Зал дворца культуры гудел, как раскалённый улей. Воздух был густым от запаха пластика, попкорна и специфичного аромата косплея. Марк шел, сжимая в руке победный купон «на одно желание», доставшийся ему в финале викторины. Он искал в толпе её.

Она стояла у колонны в образе соблазнительной жрицы из какой-то игры: кожаный корсет, буквально выталкивавший вверх её округлую, полную грудь, и широкая юбка из струящейся ткани, которая скрывала что-то ровно до первого движения.

Её звали Лилит. Сейчас она была просто воплощением его сиюминутной, пылкой фантазии. Когда он подошёл и, запинаясь от волнения, произнёс: «Я тут выиграл желание... И, если ты не против, моё желание… это ты», в её глазах появилось недоумение, которое сменилось заинтересованностью. Она улыбнулась, обнажив ряд идеальных зубов.

«Желание – опасная штука, мальчик, – её голос был низким, бархатным, словно шёлк по голой коже. – Но я исполню его. При одном условии: не будет пути назад. Ни в этот вечер, ни в твоих мыслях после. Согласен? Хочешь меня?»

Марк, опьянённый победой и близостью её тела, лишь кивнул. Его тихое «да» потонуло в гуле толпы. «Я хочу тебя.. всю..»

Её комната в гримерной была погружена в полумрак, нарушаемый только неоновым светом с улицы. Запах её духов, кожи и чего-то сладкого, почти пряного, висел в воздухе. Марк дрожащими руками расстёгивал застёжки корсета, чувствуя, как под тонкой кожей бьётся её сердце. Корсет упал на пол, освободив совершенную грудь с тёмно-розовыми, уже затвердевшими от возбуждения сосками. Его губы жадно прильнули к ним, а пальцы потянулись к завязке её юбки.

Ткань бесшумно соскользнула, открывая то, что Марк не ожидал, но от чего кровь ударила в виски с удвоенной силой.

Между её бёдер, там, где он ждал найти влажную женскую щель, покоилось нечто иное. Совершенное. Член... Длинный, ровный, с идеальной, гладкой как шёлк кожей. Он был лишён грубости: ни единой выступающей вены, лишь атласная текстура и крупная, изящная головка, выступающая из нежной складки крайней плоти. Вся область лобка была выбрита с безупречной аккуратностью, подчёркивая чистоту линий. На самом кончике головки, подобно крошечному соску, темнела уретра – идеально симметричная, влажно поблёскивающая в полумраке.

Марк замер, его мозг отчаянно пытался совместить образ девушки с реальностью её тела. Но было поздно. Условие было произнесено: пути назад нет.

Лилит наблюдала за его реакцией. Её рука мягко, но уверенно обхватила основание собственного члена, поглаживая.

«Что, испугался? – прошептала она. – Ты хотел меня. Всю. Вот она я. Вся.»

Её слова сломали последний барьер. Дикое, запретное любопытство затопило его. Он опустился на колени перед ней, его дыхание стало горячим на её коже. Он не знал, что делать, но его тело реагировало само. Он наклонился, и его губы, дрогнув, коснулись сначала шелковистой складки крайней плоти, а затем, набравшись смелости, коснулись самой головки. Солоноватый, чистый вкус предэякулята заполнил его рот.

«Да… вот так, – задышала Лилит глубже, её пальцы вплелись в его волосы, нежно направляя. – Прими свой приз полностью. Он твой.»

Она медленно, давая ему привыкнуть, ввела кончик своего члена между его сжатых губ. Гладкая головка скользнула по его языку, и Марк, закрыв глаза, сдался нахлынувшим ощущениям. Он исследовал её уретру кончиком языка, чувствовал, как под тонкой кожей пульсирует жизнь, как её бёдра начали двигаться в едва уловимом, соблазняющем ритме.

Это был не акт подчинения, а странный, порочный ритуал принятия. Он желал девушку с фестиваля. И он получил её – во всей её двусмысленной, совершенной, неотразимой реальности. И пути назад, как и договаривались, больше не было.

Марк, повинуясь глубинному инстинкту, отодвинул шелковистую складку крайней плоти. Под ней обнажилась головка во всей своей влажной, идеальной полноте – насыщенного, темно-розового цвета, похожая на спелый плод. Капля прозрачной жидкости, густой и тягучей, выступила из темного отверстия уретры и повисла, сверкая в тусклом свете.

