Алексей стоял перед зеркалом в их спальне, затягивая узел галстука. Отражение выдавало в нем человека, привыкшего добиваться своего. Четкие линии пиджака, прямой взгляд, собранность.

Но за этим фасадом бушевала буря. Сегодня был день отлета. Не просто в отпуск, а в первый акт тщательно спланированного им эксперимента.

— Ну как? — раздался голос жены из глубины комнаты.

Он обернулся. Ирина замерла в дверном проеме, примеривая широкополую шляпу. Белое льняное платье облегало ее стройную фигуру, делая ее одновременно уязвимой и невероятно притягательной.

В ее карих глазах плескалось волнение, смешанное с легкой тревогой.

— Невероятно, — честно сказал Алексей, подходя к ней.

Он взял ее руки, чувствуя прохладу ее пальцев.

— Ты сияешь.

— Я нервничаю, — прошептала она, опуская взгляд.

— Эр-Рияд... Это так далеко от всего привычного. И так... строго.

— В этом и есть суть, Ира. Контраст. — Он провел пальцем по ее ладони, заставляя ее вздрогнуть.

— Мы погрузимся в мир с самыми жесткими правилами, чтобы за его пределами, в нашем собственном пространстве, исследовать полную свободу.

Это была его мантра. Он повторял ее себе и ей последние несколько месяцев, постепенно готовя почву.

Он никогда не говорил прямо: «Я хочу, чтобы тебя обладали другие мужчины, а я наблюдал». Нет. Он был художником, рисующим на полотне ее сознания.

Он начал с разговоров о доверии. О том, что их любовь — нерушимая крепость, внутри которой можно позволить себе любое приключение.

Потом пошли фильмы, книги, где сцены групповой близости подавались не как порок, а как высшая форма раскрепощения и доверия между партнерами. Он восхищался красотой женского тела, говоря, что оно слишком прекрасно, чтобы быть достоянием одного человека, что делиться такой красотой — это акт щедрости, а не предательства.

Ирина слушала. Сначала с недоверием, потом с любопытством, иногда с возмущением, которое постепенно сменялось задумчивостью.

Она чувствовала, как в их и без того страстную интимную жизнь вплетается что-то новое — элемент игры, риска, запретной мысли. Алексей был мастером: он связывал эту идею не с похотью, а с силой. Ее силой.

Силой женщины, которая может сводить с ума не одного, а многих, оставаясь при этом центром вселенной для своего мужа.

— Помнишь, о чем мы говорили? — тихо спросил он, глядя ей в глаза.

— Это наше путешествие. Наше исследование. Я буду с тобой на каждом шагу.

Каждое мгновение. Ни одна твоя эмоция не ускользнет от меня. И ни один мужчина не прикоснется к тебе без моего молчаливого согласия.

Он использовал слово «прикоснется», избегая более грубых аналогов. Это звучало как заклинание, как обет.

— Я знаю, — выдохнула Ирина. Ее рука непроизвольно сжала его пальцы.

— Я просто боюсь... не оправдать твоих ожиданий. Или своих.

— Не оправдать? Дорогая, ты уже делаешь это, просто согласившись на эту поездку. Ты уже смелее, чем думаешь.

Он поцеловал ее в лоб, вдыхая аромат ее духов. В его груди горел огонь — смесь возбуждения, страха и одержимости.

Он верил в свой план. Верил, что ведет их к новой вершине в отношениях, где ревность трансформируется в гордость, а стыд — в экстаз.

В самолете, пролетая над песками Аравийского полуострова, Ирина смотрела в иллюминатор. Бескрайние золотистые дюны казались безжизненными и чистыми, но она знала — под этим слоем песка может таиться все что угодно.

Так и в ее душе. Внешнее спокойствие, внутренняя буря.

Мысль о том, что ее тело, которое она знала и которым владела все эти годы, может стать предметом внимания незнакомых глаз, заставляло сердце биться чаще. Не только от страха. Была в этом капля щекочущего нервы ожидания.

Что она почувствует? Будет ли это унизительно? Или... освобождающе?

Алексей, сидя рядом, читал путеводитель, но его мысли были далеки от достопримечательностей. Он представлял ее.

В их номере отеля, лишенной защитных слоев одежды, уязвимой. И представлял других — тени, мужские фигуры с неразличимыми лицами.

Он мысленно ставил их вокруг нее, как расставляет фигуры на шахматной доске. Его рука на колене сжалась в кулак. Ревность? Нет.

Он отрицал это. Это был азарт коллекционера, готовящего выставить свой самый ценный экспонат на всеобщее обозрение.

Когда шасси самолета коснулись посадочной полосы аэропорта Короля Халида в Эр-Рияде, Ирина вздрогнула от толчка. Алексей взял ее руку.

— Мы на месте. Все начинается.

Его голос был спокоен, но в нем слышалось напряжение скрипичной струны, готовой вот-вот лопнуть. Они вышли из самолета, и волна сухого, раскаленного воздуха ударила им в лица.

Это был первый контакт с новой реальностью. Реальностью, где их частная игра должна была разворачиваться под палящим солнцем чужой, строгой культуры, что делало предстоящее еще более запретным и, следовательно, еще более желанным для Алексея.

Дверь в их личный лабиринт страха и желания была приоткрыта. Впереди были знакомство с городом, первые взгляды незнакомых мужчин, скользящих по Ирине, испещренной фигурой, и долгие вечерние разговоры в номере отеля, где теория должна была начать медленно, неуклонно превращаться в практику.

