Она смирилась. Это странное, леденящее душу осознание пришло к Милане в тот самый момент, когда густая, теплая сперма Сергея заполнила ее рот. Это была не покорность, не сопротивление это было унизительное, тошнотворное принятие неизбежного. Ее тело, предательски откликавшееся на насилие, ее разум, затуманенный шоком и странным, просыпающимся где-то в самых потаенных глубинах теплом, все это уже не принадлежало ей. Ощущение огромной, пульсирующей во рту мужской плоти, давящей на корень языка, вызывая рвотные спазмы, парадоксальным образом будоражило ее. Грубые, активные движения Сергея, его глухой, животный стон, вырвавшийся в тишине гостиной, все это складывалось в картину первобытного акта, где не было места нежностям, только голый инстинкт. И в этом была своя, извращенная правда. Мощные струи выплеснулись из него, заполняя ее до краев. Она чувствовала вкус соленый, чуть горьковатый, совершенно незнакомый. Даже Петя никогда не решался на такое. Капельки белой, вязкой жидкости выступили у нее на губах и медленно поползли вниз, к подбородку, оставляя липкие дорожки на коже.

— Глотай, не вздумай выплюнуть, шлюха.

Его приказ прозвучал громко. И она послушалась. Сглотнула раз, потом еще, пока ее рот не очистился от этой густой, теплой субстанции. Это был акт окончательного падения. Ритуал посвящения в то, кем она теперь стала.

— Вот и молодец!

Он отпустил ее волосы, и она, пошатываясь, подняла голову. В этот момент Сергей делал снимки на телефон. Он повернул к ней экран.

— Нравится?

На снимке была она. Ее лицо, перепачканное спермой, волосы в беспорядке, глаза стеклянные, полные слез и стыда. А на переднем плане его полуопустошенный, все еще внушительный член, с мутной каплей на самом кончике. Фоном служили коробки с их вещами, их новая жизнь.

— Скину тебе на память.

— Не надо, пожалуйста... — выдавила она, и ее голос прозвучал как чуждый писк.

— А может, мужу? Пете-петушку, а?— он ухмыльнулся, и в его глазах плескалось веселье хищника, играющего с жертвой.

—. ..не надо, прошу вас...

— Делай как скажу, и всё будет хорошо.

Он спрятал телефон, давая понять, что разговор окончен. Милана, не помня себя, поднялась с колен и, пошатываясь, побрела в ванную. Она заперла дверь и, обхватив раковину, смотрела в свое отражение в зеркале. Глаза были огромные, испуганные. На щеке след от его пощечины. А на лице, в уголках губ, все еще виднелись следы его семени. Переезд, который должен был спасти их брак, сблизить их, в первый же день превратился в ад. Но самое ужасное таилось не снаружи, а внутри. То самое тепло, та дрожь наслаждения, что пробежала по телу, когда он был в ней... Это было возбуждение. Грязное, постыдное, но неудержимое.

Эти мужчины, сильные, грубые, лишенные всяких сантиментов, брали то, что хотели. Их животные инстинкты будили в ней ответные, дремавшие где-то глубоко. Она провела языком по внутренней стороне губ, ощущая привкус чужого мужчины. И снова тот самый предательский жар внизу живота. Она умылась, смывая следы позора, но не ощущение. Вернувшись в гостиную, она пыталась вести себя как обычно. Петя за это время поднимался несколько раз, грелся и с гордостью наблюдал, как его жена руководит процессом. Убедившись, что все в порядке, он снова спускался вниз, и его голос, неумело копирующий командирские нотки Сергея, доносился с лестничной клетки.

— Шеф, не против, если я? Бабы уже две недели небыло.

Один из грузчиков, тот что поменьше ростом, но такой же крепкий, занес очередную коробку и обратился к Сергею. Оба они посмотрели на Милану. Взгляд был оценивающим, владельческим.

— Давай, только недолго, — кивнул Сергей. — Я пока спущусь, с ее мужем поболтаю. У тебя минут пять.

