Последние месяцы войны...

В небольшом городке Герцинг личный представитель Геббельса напутствует и вдохновляет личный состав женского батальона СС "Нимфа". Раненый на восточном фронте штурмфюрер Минк уже ничего не боялся: ни бога, ни черта – ни баб, ни врага. Его яйца с частью кишек смешались с курским черноземом; жена носила в себе патриотический фрагмент неизвестного, но доблестного происхождения, а дочка Эльза стояла перед ним в шеренге таких же наэлектризованных баб, призванных переломить ход войны. Вдохновенно прокричав выданную в канцелярии речь, Минк уступил место фюрерше бабьего войска и с восторгом взирал на Эльзу, белокурую, грудастую, пышнозадую защитницу Великого Рейха. Она не смогла дать фюреру отпрыска для защиты Фатерлянда и дочь послала себя на главный рубеж борьбы за нацию. Минк гордился дочкой. Через час батальон отправится на передовую и уже утром ее карающая рука посеет смерть в рядах славянских варваров. А вскоре загремит обещанное фюрером чудо – оружие...

Сержант Курбатов уныло осматривал утреннюю передовую, подсохшую грязь и зазеленевшие кустики травы на ничейной полосе, далекий темный зигзаг вражеских траншей. Обезображенное оспой скуластое лицо сержанта недовольно играло обросшими пегой щетиной желваками. В части осталось треть состава, пополнение будет только вечером, а плацдарм заставят удержать во что бы – то не стало. Война заканчивалась и нелепо было умереть или остаться калекой в такой момент. Курбатов замысловато выругался и свирепо почесал пятерней мотню штанов. Немытые яйца чесались немилосердно и он попросил соседа – безалаберного земляка Шарова полить из фляжки. Тот весело заржал, когда перед глазами появилось хозяйство Курбатова. Член от почесов частично эрегировался и угрюмо смотрел в сторону противника крупным багровым набалдашником на массивном толстом стволе.

– Не плюнь случайно по фрицам, а то воевать не с кем будет, утонут в малафейке, – заржал Шарик, – ишь яйца – то набухли. Долбанет мокрой шрапнелью!

– У Курбата крупная случка наворачивается, – поддержал балагура белорус Алесь Терех, храбрый боец и отъявленый бабник.

Всходящее солнце рельефно обрисовало немецкие окопы, за которыми угадывалось оживленное движение.

– По местааааам! – скомандовал ротный и послал вестового за взводными. Немцы явно готовили атаку.

Черная масса немецких солдат выросла на поле неожиданно и зловеще. Без артподготовки и единого выстрела. Плотная вражеская шеренга шла во весь рост под размеренный бой барабанов четким строевым шагом. Как на учебном плацу. Только грохот барабанов и неуклонно растущая черная масса. У Курбатова захолодило промеж лопаток. Такое у него было в Сибири на медвежьей охоте. Когда один на один с косолапым.

В прицеле автомата стали различаться головы фрицев, но лица размазаны. Стрелять еще рано. Выбрав мишень покрупнее – вероятно офицера, сержант спокойно держал его грудь на мушке и ждал команды. Цель внезапно дернулась, и в прорези снова на мгновение появилось лицо врага. Курбатов опешил и сильно сморгнул, дабы усилить дальнозоркость. Он медленно повел стволом вдоль марширующей щеренги противника и вдруг благим матом заорал на всю передовую:

– Братцы! Бабы! Баааабыыыы! Поебать нам несууууут!

Крик Курбатова разорвал гнетющую обстановку и бойцы оживились, пристально всматриваясь в приближающуюся цепь. Уже можно было различить тугие бугры грудей под кожей шинелей, перекошенные от напряжения, ненависти и страха миловидные женские лица. А ноги! Изящные женские ноги в хромовых сапогах ! Шеренга потеряла зловещий смысл. Батальоном обуяло шальное веселье.

– Приготовиться к контратаке! – пронеслось по цепи и бойцы подобрались, готовясь к прыжку из траншеи.

В шеренге наступающих через десяток смертниц, для поддержки боевого духа новобранок, маршировали опытные эссесовцы, Комбат приказал прицельным огнем ликвидировать "кавалеров". После трех залпов в цепи зазияли просветы. Противник открыл шквальный ответный огонь и перешел на бег.

Зеленая ракета, буд – то волшебная палочка, разом выбросила бойцов из окопов.

– Заааеееебееемм за Рооодииинууу! – эхом подхватили контратакующие призыв комбата и понеслись на врага.

Курбатов привычно выделил личного противника и несся к нему, виляя и поливая врага автоматным огнем. Цепь сломалась и распалась на кучки беспорядочно палящих из шмайсеров запаниковавших немецких баб.

Эльза в порыве ярости израсходовала боезапас непрерывной очередью и торопливо меняла автоматный рожок, когда заметила несущегося на нее русского солдата с изуродованным лицом. Такими она представляла в детстве гномов загробного царства, после бабушкиных сказок. Словно смерть наяву! Руки Эльзы предательски задрожали и очередь прошла рядом с головой Курбатова, зацепив правое ухо. В следующее мгновение приклад ППШ пружинисто переломил Эльзу и она безвольно упала на страшилище, ожидая смерти.

