История эта произошла зимой 1998 года, когда двое друзей-сослуживцев решились, наконец, сменить род деятельности, и перебираться в тёплые края. Тёплые, относительно родного Братска, конечно. Выбор тогда пал на Беларусь, потому что, у одного из друзей в Витебске жили родственники. Но, для начала, надо было произвести разведку местности и подыскать новое жильё.

Друзьями, затеявшими эту авантюру, были мы со Славкой. Его белорусская тётя работала в какой-то строительной компании и «радировала», что в очень интересной новостройке продаются квартиры. На них большая очередь, и она сможет подержать парочку максимум пару недель. Нужно оформить договор и внести задаток. У Славки не получалось взять отпуск, и решено было, что выбирать квартиры в Витебске вместе со мной отправится его жена Евгения.

В общем-то, мы уже лет восемь дружили семьями, поэтому никакого неудобства и разнотолков такое решение не вызывало. Моя Верка тоже было подрывалась развеяться в длительном железнодорожном путешествии, но на семейном совете было решено, что на счету каждая копейка и не время сейчас развлекаться. Тем более, что, как назло, билетов до Москвы на ближайшие дни не было, и нам случайно подвернулись места в недешевом вагоне СВ, который вообще тут был редкостью.

Так, поздним январским вечером мы с Женькой оказались в тёплом «царском» вагоне. Дружелюбная проводница сразу же предложила чай, открыла двери двухместного купе, и, пожелав спокойной ночи, удалилась к себе. Разместились мы с непривычным комфортом. Женька собиралась переодеться в домашнее перед долгой дорогой, а я, дабы не смущать даму, отправился в курилку. Евгения уснула быстро. Мне же сон совершенно не шел. Очень напрягала большая сумма наличных в сумке и вообще… душу тревожил задор новой жизни.

Ранним утром прибыли в Красноярск. В коридоре началась суета, болтовня, и перетаскивание сумок. Я накрылся с головой одеялом, но заснуть так и не смог. Пол дня мы играли с Женей в карты, а еще пол дня она читала книгу, а мне приходилось глупо пялится в окно, пока там не стемнело.

— Пойду покурю, - вздохнул я, представляя, как долго ещё ехать.

В покрытом инеем тамбуре, уже стоял какой-то невысокий мужик в накинутом на плечи военном бушлате, и угрюмо дымил папиросой, прислонившись широким лбом к заиндевелому окну.

— Добрый вечер, - поздоровался я, доставая сигареты.

Мужик повернул ко мне лицо, близоруко прищурился, и кивнул, вздохнув:

— Добрый, добрый…

Его лицо, обрамлённое волнистыми пепельными волосами до плеч, с большими залысинами на висках, показалось мне знакомым. На погонах бушлата тускло зеленели по три полевых звездочки старшего лейтенанта, и я стал лениво вспоминать в какой части мог его видеть. Кажется, незнакомец тоже заинтересовался мной. Он продолжал любопытно коситься, выдыхая сизые клубы дыма, а потом как-то порывисто затушил окурок о стену, и склонив голову на бок, дёрнул меня за рукав.

— Водку пьёшь?

Я усмехнулся:

— Кто ж её не пьёт.

— Стас! – протянул он мне раскрытую ладонь.

— Владимир, - рукопожатие у моего нового знакомого было крепким и решительным.

— Идём? – лаконично уточнил он.

— Идём.

Продвигаясь по раскачивающемуся узкому коридорчику, мы прошли мимо закрытых дверей нашего с Женькой купе и остановились у входа в следующее. С грохотом освободив проход, Стас гостеприимно приобнял меня за плечи и втолкнул в такое же двухместное купе, освещённое одним лишь тусклым настенным плафоном.

— Надюша, познакомься, это Владимир, - протискиваясь следом, сообщил Стас, и захлопнул дверь.

— Очень приятно, - раздался жизнерадостный тонкий голосок и из тёмного угла вынырнуло на свет красивое смеющееся лицо с рыжими, даже больше красными, волосами, стриженными в каре, - Вы тоже в Москву?

Женщина протянула мне руку как-то чрезвычайно изысканно, ладонью вниз, и грациозно отставив в сторону мизинец. Сам жест скорее предполагал, что руку надо поцеловать, но я, растерявшись, только вяло пожал её.

— В Москву, но проездом.

— Надюш, сваргань бутербродики, - роясь в дорожной сумке, попросил Стас, - Раздавим бутылочку за знакомство.

Он кинул бушлат на сиденье, оставшись в одной линялой тельняшке и помятых коричневых брюках. Надежда, продолжая мило мне улыбаться, вытащила на свет поджатые под себя босые ноги, сунула их в домашние тапочки и стала неспешно выкладывать на стол длинный батон, любительскую колбасу, и помидоры.

Стасом же овладело нетерпенье. Он залпом допил оставшийся в гранёном стакане холодный чай, отвинтил пробку от уже початой бутылки, и набулькал в освободившуюся посуду водку почти до самых краёв.

— Держи! Рад знакомству! – подвинув бокал ко мне, он бахнул на стол банку тушенки, воткнул в неё нож и, ловко провернув его, отогнул кусок жести, доставая на кончике лезвия увесистый кусок мяса.

— Взаимно, - я с трудом опрокинул стакан, занюхал долькой помидора, и снял губами с ножа предложенную закуску.

Стас тут же наполнил посуду заново, и проведя ладонью по губам, опустошил её сам.

Водка натощак заметно ударила в голову. Мы стали знакомиться. Стас рассказал, что едет домой в Москву из командировки. Надежду он представил как свою жену и помощницу.

— А где служишь? – уточнил я, кивая на военный бушлат.

— А, - как-то грустно поморщился мужчина, и пригладил непослушные волосы, - уже нигде. В запасе давно. Ещё заправимся?

Надежда, закончив сервировать стол, уселась рядом с мужем, снова поджав под себя ноги, и положив голову ему на плечо. Она продолжала с интересом меня рассматривать. Коротко поведав о себе, супруги набросились на меня с вопросами. Я рассказал, что после срочной службы некоторое время служил прапорщиком на военном аэродроме, потом устроился в оборонный НИИ, и по совместительству работал в охране. Поведал о давнем желании переезда в Беларусь, которое наконец-то начало сбываться.

Стас слушал с большим интересом, внимательно буравя меня живыми глазами, а в конце повествования снова наполнил стакан.