Предатель. Он не просто позволял это, он организовывал. Он был их атаманом. Грузчик, представившийся когда-то Алексеем, взял Милану за руку. Его хватка была твердой, но не грубой. Он просто повел ее, и она, как загипнотизированная, пошла за ним за стену из коробок, которая скрывала угол гостиной от посторонних глаз. Он без лишних слов поставил ее на колени. Она уже не сопротивлялась. Это был ритуал, часть цены, которую она платила за свой невольный грех, за ту фотографию. Алексей расстегнул брюки, и его член, толстый, чуть короче чем у Сергеея и изогнутый дугой, предстал перед ней.

— Давай, сучка, по-быстрому отсоси мне.

Мысли Миланы плыли медленно, словно в сиропе. В какой момент она стала общей собственностью? Она не хотела этого, не представляла. Но мир перевернулся, и теперь это было ее новой реальностью. Пока она пыталась осмыслить происходящее, упругая головка уже раздвигала ее губы, требуя входа. Она беспомощно разомкнула челюсти. Но Алексей, в отличие от Сергея, был не только груб. Он был любопытен. Подержав ее голову в руках несколько мгновений, он вытащил свой член, развернул ее и, надавив на плечи, поставил на четвереньки.

— Пожалуйста, не надо... мой муж...— прошептала она, но в ее голосе не было силы, только слабая мольба.

— Не переживай. Его Серега отвлекает. Я быстро.

Она почувствовала, как он наводит свой изогнутый ствол на ее вход. Инстинктивно она дернулась вперед, но он крепко держал ее за бедро.

— Ого, как тут узко, — усмехнулся он. — Тебя муж не трахает?

И он вошел. Глубоко. И легко. Потому что ее тело, предавшее ее еще раз, было готово, влажно и жадно. Боль от растяжения смешалась с волной неприличного, оглушительного удовольствия. Дрожь пробежала по всему ее телу. Его толстый, изогнутый член выходил почти полностью, давая ее влагалищу сомкнуться, и снова входил, находя самые чувствительные точки. Звуки хлюпающей плоти, его тяжелое дыхание и хлопки его яиц заполнили пространство за коробками. И тут Милана поняла, что не может молчать. Сначала это был тихий, сдавленный стон. Потом громче. Еще громче. Сквозь стиснутые зубы вырывались звуки, которых она никогда не издавала с Петром. Это были стоны женщины, которую трахают. По-настоящему. Грубо, безжалостно и до умопомрачения приятно. Она перестала думать, отдалась ощущениям. Волна нарастала, горячая, всепоглощающая. Она сама начала двигаться навстречу ему, толкаясь бедрами, желая больше, глубже.

— Вот это да... Ты горячая! — прохрипел Алексей.

Оргазм накатил на нее с такой силой, что у нее потемнело в глазах. Она закричала. Громко, бесстыдно, по-звериному. Это был крик освобождения от всех условностей, от всей ее правильной жизни. В следующее мгновение Алексей вытащил член и, с глухим стоном, выплеснул теплые струи ей на спину, на задранный к голове свитер.

Он опустил ее одежду, растирая сперму по ткани, как будто вытирая пыль.

— Одевайся, пока хватит с тебя. Классная ты, узкая, блин.

В углу комнаты паук почти закончил свой кокон. Бабочка внутри еще трепетала, но ее движения становились все слабее, все безнадежнее. Скоро он сможет приступить к трапезе. Всему свое время. Милана, дрожа, привела себя в порядок. Она думала только о двух вещах. Первое, она только что испытала самый сильный оргазм в своей жизни. Второе, этот оргазм ей подарил не муж, а чужой, грубый мужчина, который взял ее силой. И ей это понравилось. Это осознание сводило с ума.

— Дорогая, ну вроде все вещи привезли. Там снег валит, может, второй рейс на потом договоримся, а то испортим всю мебель.

— Хорошо... — ее голос звучал отчужденно, издалека.

