Штольц глядел на экран монитора и чувствовал, что тупеет, бесконечные вереницы цифр и формул сливались в сплошную бессмысленную цепь, и он уже переставал понимать, что делать дальше. Чувство что решение проблемы лежит на поверхности, где – то рядом, не покидало его. – Нет, подумал Штольц, нужно выбросить все из головы и расслабиться, да и Николь обязательно навестить. Он улыбнулся, эта мысль пришла в голову сама собой, настолько привычно, что казалась естественной как необходимость дышать. Неожиданно открылась дверь и в кабинет заглянул Фогель, у него в последнее время обнаружилась совершенно идиотская привычка появляться там, где в нем меньше всего нуждались. Он оттдуваясь плюхнулся в кресло, и потянулся к сифону с содовой. – Знаешь Вилли, наверное эти стареющие богатые стервы разом сошли с ума. Кажется наш остров превратился в международный аэропорт и морской порт одновременно. За неделю пятнадцать операций и все пластика.

Все хотят большие сиськи и стройную фигуру. Не понимаю за каким чертом им это нужно. Практически у каждой есть молодой любовник который будет их трахать за деньги и без этого. А вчера одна заявила что хочет стать девственницей! Господи, и это в пятьдесят! Когда я попытался отговорить ее от этой идиотской затеи, она заявила что готовит подарок своему молодому мужу, у них там намечается свадьба, – Фогель заулыбался, – черт с ней, я сделал все о чем она просила, но парню придется здорово потрудиться. Теперь лишить ее девственности можно будет только с помощью отбойного молотка. – Он захохотал. Штольц неодобрительно покосился на на него, – Франц, ты опять взялся за свое? – Да ладно, Вилли, не переживай, все будет в порядке. А у тебя как я вижу, все по прежнему. Ты какой то мрачный последнее время. Может тебя совесть замучила? – Фогель снова захохотал, но мгновенно замолчал, увидев поднимающегося с кресла побагровевшего Штольца. (А Вы хотите большие сиськи? Поиметь их? Тогда Вам сюда! – прим. ред. )

– Ну извини Вилли, возможно я сказал глупость, – пробормотал Фогель пятясь к двери. Штольц взял его за ворот рубашки, так что затрещала материя. – Мне плевать, когда ты потрошишь воров, убийц и проституток, – прошипел он прямо в лицо испуганному Фогелю, – но эти трое не заслужили того, что мы с ними сделали. – Фогель с трудом вырвался из рук Штольца. – Не " МЫ", а ты, Вилли, – с издевкой произнес он, – решение принимал ты сам, мы просто с ним согласились! – Штольц понял, что Франц собственно прав, решение принимал он, а эти скоты как всегда не при чем. Он сел в кресло опустив голову, а Фогель вышел, аккуратно прикрыв дверь. На его лице застыла язвительная улыбка, а глаза были холодными и злыми.

– – – – – – –

Каждый раз заходя к Николь, Штольц ощущал какое то неуловимое чувство, он не хотел думать, что это, он просто боялся признаться самому себе что это становиться не просто привычкой, и сегодня после ссоры с Фогелем он чувствовал это с особой остротой. Обычно он время от времени осматривал Николь, хотя прекрасно понимал, что с ней абсолютно ничего не может случиться.

Просто ему нравилось прикасаться к ее телу, чувствовать тепло и бархат кожи, и Николь поняла происходящее. Она видела, что манипуляции Штольца все меньше и меньше напоминают обычный медосмотр. Его руки нежно скользили по ее телу совсем не в тех местах, которые судя по всему должны были его интересовать. И однажды когда его ладонь слишком долго задержалась на ее груди, она спросила абсолютно невинным голосом, – А что доктор, у меня там ничего не отвалилось? – Штольц что – то смущенно буркнул, но руку убрал. Он стал достаточно сдержанным, когда посещал ее, и тут Николь поняла, что ей чего – то не хватает. Ощущать на своем теле его сильные руки было все – таки приятно, и весь вопрос был в том, когда все вернется на круги своя. В глубине души она надеялась, что ее жизненный путь не закончиться здесь, беспомощным куском человеческой плоти, и может быть эти руки вернут ей хотя бы часть того что отняли. (Русские Виртуальные давалки! – добрый совет)

