5.

Боль прошла, оставив длинные красные следы на пострадавших пальцах и запястьях. Анна Евгеньевна отбросила остатки стула в сторону. Она сидела на полу, прислонившись к шкафу, и тяжело дышала. Голова снова кружилась, тянуло в сон.

"Пора домой!", расслабленно подумала учительница и не пошевелилась. Сейчас ей больше всего хотелось принять душ и немедленно лечь в кровать. В теплую кровать, где под толстым одеялом можно будет совершенно спокойно сжаться в клубочек и тихо поплакать, жалея себя и проклиная весь остальной мир.

С улицы в окно светил фонарь, и его острые лучики упирались в потолок и стены. Где – то на вокзале прогудела поздняя электричка. В классе было тихо, но эта тишина показалась женщине мрачной, выжидающей чего – то или кого – то. Неподвижные предметы еле сдерживались, чтобы не сорваться с места и не закружиться в танце. В бешеном танце, в танце сводящим с ума и так насмерть перепуганную учительницу биологии, которой довелось оказаться поздно вечером в собственном классе.

"Сейчас, сейчас:", мысленно прошептала Анна Евгеньевна. "Сейчас я медленно встану и пойду к дверям. Я выйду из школы и:" Тут женщина встревожено посмотрела на свой стол. Там, где были ее вещи: плащ, сапоги и сумочка.

Учительница, кряхтя, поднялась и ковыляющей походкой добралась до стола. Раздраженно сощурившись, она нашарила кнопку настольной лампы и яркий, не знающий сомнений, свет уверенно разрезал темноту подсобки, выхватив в большой полукруг строгий беспорядок на столе. Беспорядок, который может быть только у преподавателей.

В углу стояла высокая худая вешалка. Она была вопиюще пуста. Вещей Анны Евгеньевны не было.

6.

Вода пахла хлоркой и старой трубой. Стойкое амбре туалета витало в воздухе и, казалось, было осязаемо.

Сашка содрогнулся при виде отхожего места и, стараясь не оглядываться, подставил под струю воды сморщенный воздушный шарик. Холодные брызги роем сыпались на руки, тугая струя билась в узком горлышке резиновой игрушки, как живой хвост несуществующей ящерицы.

Когда наполнился второй шарик, Сашка довольно потряс им. Резиновые пузыри мягко колыхались в его руках.

* * *

В каморке он разделся.

Догола.

Ощущая босыми ногами шероховатый и несомненно грязный кафель на полу, Сашка радостно задышал и провел ладонями по телу. Оно было горячее, похожее на кипяток в кожаном чехле. Потеребив затвердевшие соски, парень двумя пальцами взял со стула кружевные трусики, гладкие и прохладные. Изогнув ногу, подобно купальщице на бетонном постаменте, Сашка принялся одевать нижнее белье. Член уже набухал при мысле о предстоящем, и Сашка аккуратно прижал его к промежности, подтянув трусики повыше. Полюбовавшись маленьким лобком, Сашка принялся за лифчик. Лифчик оделся быстро, но на груди висел, как у девочки – первоклассницы, вздумавшей поносить мамину одежду. Хитро подмигнув скрюченной девушке на пакете, парень бережно достал желтый воздушный шарик, заполненный водой. Вода перекатывалась под пальцами, и будь она чуточку теплее, то получилась бы полная иллюзия женской груди. Заправив шариками чашки лифчика, Сашка подпрыгнул и проследил как колыхнулась "грудь" в такт движению. Затем рубашка, юбка: Парень на глазах превращался в девушку.

– Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи!: – тихо пропел Сашка и начал осторожно намазывать губы ярко – красной помадой. Как у дешевой проститутки. Густо – густо, в несколько слоев, заманчиво блестящих при тусклом освещении.

Усов у Сашки еще не было, и это обстоятельство немало радовало парня. Капризно изогнутая верхняя губа была особенно похожа на женскую.