Он замер на мгновение, зачарованный этим зрелищем, а затем кончиком языка, осторожно, как дегустатор, слизнул эту каплю. Вкус был интенсивным, чистым, солоновато-сладким, и он отозвался мгновенным спазмом где-то глубоко в его собственном низу живота. Это было не отвратительно. Это было… знакомо и чуждо одновременно.

Ободренный, он начал исследовать. Его язык скользнул по гладкому, как полированный мрамор, кончику головки, обводя венечную борозду – ту идеальную границу, где чувствительная кожица головки встречалась с более плотной тканью ствола. Он надавил языком чуть сильнее, и Лилит тихо ахнула, её пальцы слегка сжались в его волосах. Этот звук, эта реакция подлили масла в огонь его дерзости.

Он пустил язык в узкую, горячую ложбинку между головкой и отодвинутой крайней плотью, тщательно вычищая, лаская каждую микроскопическую складку. Его собственное возбуждение было теперь болезненным, пульсирующим в такт ускоренному сердцебиению. Он хотел узнать её тело, этот новый, запретный ландшафт, наизусть.

Марк медленно, не отрывая губ, спустился к основанию ствола. Кожа здесь была еще нежнее, бархатистой, и он чувствовал под ней твердую, упругую мощь её эрекции. Его язык рисовал длинные, медленные линии вдоль вены на нижней стороне, заставляя член слегка подрагивать у него во рту.

Затем он двинулся ниже, в ту темную, теплую область между её бёдер. Его лицо уткнулось в гладкую, выбритую кожу мошонки. Яички были тугими, подобранными, и он взял одно из них в рот, осторожно перекатывая языком, наслаждаясь весом, текстурой и тем низким, сдавленным стоном, что вырвался из груди Лилит. Её бёдра непроизвольно дёрнулись вперёд, и головка её члена коснулась его щеки, оставляя влажный след.

«Ты… удивительно способный ученик, – проговорила она, и в её голосе впервые появилась лёгкая, хрипловатая дрожь. Её руки уже не просто лежали в его волосах, а мягко, но настойчиво направляли ритм. – Но исследование – это лишь прелюдия. Чувствуешь, как оно пульсирует? Оно хочет большего. Гораздо большего.»

Она слегка оттянула его голову назад, и их взгляды встретились. Её глаза были тёмными безднами, полными обещания и власти. На её губах играла та же знающая улыбка, но теперь в ней читался голод.

«Твой язык был прекрасен, – прошептала она, проводя кончиком своего члена по его опухшим губам, оставляя блестящую дорожку. – Но сейчас я хочу почувствовать твою глотку. Всю её глубину. Расслабь челюсть. Прими меня.»

Её слова были не просьбой, а мягким, не терпящим возражений приказом. Марк, с головой утонувший в море новых, оглушающих ощущений, повиновался. Он расслабил челюсть, приоткрыл рот шире, чувствуя, как его губы растягиваются вокруг её ствола.

Лилит не стала медлить. Её движение было плавным, но неумолимым. Она вошла в его рот, и Марк почувствовал, как гладкая головка скользнула по его языку, прошла мимо нёбного язычка, и мир сузился до одного ощущения – нарастающего, влажного давления в самой глубине глотки.

Он зажмурился, инстинктивно пытаясь подавить рвотный рефлекс глубоким вдохом через нос. И это сработало. Член продвинулся глубже, ещё глубже, пока шелковистая кожа её ствола не заполнила всё его существо. А затем он почувствовал это: плотное, тёплое прикосновение её мошонки к его подбородку. Она вошла полностью. До упора.

В этот миг границы его тела растворились. Он не просто чувствовал её член во рту – он ощущал каждую его пульсацию, каждый микродвижок мышц её бёдер прямо в своём горле. Это было удушающее, всепоглощающее единение.

Лилит замерла на мгновение, дав ему осознать всю полноту проникновения. Её пальцы мягко погладили его щёку, сжатую вокруг основания её члена.

«Вот так, – прошептала она хрипло. – Идеально.»

Затем она начала двигаться. Сначала медленно, вытягивая почти до головки и снова погружаясь в эту влажную, стягивающуюся глубину. Марк издал глухой, булькающий звук, и его руки сами собой вцепились в её бёдра, не чтобы оттолкнуть, а чтобы найти точку опоры в этом водовороте.