Красный сигнал ракеты повернул контратакующих назад. Черные фигурки драпающих смертниц стремительно удалялись и фланговый пулеметный огонь фрицев заставил бойцов целовать прусскую землю. Шальная пуля прошила бедро медлительного здоровяка Сосо Джибладзе и он, отрывисто гортанно матерясь, повис на плечах двух дюжих ариек, конвоируемых вездесущим Терехом. Шахиня поверженного воинства Гертруда (с польской фамилией Боровски) удостоилась чести располосовать белорусу лицо и вывести аджарца Сосо из поля боя. Спасаясь от своих пуль, они споро донесли раненого до передовой и дружно свалились в траншею.

Курбатова укрыла от пулеметных клещей неглубокая воронка. Уже падая в провал, он почувствовал резкий удар по пятке, отстрелило каблук. Эльза была в прострации. Она не раз прощалась с жизнью, но жизнь спасал страшный русский гном. В воронке она, наконец, хорошо рассмотрела варвара и поразилась, что не испытывает к нему ни вражды, ни отвращения.

Стрельба с немецкой стороны нарастала, завыли мины и Курбатов настроился на долгое безделье. Хотя, почему безделье? Он медленно, со вкусом, снизу в верх оглядел Эльзу и остался доволен ревизией. Девка высший сорт! Правой пятерней сержант завернул полу ее кожаной шинели и пальцами зацепился за брючной ремень, потом неспешно провел ладонью по бедру девушки. Эльза вспыхнула, но терпела. Глядя ей в глаза, той же рукой передернул пряжкой ремня и резко опустил пальцы вниз. Пуговицы с штанов срезало, как бритвой. Эльза возмущенно трепыхнулась, но лезвие финского ножа, внезапно блеснувшего у ее живота, погасило протест. Ловко зацевшись за резинку трусов, сталь распластала ткань и взору Курбатова предстала прекрасная картина – белая, нежная кожа и темная бабочка курчавых волос в треугольнике сжатых девичьих ног.

Вспомнив ранние мамины наставления (если изнасилование неизбежно, постарайся хотя бы получить удовольствие), Эльза нежными пальчиками сама расстегнула шинель Курбатова и погладила бугрившийся под штанами член. Затем отстегнула фляжку с шнапсом, оторвала от разрезанных трусов кусок ткани и пропитав ее спиртным, ловко протерла лицо сержанта от засохшей крови, перебинтовала его голову. Простреленное ухо обильно кровило.

Высвободив член из штанов, немка невольно залюбовалась русским инструментом. Затем деловито протерла лоснящуюся от нетерпения залупу и перекрученный венами ствол члена.

Курбатов балдел! Но на войне время очень дорого. Быстро сняв с себя шинель, сержант завалил на нее Эльзу и член его, немного поласкав клитор, победителем протаранил лоно девушки. Для них война остановилась, стали неслышны выстрелы и свист пуль над воронкой. Исчезли неприязнь и недоверие. Все чувства обострились на члене и конце его, на влагалище. Спешить было некуда. Друзья, враги, начальство – прочно ограждены перестрелкой и до темноты они принадлежат только друг – другу. Курбатов много переебал на фронтовых просторах – и по согласию, и без оной, но на ничейной полосе во время боя совокуплялся впервые. Какое – то неведомое нежное чувство ожило в огрубевшей душе сержанта и он старался доставить максимум удовольствия пленнице. Не как обычно – оттрахал, кончил и забыл. Он медленно с напором вводил свое орудие в Эльзу, играл в глубине мышцами и нежно елозил грибом головки по девичьей матке, доводя ее до дрожи, до счастливого безумия. Эльза никогда не испытывала подобных ощущений и оргазмы с небывалой силой выгибали ее тело, сотрясая в сладких конвульсиях. Вскоре победно взревел сам Курбатов, очередями поливая недра влагалища немки здоровой русской спермой.

В батальоне жизнь приобрела резкий сексуальный оттенок. Алесь, едва приземлившись в окопе, неожиданно резво развернул младшую немку и вскоре его детородный орган стремительно проник в нее с зади. Алесь спешил и ему было некогда смаковать совокупление. Он торопливо излил напряжение в пленницу и пустил ее дальше по ходу сообщения. Нетерпеливые солдатские руки, когда белорус еще вколачивал член в немку, освободили ее от штанов и трусов. Со стороны командирской землянки неслась грозная команда немедля доставить пленников пред командирские очи. Приказ исполнялся, немка постепенно приближалась к цели, теряя по пути остатки одежды. В землянку ее втолкнули совершенно голую, до предела нафаршированную солдатской спермой.