Оставив их, наконец, в покое, Сашка перешел к теням для век, к туши для ресниц, к карандашу для стрелок и бровей. Макияж он накладывал тщательно, даже с упоением, и в результате кропотливой работы в пустой, погруженной в полумрак школе не оказалось более никого, кроме стройной, скромно одетой и вызывающе накрашенной девушки.

– Меня зовут Александра! – женским голосом представился Сашка своему отражению в зеркале. – А вас?

7.

– Кто вы? – негромко позвала Анна Евгеньевна, не решаясь сдвинуться с места. Фигура за столом не пошевелилась.

Учительница нервно сжала губы и сделала два шага вперед. Потом еще и еще. А потом женщина тихо и немного истерично захихикала. Смеяться было больно, но она не могла больше сдерживаться.

За учительским столом вальяжно развалился пластмассовый скелет. На его лысом черепе тускло блеснул свет уличного фонаря. Скелет был одет в плащ Анны Евгеньевны и держал в руках ее сумочку. Тот, кто все это придумал и проделал, уже должен был дорого заплатить бедной женщине за этот незабываемый вечер.

"А сапоги, стало быть, одеты на его ноги!", подумала учительница, не переставая хихикать. Нисколько более не страшась, она смело подошла к своему столу и принялась стаскивать плащ с пластмассовых костлявых плеч. В кармане глухо звякнул ключ от кабинета. Жгучая радость объяла женщину словно пламя костра. Она снова хихикнула и замолчала.

На скелете под плащом был одет лифчик. Большой белый лифчик. Учительница машинально схватилась за грудь. Пальцы нащупали сквозь скользкую ткань блузки затвердевшие соски.

– Т – твою мать!. . – в бессильном раздражении пробормотала женщина, сдергивая плащ до конца. Обняв скелет, Анна Евгеньевна торопливо сняла свой лифчик с тонкого ксилофона ребер. Путаясь пальцами в пуговицах блузки, учительница переоделась, а потом вдруг застыла. Неизвестно какая мысль посетила ее, но только Анна Евгеньевна, оглянувшись, задрала подол своей юбки и приспустила упругую ткань колготок. Ничего не видя в полностью наступившем мраке, она запустила руку в промежность и снова застонала.

Трусиков не было.

Ее самым наглым образом раздели, прежде чем привязать к стулу! А потом, наверняка, немало поглумились над беззащитной женщиной, судя по этим дурацким шуткам со скелетом:

Учительница вытащила из – за стола скалящуюся пластмассовую куклу и нашарила руками свои сапоги.

Звук расстегиваемой "молнии" внезапно гипнотически подействовал на женщину. Знакомый зуд пробежал по спине и замер где – то в ягодицах. Глаза Анны Евгеньевны невидяще уставились на единственное окно дома напротив, в котором еще горел свет. Окно было неимоверно далеко, но учительнице казалось, что стоит только протянуть руку – и бледное пятно окажется в пальцах, похожее на медленно разгорающуюся спичку: Какая – то непонятная сила, местная власть над временем и пространством околдовала женщину. Она замерла с сапогом в руках, и тут же огромный мир воспоминаний обрушился на нее. Тусклые отголоски однажды увиденного приобретали свои прежние формы, краски и запахи.

Анна Евгеньевна вцепилась руками в сапог и улыбнулась.

8.

Сашка с сомнением полистал на столе толстенную тетрадь с конспектами. Да – да, конечно, надо: Безусловно необходимо, ведь завтра эта ненавистная, нудная "Фонетика". Семинар, к тому же:

Накладные ногти царапнули по шершавой обложке, и Сашка вытянул руку перед собой. Лампочка блеснула на лаковых пластмассовых гранях красноватым светлячком. Лекции по "Фонетике" сами собой отодвинулись куда – то в глубину стола, а из стопки книг появилась другая тетрадь, более потрепанная, с выцветшей обложкой, но желанная и любимая как ни одна другая. С бьющимся сердцем Сашка раскрыл ее и тут же наткнулся на свой незаконченный рисунок. Немного угловатая женщина точным жестом снимала с себя трусики: Сашка напрягся, и внизу живота сладко заломило. Под трусиками этой угловато нарисованной женщины толстой сосиской висел самый настоящий член.