Ритм ускорялся. Её бёдра задвигались быстрее, увереннее, каждый толчок загонял её глубже, каждый уход оставлял его на миг в болезненной пустоте, которую он уже спешил заполнить снова. Слюна стекала по его подбородку, смачивая её яйца. Звуки стали влажными, резкими, откровенно пошлыми. Марк перестал думать, существовал только этот примитивный ритм, жар её кожи в его ладонях и всё заполняющее его горло присутствие.

Он почувствовал, как её член стал ещё твёрже, пульсация участилась, а движения стали резче, почти судорожными. Она приближалась к краю. Он приготовился к финалу, к горьковатому вкусу, который уже узнал.

Но Лилит была не из тех, кто торопится.

В самый последний момент, когда её тело напряглось в предвкушении разряда, она с силой, заставившей его крякнуть, вытянула свой член из его глотки. Он выскользнул с влажным хлюпающим звуком, блестящий от слюны и предсемени, напряжённый до синевы.

Марк рухнул вперёд, опершись лбом о её живот, давясь и глотая воздух. Его горло горело, но это было сладкое, победоносное жжение.

Лилит тяжело дышала, её грудь высоко вздымалась. Она отвела его в сторону и, не говоря ни слова, развернулась к нему спиной. В тусклом свете её спина, тонкая талия и округлые, полные ягодицы были подобны мраморной скульптуре. Она оглянулась через плечо, и в её взгляде читался новый, тёмный интерес.

«Ты проглотил меня почти целиком, – сказала она, и её голос звучал как шёпот камня по камню. – Теперь покажи, как глубоко ты готов принять меня там.»

Одной рукой она оперлась о спинку кровати, приняв устойчивую, соблазнительную позу. Другой рукой она медленно, почти театрально, провела между своих ягодиц, а затем раздвинула их, обнажив сфинктер – темное, тайное отверстие, которое до этого момента было скрыто. Мышцы слегка подрагивали от возбуждения и напряжения.

«Твои исследования только начинаются, Марк, – прошептала она, и в её словах прозвучал вызов. – Докажи, что твоё желание было не пустой фразой.»

Марк был загипнотизирован. Всё, что было до этого казалось теперь лишь прелюдией к этому откровению. То, что он видел между её раздвинутых ягодиц, было не просто анатомической деталью. Это была плоть, превратившаяся в символ. В приглашение. В портал.

Мышечное кольцо сфинктера, идеально округлое, обрамляло темноватое, влажное отверстие. Оно дышало – ритмично, почти осознанно. То сжимаясь в тугую, морщинистую звездочку, то медленно раскрываясь, обнажая гладкую, розовую внутреннюю слизистую, которая тускло поблескивала в свете неона. Эти пульсирующие движения были похожи на речь, на немое, нетерпеливое требование.

«Да… вот оно, – прошептала Лилит, её голос дрожал от напряжения. – Не бойся. Ощути его.»

Марк, всё ещё находясь во власти странного, почти мистического транса, укрепил свой захват. Его ладони легли на упругие полушария её ягодиц, и он раздвинул их еще сильнее, до легкого сопротивления мышц. От этого движения отверстие зияло чуть шире, превращаясь из «звездочки» в соблазнительное, манящее «О».

Он наклонился. Его дыхание, горячее и прерывистое, обожгло её кожу. Затем он прикоснулся.

Первым был плоский, широкий, расслабленный язык. Он не тыкал, а провёл медленным, всеобъемлющим движением снизу вверх, охватывая всю область от промежности до самого копчика, а затем центрируясь на самом сфинктере. Текстура была поразительной: бархатистая кожа, переходящая в плотное, упругое мышечное кольцо. Оно отозвалось мгновенным, мощным сжатием на его прикосновение, а затем – податливым расслаблением, словно впуская его.

Марк начал методичное исследование. Он обводил контур кольца по кругу, чувствуя, как каждая микроскладка отзывается на ласку. Затем надавил чуть сильнее, и кончик его языка погрузился в самую преддверие отверстия. Тепло и плотность были иными, нежели во рту или горле. Более интимными, более тайными.

Он отступил, чтобы смочить губы, и увидел, как его слюна блестит на её коже, делая отверстие влажным, сияющим, невероятно соблазнительным. Оно, будто отвечая на его немой вопрос, раскрылось еще чуть больше, приглашая.

И Марк принял приглашение. Он перестал быть осторожным. Его язык стал инструментом не просто ласки, а вторжения. Он работал им активно: плоским лезвием он раздвигал упругие стенки, а затем кончиком проникал глубже, исследуя уже не внешнее кольцо, а внутренние, гладкие, невероятно горячие своды. Он входил и выходил, имитируя тем самым ритм, который она задала ему ранее, но теперь с полной, безраздельной властью над её самой сокровенной частью.