И потом, от него исходила какая то невидимая сила и уверенность, а ей сейчас нужно было именно это. Он открыл дверь в комнату Николь и встретился взглядом с ее огромными темными глазами. Джины в комнате не было. Штольц как обычно сел рядом с Николь, и вдруг осознал, что ему просто жизненно необходимо видеть эти глаза, прикасаться к ее телу, целовать эти губы, вдыхать аромат ее волос. Она совершенно неожиданно спросила его, – Вы правда этого хотите? – Штольц по ее испуганному взгляду понял, что для нее самой этот вопрос был еще более неожиданным чем для него. Просто она сама того не желая сказала то, о чем думала, и это было именно то, о чем думал он сам. Они смотрели друг на друга, прекрасно понимая что того что происходит между ними не должно быть в принципе. Это было противоестественно и потому извращенно прекрасно. Штолц закрыл дверь на ключ, потом подошел к ложу и сбросил с себя одежду.

Он присел рядом с Николь и поцеловал ее в губы. Он чувствовал дрожь ее тела и ласкал своими губами ее шею, плечи, груди. Он видел ее нарастающее внутреннее сопротивление и шептал ей глупые сумашедшие слова. Он делал это снова и снова, пока не почувствовал что она раскрыла себя для него уступая этим безумным ласкам. И тогда он вошел в нее решительным сильным толчком, испытывая неземное блаженство. Потом был секс, дикий безумный, на грани животного. И когда они несколько раз достигали вершины наслаждения, и когда оставалось желание но уже не было сил, он взял ее на руки, и стоя в душе под прохладными струями, охлаждающими разгоряченные тела, видел как прозрачные капли стекали по ее лицу, и не мог понять были ли это слезы или просто вода. Он вытер ее тело огромным махровым полотенцем, потом уложил ее в постель и долго ждал когда она заснет. Он думал о том, что мог получить все это когда хотел, но поступил именно так, а не иначе.

Почему, какое чувство испытывал он глядя на это тело, красоту которого мог понять только он. Любовь? Нет, он ненавидел это слово! Заботливо накрыв Николь легким одеялом Штольц тихо вышел, осторожно прикрыв дверь.

– – – – – – –

Наверное на острове не происходило ничего о чем бы не было известно Джине. Утром она с многозначительной улыбкой посмотрела на Николь, а та, покраснев, показала ей язык. Впервые за все время она с аппетитом позавтракала, а потом попросила включить телевизор. – Ну вот, я же говорила, – сказала Джина, не обращая внимания на возмущенный взгляд Николь, но развивать тему не стала. Штольц приходил каждый день, как только уходила Джина, не забыв пожелать приятного вечера. Иногда они занимались любовью, иногда он просто брал ее на руки и садился в кресло перед окном с видом на бухту, часто они просто молчали весь вечер, боясь неосторожным словом разрушить то хрупкое понимание которое установилось между ними. Вообще тема ее теперешнего состояния в разговоре не поднималась. С Джиной она была более открыта и однажды призналась ей, что более всего ее угнетает невозможность свободно передвигаться.

Она всегда была деятельной натурой, и именно неподвижность была для нее чудовищной пыткой. Как ни странно отсутствие рук ее заботило значительно меньше. Джина в приватной беседе со Штольцем передала ему этот разговор, и тот обещал, как только предоставиться возможность исправить ситуацию. Штольц и сам давно думал об этом, но найти донора для Николь было не просто. Сделать ее хуже, чем она была раньше, он не мог, а найти модель достойную стать ее донором было не просто трудно, дело было в самой Николь. Он, достаточно хорошо зная ее, совсем не хотел, что бы она всю жизнь мучилась, вспоминая что кто то пожертвовал жизнью ради ее благополучия, и напоминала ему об этом. И потом она нравилась ему именно такая, ее прекрасная беспомощность будила в нем давно забытые звериные инсктинты. Однажды вечером он сообщил Николь, что должен уехать на неопределенный срок и просил не скучать без него.