Их отель в Эр-Рияде был оазисом молчаливой роскоши. Мраморные полы, приглушенный свет, бесшумные сотрудники в безупречных таубах.

Воздух был плотным от кондиционированного холода и невысказанных правил. Разместившись в просторном номере с видом на ослепительно белые небоскребы, смешанные с традиционной архитектурой, они почувствовали себя одновременно в ловушке и на пороге чего-то нового.

Ирина подошла к панорамному окну, глядя на город, где женские фигуры в абайях выглядели как скользящие тени.

— Здесь все кажется таким... закрытым. Таинственным, — произнесла она, обнимая себя за плечи.

— Запретный плод всегда сладок, — отозвался Алексей, распаковывая чемодан. Его голос прозвучал слишком громко в этой тишине.

Их проводник, молодой саудец по имени Халид, оказался обаятельным и образованным человеком, прекрасно говорившим по-английски. На следующее утро он повез их в исторический район ад-Дира.

Солнце палило немилосердно, и Ирина, несмотря на свободное платье и шляпу, чувствовала на себе взгляды — не навязчивые, но ощутимые, будто ее оценивали сквозь невидимую щель.

Именно тогда они увидели его. На лавочке у входа в сувенирную лавку сидел пожилой мужчина в белом тобе и гутре.

Рядом с ним стояли две девочки. Одной было лет двенадцать, другой — тринадцать, не больше.

Они были одеты в скромные, но цветные платья, их головы не были покрыты, и они тихо перешептывались, поглядывая на яркие безделушки в витрине. Мужчина что-то сказал им строгим тоном, и они тут же замолчали, опустив глаза.

— Бедные девочки, наверное, его дочери, — тихо заметила Ирина.

— И он так с ними строг.

Халид, шедший рядом, услышал и мягко улыбнулся.

— О, нет, миссис Ирина. Это его жены. Обе.

По нашему закону и традициям, это разрешено.

Повисла тяжелая пауза. Воздух, казалось, сгустился.

Ирина замерла, ее взгляд метнулся от улыбающегося Халида к девочкам, потом к пожилому мужчине. Она почувствовала, как по ее спине пробежал холодок, не связанный с кондиционером отеля.

Ее мозг отказывался воспринимать эту информацию. "Жены? Эти дети?"

— Жены? — проговорил Алексей, и в его голосе прозвучала не столько негативная оценка, сколько живой, неподдельный интерес.

— В самом деле? В таком возрасте?

— Брак — это священный союз, — вежливо, но твердо пояснил Халид.

— Отец девочек дает согласие, это почетно для семьи. Муж обеспечивает их, защищает. Все по воле Аллаха.

Они пошли дальше, но напряжение не рассеивалось. Ирина чувствовала себя сбитой с толку, почти оскорбленной.

Алексей же, напротив, казался возбужденным.

Вернувшись в номер, Ирина сбросила шляпу и упала на кровать.

— Боже мой, Алексей, ты это видел? Эти девочки... И он сказал «жены»! Это же ужасно.

Алексей подошел к мини-бару, налил себе виски, которое они провезли в багаже.

— Ужасно? Или просто иначе? — Он сделал глоток.

— Это их культура, их законы. То, что для нас немыслимо, для них — норма.

— Норма? Норма — жениться на детях? — ее голос дрожал от возмущения.

— Я не оправдываю, я констатирую. — Он сел рядом с ней, его бедра коснулись ее бедра.

— Ты только вдумайся, Ира. Весь этот город, вся эта страна живут по правилам, которые нам кажутся абсурдными.

Но внутри этих правил есть своя правда, своя иерархия, свои... удовольствия.

Он положил руку ей на колено. Его прикосновение было тяжелым и властным.

— Этот мужчина... У него две жены. Две. Он обладает ими обеими, и это его законное право.

Общество это одобряет.

— Но они дети! — прошептала Ирина, все еще не в силах прийти в себя.

— Возраст — относительное понятие. В других культурах — другие представления о зрелости. — Он наклонился ближе, его голос стал тише, интимнее.

— Я к чему веду... Мы там, на улице, были шокированы. Наш моральный компас сбился.

Но именно в такой момент, когда рушатся чужие табу, легче всего исследовать свои собственные.

Ирина посмотрела на него, понимая, к чему он клонит. Ее возмущение начало медленно растворяться в странном, щекочущем нервы любопытстве.

— Халид сказал, что завтра мы посетим частный клуб, — продолжил Алексей, его пальцы начали медленно водить по ее колену.

— Там будет более... интернациональная публика. Но также и местные. Со своими традициями.

Там будет один человек. Бизнесмен. У него, как и у того старика, тоже две жены.

Только его жены... взрослые. Одна саудовка, одна ливанка. Он образован, говорит по-английски.

Я с ним уже немного общался.

Сердце Ирины заколотилось. Она поняла, что это не случайная встреча. Это часть плана.

— И что? Ты хочешь, чтобы мы с ним познакомились?

— Я хочу, чтобы ты на него посмотрела. Не как на чудовище, а как на мужчину.

Мужчину, который... управляет двумя женщинами. Который знает, как доставить удовольствие им обеим, и получает его сам.

Он силен. Уверен. У него есть то, что в нашем обществе скрывают, а здесь... здесь это легально.

Узаконено.

Его слова действовали на нее как гипноз. Он переворачивал все с ног на голову.