Звуки стали совсем иными: влажное шлепанье, сдавленные стоны Лилит, которые теперь лишались всякой властности и превращались в чистые, животные вздохи наслаждения. Её спина выгнулась дугой, а пальцы впились в покрывало.

«Глубже… – выдавила она, и это уже была не команда, а мольба. Её член, всё еще твёрдый и тяжелый, качался между её бёдер в такт движениям Марка. – Я… я почти…»

Но она снова остановилась на краю, не желая заканчивать всё так просто. Её лицо было раскрасневшимся, глаза блестели нечеловеческим светом. На её губах играла уже не просто знающая, а торжествующая улыбка.

Её слова прозвучали как рычащий приказ, разрезавший влажную, липкую тишину комнаты. «Хватит лизать. Трахни меня уже. Моя дыра жаждет, когда её порвут.»

Этот грубый, почти вульгарный посыл заставил Марка вздрогнуть, но не от испуга, а от новой, хлёсткой волны возбуждения. Тающая, исследующая нежность момента испарилась, уступив место примитивной, животной потребности. И он был более чем готов.

Он отстранился, его лицо и подбородок блестели от её влаги и своей слюны. Её сфинктер, растерзанный его языком, зиял теперь пульсирующим, тёмно-розовым отверстием – влажным, расслабленным, нетерпеливо подрагивающим. Оно и вправду выглядело жаждущим.

Марк поднялся с колен, его собственный член стоял как железный стержень, болезненно напряжённый, с натянутой кожей и каплей предсемени, готовой сорваться с узкой щели. Он взял его в ладонь, и тепло его руки после прохлады воздуха заставило его выдохнуть стон. Направляя его к той цели, что так долго молила о вторжении, он ощутил дрожь – не страха, а предельного, почти невыносимого предвкушения.

Головка коснулась мышечного кольца. Он почувствовал его тепло, влажность, его податливое, но всё ещё упругое сопротивление. Это было не гладкое скольжение, как в фантазиях, а плотная, живая плоть, обнимающая самый кончик его.

Лилит выгнула спину ещё сильнее, подавшись навстречу. «Не робей, мальчик, – прошипела она сквозь стиснутые зубы. – Ты уже размял её своим языком. Теперь… раздвинь своим стволом. Дай мне почувствовать, насколько ты хочешь этого.»

Марк надавил бёдрами. Мышечное кольцо сжалось в отчаянной, инстинктивной попытке защиты, но, преодолев этот миг тугого, обжимающего сопротивления, поддалось. Головка провалилась внутрь с тихим, влажным звуком.

Оба они замерли на миг, объятые одним ощущением. Для Марка это было невыразимое, сдавливающее тепло, плотность, о которой он не мог и мечтать. Для Лилит – ощущение растяжения, наполнения, долгожданного вторжения.

«Да… вот так, – выдохнула она, и её голос сорвался на низкий, похотливый стон. – Всю… Отдай мне всё.»

Марк, ведомый её словами и собственным нарастающим безумием, двинул бёдрами вперёд с новой силой. Дюйм за дюймом, медленно, неумолимо, его член погружался в этот невероятно тесный, обжигающий канал. Стенки её прямой кишки облегали его с безумным, пульсирующим давлением, каждая складка слизистой, казалось, цеплялась за него, не желая отпускать. Воздух вырвался из его лёгких хриплым рычанием. Он был внутри. Полностью. До самого основания, где его лобок уткнулся в её упругие ягодицы.

Он замер, дрожа, чувствуя, как её внутренности адаптируются к его вторжению, как мускулатура сжимается и расслабляется в шокирующем, захватывающем ритме. Его мир сузился до этой точки соединения, до этого жара, этой плотности, этого абсолютного владения и полной отдачи.

Лилит повернула к нему голову, её волосы прилипли к вспотевшему виску. В её глазах не осталось и тени прежней богини-соблазнительницы. Там пылал чистейший, необузданный огонь желания.

«Теперь… двигай, – прохрипела она. – И не смей останавливаться, пока я не прикажу.»

Его первый толчок был почти неуверенным, пробным, будто он сам не верил в реальность происходящего. Но тело Лилит ответило ему так ясно, что сомнения испарились. Её внутренние мышцы, эти мощные, гладкие кольца, окружающие кишечник, сжались вокруг его ствола с такой силой, что у Марка перехватило дыхание. Это была не просто плотность – это была живая, пульсирующая хватка, милуящая каждую бороздку, каждый нерв на его члене.