— Слушай, ну желаю, чтобы у тебя всё получилось. Люблю Беларусь! Красивые места!

От усталости меня уже откровенно мутило. Через силу влив в себя остатки тёплой водки, я зажевал её бутербродом, и стал откланиваться. Мой новый знакомый же, напротив, казалось, только вошел во вкус.

— Ну, что ты, Вов?! Так хорошо сидим! – разочаровано возмутился он, пиная ногой пакет, в котором что-то позвякивало.

— Стасик, отстань от человека, - ласково произнесла Надежда, поглаживая мужа по плечу, - Видно же, что он устал. За три дня ещё успеете посидеть.

Стас всё равно был крайне раздосадован таким развитием событий, но, взяв с меня обещание продолжить посиделки завтра, всё же отпустил.

Когда я, шатаясь, втиснулся в своё купе, Женька уже лежала под одеялом, сонно щурясь на включенную лампочку.

— Ты где был? – зевнув, спросила она.

— С… с-с-соседями, знакомился, - не совсем внятно буркнул я, плюхаясь на своё место.

Моя спутница усмехнулась.

— Ну-ну… понятно. Ох, а перегар-то!!! Ты свет, хоть выключи.

Я щелкнул выключателем, закрыл на замок дверь и улёгся под одеяло, отвернувшись к стене, чтобы не слишком беспокоить Евгению храпом. В коридоре послышался какой-то шум, грохот, возмущенные женские причитанья, и пьяные крики моего нового соседа, но всё это проникало в сознание уже на границе сна – размыто и приглушенно.

Мерный стук колёс, плавное покачивание вагона, и жуткая усталость быстро сморили меня, погружая в пучину беспробудного сна, выбраться из которого получилось только к полудню.

Проснулся я от резкого стука открывающейся двери купе.

— Прошу прощения, что разбудила, - громогласно известила проводница, - через двадцать минут остановка. Если нужно, можете выйти на перрон. Стоянка тридцать минут.

— М-м-м… спасибо… - ворочаясь, поблагодарил я, пытаясь приподнять отяжелевшую голову. Проводница ушла, но дверь тут же снова распахнулась.

— Вовка! Ты видел кто наши соседи?! – задыхаясь от восторга, прошептала вбежавшая Женя, и уселась напротив.

— Какие ещё соседи? – я с трудом пытался прийти в себя.

— По купе. Видел кто рядом едет?

— Н-н-е-т…

— Восковский!!! Станислав Восковский!!! Только представь!

— Кто? – Мне, наконец-то, удалось сесть и облокотиться о стену, - Жень, дай лимонад.

Смеющаяся спутница вручила мне открытый «Колокольчик» и продолжила восхищённо упрекать.

— Кто-кто! Станислав Восковский! Режиссёр! Скажи ещё, что не знаешь! «Белый плен» смотрел? «Дворник дома на набережной»?

— А-а-а, - жадно осушив полбутылки, я поставил лимонад на стол и потёр виски.

Блин, а ведь точно. Теперь до меня дошло, почему лицо вчерашнего собутыльника показалось знакомым. Действительно похож, только без очков. Впрочем, хоть Восковский и слыл известным в определённых кругах режиссёром, я к этому кругу почти не относился. Пару фильмов, действительно заслуживали внимания, став в последние годы буквально хитами кинопроката, но в целом… Мое мнение об искусстве было немного другим. Мне всегда казалось, что кино должно вызывать в зрителе какой-то душевный подъём, радость, надежду на лучшее.

Творчество Восковского же, напротив, погружало в беспросветную безнадёгу: серые, безликие декорации, которых с избытков хватало в повседневной жизни, обязательная атмосфера безысходности, без намёка на счастливый конец. И герои… всегда какие-то низкие, моральные уроды. Не по мне такое искусство, ну совершенно не по мне.

— Прикинь! – Женьку же буквально трясло от восторга, - Кому рассказать, не поверит! Может, автограф взять? Как думаешь?

— А, может, он просто похож, - равнодушно отмахнулся я, прикидывая, что же нужно прикупить, когда будет остановка.

— Ну да, конечно! – захохотала спутница, - Просто похож! И соседка, случайным образом, точная копия Надежды Восковской. Она же помощник режиссёра. Слушай, а ты не с ним ли вчера водку пил?

— С ним.

— Серьёзно? – глаза Жени полезли из орбит. Она недоверчиво наморщила лоб, склоняясь ко мне, - Или издеваешься?

В коридоре снова промелькнула проводница, а за ней ещё кто-то. Через мгновенье этот кто-то вернулся и заглянул в купе.

— О! Вовка! Вот ты где? – слегка опухший Стас протиснулся внутрь и огляделся, - Так мы соседи? Ну как, выспался?

Теперь, когда на переносице мужчины восседали массивные, слегка затемнённые очки, он действительно был похож на известного режиссера.

— Выспался, - кивнул я, - Вот, знакомься. Евгения – твоя ярая поклонница.

Стас недовольно нахмурился и повернул голову на соседнее сиденье.

— Здрасьте, - почти прошептала завороженная Женя.

— Приветствую! – буркнул гость, внимательно рассматривая мою спутницу, - У тебя красивая жена, Вовка. Рад знакомству, мадам.

— Она не жена, - выдавив улыбку, признался я и объяснил ситуацию.

— Виноват. Как всегда, спешу с выводами. Но это не отменяет её красоты. Очень интересный типаж, - Стас пожал руку Жене, а потом снова повернулся ко мне, - Ну, так что, друг мой? Продолжим наши посиделки? В шахматы играешь?

— Давай немного попозже. Дай в себя прийти.

Он расхохотался:

— Ну так, понятное дело, что не сейчас! Я на станции за курицей сбегаю и через сорок минут жду тебя в купе. Только уже со своим стаканом.

Я с тоской подумал, что дорога будет запойной. А, с другой стороны, что ещё делать тут два дня? В окно смотреть?

Когда Стас удалился, Женька набросилась на меня с просьбами взять у него автограф. Даже нашла в сумке календарик с изображением главного героя одного из фильмов. Судя по всему, сомнительный талант нашего нового знакомого, вызывал у неё самое искреннее почитание.

— Жень, иди сама и возьми свой автограф, - раздражённо бросил я, - что он тебе божество, к которому не подойти?

— Да неудобно это!

— Идём!