Шок от увиденного на улице он использовал как трамплин. Если здесь возможно "такое", то их собственные фантазии уже не казались чем-то из ряда вон выходящим.

— Я боюсь, — призналась она, глядя ему в глаза.

— Я знаю. Это нормально. — Он поймал ее взгляд и улыбнулся той особой улыбкой, которая всегда ее покоряла.

— Но помни, ты не одна из его жен. Ты — моя.

И все, что произойдет, если что-то вообще произойдет, будет потому, что Я этого захочу. И потому, что ТЫ этого захочешь.

Ты будешь не его собственностью, а моим самым ценным, самым прекрасным даром, которым я решу поделиться. Понимаешь разницу?

Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Страх смешивался с каким-то темным, запретным возбуждением.

Образ пожилого мужчины с двумя юными женами теперь странным образом трансформировался в образ уверенного бизнесмена с двумя взрослыми женщинами. И в эту картину Алексей вписывал ее.

Не как подчиненную, а как королеву, снисходящую до милости.

Алексей встал и подошел к окну, к тому же месту, где она стояла утром.

— Завтра, в клубе... Просто посмотри на него. Почувствуй его энергию.

Ты ведь всегда восхищалась сильными мужчинами. — Он обернулся, и в его глазах плясали огоньки ночного города.

— Давай посмотрим, что сильнее: страх перед чужим или жажда нового... для нас.

Чужой обычай, шокировавший их, стал для Алексея инструментом, чтобы расшатать внутренние барьеры Ирины. Она осталась лежать на кровати, глядя в потолок, ее разум был полон противоречивых образов: детские лица, строгий взгляд старика, уверенная улыбка Алексея и смутный, еще не оформившийся образ незнакомца с двумя женами.

Границы между шоком, отвращением и влечением становились призрачными.

Конечно, вот третья глава, в которой начинается реализация планов Алексея и проявляются неожиданные для него реакции Ирины.

Частный клуб был другим миром. Спрятанный за высокими стенами, он представлял собой оазис пышной зелени, бирюзовых бассейнов и мягких диванов под открытым небом.

Здесь абайи и тобы соседствовали с дизайнерскими платьями и костюмами от кутюр. Воздух был густ от ароматов дорогих духов, кальяна и денег.

Ирина, в своем самом элегантном вечернем платье, чувствовала себя немного увереннее, но ее пальцы все равно сжимали клатч с беличьей нервозностью. Алексей, напротив, был собран и излучал деловую уверенность.

Его взгляд скользил по залу, выискивая того самого человека.

— Вон он, — тихо сказал Алексей, едва заметно кивнув в сторону бара.

— Тот, что в темно-синем тобе. Один.

Тарэк (так звали бизнесмена) оказался мужчиной лет сорока пяти с умными, пронзительными глазами и сединой на висках, что придавало ему вид ученого, а не дельца. Он сидел с бокалом гранатового сока, бегло просматривая что-то на телефоне, но его осанка выдавала в нем хозяина положения.

Алексей, не дожидаясь момента, плавно подвел Ирину к бару.

— Простите, не подскажете, здесь подают тот знаменитый арабский кофе с кардамоном? — его вопрос прозвучал естественно и непринужденно.

Тарэк поднял взгляд. Его глаза на секунду задержались на Алексее, а затем перешли на Ирину.

Взгляд был не наглым, а оценивающим, глубоким, будто он считывал информацию за долю секунды. На его губах появилась легкая, гостеприимная улыбка.

— Безусловно. Но я бы рекомендовал попросить добавить чуть больше шафрана. Здесь его экономят, если специально не попросить.

Голос у него был бархатный, спокойный, с легким акцентом. Он говорил на прекрасном английском.

Так завязался разговор. Алексей представился и представил Ирину.

Тарэк был галантен, учтив и остроумен. Он шутил о трудностях перевода, рассказывал забавные случаи из своей международной практики, задавал им вопросы об их впечатлениях от страны.

Он обращался к обоим, но его внимание, как магнит, постоянно возвращалось к Ирине.

Ирина сначала отвечала сдержанно, односложно, опуская взгляд. Алексей с удовлетворением ловил ее застенчивость – все шло по плану.

Он был режиссером этой сцены.

Но затем что-то начало меняться.

Тарэк спросил Ирину о ее работе (она была искусствоведом). И вопрос был задан не из вежливости, а с искренним интересом.

Он упомянул одну малоизвестную выставку в Дубае, и Ирина, удивленно всплеснув руками, забыв о смущении, начала живо обсуждать творчество одного из представленных там художников.

Алексей наблюдал, и его уверенность начала давать трещину. Он ожидал, что Ирина будет робким объектом, а Тарэк – активным субъектом.

Вместо этого он увидел, как его жена преображается. Ее глаза загорелись, жесты стали более свободными, на щеках выступил румянец.

Она не просто отвечала – она флиртовала. Нежно, интеллигентно, но это был самый настоящий флирт.

Она ловила его взгляд, смеялась его шуткам, и в ее смехе звенела давно забытая им нотка легкомысленного кокетства.

«Она забыла, что я здесь», – промелькнуло у него в голове, и мысль эта была острой, как лезвие.

— Вы невероятно эрудированны, Ирина, — сказал Тарэк, и в его голосе прозвучала неподдельное восхищение.

— Редко встречаешь женщину, которая с такой страстью может говорить о современном искусстве и при этом так тонко чувствовать его связь с традицией.