Он оттянул бёдра, чувствуя, как его член, мокрый от её внутренней слизи и его слюны, с трудом выходит из этого обжимающего влажного чехла. Головка, уже растянутая и чувствительная, зацепилась за самое узкое место у входа, и это сладкое, почти болезненное сопротивление заставило его выдохнуть стон. А затем он вогнал себя обратно. Медленно, чтобы прочувствовать каждый сантиметр.

«Да… вот так… – её голос был хриплым, раздавленным наслаждением. – Чувствуешь, как моё очко обнимает твой ствол? Оно хочет высосать из тебя всё.»

Её слова, откровенные и грязные, ударили по нему сильнее любого прикосновения. Он начал двигаться быстрее. Звуки заполнили комнату: влажное, шлепающее «чмок-чмок-чмок» от соединения их тел, его прерывистое, хриплое дыхание и её сдавленные, хлюпающие вздохи, которые вырывались каждый раз, когда он входил особенно глубоко.

Марк смотрел вниз, зачарованный зрелищем. Его член, тёмный от напряжения, исчезал и появлялся вновь из её раздвинутых ягодиц. Мышечное кольцо сфинктера, растянутое до предела, обтягивало его основание тугой, покрасневшей манжетой. С каждым его движением внутрь оно ненадолго сглаживалось, поглощая его, а с каждым выходом – снова формировало это плотное, жадное «О», будто пытаясь удержать его внутри. Кожа вокруг была влажной, блестящей от слюны и пота, и при каждом ударе его лобок шлепал по её упругим полушариям, от чего по её коже бежала дрожь.

Он сменил угол, наклонившись над ней, и это простое движение заставило её взвыть. Он трахал её так глубоко, что, казалось, касался самой её сути.

«Давай… там… – простонала Лилит, её пальцы впились в простыни. – Глубже… прошу…»

Марк, опьянённый властью и её мольбами, повиновался. Он вогнал себя в неё до предела, прижавшись лобком к её телу, и начал не длинными толчками, а короткими, быстрыми, вибрирующими движениями, бьющими точно в ту самую точку. Он чувствовал, как под его натиском её внутренние мышцы начали бесконтрольно дрожать, как по её спине пробежали судороги.

Её анус, уже растянутый и покорный, начал ритмично сокращаться вокруг его ствола с новой, бешеной силой, будто пытаясь выдоить его. С её губ сорвался поток грязных, бессвязных слов, смешанных с рыданиями наслаждения.

Она была на грани. И он чувствовал, как его собственное тело, сжатое в тисках невыносимого напряжения, готово было сорваться вслед за ней. Но Лилит, казалось, читала его мысли.

«Не смей… – выдохнула она, обернувшись, её глаза были стеклянными от наслаждения, но в них тлела последняя искра контроля. – Не смей кончать. Ещё нет. Я… я хочу видеть твое лицо, когда ты разорвёшь меня окончательно.»

Внезапным, плавным движением, полным дикой силы, Лилит выскользнула из-под него и уселась на край тяжелого деревянного стола. Отброшенный предмет косплея упал на пол с глухим стуком. Она откинулась назад, опершись на локти, грудь высоко вздымаясь, а затем с гибкостью змеи забросила ноги вверх, обнажая всю себя – растянутый, влажный анус, напряженный член и всю картину их соития.

Её глаза, горящие как угли, приковали его к месту. Она плюнула в ладонь – густо, непристойно – и та же самая ладонь схватила его член у основания, влажный хват заставил его вздрогнуть. Её пальцы были удивительно сильными.

«Мой приз, – хрипло прошипела она, направляя плюснутую головку его члена точно к своему распахнутому, пульсирующему отверстию. – Верни его мне. Всей своей силой.»

Прежде чем он успел что-то понять, её ноги – стройные, мускулистые – обхватили его поясницу, пятки уперлись ему в ягодицы, и с невероятной силой притянули его к себе. Он рухнул вперёд, вонзившись в неё одним резким, глубоким толчком, который выжал из них обоих одновременный, сдавленный крик.

Теперь он стоял, а она, сидя на столе, полностью контролировала глубину и угол. Его руки инстинктивно нашли свои места: одна сжала её узкую талию, чувствуя, как работают мышцы пресса, другая грубо охватила её грудь, большой палец впился в затвердевший сосок, растягивая и крутя его.

