2.

– Я не совсем помню, – медленно начал Сашка, глядя себе под ноги. – Зато я точно помню, что любовью там и не пахло. Это было в детском саду. Мне просто очень хотелось увидеть, как: как устроены девчонки: Они все так прятали!

– Еще бы! – сально хмыкнул Игаша.

– Да, вот так, – Сашка поправил складки на юбке совершенно по – женски. – Я предложил одной девочке встретиться со мной в укромном месте и показать друг другу: Почему – то я был уверен, что мое достоинство ее очень заинтересует!. . Да: Укромное место оказалось аллеей к заброшенным воротам. Высоченные тополя, совсем засыпавшие дорожку листьями, казались колоннами. Я почему – то думал, что это романтическое место. Там меня охватывала особая дрожь возбуждения. Особенно в ожидании голого тела.

Анна Евгеньевна возмущенно задрала брови, глядя на непонятного паренька, переодетого в женскую одежду, но потом с облегчением поняла, что не она первая переступила грань. Слушать становилось интереснее.

– Она не пришла, – коротко подытожил Сашка.

– Не пришла? – разочарованно переспросил Игаша. Ну совсем, как ребенок, которому не дали обещанную конфетку.

– Нет, – усмехнулся Сашка, взглянув на обиженное лицо напротив. – Не пришла. Наверное, это была моя вина – я не сумел ее как следует увлечь. И теперь я боялся только одного. Я боялся, что она расскажет обо всем подружкам. Все девчонки – болтушки!

– Все: – загадочно повторила Маринка, прикусив щеку.

– Мне так кажется, – ответил Сашка, словно извиняясь. – Я чувствовал себя очень одиноко. Такой маленький мальчик под такими высокими деревьями. Я ощущал их силу, их превосходство надо мной: К тому же, небо потемнело, приближался дождь: захотелось уюта: казалось, что все были так далеко: Я бросился со всех ног к тому месту, где детей скликала воспитательница. Оказывается, нас еще ждал вечерний концерт, а я совсем про него забыл!

– Все? – с ехидцей поинтересовалась Анна Евгеньевна.

– Про детский сад? – Сашка устало облокотился на стену и его груди шевельнулись под рубашкой. – Почти. На том концерте одна из воспитательниц сидела на сцене. А я находился прямо напротив нее. Она сидела: ну, немного раздвинув ноги. Немного, но мне было достаточно, чтобы я увидел:

– Она была без колготок? – Игаша возбужденно наклонился вперед. Михон недовольно отодвинулся.

– В колготках. – Сашка ощущал себя опытным солдатом, вернувшимся из страшного боя живым и невредимым. – В черных таких колготках. Тогда это была большая редкость. И юбка ее была: Словом, я впервые увидел, что между ног взрослой женщины торчат волосы. У меня было не очень хорошее зрение, но я сидел на первом ряду и мне все было видно.

– Она была без трусов? – вновь неугомонный Игаша.

– Без трусов?. . Вряд ли. Но если трусы на ней и были, то они были: ну, прозрачные, что ли: Словом, я видел волосню взрослой женщины! – сердито закончил Сашка.

Все опять помолчали.

– Потом она перехватила мой взгляд и сомкнула ноги, – продолжил сторож внезапно. – После этого я пристрастился снимать свои трусы во время тихого часа, в кровати. Никто этого не видел, я делал все аккуратно. Я снимал их, засовывал под подушку и тихо млел от того, что я без трусов, а никто про это не знает. Потом я стал смотреть, как спит моя соседка напротив, Ирка Парамонова. Именно в то время, по – моему, я и начал заниматься онанизмом:

– Онанизмом: – Анна Евгеньевна словно выплюнула это слово.

– Мне было лет пять, – подытожил Сашка и посмотрел на часы. Кучка песка стала заметно больше.

Все оживились. Всем хотелось поскорее уйти. Надо только было сдать экзамен.

3. .

– А меня совратил двоюродный брат, – негромко сказала Маринка и все замолчали, повернув головы к девушке.

Она недоуменно покосилась на всех, словно не понимая, чего от нее хотят. Воцарилась тишина.

– Двоюродный брат, – вкрадчиво напомнил Игаша. Глаза у него были мутные.

– Да: Двоюродный брат. – Маринка с трудом подбирала слова. – Отвернитесь, блин! Я не могу так!

Довольный Игаша тут же повернулся спиной к девушке. Сашка пожал плечами и тоже уставился в стенку. Михон и так уже отвернулся от всей компании – его мутило от таких рассказов. Анна Евгеньевна отворачиваться не стала.

– Двоюродный брат, – вновь тихонько подсказал Игаша.

– Я помню! – огрызнулась Маринка. – Двоюродный брат. Звали его Мишка.

Михон вздрогнул.