Я подхватил сопротивляющуюся женщину под локоть и потянул в коридор.

— Вов! Вовка! Ты сдурел? – шипела она, упираясь.

— Стас, - распахивая дверь соседнего купе, крикнул я, - тут твоя поклонница очень жаждет автограф.

Сидевшая за столиком знаменитость только хмуро посмотрела в нашу сторону и буркнула:

— Я что певичка, чтобы у меня автограф брать?

Возникшую напряженность тут же разбавила, подскочившая Надежда. Она взяла за руку покрасневшую Женю и потянула за столик.

— Ай, не обращайте внимание на его манеры. Он скромный, как гимназистка, и не любит внимания к своей персоне.

— Что за идиотское слово «поклонница»? - продолжал возмущаться Станислав, - Кому Вы, милая женщина, тут вознамерились поклоняться? Циничному алкоголику в старых трениках?

Он демонстративно приподнялся и оттянул на груди линялую тельняшку.

— Поклоняться надо искусству, а не человеку. Как-будто, кривая закорючка на бумажке достойна чьего-то внимания.

— Брось ты, Стасик, - Надя укоризненно посмотрела на мужа, - Если ты так неуважительно относишься к человеку, который ценит твоё творчество, то зачем тогда вообще этим занимаешься?

— Зачем, зачем? Чёрт знает зачем! – по улыбке, возникшей на лице мэтра, было заметно, что настроение у него поменялось в лучшую сторону, - Ладно, извините мою резкость… простите, забыл Ваше имя…

— Евгения, - выдавив скромную улыбку, пробормотала Женька.

— Верно! Евгения! Прекрасное имя! Давайте оставим все эти высокопарные автографы и просто выпьем! Как?

— Ну… можно, - всё еще краснея, кивнула Женя.

— Т-а-а-к! – радостно потерев ладони, Стас потянулся под сиденье и зазвенел уже знакомым пакетом.

В этот момент вагон тряхнуло, зашипела тормозная магистраль, и поезд, противно поскрипывая, стал замедляться.

— Сделаем вот что! – махнул рукой Восковский, - Мы с Вовкой быстренько сгоняем в магазин, а вы, девочки, пока организуйте стол. Надь, попроси у проводницы стаканы.

Бегать далеко не пришлось. Едва мы вышли на морозный перрон, как к вагону приблизились несколько женщин с пирожками и варёными окорочками. Быстро скупившись, мы достали по сигарете, но тут кто-то из соседнего вагона узнал Стаса, громко окликая его по имени. Режиссёр чертыхнулся, с досадой бросил только что зажжённую сигарету на шпалы, и заскочил в вагон.

— Как они достали! – жаловался он, вновь раскуривая в промерзшем тамбуре, - Ну, ладно, актёры. Они своими физиономиями в кадре светят. Пусть их узнают, пусть их любят. Я же не творец! Я всего лишь инструмент. Проводник какой-то неведомой идеи в чьих-то невидимых руках.

Заметив мою саркастичную улыбку, он осекся, задумался о чём-то, покусывая сигаретный фильтр, а потом хохотнул:

— Классный ты парень, Вовка! Пойдём выпьем!

В купе уже был накрыт богатый стол, центральное место на котором заняли горячие окорочка, обрамлённые овощной нарезкой. Ждали своей очереди четыре пустых гранённых стакана, а на крючке над полкой была подвешена белоснежная семиструнная гитара. Надя с Женей как-то сразу поладили, и уселись рядом.

— Ну, что ж! – Стас извлёк из пакета новую бутылку и стал разливать по стаканам. Вопреки моим опасениям, ему хватило ума налить женщинам лишь по трети объема в то время, как нам он вновь набузовал под самый край, - Давайте выпьем за знакомство! Я очень рад, что долгая дорога пройдёт в такой замечательной компании.

Под горячую закуску водка пошла уже гораздо бодрее, а хмель внёс в общение веселую вальяжность. Женька перестала смущённо жаться к стенке, и уже на вполне дружеских тонах засыпала режиссера вопросами о его фильмах. Надя сыграла несколько песен Высоцкого на гитаре, а мы со Стасом даже умудрились под их аккомпанемент разыграть короткую партию в шахматы, которую я с треском продул.

Стакан за стаканом опустела первая бутылка, и ей на смену пришла вторая. Женьке всё не давала покоя тема кинематографа, и захмелевший Стас, наконец, сдался, затянув долгие и нудные для меня повествования о режиссёрской кухне, особенностях съемки некоторых сцен, и курьезных случаях на съемочной площадке.

— А сейчас вы со съемок едите? – с блеском в глазах вопрошала Женя.

— Н-н-е-т, - Станислав задумчиво поморщился. Он достал сигарету, приоткрыл окно, и закурил прямо в купе, - сейчас мы подыскиваем место… договариваемся… актёров подбираем… Вот, кстати, Женя, у тебя очень яркий типаж. Как думаешь, Надь?

Надежда, со своей неизменной улыбочкой, смерила Женю оценивающим взглядом.

— Я согласна. Ты могла бы попробовать.

— В кино что ли? – Женька смущённо махнула рукой и засмеялась, - Ой, какая из меня актриса!

Стас же протёр очки и продолжал внимательно ощупывать мою спутницу цепким взглядом. Эта перемена была в нём сразу заметна. Перед нами уже был не просто пьяный попутчик, ведущий дружескую беседу, а творец. Скульптор! Он разглядывал Женьку так, словно в его руках был мягкий податливый пластилин, из которого надо сделать что-то только ему одному ведомое.

— Не, скажи, не скажи… - задумчиво промычал он, - Я уверен, что из тебя получится великолепная актриса главной роли для нового фильма!

— Ну, хватит, - Женя окончательно смутилась, - Расскажите, лучше об этом фильме. Про что он?

Стас вздохнул и наполнил стаканы заново. Но, на этот раз, не стал дожидаться тостов, а просто опрокинул в себя водку, и затянулся сигаретой.

— Это история о двух товарищах. Пилотах.

Он замолчал ненадолго, задумавшись, и я тоже потянулся за стаканом.

— В общем, сюжет разворачивается в самом начале восьмидесятого года в Шиндадле. Главные герои: летчик и штурман военного вертолета. Старые друзья. Всегда летают вместе. Даже, когда после конфликта штурмана с начальством, его отстраняют от полётов, лётчик тоже подает рапорт. Чтобы не раздувать скандал, опытный экипаж решают не разлучать, но на следующий же вылет вертолёт получает критические повреждения, и происходит крушение. Экипаж чудом остается в живых, и с боем пробивается из ущелья.