И он начал. Это были уже не толчки, а яростные, раздирающие удары. Он выходил почти полностью, чувствуя, как её сфинктер отчаянно цепляется за его уходящую головку, и с силой, от которой стол скрипел и съезжал по полу, вгонял себя обратно.

Лилит откинула голову, её горло было напряжено, но затем её взгляд снова нашел его. Она рванулась к нему, впившись ему в губы не поцелуем, а животным укусом. Её язык ворвался в его рот – влажный, требовательный, завоевывающий. Он вкусил на нём соль своей же кожи, её помаду и что-то дикое, электрическое. Их дыхание смешалось в один горячий, прерывищийся вихрь.

Марк чувствовал, как напряжение в его яичках, в низу живота достигло критической точки. Это была стальная пружина, готовая лопнуть. Его движения стали рваными, неуклюжими, потеряв былой ритм.

«Я… я не могу… – выдавил он, отрываясь от её губ.»

Она почувствовала это первой. Её внутренние мышцы, и так невероятно тугие, сжались вокруг его ствола в последнем, судорожном спазме. В её глазах вспыхнуло торжество.

«Кончай, – приказала она, и её ноги и руки, обхватившие его, сцепились в мёртвой хватке. – Кончай внутри. Наполни эту дыру, которую ты так хотел.»

И это было последней каплей. С рвущимся из груди стоном, который был больше похож на рык, Марк вогнал себя в неё до самой глубины, упершись лобком в её плоть, и отпустил всё сдерживаемое. Волна оргазма прокатилась по нему, выжимая из его члена пульсирующие, горячие струи прямо в её сжатую прямую кишку. Он чувствовал каждую пульсацию, каждый выброс, как будто его самость вытекала из него, захлёстывая её изнутри.

Лилит замерла, её глаза закрылись, а на лице застыла гримаса невыразимого, почти болезненного блаженства. Она чувствовала, как его член дергается внутри неё, как её внутренности наполняются его теплом. Её собственный член, всё это время яростно дёргавшийся, затих, но оставался напряжённым, каменным.

Когда последние судороги отпустили Марка, он почти обмяк, его вес лег на неё, но её ноги и руки всё ещё держали его в плену, не давая выскользнуть, удерживая каждую каплю внутри.

Он тяжело дышал, его лоб уткнулся в её плечо. Мир медленно возвращался, состоящий из запаха секса, пота и её духов. Но он ещё не закончил.

Когда его дыхание немного успокоилось, а сознание прояснилось, первое, что он осознал, было напряжение, всё ещё витавшее в воздухе. Оно исходило от неё. От её тела, всё ещё выгнутого на столе, от её члена, который, несмотря на всё, что произошло, стоял всё так же твёрдо и требовательно, лишь слегка подрагивая в такт её сердцебиению.

Она не кончила.

Эта мысль пронзила его, смешивая остаточную усталость с новой, острой целью. Он мягко освободился из её ослабевших объятий и соскользнул с неё на колени на пол. Отсюда, снизу, она казалась божеством, истерзанным страстью. Её член, тёмно-розовый и влажный, возвышался перед его лицом.

Не говоря ни слова, Марк поднял руку. Его ладонь скользнула вдоль ствола, ощущая каждую пульсацию, каждый нерв под шелковистой кожей. Он обхватил её у основания, начав медленные, плавные, но уверенные движения вверх-вниз. Его большой палец нащупал узел напряжённой вены на нижней стороне и начал совершать мелкие круговые движения вокруг него, разминая плотную ткань у корня.

Затем он наклонился. Его губы коснулись головки – сначала просто поцелуй, почтительный, на краю её щелевидной уретры, откуда выступила новая капля прозрачной жидкости. Он начал облизывать головку, как драгоценность: широкими плоскими движениями по всей округлой поверхности, затем быстрыми, щекочущими касаниями кончика языка по самому чувствительному месту – уздечке под венцом.

Лилит застонала – долгий, низкий звук, вышедший из самой глубины её груди. Её бёдра непроизвольно дёрнулись навстречу его лицу. «Да… вот так…»

Ободрённый, Марк ускорил темп руки, дроча её член теперь увереннее, с лёгким хлюпающим звуком от смеси слюны и предсемени. Но ему было мало. Его вторая рука, свободная, скользнула вниз, мимо основания её члена, по промежности, которую он так тщательно изучал ранее, и упёрлась в её расслабленный, всё ещё влажный от его семени анус.