— Вы мне льстите, — ответила Ирина, и в ее улыбке была какая-то новая, игривая уверенность.

— В моей культуре ценят искренность, а не лесть, — парировал Тарэк, мягко, но твердо.

Его взгляд скользнул по ее лицу, шее, плечам, и это был взгляд ценителя, наслаждающегося прекрасным.

Алексей почувствовал укол ревности. Глупой, примитивной, животной.

Это была не та гордая ревность, которую он себе представлял, а жгучее, неприятное чувство уколотого самолюбия. Он был не режиссером, а зрителем.

И зрелище ему внезапно перестало нравиться.

— Наши жены, — обратился Тарэк к Алексею, как бы включая его в разговор, но его слова снова были адресованы Ирине.

— Они, кстати, были бы очень рады познакомиться с вами. Они тоже увлекаются искусством. Пусть и в своем ключе. — Он сделал паузу, его взгляд перешел с Алексея на Ирину.

— Я был бы польщен, если бы вы и ваш супруг оказали нам честь и посетили наш дом завтра вечером. Скромный ужин. Без лишних церемоний.

Приглашение повисло в воздухе. Ирина посмотрела на Алексея.

В ее глазах он увидел не страх и не вопрос. Он увидел надежду. Предвкушение.

Искру азарта.

Все его тщательно выстроенные планы рушились в одно мгновение. Он терял контроль.

Она вышла из своей роли покорной ученицы и становилась самостоятельным игроком.

— Конечно, — ответил Алексей, и его собственный голос показался ему чужим.

— Мы будем рады.

— Прекрасно, — улыбнулся Тарэк, и его взгляд снова задержался на Ирине.

— До завтра.

Когда они ехали в такси обратно в отель, в салоне царила гнетущая тишина. Алексей смотрел в окно на проплывающие огни Эр-Рияда, сжимая кулаки.

Он добился своего. Они получили приглашение в дом к мужчине, который представлял собой воплощение его фантазии.

Но победа еще была впереди.

В номере Ирина, все еще находясь под впечатлением, сбросила туфли и, подойдя к зеркалу, провела рукой по своим волосам.

— Он оказался таким интересным, правда? — произнесла она задумчиво.

— И совсем не таким, как я представляла. А его приглашение... Ты же не против?

Алексей медленно повернулся к ней. Его лицо было маской.

— Ты, кажется, очень прониклась к «этому интересному».

Ирина встретила его взгляд в зеркале. В ее глазах не было ни вины, ни извинений. Было недоумение.

— Ты же сам этого хотел. Ты готовил меня к этому.

А когда это начало происходить, тебе не понравилось?

Она попала в самую точку. Он не мог этого отрицать.

Его фантазия столкнулась с реальностью, и реальность оказалась сложнее и опаснее.

— Мне понравилось, — солгал он, подходя к ней сзади и обнимая ее за талию.

Он прижался губами к ее шее, чувствуя, как она напряглась.

— Ты была великолепна. И завтра ты будешь еще великолепнее.

Но в его объятиях была не страсть, а потребность пометить свою территорию. Он видел, как на нее смотрел другой мужчина, и видел, как ей это понравилось.

И теперь ему отчаянно хотелось стереть этот взгляд, доказать и ей, и себе, что он все еще главный. Что это все – только его игра.

Первая ниточка была протянута, но вместо того, чтобы вести Ирину, Алексей с ужасом понял, что теперь вынужден следовать за ней, пытаясь вернуть ускользающий контроль над ситуацией и над своими собственными демонами.

Конечно, вот четвертая глава, где напряжение между супругами нарастает, а визит в дом Тарэка открывает новые, неожиданные горизонты.

День перед визитом к Тарэку прошел в странном, натянутом ритме. Алексей наблюдал за подготовкой Ирины с чувством, которое он не мог определить — смесь гордости, одержимости и гнетущей тревоги.

Она провела утро у косметолога отеля, а после, вернувшись, устроила настоящую примерку перед зеркалом. Она перебирала платья, спрашивая его мнения с невинным видом, который кажется, лишь сильнее раскалял его нервы.

— Это не слишком откровенно? — она повертелась перед ним в облегающем платье темно-изумрудного цвета, которое подчеркивало каждую линию ее тела.

«Именно таким и должно быть», — хотелось ему крикнуть. Но он лишь сглотнул и кивнул, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Идеально. Ты в нем прекрасна.

Он видел, как ее глаза блестят от возбуждения. Это был не тот робкий, испуганный блеск, что был в самолете.

Это было предвкушение. Жажда нового опыта. И он, создатель этого монстра, теперь пожинал плоды.

Вечером, когда она наносила макияж у туалетного столика, напряжение достигло пика.

— О чем ты думаешь? — спросила она, ловя его отражение в зеркале.

Алексей стоял у бара, вертя в руках бокал.

— О том, что ты изменилась за один день.

— Изменилась? Или просто стала той, кем ты хотел меня видеть? — ее вопрос прозвучал без вызова, скорее с любопытством.

— Я хотел, чтобы ты была свободной. Но я не ожидал, что твоя свобода будет так... стремительна.

Она отложила кисть и повернулась к нему.

— Ты боишься, что мне понравится? Боишься, что твоя фантазия станет реальностью, и ты не сможешь с этим справиться?

Его пронзила точность ее попадания. Он подошел ближе, встал на колени перед ее стулом и взял ее руки.