Я слушал Стаса, а перед глазами вдруг возникли раскалённые желтые скалы, разлетающиеся в стороны колючими осколками от попадания в них коротких пулемётных очередей. Плотно вжавшись лицом в пыль, я краем глаза видел взводного, оказавшегося в нескольких метрах левее. По плечу у него расползалось багровое пятно, пропитывая полевую куртку. Он погладил рукой рыжий «ёжик» на голове убитого радиста, несколько раз судорожно двинул кадыком, и перекатился на живот, давая слепую очередь в ущелье.

Заглушая шум боя оглушительным рокотом винтов, прямо над головой пронеслась тень Ми-24. Загрохотали крупнокалиберные пушки, осыпая нас сверху горячими медными гильзами. Стальная стрекоза нырнула вниз, разнося в щебень противоположные скалы, а потом резко взмыла вверх, уходя на новый круг.

Сам я не видел, но сослуживцы потом рассказывали, что на вираже за вертолетом потянулся белый след выпущенной ракеты. Раздался взрыв, и с другой стороны вершины поднялся к небу чёрный клубящийся столб дыма.

— Пилот признается штурману, - голос Стаса вывел меня из оцепенения, - что чувствует скорую смерть. И просит помочь жене, в случае гибели. Штурман уверяет, что всё будет хорошо. И даже если им суждено погибнуть, то сделают они это вместе. И вот, когда до группы прикрытия оставалось уже несколько сот метров, командира экипажа настигает судьба. Пуля попала прямо в затылок и смерть наступила мгновенно. Штурмана тяжело ранит в бедро, но его удается отбить.

Стас затушил окурок в банке из-под тушенки, тут же закурил новый.

— Ну, чего сидите-то? – глянул он на притихших женщин, - Пейте!

Женя потянулась к стакану, выпила водку, и поморщилась:

— А дальше? Что было дальше? – удрученно спросила она.

— Дальше? После госпиталя штурмана списывают из авиации. Он начинает заливать совесть водкой. Ему кажется, что, оставшись в живых, он предал своего товарища. Мир сдулся до размеров использованного презерватива. Вместо боевой машины по утрам он садился в желтый трамвай со скрипучими дверями. Но, в тоже время, на душе тяжким бременем лежала данная клятва. Решив исполнить эту последнюю просьбу, он начинает опекать убитую горем вдову. Делит свое скудное пособие и зарплату на две семьи. Помогает супруге погибшего товарища любой мужской работой, заменяет ей, в некотором роде, мужа.

Но, через год, он узнает, что молодая вдова нашла себе нового кавалера. Чувство обиды за погибшего друга окончательно затмевает разум. Он считает это изменой, предательством. После очередного запоя, штурман убеждает женщину поехать с ним в одно место, отвозит её в гараж, закрывает там, и пытается убедить оставить свою связь на стороне. Женщина отвечает ему встречными упрёками в том, что он вмешивается в её личную жизнь. Муж погиб, и она должна строить жизнь заново.

— Слушай, ты так весь фильм расскажешь, и будет потом не интересно, - попытался сменить тему я, но Женька возмущённо выпучила глаза.

— Вовка! Тебе не интересно, можешь не слушать! Станислав, пожалуйста, что было дальше?

Кажется, Стаса уже было, итак, не остановить. Он снял очки, глядя на Женю затуманенным взглядом, и продолжил рассказывать, впадая в какой-то творческий раж, брызжа слюной, и размахивая руками.

— А он уже не считал её чужой женой, понимаешь?! Он убедил себя, что погибший друг теперь живёт в нём! Что он должен продолжать его дело! Женщину он никуда не отпускает. Связывает её и требует любви, а получив отказ, насилует прямо на бетонном полу!

Женя испуганно приложила руки к груди:

— Какой ужас, - прошептала она, - Господи…

Стас немного успокоился, разжал вспотевшие кулаки, и откинулся на стенку купе, выдыхая к потолку табачный дым:

— Он оставил её жить в гараже. Заходил после работы, приносил еду, иногда поил вином, оставлял читать книги, и… трахал. Впрочем, вскоре, это уже нельзя было назвать насилием. Сломленная женщина, сама раздевалась и раздвигала перед ним ноги.

Я громко хмыкнул, со стуком возвращая опустошенный бокал на стол:

— Хм, ну и зачем снимать такую мерзость?

Стас приподнялся и прищурился на меня совершенно безумными глазами, покрытыми сеткой красных капилляров.

— Зачем?! Затем, что это жизнь! В жизни есть мерзость, ложь, предательство! В жизни есть омерзительная похоть, и отвратительная смерть! И это на каждом шагу! Спустись в подвал старой хрущёвки, загляни в теплотрассу, в старые гаражи! У тебя есть уверенность, что не наткнёшься там вот на такую картину? Это проза жизни, а не красивые буриме!

— А по мне буриме куда лучше. И помимо подвалов и гаражей, в жизни есть цветущая черешня, тихие закаты на берегу деревенской реки, и поля цветущих маков. Видел когда-нибудь?

Стас громко скрипнул зубами:

— Поля маков – это, конечно, красиво! Но помимо них есть и безжизненные скалы! Бесстрастные камни, которые лишь отдаленно начинают напоминать маки только когда оказываются обильно заляпанными пятнами крови! Видел, когда-нибудь?!

На несколько секунд воцарилось напряженное молчание.

— Видел, - сквозь зубы проговорил я, отвечая собеседнику холодным взглядом, - Видел…

Станислав сглотнул и шумно выдохнул.

— Если видел, тогда ладно… но есть и те, кто не видели. Есть те, которые предпочитают не видеть. И вот им я и хочу всё это показать… вбить правду жизни в их отупевшие головы!

— Стас, ты перегибаешь, - вмешалась Надя, не давая мне выплеснуть следующую реплику.

— Значит, я перегибаю! – вновь взревел режиссер и подскочил с места, - По-вашему на зрителя должны литься только молочные реки, обрамлённые кисельными берегами? Нет, дорогие мои! Поплавайте-ка в фекальных массах! Подышите плесенью вонючих подвалов! Почувствуйте, что жизнь не для всех такая сладкая и ванильная!