Сашка взял ручку и принялся аккуратно дорисовывать густые курчавые волосики. Полюбовавшись рисунком, студент перевернул страничку и погрузился в мир, сочиненный им самим. В мир, где невероятное переплелось с обыденным. В тот самый мир, где все человеческие морально – социальные устои превращаются в прах под натиском вечного:

9.

Анна Евгеньевна захлопнула за собой дверь, содрогнувшись от неуместно громкого звука в темном коридоре. Учительница с сомнением посмотрела в пустоту уходящих вдаль стен, а потом нерешительно вставила ключ в замок кабинета и дважды повернула его. Корявое металлическое щелканье вновь покоробило женщину, а потом она замерла.

В классе раздались шаги. Кто – то двигался по направлению к дверям.

Руки Анны Евгеньевны мелко затряслись. "Такого не может быть!" – эта мысль, как заезженная пластинка завертелась в голове. Богатое воображение мгновенно нарисовало яркую картину: пластмассовый скелет недовольно выбирается из – за учительского стола и неуклюже ковыляет к двери, чуть поскальзываясь на деревянном полу.

А потом она заметила девочку.

Девочка стояла посередине длинного пятна лунного света, и в скрещенных руках держала темный портфель. Школьное платьице едва доходило до колен, и голые коленки белели, словно суставы, лишенные плоти. Лицо было в тени, но женщине показалось, что она узнала девочку.

– Катя? – неуверенно сказала Анна Евгеньевна.

Девочка не ответила. Даже не пошевелилась. "Если она сейчас же что – нибудь не скажет, я просто заору!. .. ", мысленно распсиховалась учительница.

– Катя, – молящий голос, голос забитого, испуганного щенка. – Катя, что ты тут делаешь?. .

Звенящая тишина была ей ответом. И когда Катя заговорила, женщина невольно вскрикнула.

– Вы, Анна Евгеньевна, выгнали меня с урока. И велели подождать за дверью. Я жду.

Учительница мысленно заскулила. Головная боль вернулась и тяжелым мешком затолкалась под густые волосы. Все складывалось как – то по – дурацки, словно Анна Евгеньевна никак не могла проснуться.

Внезапно женщина с силой хлестнула рукой по крашеной стенке. Пальцы громко шлепнули по штукатурке и немедленно заныли.

– Видишь? – сквозь зубы радостно хихикнула учительница. – Я не сплю...

Катя невозмутимо смотрела на нее и не двигалась. Она ждала.

– Катя, – женщина с трудом подбирала слова. – Ты можешь идти домой...

– Хорошо, Анна Евгеньевна, – коротко ответила девочка и направилась к выходу.

– А то родители будут волноваться... – автоматически закончила учительница.

И тогда Катя обернулась.

Лицо девочки исказила злобная гримаса, блеснули зубы и она истошно завопила:

– У меня нет родителей! Слышишь, ты, сука драная!. . У меня никогда не было родителей!!. Такие, как ты, не хотят детей! Такие хотят только трахаться...

Анна Евгеньевна онемела. Катя помолчала и добавила:

– Б... ь!

Потом она спокойно повернулась, дошла до лестницы и исчезла за стеклянной дверью. Эхо ее каблучков быстро затихло, и женщина вновь осталась одна. Ноющими пальцами она стерла со лба пот, а потом посмотрела на дверь класса. Она прислушалась, но внутри кабинета было тихо. Ей просто могло показаться...

Или тот, кто был там внутри, уже дошел до двери и так же тихо стоял и прислушивался.

Нервы Анны Евгеньевны не выдержали, и она быстро засеменила по скользкому линолеуму к выходу, негромко и яростно подвывая от страха.