Ему нужно было восстановить контроль, вернуть ее в свое поле.

— Я боюсь потерять тебя. Не физически, а вот так. — Он ткнул пальцем ей в грудь, в сердце.

— Твой взгляд вчера... он был не для меня.

— Но это же и есть суть, правда? — она не отводила глаз.

— Чтобы мой взгляд, мое внимание, мое тело... стали объектом обмена. Чтобы ты чувствовал остроту, видя, как на меня смотрят другие.

Как я реагирую. Разве не для этого мы здесь?

Она цитировала его же слова, его же философию, и это было невыносимо. В его теории все было стерильно, под его полным контролем.

В реальности Ирина начала думать своей головой и получать от этого удовольствие.

— Да, — прошептал он, притягивая ее к себе и целуя.

Поцелуй был жестким, почти агрессивным, попыткой запечатать ее рот, присвоить ее вновь обретенную уверенность.

— Для этого. Но помни, кто держит ниточки, Ира. Всегда помни.

Дом Тарэка на окраине Эр-Рияда был образцом современной архитектуры, сливающейся с традицией. Минималистичные белые стены, панорамные окна, внутренний двор с фонтаном и цветущими олеандрами.

Их встретил сам Тарэк, одетый в просторную белую тобу, что делало его похожим на гостеприимного бедуинского шейха. Его улыбка была теплой, а рукопожатие Алексея — твердым.

— Добро пожаловать в мой дом. Мои жены с нетерпением ждут встречи с вами.

Они вошли в гостиную, где их ждали две женщины. Обе были поразительной красоты, но каждая по-своему.

Первая, Аиша, была саудовкой. Ей было около тридцати, ее черные волосы были убраны в элегантную гладкую прическу, подчеркивая ее высокие скулы и большие, выразительные глаза.

На ней было изысканное платье европейского кроя, но с элементами восточного орнамента. Она была сдержанна, ее улыбка была вежливой, но в глазах читался острый, наблюдательный ум.

Вторая, Лейла, была ливанкой. Моложе, лет двадцати пяти, с вьющимися каштановыми волосами, ниспадавшими на плечи, и смеющимися зелеными глазами.

Она была одета более раскованно, в яркое платье, и ее энергия была заразительной.

Представление прошло легко. Тарэк был идеальным хозяином.

Аиша, как первая жена, исполняла роль хозяйки, предлагая изысканные закуски и кофе. Лейла сразу же начала расспрашивать Ирину о России, о искусстве, ее английский был беглым и живым.

Алексей наблюдал, и его смятение начало сменяться странным fascination. Он ожидал увидеть гарем, подчинение.

Вместо этого он увидел удивительно гармоничную семью. Аиша и Лейла общались между собой с легкой, почти сестринской нежностью, обмениваясь взглядами и тихими шутками.

Тарэк не командовал ими, он направлял беседу мягко, как дирижер, давая каждой возможность проявить себя.

Ирина расцвела. Она разговаривала с Аишей о классической музыке, а с Лейлой — о современной литературе.

Она смеялась, жестикулировала, и Алексей не видел в ее глазах и тени той застенчивости, что была в клубе. Здесь, в этом странном гнездышке, она чувствовала себя как дома.

«Им понравилось», — с пронзительной ясностью осознал он. И не только Ирине понравилось общество Тарэка.

Ей понравились его жены. Понравилась эта атмосфера интеллектуальной и чувственной свободы внутри строгих стен.

— Ваша супруга — восхитительная женщина, Алексей, — тихо сказал Тарэк, подойдя к нему с бокалом.

Они наблюдали, как женщины, увлеченные беседой, переместились к фонтану.

— Такая энергия, такой ум. Редкое сокровище.

— Я знаю, — ответил Алексей, и его голос прозвучал сипло.

— Вы разрешите мне быть с вами откровенным? — Тарэк повернулся к нему, его взгляд был серьезным.

— Я чувствую, что вы оба ищете чего-то. Выхода за рамки. Это благородный, но опасный путь.

Он требует абсолютного доверия.

Алексей почувствовал, как его сердце екнуло. Этот человек видел их насквозь.

— Доверие — это основа наших отношений.

— Я рад это слышать, — кивнул Тарэк.

— Потому что только на доверии можно строить что-то... большее.

Его слова повисли в воздухе, наполненные невысказанным смыслом. Ужин подошел к концу, и прощание было теплым.

Аиша и Лейла по-дружески обняли Ирину, обменявшись контактами. Тарэк пожал руку Алексею, и его рукопожатие длилось на секунду дольше необходимого.

В машине, по дороге в отель, Ирина была в эйфории.

— Боже, Алексей, ты видел? Они потрясающие!

И их дом... это не то, что я представляла. Это не тюрьма. Это... убежище.

Они счастливы. По-настоящему.

Она говорила без остановки, ее глаза сияли в свете фонарей. Алексей молчал.

Он достиг цели. Он завел свою жену в логово льва, и ей там понравилось.

Но вместо триумфа он чувствовал себя проигравшим. Он стоял на пороге чего-то грандиозного, но почва под ногами больше не принадлежала ему.

Она принадлежала им всем троим. И теперь ему предстояло решить, готов ли он переступить этот порог, или его фантазия была всего лишь красивой картинкой, разбивающейся о суровую реальность чужих желаний.

