Надо ли говорить, что этой ночью мы снова предались необузданной похоти? – Мы вышли на балкон голыми, целовались, курили, пили пиво и совокуплялись. У меня стоял! Стоял, наверно, как никогда раньше. Потом мы опять курили и разговаривали. Разговаривали пока пили пиво, пока курили и, когда снова трахались. Делились впечатлениями и фантазиями. Ирка призналась, что хочет уговорить Сергея сфотографировать нас трахающимися. Я согласился. В принципе, неплохая мысль. Особенно в момент, когда я, что есть силы, расплющив жену грудью по перилам балкона, вгоняю в неё свой вздыбленный конец. В голове крутятся всякие забавные картинки. Где главным действующим лицом выступает моя целомудренная супруга, с перекошенным от возбуждения лицом, на глазах у многочисленных мужчин, втыкающая пальцы в розовую мякоть своей промежности. Я успеваю сказать ей всё это, и тут же, хрипя и задыхаясь, мы одновременно кончаем.

Позже, мы лежим в кровати, обнявшись, летний ветерок, из раскрытого настежь балкона, приятно остужает кожу.

– Не боишься? – спрашиваю Ирку.

– И боюсь, и – нет. Не знаю. Но очень хочется.

– Понимаю, но всё – таки ехать на дачу с двумя мужиками... Для таких съёмок.

– Мне кажется это каким – то приключением, что ли. И, по – своему, это очень возбуждает.

– Ещё бы! Меня тоже. Но я буду волноваться.

– Я буду тебе периодически звонить, милый. Я не хочу, что бы ты беспокоился из – за этого. – Она поворачивается ко мне, обнимает меня, закинув левую ногу мне на бёдра.

– Да уж, – звони. Хотя, вряд ли мне удастся заснуть, зная, что ты там одна и...

– Мы же обсудили это, дорогой. Это, считай, эксперимент. Зато, если всё получится, – какие будут у нас фотографии?! Я уже сейчас готова их показывать всем знакомым. Очень интересно увидеть их реакцию. Особенно твоих друзей!

– Месяц назад я боялся даже заикнуться об этом. Но мне было бы приятно. А фотки крупным планом, сама знаешь чего? – У меня зашевелился ещё один мой друг.

– Конечно, в первую очередь. Как раз эти мне нравятся больше всего. Они шокируют бесстыдством, но писечка моя на них такая аккуратная! Мне интересно, что будут говорить твои дружки об этой части моего тела. – Правда, я очень изменилась? И ты, ведь, прав был. Стоило себя переломить ради такой внутренней свободы. Я уже не могу вспомнить те причины, по которым не хотела всего этого раньше. Смешно?

– Нет. Я люблю тебя.

– И я!

– А ты не будешь против, если я приглашу завтра кого – нибудь из своих на просмотр, пока тебя не будет со мной?

– Ты хочешь лишить меня такого кайфа? – Увидеть их физиономии?

– Ну, а что мне делать столько времени. Я же обдрочусь, думая о тебе.

– Обдрочись. Мне нравится.

– Так и поступлю. Но не понимаю, почему нельзя фотографироваться в Москве, здесь, что ли природы не хватает? Да ещё с ночёвкой!

– Обижаешься опять?

– Да нет! Просто мысли вслух.

– Мне тоже не хочется тебя оставлять. Но и не попробовать не могу. Отказаться – это ханжество какое – то. То сама напрашиваюсь... Мне это нужно, милый. А в следующий раз он сфотографирует нас с тобой, как мы захотим. Ладно?

– Ладно. Чего уж? Обсудили.

Но сам я не спокоен. Я уверен, что Ирку там отымеют по полной программе. Зачем приглашать тёлку за город, если не за этим? К тому же тёлка, очень даже аппетитная. Вместо ответа, мой конец принимает горделиво вертикальное положение. Вот ведь незадача! Меня что же, – возбудила мысль об Иркиной измене? И сам себе отвечаю, что, кажется, вроде бы – да. Да, ладно, хрен ли перед собой выпендриваться? – Да! Меня! Это! Возбуждает! Почему? Не знаю. Но фантазия упрямо рисует беззащитную Иришку, зажатую меж двух потных мужских тел. И этот шевелящийся клубок...

– Что навыдумывал? – она прекратила мой мысленный разврат.

– Мне стыдно в этом признаваться.

– Брось, тебя лицо выдаёт. Ты уверен, что там меня оттрахают!

– А ты уверена, что этого не произойдёт?

– Честно?

– Да.

– Не очень. – Процентов на пятьдесят. Не перебивай. Я не в них сомневаюсь, – они старые. Я в себе сомневаюсь. Если на меня накатит, как в прошлый раз, у меня тормоза могут слететь, понимаешь?

– Но зачем тогда?

– Я хочу! Мне кажется, это надо пройти до конца, чтобы потом не жалеть.