Он не стал форсировать. Кончиком указательного пальца он надавил на мышечное кольцо. Оно легко, почти благодарно, приняло его внутрь. Палец погрузился в знакомую, обжигающую тесноту. Чуть позже к нему присоединился средний. Два пальца растягивали её изнутри, двигаясь в ритме, противоположном движениям его другой руки на её члене: когда рука шла вверх по стволу, пальцы погружались глубже.

Он исследовал внутренние стенки, скользя по гладкой, горячей слизистой. И затем он нащупал это: небольшое, плотное уплотнение на передней стенке, вглубь на пару суставов. Простата. Мужская точка G.

Как только его подушечки коснулись её, всё тело Лилит вздрогнуло, как от удара током. Её член резко дёрнулся в его руке, из уретры брызнула струйка смазки.

«Там… – простонала она, и её голос сорвался. – О, боги… именно там…»

Марк, нашедший золотую жилу, сосредоточился. Он продолжил ритмично дрочить её член, а пальцами внутри неё начал не просто давить, а совершать быстрые, отрывистые «похлопывающие» движения прямо по бугорку простаты. Каждое такое касание заставляло её внутренние мышцы судорожно сжиматься вокруг его пальцев, а её член пульсировать в его ладони с новой, неистовой силой.

Лилит откинула голову назад, обнажив длинную линию горла, по которой бежала дрожь. Её стоны стали ритмичными, высокими, почти певучими, идеально совпадая с двойным натиском его рук. Её тело выгнулось дугой, отрывая ягодицы от стола, полностью отдаваясь этим двусторонним, всесокрушающим ощущениям. Она висела на волоске, и Марк, заворожённый её реакцией, не собирался позволять этой нити порваться. Он только усиливал давление, темп, сосредоточенность, ведя её к тому краю, с которого уже не будет возврата.

Её тело стало тетивой, натянутой до предела. Ритмичные стоны сменились одним долгим, прерывистым хрипом, когда её живот и бёдра затряслись в серии мощных судорог. Марк почувствовал это пальцами, всё ещё погружёнными в её анус: её простата под ними взбухла, стала твёрдой как камень, а затем начала ритмично, пульсирующе сокращаться. Волны мышечных спазмов прокатились по её прямой кишке, сжимая его пальцы с почти болезненной силой.

Он не стал ждать. Его губы, уже смазанные её предсеменем, плотно обхватили головку её члена, образовав тугой, влажный туннель. Он приготовился принять всё.

Первая струя ударила по его нёбу почти сразу — не струйка, а мощный, горячий выброс. Сперма была густой, обволакивающей, с солоновато-горьковатым, насыщенным вкусом, который мгновенно заполнил весь его рот. Её температура была выше, чем температура тела, почти обжигающая.

Вторая пульсация последовала почти сразу, заливая его язык. Марк инстинктивно сглотнул, чувствуя, как густая, теплая волна прокатывается по его горлу, оставляя после себя странное, интимное послевкусие. Но спермы было больше. Третья, четвертая порции били ему в рот, и он уже не успевал глотать. Густая, бело-жемчужная жидкость начала переливаться через край его сомкнутых губ. Небольшие струйки потекли по его подбородку, капля упала на её напряженный живот.

Вид этого, ощущение её семени на своей коже и во рту подстегнуло его. Он надавил на её простату сильнее, глубже, совершая в этот самый момент короткий, вибрирующий толчок пальцами прямо в центр уплотнения.

Лилит взвыла — хрипло, бесконтрольно, и из её члена вырвалась последняя, самая мощная струя. Она ударила прямо в горло, заставив Марка слегка подавиться, но он удержал её член на месте, принимая этот финальный дар полностью.

Когда судороги наконец отступили, Лилит рухнула на спину, словно у неё выбили все кости. Её грудь вздымалась, как у загнанного зверя, глаза были закрыты, а по лицу струился пот. Её член, всё ещё находясь во рту Марка, начал стремительно терять свою железную твердость, становясь тяжелым, мягким, чувствительным.

Марк не отпускал его сразу. Он подержал ещё несколько секунд, ощущая последние слабые пульсации, вкус и запах её, теперь уже смешанный с его собственным. Затем он медленно, с почти церемониальной нежностью, разжал губы. Расслабленный, влажный член Лилит выскользнул из его рта и упал ей на живот, всё ещё слегка подрагивая.