– Он был старше меня и любил приходить к нам в гости. Ему нравились наши книги. У нас было очень много книг – красивых, хорошо изданных, модных тогда: Мы сами их почти не читали. Но иметь полное собрание сочинений считалось тогда престижным. И вот однажды его попросили посидеть со мной. Мне было тогда лет пять:

– Боже: – покачала головой Анна Евгеньевна.

– Все так, – уныло продолжала девушка. – Я тогда не знала, для чего он меня раздевал. Говорил, что мы будем играть в показ мод. Мне это очень понравилось. Потом: я не помню как: мы с ним оказались на кровати, под одеялом: Он попросил меня снять трусы: А потом принялся елозить по мне: Мне было любопытно, жарко и:

– И он тебя: ? – в ужасе выдохнула учительница.

– Нет, – слабо улыбнулась Маринка. – Ему – то было лет n, и он, я так думаю, не был особенно опытным: так, повалялись на кровати: он потрогал меня, а потом:

– А потом? – спиной поинтересовался Игаша.

– А потом пришли родители, – мстительно ответила девушка. – Мои и его. И ему пришлось слезть с меня, предварительно взяв с меня слово, что я никому ничего не скажу.

– И ты не сказала? – спросил Сашка, непроизвольно поглаживая напрягшийся сосок левой груди.

– Я не помню, – сощурилась Маринка. – Но никаких последствий не было – никто не ругался, не ссорился: В общем, все обошлось!

– Повернуться можно? – мрачно пробасил Мишка.

– Можно.

Маринка покосилась на часы. Как бы то ни было, она внесла свою лепту. И теперь ждала следующего рассказа.

4. .

– Теперь ты! – локтем подтолкнул Михона Игаша.

Михон встал со своего места и подошел к окну. Соседство Игаши он выносить более не мог.

За занавеской царила ночь, казавшаяся особенно непроглядной за пыльным стеклом с двумя дохлыми мухами. Внезапная духота заставила парня расстегнуть воротник рубашки в крупную клетку.

– А у меня все началось из – за ключей.

Натренированный на репетициях голос не подвел, и Михон очень тому порадовался.

– Из – за ключей? – переспросил Игаша.

– Ага, Игаша. Из – за ключей. В тот день я пришел из школы и, пошарив по карманам, понял, что ключи мои – за крашеной дверью, перед которой я стоял, как дурак. Так же, по – дурацки, я однажды застрял у почтовых ящиков. Я всегда проверял, есть ли газеты в ящике, просунув палец в одну из шести дырок в дверце. А в тот раз я засунул не тот палец и не смог его вытащить.

– Не тот палец, – Сашка горько улыбнулся метафоре.

– Да, все наши проблемы часто начинаются из – за того, что мы суем не туда не тот палец. – Михон говорил увернно, словно стоя на сцене. Его режиссер мог бы им гордиться. – И мне пришлось простоять в таком положении, с пальцем в ящике какое – то время, пока, наконец, до меня не дошло, что помощи мне ждать неоткуда. Ценой весьма болезненных ощущений и содранной кожи, я освободился. И тогда я себя почувствовал победителем. Я смог. Я сделал это!

– А ключи? – тихонько напомнила Маринка.

– Ключи? – Михон потерял былую уверенность. Но отступать было некуда. Стеклянные колбочки песочных часов напоминали знак бесконечности, вставший на дыбы. – Ключи я в тот день оставил дома. Родители были на работе. Брат учился на три урока больше, чем я. И меня ждала не очень приятная перспектива ожидания на лестничной клетке в течение полутора часов. И тут снизу хлопнула дверь в подъезде, и скоро к нам на пятый этаж поднялся наш сосед. Его звали Петя, но моя мама называла его Петруччо.

– Петруччо! – фыркнул Игаша. За ним засмеялись Маринка и Сашка. Криво улыбнулась бледная Анна Евгеньевна.

– Да, так, – Михон тоже хмыкнул. – Он увидел мое: м – м, затруднение, и радушно предложил переждать у него дома. Я согласился, предварительно написав записку брату и вложив ее в замочную скважину. Дома у соседа было очень интересно. Огромные напольные часы, большие аквариумы с сотнями маленьких рыбок, ковры и цветной телевизор:

– И все же? – Анна Евгеньевна с деланным интересом рассматривала свои ногти.

Михон помолчал, а потом продолжил:

– Он оказался педофилом, это наш дорогой сосед. Нет, все было культурно и пристойно. Никакого насилия. Для начала он предложил мне чаю. А потом подсуну пару журналов. Венгерских, как он сказал. Журналы были битком набиты фотографиями обнаженных мальчиков и девочек, с комментариями на непонятном языке.

– Английском? – Маринка опустила ноги со стола, и Михон увидел красивую девичью грудь и волнующую темноту внизу живота. Он торопливо отвел взгляд.

– Нет, вряд ли. Я вообще не помню, но сосед мне сказал, что журналы венгерские. "Мадьяр", как он выразился. Они были красивые, с цветными фотографиями, страницами, приятными на ощупь. А до этого я никогда не видел голых девочек. Да и мальчиков тоже.