Гертруду оберегал Сосо и пока она бинтовала ему ногу, аджарец жадно елозил рукой в ее промежности, гладил живой щелк крупных женских ягодиц. Одновременно он высвободил свой длинный толстый член и умоляюще, глазами, упрашивал немку оседлать его. Удовлетворенный блицсексом белорус бесцеремонно велел Гертруде принять соответствующую позу над раненым, а дальше огромные клешни Сосо ювелирно точно насадили немку на член. Каким же, однако, темпераментным оказался кавказский увалень! Гертруда навсегда запомнит член этого дикаря, доведший ее до оргазма под поощрительный хохот солдатских глоток. Вкусить прелестей от членов других вояк, увы, ей не довелось. За пленницей, щедро раздавая зуботочины, примчался сам ротный.

( Бои шли уже на территории агрессора и законы войны приняли первоначальный – наоборот характер. К примеру, на польской земле нашего "Федора в погонах", нечаянно – случайно зацепившегося членом за пизденку Моники, по ее жалобе пускали в расход перед строем. Для воспитания, так сказать. Хотя, честно говоря, если бы эту же Монику облепить членами ебавших ее фрицев – она превратилась бы в ежика.

На немецкой территории советский солдат вел себя адекватно немецкому на советской. И только благодаря ему после войны в Германии произошла серия демографических взрывов. Нация получила обильное здоровое потомство и быстро возродилась и это уже далеко не арийская раса! )

В батальоне не было разборок по результатам атаки фрицев. Курбатов с Эльзой в потемках свалились к своим прямо на головы. В ее недрах, он чувствовал, уже зрело его потомство и он жестко отшил оживившихся самцов.

– Племянница Коха, – цыкнул сержант, – расстреляют вщент! И притихли ошарашенные солдаты, с грустью провожая глазами сдобное женское тело.

Война истощалась, но продолжалась. Волей армейских богов, подразделение Курбатова перебросили на австрийское направление. Горы были не в диковинку сержанту, но Альпы покоряли прирученной красотой камня. Весна буяла, все цвело. Батальон зачищал от фрицев выделенную территорию и вышел на пологое горное плато, сплошь усеянное распускающимися тюльпанами. Красота райская!

Из – за скалы открылся ровный участок красно – зеленого ковра, на краю которого в нескольких километрах темнел зубчастый монолит католического монастыря. Параллельная группа зачистки уже наверняка проникла за мрачные стены, т. к. оттуда неслись отчаянные женские вопли, хохот и задорный русский мат. Солдаты, предвкушая развлечения, дружно понеслись к монастырю. Вдруг массывные монастырские ворота с ржавым скрежетом распахнулись и солдатским очам предстала дивная картина.

Из зияющей пасти открытых ворот отчаянными потревоженными птицами разлетались по склону черные фигурки монашек, за которыми неслись сексуально озабоченные солдаты. Зеленые фигуры настигали черных птичек и после непродолжительной борьбы, они трепыхались и стонали под ними. На красно – зеленом фоне ярко белели женские ноги и солдатские жопы, ритмично покачивающиеся меж женских ног.

Алесь Терех, как одержимый хищник, заваливал монахиню и гнался за следующей, даже не раздев предыдущую. Курбатов, обстоятельно вколачивающий свой член в жерло уже издающей предоргазменные стоны тридцатилетней христовой невесты, окликнул переборчивого сослуживца.

– Понимаешь, Курбат, дома мой член вдоволь полакомится подросшими целками. Я же хочу ломонуть семидесятилетнюю девственницу! А такая есть только в монастыре – впопыхах пояснил свою мечту Алесь и погнался за очередным черным призраком. Селькому пареньку из глухой белорусской "вёски" было невдомек, что его мечта почти обречена на провал. В монастырь шли вдовы, одинокие отчаявшиеся женщины, обильно вкусившие от пирога светских утех и дочери многодетных католиков, которых лукавый на разных этапах жизни лишал девственности. Совершенно обескураженный Алесь наконец подмял под себя монашку лет сорока. Она кричала, рвала траву под собой и в отчаянии грызла ее вместе с землей и только разжигала страсть солдата. Ему уже наплевать было на свою мечту, он хотел женщину и он взял ее. И она оказалась девственницей! Под занавес неутомимой работы солдатского члена монашка возбудилась, а после серии оргазмов осыпала Алеся поцелуями благодарности.

В 1987 году на имя Александра Курбатова в далекое сибирское село пришло заказное письмо из Германии. В присутствии его многочисленной родни, детей и внуков молоденькая учительница немецкого языка запинаясь и сверяясь со словарем перевела:

"Родной мой Курбат! Помнишь ли ты дурочку Эльзу, плененной тобой под Герцингом?

Я долго искала тебя и только благодаря чудом сохранившемуся письму твоих родителей (извини, дорогой, я украла письмо на память о тебе), через Красный Крест разыскала тебя. Наш сын Алекс, твои внуки и я очень – очень желаем тебя видеть. Отзовись, любимый, если ты прочитал письмо. Всегда твоя Эльза".

3789   2 13844    +6.91 [16]