— Дорогая, что хорошо? Отпускаем ребят?

— Да, наверное...

Она не слышала его. Она была там, за стеной из коробок, где ее тело узнало новую, шокирующую правду о себе самой. Петр, расплатившись с грузчиками, поднялся в квартиру. Он был доволен. Все прошло гладко. Он заметил странную отрешенность жены, но списал ее на усталость и стресс от переезда. Его вдруг осенило, они давно не занимались любовью. Наверное, она тоскует. Ее грусть это призыв. Он подошел к ней сзади, нежно обнял за талию и развернул к себе. Она смотрела на него с таким страхом и виной, что ему стало не по себе.

— Милуша, что ты? — он попытался поцеловать ее, но она слегка отвернулась.

— Устала просто.

Но Петр уже завелся. Его ласкающие руки, скользящие по ее бедрам и ягодицам, говорили яснее слов. Она не могла отказать. Он муж. Это его право. Но ее тело, только что пережившее бурю, было пусто и не отзывалось на его ласки. Оно жаждало другой, грубой силы. Он подхватил ее на руки и отнес на матрас, застеленный простыней. Он целовал ее, раздевал, говорил ласковые слова. Но когда он вошел в нее, его лицо выразило недоумение. Он даже опустил взгляд, проверяя, туда ли. Все было верно. Но он почти ничего не чувствовал. Ее тело, только что растянутое другим, не обнимало его, не сжималось. Оно было просторным и безжизненным. Милана поняла это и изо всех сил попыталась сжать мышцы влагалища, чтобы доставить ему удовольствие, вернуть все как было. Но тщетно. Петр был невелик, и обхватить его плотно она не могла. Он нашел одно положение, где терся о какую-то точку, и, сосредоточившись, быстро кончил.

— Уфф... Ты как? Тоже кончила?

Этот вопрос, всегда бывший риторическим, в новой реальности прозвучал как издевательство.

— Да, дорогой, — соврала она, глядя в потолок. — Чуть раньше, чем ты.

Прошла неделя. Зима вступила в свои права окончательно, завалив город снегом и вморозив его в лед. Петр устроился на новую должность, перейдя с вахтового графика на белый, с девяти до шести. Завтра у него был первый рабочий день. Милана за эту неделю изменилась до неузнаваемости. Она стала молчаливой, закрытой, погруженной в себя. Она пыталась разобраться в клубке собственных чувств, стыда, страха, вины и того, что пугало больше всего, тлеющего внутри огня. Огня, разожженного грубыми руками и чужими телами. Сергей не оставлял ее в покое. Его сообщения в мессенджере были краткими и требовательными: «Когда следующий рейс?», «Соскучился», «Жду». Она боялась этих сообщений и в то же время ловила себя на том, что ждет их. Та самая фотография, где она была на коленях, перепачканная его спермой, стала тайным топливом для ее ночных мастурбаций. Она ненавидела себя за это, но не могла остановиться. Она боялась сделать первый шаг к новой встрече, потому что это окончательно похоронило бы ее в ее собственных глазах. Вечером, накануне своего первого рабочего дня, Петр озабоченно копался в бумагах.

— Блин, Мил, мой портфель остался в том мешке, который на складе. И посуды половины нет. Неудобно как-то... Может, попросим тех грузчиков довезти остальное? Ты же справишься? Их четверо, думаю, они осилят?

Сердце Миланы замерло, а потом забилось с такой силой, что она почувствовала его в висках. Сигнал. То самое условное разрешение, которого она и боялась, и ждала. Внутри все сжалось и тут же распалось в горячем, влажном порыве. Жар разлился по всему телу, щеки запылали румянцем.

— Сама справишься?— переспросил Петр, не глядя на нее.

Спасибо читатели за ваши оценки. Буду стараться писать больше и чаще.

Я создал страницу на Бусти, написал туда 3 и 4 части.

Буду рад вашей поддержке https://boosty.to/repertuar