Марк посмотрел на картину разложения: его сперма, всё ещё сочащаяся из её растянутого ануса, её собственная семя, размазанная по её животу и его подбородку. Он не испытывал отвращения. Только странную, глубокую завершённость.

Он наклонился снова. Его язык вышел на работу в последний раз. Он тщательно, методично собрал все остатки её спермы с её кожи, с основания её члена, слизал капли со своего подбородка. Каждый глоток был актом окончательного принятия, последней печатью на их пакте. Когда он закончил, во рту осталось лишь сладковато-горькое послевкусие и абсолютная тишина, нарушаемая только их тяжёлым дыханием.

Он поднял глаза на неё. Лилит лежала без движения, но её глаза были открыты. Они смотрели на потолок, и в них не было ни торжества, ни насмешки. Только глубокая, животная усталость и что-то ещё… что-то вроде удивления. Затем её взгляд медленно скользнул к нему. В уголке её рта дрогнуло что-то, похожее на самую слабую, самую искреннюю улыбку.

«Никто… – прошептала она, и её голос был хриплым, разбитым, – …никто ещё не доводил меня до такого конца.»

Но в её словах, даже в этом признании, Марк почувствовал не конец, а лишь паузу. Энергия в комнате всё ещё висела в воздухе, плотная и заряженная. Её тело, хоть и истощённое, всё ещё излучало ту же магнетическую силу. Их ритуал был исполнен, но желание, что привело его сюда, оказалось глубже и сложнее, чем он мог предположить. И он понимал, что условие «не будет пути назад» касалось не только этой ночи, но и того, что начнётся, когда их дыхание снова выровняется.

Молчание между ними было не неловким, а насыщенным, словно густой, тяжёлый воздух после грозы. Они молча убрали беспорядок. Марк подал ей вещи, его движения были осторожными, почти почтительными. Он помог ей застегнуть сложный корсет, его пальцы, только что познавшие каждую складку её тела, теперь робко касались пряжек и шнурков. Она позволила ему это, стоя неподвижно, как статуя, принимающая дары.

Когда они были одеты – она в свой соблазнительный, но теперь слегка помятый образ жрицы, он в простую футболку и джинсы – реальность снова сомкнулась вокруг них. Шум фестиваля за стеной вернулся, навязчивый и далёкий.

Лилит повернулась к нему у самой двери. Неоновый свет с улицы выхватывал из полумрака её профиль, влажные от пота волосы, тень усталости под глазами. Но взгляд её был всё так же пронзительным.

«Ну что, мальчик, – её голос был тихим, осипшим от криков, но в нём снова зазвучали отголоски той власти, что была в начале. – Я исполнила твоё желание?»

Марк посмотрел на неё. Он чувствовал лёгкую дрожь в коленях, привкус её на языке, странную, новую пустоту и полноту одновременно где-то глубоко внутри. Он вспомнил её стоны, хватку её ног, пульсацию её простаты под его пальцами, жар её семени в своём горле.

Он не улыбнулся. Кивнул, встретив её взгляд.

«Да, – сказал он просто. – И даже больше.»

В её глазах мелькнуло что-то – одобрение? Удовлетворение? Или просто констатация факта. Она больше ничего не сказала, лишь слегка склонила голову и вышла первой в освещённый коридор отеля.

Они шли рядом, не касаясь друг друга, сквозь гул вечера, запах попкорна и пластика. У выхода на улицу, где их пути должны были разойтись, они на мгновение задержались. Ни объятий, ни поцелуя, ни телефонов для обмена контактами. Просто молчаливый взгляд, в котором была заключена вся вселенная только что пережитых минут. Затем она повернула налево, растворяясь в толпе косплееров и зрителей, и он направился направо, к выходу из помещения.

Воздух был прохладным, и Марк вздрогнул. В ушах ещё стоял звон от тишины её комнаты. И тут он услышал это – обрывок разговора двух парней, прислонившихся к стене неподалёку.

«…вон ту, в кожаных ремнях, видел? Обалденная фигура. С тем парнем только что вышла.»

«Видел. Повезло же козлу, ей-богу. Хотя бы поговорил с такой.»

Марк не обернулся. Он лишь ускорил шаг, чувствуя, как на его губах сам собой появляется слабая, тайная улыбка.

Даже больше, чем ты думаешь, – подумал он, растворяясь в потоке людей, унося в себе жаркую, невыразимую тайну, от которой теперь не было и не могло быть пути назад.