Привет, дорогие читатели. Меня зовут Елена.

Я — самая обычная женщина, из тех, кого легко встретить в кабинетах бухгалтерии, в офисных коридорах, среди череды скучных, будничных лиц. Во мне нет ничего особенного: доброжелательная, гостеприимная, замужняя, мне чуть за сорок, есть дети. Таких, как я, — много. Мы растворяемся в толпе, играем в «три в ряд» в автобусе, закупаемся на маркетплейсах, проводим свои дни в обычной суете.

Но за этим фасадом обыденности прячется моя тайна. Моя тёмная половина, с которой я живу всю жизнь. Сегодня я решилась на исповедь — пусть даже перед вами, совершенно незнакомыми мне людьми. Это автобиография моей тёмной стороны, о которой никто не знает. И, возможно, никогда бы не узнал, если бы не мой порыв заговорить.

Эта история будет слишком грязной и отвратительной, ужасной, извращённой. Но она — моя. Как вы к ней отнесётесь — с сочувствием, состраданием, любопытством или осуждением, я не знаю, и уже не так важно. Я просто хочу рассказать всё это хоть кому-то.

Начну, пожалуй, с детства.

Наверное, первое сильное сексуальное переживание пришло ко мне из книг. Никогда бы не подумала, что они сыграют в моей жизни такую большую роль. Я хорошо помню тот день: нашла старую детскую энциклопедию, посвящённую Древнему Египту. Листая страницы, я увлеклась рисунками на стенах пирамид и вдруг наткнулась на нечто необычное — изображения обнажённых женщин, украшенных легкими лентами на бёдрах.

Меня охватило странное, почти неуловимое волнение. Я забралась с этой книгой под кровать, будто пряча свою тайну от всего мира. Перелистывала страницы, выискивала новые изображения, вновь и вновь рассматривала очередную женщину с узкой полоской ткани вместо одежды. Неожиданно мне захотелось повторить всё за ней: обнажиться, повязать ленточки... Я снимала трусы, смотрела на себя, сравнивала со страницами, — не понимала, что происходит, но уже тогда чувствовала: это не только приятно, но и запретно.

Я не помню, когда впервые начала мастурбировать — это было очень давно, когда я ничего не знала о сексе и даже не пыталась понять смысла своих ощущений. Просто однажды заметила: если сильно сжимать ноги, становится приятно, тело откликается тихой волной удовольствия. Я стала заниматься этим регулярно, по утрам, пока дом ещё спал.

Мама вскоре заметила мои привычки — стала пугать меня и ругать, говорить о строгости и запретах. Я не прекратила, просто начала прятаться, делать это осторожнее. Удовольствие оказалось важнее страха.

Потом, конечно, я узнала, что такое секс и чем вообще занималась всё это время. Это знание даже немного обрадовало меня: оказывается, я уже давно приношу себе удовольствие и испытываю оргазмы — задолго до того, как мои ровесницы начали понимать, что такое вообще бывает. Я тайком искала книги с описаниями секса, читала их взахлёб, и, конечно же, мастурбировала под эти тексты.

Первое порно я увидела на кассете у своей подруги. Она поставила видеозапись, мы сидели рядом, и мне было ужасно стыдно смотреть всё это с кем-то. Я помню, как щеки заливало жаром, хотелось, чтобы подружка вышла — чтобы я осталась одна и могла посмотреть это тихо, не деля ни с кем своё возбуждение. А ещё она сказала тогда: «Я вообще не понимаю, почему они члены в зад суют, ведь есть же пизда». Меня её слова странно задели — не знаю, почему, но почти все мои сексуальные фантазии всегда были связаны с анальным сексом. И почему именно анал с ранних лет меня так привлекал я до сих пор не могу понять.

Может сложиться впечатление, что моя одержимость сексом как-то влияла на отношения с мальчиками, что я искала свиданий или приключений. На самом деле всё было совсем иначе: я оставалась очень скромной девочкой, и эти фантазии никак не выделяли меня среди других. Они прятались глубоко внутри, не касаясь внешнего мира. Я училась прилично, помогала по дому, была той тихой отличницей, на кого всегда можно положиться. Свидания? Я даже не думала о них до самых финальных классов школы, и то всё едва заходило дальше неловких поцелуев с языком.

Мне было страшно, когда парни хотели большего или распускали руки, пытаясь потрогать там, где не следовало. Сердце колотилось, я отстранялась, краснела и уходила. Такая я была странная: внутри буря желаний, а снаружи — стена из страха и стыда.

А потом случилось то, что, наверное, навсегда определило мою сексуальность. Мне попалась в руки книжка маркиза де Сада «Жюстина». Я прочитала её — вернее, не стала углубляться в его философские размышления, а жадно искала только сцены ужасных оргий, извращений, жестокого секса. Мне было дико стыдно, но я мастурбировала, как ненормальная, представляя себя то на месте жертв, то на месте палачей.

Вероятно, именно это и стало фундаментом всего того, что потом происходило со мной в жизни. Тот момент, когда жестокость впервые соединилась с удовольствием в моём сознании и больше никогда не расставалась с ним.

Потом я прочла ещё несколько романов де Сада и много другой порнографической литературы. В те времена интернета еще не было. Но зато было полно порножурналов, эротических газет, сборников порнорассказов, я тайком высматривала их на ларьках, и иногда решалась купить, хотя сгорала от дикого стыда. Представьте себе: молодая девушка подходит покупать газету, в которой прямо на обложке обнаженная женщина. Это было ужасно неловко, но я ничего не могла с собой поделать — стыд перемешивался с возбуждением, и возбуждение побеждало.