— Мне кажется, Станислав полностью прав! – задумчиво глядя перед собой, произнесла Женя, - Кино должно встряхнуть зрителя… шокировать… заставить думать… мне очень нравятся Ваши фильмы.

— В них реальность! Жестокая реальность, от которой не сбежать ни в какие маковые поля! – растревоженный режиссёр, снова схватил сигарету и навалился грудью на стол, пристально заглядывая Жене в глаза, - А знаешь почему мои фильмы кажутся такими правдивыми?

Женя отрицательно покачала головой.

— Потому что актеры в них не играют, а живут! Я не люблю работать с профессиональными лицедеями. Мне больше импонирую дилетанты. Вот как ты! Их можно заставить по-настоящему боятся, по-настоящему ненавидеть, по-настоящему любить, по-настоящему страдать. Их можно поставить в такие условия…

Стас ухмыльнулся, и ещё ближе подвинулся в Жене:

— Знаешь, как я задумал сцену в гараже?

Та испуганно закрутила головой.

— Изнасилование будет настоящим! Конечно, это будет не порнуха. Камеру поставят так, что в кадре будет только лицо жертвы, да на размытом фоне покачивающий пузом штурман. И зритель будет думать, что это всего лишь игра. Но эмоции! Эмоции будут настоящие! Она не сможет наигранно закатывать глаза, когда внутри будет реальный…

— Да хватит уже! – я вскочил, и слегка оттолкнул пьяного режиссёра от Жени, - Сколько можно нести эту ересь?

Стас с трудом приподнялся и уставился на меня осоловелыми глазами.

— Значит, ересь, да? А вот это всё, - он широким жестом обвёл купе, - не ересь? Жизнь! Жизнь наша не ересь?! Во что мы превратились?! А? Пусть ересь, ладно! Ладно, раз так!

Он вдруг поднялся на ноги, оттолкнул меня к стене, и стал возиться с пуговицей на брюках.

— Стасик! – возмущённо вскрикнула Надежда, но тот махнул на жену рукой.

— Ересь ему, значит… Ересь… А так слабо?

Сдёрнув вниз штаны, режиссёр порывисто задрал верх футболку, демонстрируя всем свой половой орган и живот, поросший чёрными волосами.

— А? Как? Привыкли прикрываться фиговыми листочками? – ситуация была настолько шокирующая, что я впал в ступор. Впрочем, кажется, не я один. Женя с Надей тоже сидели, как истуканы, удивлённо взирая на болтающийся перед носом член.

— А так? – Стас схватил жену за блузку и резким движением разорвал её, - Вот она! Вот она неприкрытая правда!

— Ну, Стасик… - как-то буднично обиделась Надя, даже не пытаясь прикрыть руками обнажившуюся грудь.

— А так?! – на этот раз жилистые руки с хрустом сдёрнули вниз Женькину футболку.

— Ой! – изумлённо вскрикнула та.

— И нечего прикрываться! – запястья женщины попали в крепкие кандалы мужских кулаков, - Вот первобытная красота!

Женя кидала испуганные взгляды, то на меня, то на Стаса, а тот беззастенчиво пялился на увесистые сиськи жены моего друга. Да и я тоже! Я тоже метался глазами по двум разоблачённых женщинам, сидящим рядом. Быть может, это продолжалось всего доли секунды, но в памяти отпечаталось навсегда.

— Ах, ты ублюдок! – я вскочил с дивана, резким движением развернул Стаса за плечо, и левым апперкотом отправил его в угол купе. Со столика полетели закуски, покатилась по полу бутылка водки, выплескивая остатки огненной жидкости. Приподнявшийся Стас запустил в меня пакетом с пирожками, и тут же кинулся вперёд, кулаком съездив по носу. Во рту стало солоновато, из ноздри потекла горячая струйка крови. Мы сцепились в крепком клинче, то и дело роняя друг друга на сиденья.

Женщины испуганно визжали, по коридору забегали люди, кто-то распахнул дверь.

Когда разбирательства закончились, я с несдерживаемой усмешкой представлял себе какая картина предстала перед проводницей, первой ворвавшейся в купе: двое окровавленных мужиков, один из которых со спущенным штанами и голым задом, лежат на койке, и остервенело друг друга душат, а рядом кричат испуганные дамочки с разорванной на груди одеждой. Нарочно не придумаешь.

Пыл наш быстро иссяк. Стас, натянув штаны, забился в угол и мычал что-то невнятное. Женя убежала в своё купе, а Надя, накинув халат, отравилась объясняться с проводником и подоспевшим нарядом милиции. Думаю, не будь наш буйный режиссёр такой известной фигурой, кончилось бы всё гораздо хуже. Но Наде удалось договориться, и единственное чем нам пришлось поплатиться – это обещанием больше не пить и не дебоширить.

— Ты не обижайся, ладно! – Надежда погладила заснувшего мужа по голове и подошла ко мне, - Он в дороге без работы совсем ненормальным становится. Надо было пить меньше. Я виновата – не проконтролировала.

Она села передо мной на колени, обняла лицо тёплыми ладонями и осторожно провела большим пальцем по разбитой переносице.

— Больно?

— Переживу, - буркнул я, отводя взгляд. Но Надя тут же развернула моё лицо, снова пристально заглядывая в глаза.

— Пообещай, что не будешь обижаться.

Я как-то невольно залюбовался её зелеными смеющимися глазами.

— Хорошо, обещаю… - противиться этому взгляду было невозможно.

— Вот и замечательно. Это тебе в качестве компенсации.

Она притянула моё лицо к своему и нежно чмокнула в губы.

— Что это значит? – растерялся я.

На лице женщины заиграла довольная улыбка.

— Ладно, иди спать, критик. Хватит на сегодня страстей.

Этот легкий поцелуй буквально взорвал меня, вызвав внутри бурю эмоций. У меня до этого было несколько интрижек на стороне, но никогда ещё легкое прикосновение губ чужой женщины не вызывало такого волнения. Дверь купе закрылась, прозвучал щелчок замка, а я всё стоял в коридоре, прислонившись пылающим лбом к окну, пытаясь утихомирить взбунтовавшиеся гормоны.