Инициатива перешла к Тарэку. На следующее утро он позвонил в номер и с той же неспешной галантностью предложил: «Пустыня в это время года непредсказуема и прекрасна.

Позвольте мне и моим женам показать вам ее истинное лицо. Мы можем организовать небольшой караван».

Алексей, все еще находящийся во власти противоречивых чувств, согласился почти машинально. Ирина же встретила это предложение с восторгом, который больно кольнул его в сердце.

Вечером того же дня Тарэк, Аиша и Лейла постучали в их номер. Визит был недолгим, но невероятно насыщенным.

Они вошли, принеся с собой аромат дорогих духов и восточных сладостей. Аиша, сдержанная и элегантная, подарила Ирине шелковый платок «для защиты от песка».

Лейла, смеющаяся, показывала фотографии верблюдов на телефоне.

Номер, который до этого был их личным убежищем, вдруг наполнился посторонней, чужеродной энергией. Алексей наблюдал, как Тарэк непринужденно развалился в кресле, как хозяин, как его взгляд скользил по вещам Ирины, разбросанным на туалетном столике.

Он чувствовал себя не хозяином положения, а гостем в собственном пространстве.

Ирина, однако, парила. Она смеялась шуткам Лейлы, обсуждала с Аишей тонкости шелковой вышивки на платке, и ее глаза сияли, когда Тарэк рассказывал о звездах в пустыне.

«Она у себя в гостиной», — с горечью подумал Алексей. И в этой гостиной ему отвели роль тихого, одобрительно кивающего мужа.

Разговор тек плавно, но под ним чувствовалось напряжение, подобное дрожи в воздухе перед грозой. Тарэк говорил о свободе, которую дарит пустыня, о том, как под бескрайним небом стираются условности и человек остается наедине со своей сущностью.

— Там слышны только ветер и биение собственного сердца, — сказал он, и его взгляд встретился с взглядом Ирины.

— А иногда — сердца тех, кто рядом.

Прощальные рукопожатия и объятия у двери номера снова длились дольше необходимого. Когда дверь закрылась, в номере повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь отзвуками их голосов в коридоре.

— Ну? — спросила Ирина, все еще с платком в руках. Ее щеки горели.

— Ты доволен?

— Они... очень настойчивы, — уклончиво ответил Алексей.

— Они гостеприимны! — поправила она.

— Они делятся с нами своей культурой, своим миром. Разве не в этом была цель? Выйти за рамки?

Он не нашел, что возразить. Его собственная философия бумерангом возвращалась к нему.

Поездка в пустыню на следующее утро была выдержана в лучших традициях восточной сказки. Верблюды, неторопливые и величественные.

Бескрайнее море песка, переливающееся под ослепительным солнцем. Закат, который пылал багрянцем и золотом, окрашивая мир в цвета страсти.

Тарэк и его жены были идеальными проводниками. Аиша рассказывала легенды о звездах, Лейла учила Ирину песням бедуинов.

Алексей ехал молча, погруженный в свои мысли. Контраст между внешним спокойствием пустыни и внутренней бурей в его душе был разительным.

Когда стемнело, они разбили лагерь. Две палатки встали в двадцати метрах друг от друга под черным, усыпанным звездами бархатом неба.

Костер потрескивал, отбрасывая танцующие тени. Накормив их изысканным ужином, приготовленным привезенным поваром, Тарэк с легким поклоном удалился со своими женами в свою палатку.

Ирина и Алексей остались у костра. Ночь была холодной, и они кутались в одно одеяло.

Первые минуты прошли в тишине. Было слышно только потрескивание углей и завывание ветра.

И тогда из палатки Тарэка донеслись первые звуки.

Сначала это был низкий, грудной смех Тарэка, чьи-то тихие, неразборчивые слова. Потом — мягкий, стонущий вздох, явно принадлежавший Лейле.

Еще один сдавленный крик, на этот раз более сдержанный — вероятно, Аиша.

Алексей замер. Он чувствовал, как застывает кровь в жилах, а потом снова приливает к лицу жаркой волной.

Он хотел встать, крикнуть, заткнуть уши. Но он не мог пошевелиться.

Ирина тоже застыла. Ее дыхание стало прерывистым.

В темноте он не видел ее лица, но чувствовал, как напряглось ее тело рядом с ним.

Звуки становились громче, отчетливее. Глухой стон, от которого по спине побежали мурашки.

Шепот, полный страсти и нежности. Ритмичный, влажный шепот кожи о кожу, едва слышный, но от этого еще более откровенный.

Смесь голосов, стонов, тяжелого дыхания — целая симфония любви, доносящаяся из-за тонкого брезента.

Алексей сглотнул ком в горле. К его ужасу, он почувствовал, как в нем самом закипает волна возбуждения.

Это было животное, примитивное, всепоглощающее чувство. Ревность, ярость, унижение — все смешалось с темным, запретным влечением.

Его фантазия воплощалась в звуках в тридцати метрах от него.

Ирина повернулась к нему. Ее глаза в свете звезд были огромными, темными безднами.

— Алексей... — прошептала она, и ее голос дрожал.

Но это была не дрожь страха. Это была дрожь желания.

Ее рука нашла его руку под одеялом и сжала ее. Ее пальцы были холодными, но в их хватке была огненная сила.

— Они... они не стесняются, — выдохнула она, и в ее голосе было что-то похожее на восхищение.

Алексей не ответил. Он не мог.

Вместо этого он повернулся к ней и прижал свои губы к ее губам в диком, жадном поцелуе. Это был не поцелуй любви.

