом краю возбуждения. Аррок провел пальцами по ее вульве, слегка раздвинул ее половые губы, и Артисия вскрикнула, чувствуя, как его член наполняет ее. Аррок двинул бедрами, позволяя члену выйти почти до конца, и снова ввел его, медленно и уверенно, прижавшись губами к ее губам. Его руки обнимали ее, мраморные пальцы скользили по вздрагивающей спине. Он входил в нее размеренно, плавно, нежно, а Артисия запрокинула голову и протяжно выла, чувствуя на ключицах и груди его поцелуи.

Она кончила снова, а потом почти сразу кончила еще раз, потому что почувствовала, что и бог близок. Он застонал, стиснул зубы, его член вздрогнул и стал сливать в нее золотое семя. Он растягивал ее анус, наполнял горячей, пахучей спермой, и Артисия сильнее обхватила его ногами, прижала к себе. Она снова целовала его лицо, кусала и лизала щеки и губы, чувствуя на языке ржавый вкус его пота, чувствуя на зубах мраморную крошку и его слюну.

Аррок отступил от подоконника, и на мгновение Артисии показалось, что он снова превращается в статую. Она рванулась к нему, и он поймал ее за руки, прижал к груди. Когда она снова оглянулась на окно, оказалось, что дождь падает на холм сплошной стеной, скрыв шторм и город. Лишь изредка среди капель вспыхивали огни, но и они вскоре погасли.

– Мы уйдем утром, – сказала Артисия богу. – Выберемся на ту сторону храма и спустимся в долину руин.

Он кивнул, принимая ее повеление. Они заснули на постаменте, на котором он простоял, погрузившись в сон, несколько сотен лет. А утром за окном светило яркое солнце. И билась о плиты дороги безликая гладь Океана, поглотившая глупый город.