Перед глазами снова и снова вспыхивали ореолы обнаженной женской груди: Надиной маленькой и острой, и тяжелой Женькиной, с крупными розовыми ореолами. Я шумно втянул в себя воздух. Хотелось курить, но сигареты остались в чужом купе. Быть может, это хороший предлог? Постучать, вернуться? Стас всё равно спит пьяный. А Надя… она же сама намекнула…

— Ну-ка, буян, посторонитесь, - мимо прошла улыбающаяся проводница. Лёгким жестом она отстранила меня от окна и протиснулась в проходе, придавив крутыми бёдрами возбуждённый член.

Всё, хватит! Натворю дел по пьяной лавочке, потом сам жалеть буду. Открыв дверь своего купе, я окунулся во мрак, изредка освещаемый проносящимися мимо окна фонарями. Женя лежала на своем диване под одеялом. Я аккуратно протиснулся внутрь, улёгся на жесткий матрас, и не накрываясь, положил руки под голову, глядя в потолок. Спать не хотелось совершенно. Покурить бы. Но перспектива стучать зубами в продуваемом тамбуре, когда за бортом минус двадцать восемь, тоже не прельщала.

— Чем всё закончилось? – вдруг тихо спросила Женя.

— Да, ничем. Надя, вроде, скандал замяла, а твой Тарантино заснул.

— Он не мой.

— Ну, судя по тому, как ты на него смотрела…

— Да брось, ты, Вовчик, - Женя вздохнула и приподнялась на локте, вглядываясь в окно. Одеяло сползло вниз, и теперь пробегающие фонари дразнили меня созерцанием овалов женской груди, прикрытой ночной рубашкой, - он, действительно, талантлив. И то, что он говорил, во многом правдиво и честно.

Я не стал отвечать, и Женя, молча проглядев в окно минут десять, вдруг шумно плюхнулась на спину, и закинула одну руку под подушку.

— Ну, вот представь! – эмоционально продолжила она, - Представь сам себя на месте этого героя. Такие потрясения, такое горе. Алкоголь, опять же. Разве можно его винить в том, что он сделал? Ведь он же искренне считал, что обязан погибшему товарищу своей жизнью. Он же как бы отождествлял себя с ним. А раз поклялся опекать эту женщину, то, можно сказать, что стал считать её немного своей. И как ему было реагировать, когда она решила уйти к другому?

— Жень… что за наигранные моральные муки? Друг его просил помочь оставшейся одной женщине морально. Поддержать её, а не превращать в собственную рабыню.

— А вот откуда ты знаешь, какая поддержка ей была нужна? Понятно, горе, смерть любимого… но, может быть, она хотела именно мужского тепла. Мужчину рядом, который сможет немного отодвинуть нестерпимую боль. Который даст ей почувствовать, что мир не рухнул, что она так же желанна и любима, как раньше… если ты понимаешь, о чем я. А тот метался меж двух огней. Своя жена, да жена лучшего друга. Быть может, если б он сразу распознал её желания, и отдал немного своего тепла, то ей и не пришлось искать любовь на стороне. Я не говорю, что ради этого он должен был бросить свою семью, но…

— Ты чего расфилосовствовалась на ночь глядя, Женька? – усмехнулся я.

— Мне просто интересно, почему ты не хочешь принять эту концепцию.

— Да какая это концепция? Это ненормальные фантазии ненормального режиссёра. Далекие от жизни, причём.

— И вовсе не далёкие! Самые, что ни на есть жизненные ситуации! - Она снова порывисто приподнялась на локоть, и я заметил, как бретелька ночной рубашки сползла по плечу, открывая большую часть левого полушария, - Вот ты бы что сделал? Давай конкретно, без всяких абстракций. Твои действия? Допустим, что Славка погиб…

— Женя! – я тоже приподнялся, - Типун тебе на язык! Что ты несёшь?!

Женщина испуганно потянула лямку, и прикрыла рот ладонью:

— Ой, извини. И правда, чушь сказала. Это всё водка…

Мы помолчали. Эта тишина, почему-то, напомнила мне траурную минуту молчания, и я поспешил её разрушить:

— Никогда не говори так больше. Во-первых, мы со Славой не воевали вместе. Нашу дружбу нельзя сравнивать с тем боевым братством, как в этом дебильном сценарии. Во-вторых, я бы точно не опустился до такой низости.

— Ладно, я поняла, - Женя натянула на себя одеяло, - но давай немного перекроим ситуацию. Допустим, твой лучший друг просто нашел себе другую. Встретил любовь всей своей жизни, и решил уйти из семьи. Уехать куда-нибудь… в Великий Устюг. Ему ужасно неловко перед женой, и он просит тебя приглядывать иногда за ней. Помогать по дому… ну, словом, всё тоже, что и в сценарии….

— Ну и?

— Ну вот ты ходишь к ней, ходишь… розетки чинишь, там… кран ремонтируешь… и видишь, что ей грустно. Тает женщина без ласки… понимаешь?

— Понимаю.

— А потом она говорит, что встретила нового мужчину. И будет жить с ним. А ты уже проникся к ней какими-то чувствами… ну, не хочешь её отдавать, словом. Да и по ней видно, что не слишком то горит она этим новым, не тот он, кто ей нужен… но физиология… понимаешь? Гормоны…

— Секса хочет, проще говоря, - улыбнулся я.

— Д-а-а-а…

Это «Д-а-а-а» было произнесено с такой недвусмысленной интонацией, что у меня мурашки побежали по спине.

— И вот ты понимаешь, что надо просто дать ей эту маленькую радость жизни. Ведь тебе это ровным счётом ничего не будет стоить! А её убережет от опрометчивого шага с ненужным человеком… от какой-то новой трагедии в будущем…

Продолжая слушать, я слегка приподнялся на кровати. Женька лежала так же на спине, подложив одну руку под голову. А вторая рука, выделяясь четким силуэтом под покрывалом, лежала на животе, явно накрывая ладонью тенистый треугольник между ног. И ладонь эта едва заметно двигалась.

— Эта мысль уже заслуживает размышления, - согласно кивнул я, продолжая наблюдать,

— В-о-о-о-т! Видишь! Не всё так однозначно. Или вообще пример из жизни! То, что произошло сегодня. Стас явно не просто так порвал на мне футболку. Он пялился на жену твоего друга, и ты защитил её честь…

— А это тут в каком контексте?

— Ну, тоже самое… - Женя перехватила мой взгляд и торопливо выдернула руку из-под одеяла.

— Что «тоже самое»? – мне было всё трудней и трудней сдерживать улыбку.