Я покупала журналы, прятала их, мастурбировала, фантазировала, думала — каково это, лизать у женщины между ног? Какова сперма на вкус? Представляла, как сосать член, пробовала вставлять себе в зад всякие предметы, чтобы прочувствовать новое.

Один раз, в ванной, я решила сесть задницей на ручку вантуза, смазанного детским кремом. Это было довольно странно, и больно, и если честно, не то чтобы интересно. Но помню я сильно терла клитор и кое-как кончила. Мама что-то заподозрила — видимо, по запаху, потому что я, конечно, вообще не подумала о подготовке своей задницы. Тогда всё было на грани раскрытия моей тайны, но обошлось.

Теперь я расскажу про свой первый сексуальный опыт с другим человеком — и сразу скажу: этот опыт был негативным.

Однажды вечером я возвращалась домой. Это был обычный день, я шла не с дискотеки, я не была пьяна, просто возвращалась домой после занятий в музыкальной школе. Погода была мерзкая, дождь бил в лицо, я шла без зонта под капюшоном. И я решила срезать путь через гаражи возле дома. Обычно я там не ходила, но в тот вечер хотелось быстрее оказаться дома.

И там меня встретил он. Я не помню его лица — только запах, который навсегда остался со мной: крепкий табак, кислый перегар, потное тело.

Он схватил меня за шею и потащил куда-то в темноту. Я пыталась отбиться, вырваться, но он врезал мне по лицу и прошипел: «Заткнись, сучка ебучая». Мы оказались в каком-то подвале — я помню только кирпичные стены, пропитанные сыростью, тусклую лампочку, висящую под потолком, и его слова: «Шлюха, раздевайся».

Я затряслась, умоляла: «Пожалуйста, не делайте ничего, я девственница». Он усмехнулся: «Ну, раз девственница, тогда пососёшь. Хуй-то ты уже небось сосала?» Я пришла в ужас, сердце колотилось в ловушке, но он добавил: «Лучше соглашайся, сука».

И тут в голове кольнула мысль — сейчас я буду сосать член, как в фантазиях. Посреди этого ужаса, через страх и отвращение, мелькнуло любопытство: интересно, каково это? Я себя возненавидела за эту мысль, ненавижу до сих пор — за то, что в такой момент тело отреагировало так предательски.

Тем не менее, мне захотелось, чтобы он снял штаны. И он сделал это. Член был вялым, непривлекательным, но он поставил меня на колени, заставил взять его в рот. Я зажмурилась, открыла рот и проглотила головку, борясь с тошнотой и стыдом.

На вкус он был отвратительный — пах мочой и ещё чем‑то противным, меня чуть не вывернуло. Но он тут же дал мне ещё одну оплеуху. Слёзы потекли из глаз, но мне было так страшно, что я заставила себя продолжать. Я пыталась вспомнить кадры из порнофильмов и описания из порножурналов, чтобы отключиться и не думать о происходящем. Скользила ртом по члену, старалась сжать губами, проводить языком, как будто играю роль из чужих фантазий.

Он застонал, обозвал меня "соской" и "вафлершей". Член начал расти, и мне самой становилось интересно — я впервые делала то, о чём так долго мечтала, хотя реальность была ужаснее любых фантазий.

Он держал меня за затылок и резко насаживал мою голову на свой член, так что я упиралась носом в его волосатый лобок. Я давилась, а он смеялся и угрожал: если я блевану — мне конец. Пришлось бороться с рвотным рефлексом, с тошнотой, с желанием вырваться, надеяться только на то, что всё это скоро закончится.

И всё закончилось довольно скоро, но эти минуты растянулись в бесконечность. Он захрипел, вдавил мне член почти в горло и начал кончать. Сперма хлынула в глотку — густая, солоновато-горькая, с запахом чего-то протухшего. Я подавилась, закашлялась, он выдернул член, и часть спермы вытекла из носа, повисла двумя белыми соплями.

Это было максимально унизительно. Я сгорала от стыда — я только что сделала минет какому-то незнакомцу, теперь вся в его мерзкой сперме, а он хохотал, унижал, обзывал шалавой и шлюхой. Но самое постыдное — я почувствовала, как промокли мои трусы.

Потом он выволок меня наружу, бросил в ночную темноту.

Я не помню, сколько ещё просидела на коленях во тьме, приходя в себя. Потом кое-как утерлась, нашла свою брошенную сумку и заковыляла домой. Я никому ничего не сказала — просто бросилась в ванную, яростно терла рот и лицо, потом долго стояла под душем, пытаясь смыть с себя всё, что случилось.

А потом... я начала дрочить прямо там, в горячей воде. В голове мелькали фантазии, извращённые продолжения произошедшего: что он заставляет меня вылизывать его зад, трахает в жопу, унижает ещё сильнее. Я плакала и дрочила, ненавидя себя — за то, что возбуждение было сильнее боли и стыда.

Вот, собственно, и всё — вы узнали мой «первый раз». Конечно, я никому об этом не рассказывала...

Да, когда я поняла, что он мог чем-то меня заразить, мне стало дико страшно. Но сил пойти и провериться у врача не было. Я с ужасом несколько недель ожидала симптомов, боялась каждого лишнего ощущения, вздрагивала при малейшем недомогании. К счастью, всё обошлось... если не считать того, что воспоминания об этом случае оставили глубокие борозды в моей душе.