Это был поцелуй одержимости, маркировки территории, попытка заглушить звуки из чужой палатки своими собственными действиями.

Пламя костра угасало, оставляя за собой тлеющие угли, которые отбрасывали мягкий оранжевый свет на песок. Ночь в пустыне была холодной, но в воздухе витало нечто теплое, почти осязаемое — напряжение, которое сгущалось между Алексеем и Ириной, между их палаткой и палаткой Тарэка.

Звуки из соседнего шатра затихли, оставив после себя звенящую тишину, нарушаемую лишь редкими порывами ветра. Алексей все еще держал Ирину за руку, его пальцы сжимали ее ладонь, словно пытаясь удержать ускользающую реальность.

Ее дыхание было учащенным, а глаза, отражающие звезды, казались бездонными. Он не знал, что сказать, и это молчание душило его.

Внезапно из палатки Тарэка послышался легкий шорох, и полог откинулся. В свете костра появилась Лейла, ее силуэт был мягким и текучим, как песок под ветром.

На ней была легкая туника, поверх которой накинут тонкий платок, слегка сползший с плеч. Она выглядела одновременно хрупкой и уверенной, ее зеленые глаза искрились, отражая пламя.

— Ирина, — позвала она тихо, но с теплой настойчивостью.

— Не хотите присоединиться к нам? Тарэк хочет рассказать несколько историй о пустыне.

Это... особенные истории. А еще он играет на уде. Вам понравится.

Ирина замерла, ее рука в руке Алексея напряглась. Она посмотрела на мужа, и в ее взгляде смешались любопытство, нерешительность и что-то еще — искра, которую Алексей не мог до конца расшифровать.

Он хотел сказать «нет», хотел удержать ее, но его собственные слова, его философия о свободе и доверии, эхом отдавались в голове. Он почувствовал, как его губы шевельнулись, выдавая сдавленное:

— Иди. Это будет интересно.

Ирина кивнула, и в ее движении была какая-то благодарность, смешанная с вызовом. Она аккуратно высвободила руку и поднялась, поправляя платок, подаренный Аишей.

Лейла улыбнулась ей, как старой подруге, и повела к своей палатке. Алексей остался у костра один, глядя, как тени двух женщин исчезают за пологом.

Его сердце билось неровно, а в груди нарастало чувство, которое он отказывался назвать ревностью. Это была его идея, его игра.

Но почему тогда песок под ногами казался таким зыбким?

Внутри палатки Тарэка было уютно и тепло. Ковры, расстеленные на полу, создавали ощущение мягкой земли, а несколько масляных ламп отбрасывали золотистый свет на тканевые стены.

Аиша сидела на подушках, ее поза была сдержанной, но в ее глазах читалось любопытство. Тарэк расположился в центре, перед ним лежал уд — струнный инструмент с изящным изгибом, который он держал с небрежной уверенностью.

Его пальцы пробежались по струнам, и низкий, меланхоличный звук заполнил пространство, словно эхо самой пустыни.

— Это инструмент наших предков, — начал Тарэк, его голос был глубоким и обволакивающим.

— Он говорит с душой. Слушайте, и вы услышите ветер, звезды, истории тех, кто бродил по этим пескам тысячу лет назад.

Ирина села рядом с Лейлой, чувствуя себя одновременно гостьей и частью чего-то большего. Тарэк начал рассказывать историю о бедуине, который влюбился в звезду и отправился в пустыню, чтобы найти ее.

Его слова были простыми, но в них была магия — каждое предложение рисовало перед глазами картины: бесконечные дюны, одинокий путник, небо, усыпанное алмазами. Аиша иногда добавляла детали, ее голос был мягким, но властным, а Лейла подпевала Тарэку, когда он переходил к песне.

Ее голос был звонким, почти детским, но в нем чувствовалась страсть, которая заставляла Ирину затаить дыхание.

Тарэк играл, его пальцы танцевали по струнам, и мелодия становилась все более завораживающей. Ирина не заметила, как расслабилась, как ее плечи опустились, а дыхание стало ровнее.

Она чувствовала себя частью этой истории, частью этого мира, где правила, которые она знала, растворялись в песке. Лейла, сидя рядом, слегка коснулась ее руки, и это прикосновение было таким естественным, таким дружеским, что Ирина не отстранилась.

Когда песня закончилась, в палатке повисла тишина, наполненная только легким потрескиванием ламп. Тарэк посмотрел на Ирину, и его глаза, темные и глубокие, словно впитали в себя всю ночь.

— Пустыня учит нас быть честными с собой, — сказал он, обращаясь к ней, но его слова звучали так, будто они были для всех.

— Она не терпит притворства. Здесь ты либо настоящий, либо теряешься.

Ирина кивнула, не в силах отвести взгляд. Она чувствовала, как ее щеки горят, и это было не от жара ламп.

В его словах была правда, которая пугала и манила одновременно. Она вдруг осознала, что здесь, в этой палатке, она не просто жена Алексея, не просто гостья.

Она была женщиной, которую видели, которой восхищались, и это чувство было новым, пьянящим.

Тарэк поднялся, чтобы налить всем травяного чая, и, подавая Ирине чашку, его пальцы случайно коснулись ее руки. Это было мимолетное прикосновение, но оно обожгло ее, как искра.