Женя крепко сжала губы.

— Вот допустим, - спустя минуту размышлений продолжила она, - Предположим, ты бы не вступился. Предположим, тебя вообще бы там не было. А я выпила. Хорошо выпила. И тут передо мной скачет голый мужик… рвёт на мне футболку… разглядывает. Я же тоже живой человек, понимаешь? И не всегда могу держать себя в руках, когда… такая вот ситуация… А что если бы я с ним переспала? С первым встречным… волосатым… пьяным…

Она сбилась с мысли и нахмурилась, глядя на меня.

— Но, я этого не позволил… и-и-и? – уже в открытую улыбнулся я.

— И я… не переспала, - губы Жени тоже растянулись в улыбке.

— Так, а какие аналогии с нашим сюжетом-то?

Мы некоторое время молча смотрели друг другу в глаза, а потом Женя смущённо рассмеялась.

— Ладно, Вовка, ты меня запутал!

— Ну, давай, тогда я продолжу эту логику. Получается, что участь переспать с незнакомым волосатым мужиком тебя миновала, но желание осталось?

Женя перестала улыбаться и шумно сглотнула.

— Какое ещё желание? Это… ну… аллегория просто… я же не имела ввиду конкретно себя.

— Странно. А ты мне сказала, что хочешь привести пример из реальной жизни.

Евгения села на кровати, накрывшись по шею одеялом, и спустив на пол босые ноги.

— Вов… тебе не кажется, что мы занимаемся опасно игрой?

— Ты сама её начала.

Она промолчала и отвела взгляд.

— Давай тогда сыграем ва-банк? - я встал с дивана и подошел к спутнице. Женя осталась сидеть, подняв на меня испуганные, но полные азарта глаза.

— В к-к-а-к-о-й… банк?

— Я открываю карты. А ты пасуй, или поднимай ставки.

С этими словами я с силой отобрал у неё одеяло и скинул с плеч лямки ночнушки. Бретельки медленно сползли по плечам, и Женя расслабила руки, позволяя шелковой ткани соскользнуть с торчащих сосков. Она прикусила губу и продолжала смотреть на меня снизу вверх, как кролик на удава.

— Твой ход, - прищурившись, напомнил я.

Не говоря ни слова, продолжая неотрывно смотреть в глаза, Евгения прошлась ладошкой мне по паху, ощущая неимоверную твердь полового члена под тканью, пальцами нащупала шнурок на ремне спортивных брюк, и легким движением развязала узел. Потом обхватила руками ягодицы и спустила брюки, вместе с трусами. Взгляд её тут же метнулся вниз, а с губ сорвался тихий вздох вожделения.

— Женька! – воскликнул я, и повалил женщину на спину, принимаясь ошалело покрывать поцелуями прохладную грудь.

— А-а-а-а-а! – громко стонала она, спуская ночнушку ниже, - Вовка! Д-а-а-а-а!

Оставив влажные соски, я приподнялся над партнёршей, стянул с неё ночную рубашку, и улёгся между ног, жадно целуя бёдра, живот и давно промокшие трусики. Женя нетерпеливо извивалась на диване, оглашая купе громкими стонами, и гладя меня по голове.

— Тише, - приподнявшись, шепнул я, - ты всех разбудишь!

— Я постараюсь! Постараюсь! Не остана-а-а-а-вливайся!

Крепко прикрыв ладошкой рот, она откинулась на подушку, а я сдвинул вбок влажную полоску трусиков и провёл языком по солоноватым складкам половых губ, прикрытых длинными кудряшками волос. Было видно, что женщина давно истекала желанием. Я разглаживал языком сочное влагалище, пытаясь нащупать упругость клитора. Но Женька была явно на грани. Несколько секунд она остервенело сопела, прикрывая рот, а потом не выдержала и отдёрнула руку, взрываясь восторженным:

— Да-а-а-а-а-а-а-а!!!

Левая рука при этом крепко схватила меня за волосы, а бёдра судорожно сомкнулись, сдавливая лицо.

Когда оргазм миновал, я аккуратно погладил прохладную, ещё подрагивающую попку, и приподнялся, любуясь обнаженным женским телом. Женя томно смотрела на меня из-под приспущенных ресниц осоловелыми глазами и гладила себя за грудь. На лице её блуждала глупая улыбка.

— Я всё, - хихикнув, сообщила она и довольно вытянула ноги, - О, боже, как хорошо!

— Рад, что понравилось.

Женя приподнялась и потянула меня за руку:

— Вов… иди ко мне…

Влажные теплые губки опустились на член, погружая его в ласковые объятия. Я зажмурился от удовольствия и вскинул голову, но тут же снова опустил взгляд вниз. Сам факт, что минет мне делает жена старого друга, вызывал в душе непередаваемую бурю эмоций. Алкоголь значительно притупил моральные аспекты, позволяя потаённой похоти вырваться наружу. Женька тоже была совершенно не похожа на себя, облизывая языком головку она очень бесстыже подмигнула мне. А когда наползала губами на моего дружка, я уже просто трясся от исступления.

— Ж-ж-е-е-е-н-ь! Я почти! – успел предупредить я, - А-а-а-а-а-а!!!

— Давай, милый! Давай! – причитала она, крепко сжимая ствол в ладони. Фонтан спермы долетел почти до верхней багажной полки, тяжелыми каплями стекая по стене купе и лицу моей неожиданной партнёрши.

— М-м-м-м, - сладко постанывала Женя, облизывая головку кончиком языка, - какой ты вкусный.

Я расслабленно рассмеялся.

— Женёк… как бы это не называлось, но это было классно!

— Согласна, - немного смущённо улыбнулась женщина, вытирая лицо полотенцем.

Я тоже обтёр увядающий член, и счастливый завалился на свой диван. Теперь, когда сексуальные прихоти были удовлетворены, хмельную голову стал обуревать сон.

— Вов, - тихо спросила Женя, присаживаясь на край своего дивана, - Ты же Славке не расскажешь?

— М-м? – мне с трудом удалось приподнять веки, - Конечно, нет.

Женщина тихо засмеялась и прошептала:

— О, боже, что мы натворили…

— Всё нормально, Жень… не переживай, - уже сквозь дрёму буркнул я.

Но, подкатывающий было сон, снова был прерван страстным шепотом:

— Вов!

— А?

— А можно я с тобой лягу?