– Что "до конца"? Быть оттраханной старыми пердунами?

– Нет, я о фотографиях, представь себе. Надо от этого процесса получить по – максимуму. Я хочу знать, как живут эти модели, что они испытывают, когда позируют. За деньги это, или им просто в кайф? Трахают их, в конце – концов, фотографы, или нет? Как они работают после этого? Я хочу знать, можно ли быть ещё более развратной? И где предел этому?

– Малыш, я понял тебя. Поезжай. Наделай хороших снимков. И пусть получится, как должно получиться!

– Ты меня не бросишь? – Спросила она шёпотом. – Потом, если вдруг случится, что...

– Нет, конечно, любимая. Как ты могла подумать даже? Как это может изменить моё к тебе отношение?

– Ты будешь ко мне относиться по – прежнему, после моей измены?

– Может ничего и не будет ещё! – сказал я, но голос мой дрогнул, кажется.

– Ну – ка, ну – ка! Повтори! Или мне послышалось?

– Чего?

– Того! Ты хочешь, чтобы меня отимели? Говори!

– Нет, но...

– Без но!

– Нет. Не хочу. Но мысль об этом меня, почему – то, возбудила. Честно!

– Во, дела! А чего сразу не сказал?

– Мне было стыдно.

– А тащить меня к фотографу не было стыдно? Я ему тут о любви пою!

– Стоп! Мы уже это обсудили. Ты хочешь поехать?

– Да!

– Я тоже хочу, чтобы ты поехала. Я думал о неизбежном, но, неожиданно меня это не оттолкнуло, а наоборот. Объяснить не могу.

Ирка опять схватила меня за конец. И начала шептать прямо в ухо:

– Ты понимаешь, негодяй, что после этого меня наверняка оттрахают? Может быть, даже не оттрахают, а выебут? И, не исключено, что у меня не хватит сил отбиться от двух озверевших крупных мужчин. Я ведь слабенькая, но похотливая. Они заставят меня показать всё, на что способна, и я не найду в себе сил отказать им в этом.

– И...

– И, когда я буду лежать перед ними, абсолютно голенькая, раскинув свои маленькие ножки, и лаская свои маленькие штучки...

– Маленькие?

– Немаленькими они станут позже, когда меня во все мои маленькие штучки отъебут эти двое самцов!

– Блииин! – Я кончил. Уже в четвёртый раз за день.

А в девять ноль – ноль Иришка, покидав в рюкзачок косметику и бельё, оставила меня одного на целые сутки. Но уже в одиннадцать она мне позвонила, и весело щебетала о том, что они доехали, что это в Жаворонках, что там просто замечательно, что Влад делает шашлык, а Сергей готовит аппаратуру. И, что с ними ещё один друг Влада, это его дача, крутая, кстати. Обещала позвонить ещё. Ну и дела: там их трое, – я не ожидал такого поворота. Хотя, какая разница? А двое, что, легче?

В пол – второго она позвонила снова:

– Милый, угадай, чем я сейчас занята? – промурлыкала моя благоверная.

– Ты пьёшь вино. Угадал?

– А вот и нет, вино я уже попила. А сейчас я загораю, тут великолепный пляж, и почти никого вокруг, а Сергей меня фотографирует!

– Ты в купальнике?

– Опять мимо. В купальнике я уже была. Даже в двух.

– Ты раздета? Без трусов?! А люди?

– Я голенькая, а людей тут очень мало. Вот так? А эту ногу? – Это я не тебе. Это Серёжа, вертит меня во все стороны.

– Расскажи!

– Неудобно, милый, давай потом. На нас и так оглядываются.

– Представляю. Ты не...

– Всё, перезвоню, он хочет, чтобы я в воду залезла. – Гудки в трубе.

Беру альбом, иду на балкон. Как привычка уже. Сижу, спустив треники до пола, рассматриваю снимки, и слегка подрачиваю. А что ещё делать? Захлёстывают фантазии. Что он там с ней на пляже вытворяет? – Отчего она так рада? От предвкушения секса? Тем более, – она пила, может и не много, но голос не трезвый. Если она продолжит пить, то без пары палок ей точно не вернуться. Смотрю на это философски. От меня не убудет, а может, даже прибавиться. А пока Ирку прёт в фантазиях, не надо её останавливать. Движения ладони становятся интенсивнее. Я, тупо уставившись на головку члена, представляю Ирку за схожими манипуляциями, но с чужим органом. Орган этот, чужой, упрямо выглядит намного крупнее моего. Мне этого достаточно, чтобы тонкой струйкой оросить колени и пол.

До четырёх не нахожу себе места. И кино посмотрел, и позвонил всем, и пообедал, не чувствуя вкуса. Наконец, – звонит!

– Дорого – ой! Как ты там? Соскучился?

– Издеваешься, что ли? Не соскучился, а извёлся уже. Расскажи лучше, как ты там.