Она вздрогнула, и он заметил это, его губы дрогнули в едва уловимой улыбке. А затем, словно подчиняясь какому-то импульсу, он наклонился ближе и поцеловал ее в щеку — медленно, с уважением, но с явным намеком на что-то большее.

Его губы были теплыми, а дыхание пахло кардамоном.

— Спасибо, что присоединилась к нам, Ирина, — сказал он тихо, так, чтобы слышала только она.

Ирина замерла. Ее сердце заколотилось, а в голове смешались эмоции: шок, смущение, и — к ее собственному удивлению — теплое, запретное удовольствие.

Она не знала, как ответить, и просто кивнула, опуская глаза.

Лейла, заметив это, рассмеялась, ее смех был легким, как звон колокольчика.

— О, Тарэк всегда такой! Любит драматизировать момент.

Не смущайтесь, Ирина, это просто его способ сказать, что вы желанный гость.

Аиша добавила, ее голос был спокойным, но в нем чувствовалась искренняя теплота:

— Вы принесли в наш вечер что-то особенное. Это редкость.

Ирина улыбнулась, пытаясь скрыть смятение. Она чувствовала себя одновременно польщенной и уязвимой, как будто ее кожа стала тоньше, а все чувства — острее.

Она украдкой бросила взгляд на полог палатки, представляя Алексея у костра. Что он думает? Что чувствует?

Она вдруг осознала, что ей хочется, чтобы он видел этот момент. Чтобы он видел, как другой мужчина смотрит на нее, как его губы касаются ее щеки.

Это была ее месть за его игру? Или ее собственное желание выйти за рамки?

Когда она вернулась к их палатке, Алексей сидел у угасающего костра, подбрасывая в него сухие ветки. Его лицо было непроницаемым, но в глазах горела буря.

Он посмотрел на нее, и его взгляд был таким тяжелым, что она почти физически ощутила его давление.

— Ну как? — спросил он, и в его голосе было что-то хрупкое, почти надломленное.

Ирина села рядом, подтянув колени к груди. Она чувствовала, как ее щеки все еще горят, а сердце бьется в ритме той бедуинской мелодии.

— Это было... невероятно, — начала она, стараясь подобрать слова.

— Тарэк рассказывал истории, играл на уде. Лейла пела, Аиша рассказывала о звездах.

Это было как путешествие в другой мир. Я никогда не думала, что почувствую себя такой... живой.

Алексей молчал, его пальцы сжали ветку так, что она хрустнула. Ирина заметила это и продолжила, ее голос стал тише, но тверже:

— Он поцеловал меня. В щеку.

Это было... неожиданно. Но это часть их гостеприимства, правда? Лейла сказала, что он всегда так делает.

Алексей резко повернулся к ней. Его глаза сузились, и в них мелькнула смесь боли и гнева.

— И тебе это понравилось? — его вопрос прозвучал как обвинение.

Ирина не отвела взгляд. Она могла бы солгать, смягчить, но что-то внутри нее — то ли смелость, то ли вызов — толкнуло ее вперед.

— Да, — призналась она, и ее голос дрожал, но не от страха.

— Мне понравилось. Не потому, что это был он.

А потому, что я почувствовала себя... желанной. Не только тобой.

Это странное чувство, Алексей. Ты ведь хотел, чтобы я это ощутила, правда?

Он молчал, и это молчание было громче любого крика. Его фантазия, его игра, которую он так тщательно выстраивал, начала ускользать из-под контроля.

Он представлял ее в центре внимания, но под его режиссурой. А теперь она стояла перед ним — не актриса, а женщина, которая начала писать свою собственную роль.

— Я хотел, чтобы ты была свободной, — наконец сказал он, и его голос был хриплым.

— Но я не думал, что это будет так... реально.

Ирина придвинулась ближе, ее рука легла на его плечо. Она чувствовала его напряжение, его борьбу с самим собой.

— Ты сам говорил, что доверие — это основа. Я доверяю тебе, Алексей.

Я пошла туда, потому что ты меня отпустил. Потому что ты хотел, чтобы я это пережила.

Но я не хочу, чтобы это разрушило нас. Скажи, что мне делать. Скажи, что ты чувствуешь.

Он посмотрел на нее, и в его глазах было все: любовь, страх, желание, ярость. Он взял ее лицо в ладони и притянул к себе, его губы нашли ее губы в поцелуе, который был одновременно нежным и отчаянным.

Это был не тот жадный, собственнический поцелуй, что у костра. Это был поцелуй мужчины, который понимает, что может потерять больше, чем ожидал.

— Я чувствую, что ты моя, — прошептал он, отстраняясь.

— Но я также чувствую, что ты становишься чем-то большим. И это пугает меня до чертиков.

Но, черт возьми, это и заводит.

Ирина улыбнулась, и в ее улыбке была смесь облегчения и новой, неизведанной силы.

— Тогда давай продолжим, — сказала она тихо.

— Но вместе. Не ты за мной, не я за тобой. Вместе.

Они легли на одеяло, глядя на звезды, которые казались ближе, чем когда-либо. Звуки из палатки Тарэка больше не доносились, но их отголоски все еще звучали в сердцах Алексея и Ирины.

Они были на пороге чего-то нового, и этот порог был одновременно пугающим и манящим. Их игра только начиналась, и правила, которые они так тщательно выстраивали, теперь растворялись в песке под звездами пустыни.

Продолжение здесь:

https://t.me/+caGN9g5e7UliOTA9

https://boosty.to/admtg555/donate