— Конечно…

Я распахнулся, отодвинулся к стенке, и почувствовал грудью обнаженную женскую спину. Женя сильнее вжалась ягодицами мне в пах, и громко вздохнула, снова накрывая нас одеялом.

— Вовка?

— Да?

— А ты ещё хочешь?

— М-м-м, Женька, - я обнял партнёршу за объёмную грудь и сильнее прижал к себе, - Хочу, конечно… давай только… немного… отдохнём… полеж-и-и-м… ну… вот… чуть… чуть…

В следующий раз распахнуть глаза меня заставил громкий свисток встречного локомотива. За окном уже светило солнце и мелькали в бешеном ритме грузовые вагоны.

— О-о-х, - вздохнул я, и вдруг почувствовал рукой что-то мягкое и теплое. Женя всё еще спала, прижавшись ко мне обнаженным телом. Все события вчерашнего вечера пронеслись перед глазами стремительной каруселью. Лоб моментально покрылся испариной. Если Славка когда-нибудь узнает о произошедшем, он мне этого не простит. И чёрт же дернул! Проклятый алкоголь!

Я попытался вывернуть из-под женщины затёкшую руку, но она вдруг тихо простонала во сне и повернулась ко мне лицом, продолжая мерно дышать приоткрытым ртом. Голая. И такая манящая. Утренняя эрекция была в самом разгаре. Я с восторгом почувствовал, как член приятно покалывают жесткие кудряшки женского лобка. Похоже, трусики перед сном, Женя тоже сняла. Бляха-муха, она же хотела продолжения! А я, как мудак, уснул!

И только я хотел предпринять попытку продолжить, начатое вечером, как в дверь негромко, но настойчиво постучали. Женя глубоко вздохнула, несколько раз причмокнула губами, и медленно открыла глаза, взглянув на меня сначала с откровенной нежностью, а через мгновение с испугом.

Стук в дверь повторился:

— Вов! Ты там? Пойдём покурим… - хрипло позвал Стас.

Глаза моей спутницы распахнулись шире. Стянув с меня одеяло, она завернулась в него до самой шеи, и стремительно переместилась на своё место.

— Слушай… - продолжал гундосить проспавшийся режиссёр, - ты не обижайся… пойдём поговорим.

— Иди, Вовка, - на лице Жени, наконец проступила улыбка. Она с интересом наблюдала, как я голый тянул с пола мятые брюки, - Он же не отстанет.

После утреннего перекура, во время которого удручённый собственным поведением Стас, долго и зациклено просил у меня прощения, я вернулся в купе. Женя, уже одетая в свой дорожный спортивный костюм, сидела за столиком с кружкой чая.

— Ты как? – спросил я, не зная, как начать разговор.

— Всё хорошо, Вов. У меня к тебе есть одна маленькая просьба. Мы тут вчера слегка покуролесили…

— Было дело, - усмехнулся я, присаживаясь напротив.

— Послушай. Не хочу быть ханжой, у меня бывают разные заскоки по пьяному делу. Но, давай договоримся, что всё, что произошло прошлым вечером, останется только нашими с тобой приятными воспоминаниями. Приятными, я надеюсь?

Она пристально посмотрела на меня.

— Самыми приятными за всё время нашего знакомства, - признался я, - Знаешь, вчера меня что-то сморило… мы могли бы…

— Не могли. Сморило, так сморило, я совершенно не в обиде. Тем, более, что мне, итак, всё безумно понравилось. Но давай больше это не обсуждать и тем более не пытаться повторить. Хорошего помаленьку.

Когда я согласно кивнул, Женя благодарно погладила меня по руке и предложила завтракать. Минувший вечер словно стал апогеем наших дорожных приключений. Пить уже никто не хотел. Даже Стас, принарядившись в цветастый свитер и джинсы, преобразился из забулдыги во вполне себе солидного человека. Он, кажется, правда сильно переживал за своё поведение, и весь оставшийся путь держался очень кротко и интеллигентно.

Смущала меня только Надя. Вернее, даже не она сама, а её пристальный, игриво-загадочный взгляд, неотступно меня преследующий. Словно она знала что-то такое, о чём не принято распространяться на людях. А может быть, и правда догадалась. Женька слишком громко кричала.

Уже перед самым прибытием, мы тепло попрощались. Стас дал нам свой домашний номер, клятвенно заверив, что звонить можно в любое время суток и по любому вопросу. Они с женой долго уговаривали нас отложить поездку в Беларусь, и погостить у них недельку, но биллеты уже были куплены, график жесткий, и менять что-то оказалось неуместно.

Больше скандального режиссёра я не видел. Лишь через два года, когда мы уже окончательно перебрались в Витебск, в каком-то журнале на глаза попалась рецензия на новый фильм Станислава Восковского «Береги её». Я поспешил показать её Женьке. В рецензии фильм был разгромлен и в хвост и в гриву. Утверждалось, что режиссёр перешел все рамки приличия, сняв откровенное моральное извращение. В принципе, я был заочно с этим согласен, вспомнив сюжет, рассказаный в прокуренном купе, но Женька ужасно загорелась идеей. В прокат, естественно, такой фильм никто не допустил, но у них со Славкой был видик, и Евгения через месяц умудрилась достать копию фильма на кассете.

На просмотр мы собрались двумя семьями под бутылочку вина. Как и предполагалось, фильм не пестрил красками и жизнерадостностью. Все, кроме, разве что Жени, большую часть хронометража сидели с унылыми и недоумёнными лицами. Моя Верка даже пару раз отворачивалась, если на экране возникали особо жестокие кадры. А вот сцена изнасилования была реализована в точности как её описывал нам Стас. Я в этот момент внимательно следил за Женей. Её, и без того восхищённые глаза, вспыхнули неподдельным азартом, а щёки налились румянцем. Кажется, она всерьёз полагала, что этот процесс совершенно не наигран.

— Эх, всё-таки, не ту актрису выбрали на эту роль, - посетовал я, стряхивая пепел с сигареты, - Кое-кто другой сыграл бы куда лучше…

Женька кинула на меня осуждающий взгляд, но остальным участникам просмотра эта фраза прошла мимо ушей. Всё внимание было приковано к телевизору, поливающему нас истошным рыданьем и воплями несчастной женщины, стоящей раком на бетонном полу безликого гаража.

Что ж. Он гений, он так видит мир.