– Мы кушаем шашлык. Вино пьём. Все передают тебе привет.

– С вином, – понятно. По голосу. А в остальном? – Тебя не:

– Ты что, милый? Никто не собирается меня насиловать! Слышишь, смеются?

– А что смешного? Ты ж моя жена, их – то супруги, небось, дома сидят, голыми не фотографируются. А я волнуюсь за тебя. Имею право. Ну, расскажи, чем занималась?

– Чем, чем? – Угадай!

– Говорить не можешь, что ли?

– Могу. Говорю. Мы фотографировались на пляже, в лесу, на крыльце, в гамаке. И сейчас Серёжа машинку свою из рук не выпускает, – всё щёлкает.

– Ты что голая?

– Конечно, милый. Я с самого утра ничего, кроме босоножек на себя не одевала. А ноги уже столько раз раздвинула:

– А люди!? Соседи?

– Какие соседи? Опять смеются над тобой. – Тут забор такой! А здесь свои все. Да и жарко, к тому же. В одежде в Москве ещё нахожусь. Тем более, мужчины не разрешают мне одеваться, говорят, что такое тело стыдно прятать!

– Уже комплименты? Да?

– Культурные мужчины просто обязаны говорить даме комплименты. В особенности, если дама всего одна на троих!

– Не понял? – в трубке слышен смех.

– Ну, всё, любимый, а то у меня деньги кончатся, ты ведь хочешь, чтобы я ещё позвонила?

– Спрашиваешь! Я тут загибаюсь в одиночестве. У тебя какие планы? Что дальше?

– Планы? – Серёжа хочет поснимать меня в бассейне:

– Там и бассейн есть?

– Всё есть: бассейн, сауна, солярий, бильярд.

– Круто!

– Ага. Снимать, не переснимать. Плёнка, правда, заканчивается уже.

– Что там тогда без плёнки фотографировать?

– А, у Алёши (это хозяин) есть цифровой фотоаппарат. А потом, не уезжать же посреди дня? Здесь так уютно и роскошно. Дай поблаженствовать жене чуть – чуть.

– Слушай, ты доболтаешься, – тебя оттрахают за такие речи.

– Почти наверняка:

– Не понял!

– Шутка, дорогой. Всё – целую!

Гудки. Вот так разговор! "Одна на троих", "поблаженствовать" ей хочется. А "здесь все свои"? – Когда они успели "своими" стать? И голая весь день. – Нудистка, блин!

Я стою с гудящей трубкой посреди комнаты. Без штанов. С очевидной эрекцией (и когда успела). Хорош видок, наверно! Надеюсь, что в окно меня никто не видит.

До без малого девять, влачу жалкое существование в пустой квартире. Даже онанизм не привлекает. Пью пиво и размышляю о нелёгкой мужской судьбе. – Не думал, что так тяжело дастся мне Иркина фотосессия. Мои грустные думы прерывает звонок. Номер мне не знаком.

– Милый, это твоя любимая жена! – пьяным голосом сообщает мне моя любимая жена.

– Узнаю. Чего за номер?

– Лёшин. У меня деньги покончались. И я соскучилась. Приезжай к нам.

– Чего это вдруг? У тебя всё в порядке?

– Конечно! Мы попарились, пофотографировались. Ещё будем париться и фотографироваться.

– Я не об этом. – К тебе не пристают?

– Сума сошёл? – Это я пристаю!

– Не понял? – что – то часто я стал употреблять это словосочетание.

– Это я так шучу, дорогой! Я, просто, всех заставила раздеться. А то хожу тут одна голая, как не пойми кто.

– И зачем тебе это?

– Смешно, по – моему! – Все с пузами и с отростками своими. И в сауне глупо сидеть одетыми. И хочется увидеть, наконец, возбуждаю ли я хоть кого – то!

– Ирка, – ты развратница! Что творишь?

– Ничего, позирую, в основном, и шалю.

– В каком смысле?

– Пытаюсь всех соблазнить.

– Зачем?

– Чтобы веселее было. И потом, они мне все советуют – сядь так, раздвинь так!

– Даже так!?

– Да ты не думай ничего плохого. Это даже прикольно, – я лежу, Серёга снимает. А эти двое советуют, советчики – блин. А как я их заставила трусы поснимать, – так уселись на диванчик и руками прикрываются.

Слышны протестующие возгласы.

– Ну, ты даёшь, благоверная. У меня стоит!

– Да здесь тоже у всех стоит! Я им небольшое представление устроила с двумя огурчиками. И теперь все сидят, встать боятся. Даже Серёгу проняло, – снимать перестал. Тоже эрекцией мучается, а то, я уж подумала, что он импотент.

– Погоди, какие "огурчики"?

– Обычные. С грядки. Вкусные. Я один даже съела. А второй – не стала, он из попки.

– Я...