Действительно, Штольц должен был лететь в Бразилию восстанавливать разрушенные связи и искать нового пилота для экпедиций в сельву. Николь уже в первый вечер откровенно скучала, и попытки Джины занять ее разговором ни к чему не привели. А вот на следующий день Николь ждал сюрприз.

– Сегодня у нас будут гости, – сказала Джина, таинственно улыбнувшись. На все распросы заинтригованной Николь она только хитро подмигивала ей. Это был действительно сюрприз. Вечером в ее комнате появилась не кто иной как Минь. Они сидели в креслах друг против друга, и при первых попытках общения выяснилось, что они обе знают английский. Николь изучала его когда еще работала менеджером, а в Гонконке это было в порядке вещей. Минь была достаточно раскована и иногда задавала такие вопросы или выдавала такие перлы красноречия, что Николь даже не знала, как на это реагировать. Внимательно оглядев Николь, она с завистью сообщила, что та великолепно выглядит, и она попросит доктора Штольца сделать ее такой же. У Минь были достаточно большие культи и она, как показалось Николь, смотрела на них с отвращением. – Здесь все сошли с ума, подумала Николь!

– Но Минь растолковала ей, что секс главное в ее жизни и так будет гораздо лучше. Николь была весьма озадачена подобным заявлением, но внимательно поразмышляв, вдруг поняла что эта китаянка, в общем – то права, и именно в том что касалось секса. Она никогда не была монашкой, и когда ей требовался мужчина, то всегда находила того, кто мог бы удовлетворить ее сексуальные желания. Вспоминая эти мгновения прошлой жизни, она остро ощущала всю полноту чувств, которые ей приходилось испытывать. Прохлада простыней, которые ласкали ее кожу, мускулистая спина партнера под ее ладонями, все его сильное тело, которое она обхватывала своими ногами, сливались в неповторимую гамму ощущений которые и дополняли и мешали чувствовать самое главное. Теперь все это навсегда ушло, и ей уже ничего не мешало чувствовать Штольца именно там, где их тела сливались друг с другом, это было что – то сумашедшее и необыкновенное, заполнявшее ее всю без остатка, заставляющее ее стонать, кричать и рыдать от счастья.

Кажется, теперь она начинала понимать, почему Минь не хотела становиться прежней. Вечером Джина не стала уносить Минь в свою комнату, а спросив разрешения у Николь, разместила их на одной кровати. Тем более что на ее поверхности можно было играть в футбол. Хитро улыбнувшись и пожелав им спокойной ночи, она ушла, оставив включенным только небольшой ночник. Минь, как только закрылась дверь, опираясь на культи ловко развернула свое тело, и оказалась вплотную с Николь. Она слегка приподнявшись, вдруг поцеловала Николь в губы, так что та даже не успела опомниться, потом ее губы опустились ниже, а темные жесткие волосы защекотали шею. Николь уже хотела сказать что этого не нужно делать, как почувствовала что губы китаянки обхватили ее сосок. Она была вынуждена признать, что это не так уж и неприятно. А Минь продолжала обрабатывать ее груди, и Николь даже стала постанывать от возбуждения. Потом Минь еще раз развернулась, ее лицо опустилось еще ниже и язычек проник внутрь Николь, и через пару минут та начала думать что много потеряла в жизни не испытав такое раньше.

Утром Джина увидев удивленные глаза Николь и абсолютно невинный взгляд Минь, поняла что этой парочке скучно не было. Она знала о талантах Минь, и решила что в то время когда Штольц будет отсутствовать, оставлять их вместе.