– А увидеть хотелось: – подсказал Игаша.

– Конечно хотелось! А тебе что, не хотелось бы?

– Ладно, ладно, ты не отвлекайся! – Игаша довольно лыбился. – Сосед, значит, педофил:

– А ты не перебивай! – Михон нахмурил брови, собираясь с мыслями. – Там, в одном журнале, была страница, где были: в общем, как это: Ну, там голые мальчики стояли в ряд, и Петруччо сказал, что они меряются, у кого: это: больше. И он предложил измерить мой: аппарат: и если он окажется хорошего размера, то можно будет участвовать в конкурсе, послав туда, в журнал фотографию... А я всегда думал, что мой:

– Член, – внятно произнес Сашка, и это слово просто обожгло Анну Евгеньевну.

– Ну вы: Вообще уже! – учительница в шоке сжимала и разжимала пальцы рук.

– Да ладно, – вяло отмахнулась Маринка. – Член так член. Он же не сказал х:

– Марина! – возмущенно воскликнула женщина. – Я вообще не понимаю, что здесь происходит! Почему мы должны выслушивать: и рассказывать:

– Потому! – резко оборвал ее Игаша. Его глаза вновь стали жесткими. – Я уже вам сказал, что нас никто отсюда не выпустит! Пока мы не опустошим часы своими рассказами: И вы все это знаете!

– Да уж, – передернул плечами Михон. Он вспомнил, как с трудом нашел выход из школы, как потом деревья гонялись за ним по школьному двору, как он еле – еле нашел то известное окно и этих: собеседников. – Кстати, Игаша, а что случилось с Толяном? Куда он делся?

Игаша застыл, и на его лице замелькали тени ответов.

– Он ушел, – невыразительно произнес подросток, глядя в пол. – Он отдал мне эти часы, сказал, что надо сказать и ушел.

– А как:

– Значит, ты говоришь, что Петруччо предложил тебе член измерить? – Игаша в упор глянул на Михона. – И что же было дальше?

– Ладно. Одним словом, я гордился своим членом.

Он помолчал, как бы ожидая возражений, но их не последовало. Анна Евгеньевна шумно дышала и теребила в руках носовой платок. Маринка вновь перебирала струны на гитаре. Сашка тщетно пытался застегнуть порванную рубашку. А Игаша опять сально улыбался. И все они смотрели на Михона.

– Вот, – продолжил Михон. – Петруччо предложил измерить мой член линейкой. Сказал, что у него есть и деревянная, и металлическая, и пластмассовая: Но я очень стеснялся, и все что я смог, это попросить журнальчик на денек. Петруччо, конечно же, не разрешил. Он умел уговаривать: Для начала мы измерили его член: Он был, естественно, больше моего, но тогда я просто обалдел. Взрослый мужик показывал мне свой:

– Свинья, – проворчала Анна Евгеньевна. Она уже спрятала платок и спокойно выдержала метнувшего на нее взгляд Игашу.

– Может быть... Потом мы стали мерять мой... Петруччо сказал, что мой член вполне достоин того, чтобы участвовать в конкурсе. Он вытащил фотоаппарат и сфотографировал меня... ну, без трусов... Потом он спросил, умею ли я хранить взрослые тайны. Конечно же, я был сама могила... Он показал мне фотографии мальчиков, которые тоже, по его словам, претендовали на участие в конкурсе. И там я увидел знакомого пацана. Мы с ним отдыхали в загородном пионерском лагере. Почему – то это меня успокоило, и я поверил в честность намерений Петруччо. Перебирая фотки, я наткнулся на такую, где один мальчик держит во рту:

– Какой ужас! – воскликнула Анна Евгеньевна. Она вскочила с места и бросилась к двери каморки. Она рвала ручку на себя и наваливалась всем телом на крашеные доски. Но хлипкая на вид дверь совершенно не поддавалась яростному натиску. Учительница биологии, стеная, сползла на пол и уткнулась головой в косяк.

Михон подождал, пока этот демарш окончится, и уже спокойнее продолжил:

– Это был член Петруччо. Он сказал, что это, своего рода, тест, через который должен пройти каждый из претендентов.

– И ты прошел? – со скрытым возбуждением пробурчал Сашка.

– А как же! Это я потом понял, что тогда сделал. Но в тот день мне это: меня это: заинтересовало, что ли. Так заинтересовало, что я был ужасно недоволен, когда в дверь позвонил мой брат, вернувшийся из школы. Петруччо, конечно же, взял с меня слово о неразглашении. И до сих пор я хранил это слово.

– И тебе не стыдно? – Анна Евгеньевна повернула к Михону свое уставшее лицо сорокалетней женщины.

– Мне стыдно, что я нарушил слово, – отчеканил Михон и вновь отвернулся к окну.

– Меньше половины! – воскликнул Игаша. – В часах совсем чуть – чуть песку осталась!