На четвертый день Дашка совершенно свободно разгуливала по пляжу, подходила к людям – даже с некоторым озорством, с вызовом, – принимала для меня позы... в общем – кайфовала по полной. Я видел, что собственная нагота и красота кружат ей голову и переполняют ее, как она любит говорить, "до самых ушей". В глазах у неё сверкали озорные чертики, она вся пропиталась морем, солнцем и чувствовала себя свободно, будто всю жизнь прожила голой. Я даже уговорил её подплыть к берегу прямо среди людей, предлагая ей просто постоять на дне и отдохнуть, но она ошарашила меня – вышла совершенно голой в самую гущу людей и уселась на берегу! Сидит, поглядывает на меня, щечки пунцовые, а глазенки так и сверкают. Ножки, правда, плотно сжаты, но зато красиво изогнуты, как хвост у русалки. На неё косятся, кто – то ее фоткает, но никто ничего не говорит.

Потом она просто убила меня тем, что вышла голая за пределы пляжа, на дорогу, и предложила прогуляться. Вещи наши остались на пляже. Вот это да! Прогулка с голой Дашуней по дороге, где нет никакой возможности ее одеть! Я понял, что она "втянулась", и красоваться голой у всех на виду ей нравится ничуть не меньше, чем мне – смотреть на нее. Вечерами, когда мы приходили в номер, она всякий раз была возбуждена, киска была мокрой, и не нужно было дополнительно возбуждать ее – не говоря уж обо мне.

Были уже сумерки, но все равно было видно, что моя Дашка голая. Мы шли под ручку, как обычная пара, нам встречались люди, некоторые косились на нас, некоторые отворачивались, некоторые улыбались, а Дашка, казалось, совершенно не смущалась. Я обнял её за голое бедро, мы вышли с дороги в поле, прошлись по колючей травке... Был закат, было совершенно обалденно, Дашка голая, с волнистыми кудрями была чудо как красива на фоне заката. Она выгибалась, дразнила меня, принимала позы – а я жалел, что не взял фотокамеру. Я был готов овладеть ею прямо в поле, но все же не решился, было еще слишком светло. Но грудь я ей нацеловал, и мокрую киску трогал, и мы оба страшно возбудились. Мы долго ходили в тот вечер, до самой темноты, сдерживая и продлевая наше желание, и Дашка танцевала в темноте, а потом оказалось, что на берегу никого нет, темнота и безлюдье, только луна светит... Я сбросил плавки, и мы взялись друг за друга всерьез.

Потом мы купались оба голые – оказалось, невероятный кайф купаться в прохладном море после секса, а еще потом долго не могли найти нашу одежду, и я уже хотел было объявить, что она потерялась, и повести Дашку голой в номер, но в этот самый миг Дашуня таки нашла ее. Я видел, с какой неохотой она натягивала юбку, как ей хотелось быть голой, и предложил ей идти топлесс. Она брыкалась, конечно, для виду, но я не дал ей одеть топ, и мы пошли в номер. По дороге нам встречался народ, Дашку освещали фонарями, засматривались на нее – Дася была невероятно обворожительна в голубой коротой юбке, с обнаженнной грудью и растрепанными мокрыми кудрями, сверкавшими в лучах фонарей. Группа ребят вдруг попросилась с нами сфоткаться, и Дашка блестела глазами в темноте, гримасничала и принимала позы. Я просто не узнавал ее. Перед турбазой я, конечно, одел Дашутку в топ...

На пятый день Дашка голенькая выходила на дорогу, общалась, перезнакомилась в голом виде с дюжиной отдыхающих, гордо и вызывающе поглядывала вокруг. Она уже не стеснялась ничего и никого, и только впитывала своим голым телом восхищенные взгляды. Мы присоединились к одной веселой компании, играли все вместе в мяч, девки восхищались Дашкой, какая она смелая, и две из них даже сняли купальники. Дашкина грудь, конечно, была самой красивой... Дашка очень скоро стала душой компании, ну а я просто таял, конечно. Потом она ошарашила меня тем, что отправилась голая к киоску за водичкой. Киоск был далеко, на дороге за пляжем, и только мы заговорили о том, что, мол, надо бы водички докупить, она взяла деньги и говорит "ну, я пошла", и удаляется голая с зажатыми в руке деньгами к дороге. Я кричу: "э, стой! Ты что!", а она оборачивается на ходу, ухмыляеется насмешливо – и не останавливается.

Ну, я ее не пустил, конечно, там полно людей, здесь пляж все – таки, а там был бы скандал, наверно. Пошел сам за водой, возвращаюсь через пляж, а там, наверно, треть всех девок с голой грудью расположились. Ну, дала моя Дашка пример всему пляжу! Без трусов, правда, не было никого, кто – то только приспустил трусы пониже, чтобы попа загорала.

Подхожу к нашему пятачку, смотрю, а Дашки нет. Туда – сюда сунулся, смотрю – нет нигде. Ну я перенервничал, ужас просто, метался туда – сюда, знакомых ребят не вижу, а у незнакомых стесняюсь спрашивать – "вы не видели мою жену, ну, которая голая?" Пробежался по пляжу, глянул на дорогу, в поле – нет! А одежда лежит – значит, голая где – то бродит. Не пошла же она в номер, в самом деле! Думаю уже Бог знает что, воображаю, как мою Дашу насилуют какие – то уроды, клянусь больше никогда не оставлять ее ни на миг...

Когда наконец вижу – идет по дороге со знакомыми ребятами, совершенно голая, разумеется, и ноги почему – то заляпаны грязью. С души как камень свалился, я так и присел на дорогу, и вид голой Дашки, идущей по дороге как ни в чем не бывало среди людей, меня потряс просто, как током долбануло.

Когда приблизились, я, конечно, делаю вид, будто в ярости, а на самом деле готов расцеловать ей все тело за то, что она жива и невредима. Тут она подходит ко мне, обвивает шею ручками, выгибается – прижимается всей фигуркой, трется грудями, лицо невинно – влюбленное, а глазенки так и сверкают, и в каждом – по чертику. Сидят, ножки свешивают. Из меня, конечно, весь воспитательный стих вытек, как масло из котлеты, стою, мычу что – то строгое – неубедительное, а она щебечет – рассказывает, что рядом, оказывается, есть грязевой вулкан, и там жидкая грязь, очень полезная, в ней люди купаются. Окунаются туда, а она густая, как паста, и держит всех на плаву, никого не засасывает и никто не тонет. Чего ж ты не окунулась, спрашиваю ее, хоть и понимаю: там же все в купальниках небось, одна Дашка голая – а она говорит: не хотела без тебя, только вместе, преданно смотрит мне в глаза и опять прижимается всем голым телом. Тут я потек, что называется, окончательно. Вот так всегда... Спрашиваю, много там людей? Не очень, но есть люди, говорит она, а я думаю: Боже мой, это ведь она ходила совсем голая туда, ну и ну...

Меня возбудило все это невероятно, член натянул плавки, я и не знал, куда деваться. Остаток дня прошел в играх: Дашка разыгралась, расшалилась, громко визжала, разгорелась вся, раскраснелась, глазенки сверкали... Ее только и слышно было и видно на пляже: знай сверкали мокрые голенькие ягодицы, да слышался ее звонкий смех и крики. Мы все здорово разыгрались тогда: бегали, брызгались, топили друг друга, швыряли в воду. Там была компашка Дашиного возраста, студенты, чуть постарше ее, ну и я тоже втянулся. Пацаны, как обычно в игре, потеряли дистанцию и шлепали Дашку по чему попало, хватали за руки – ноги, и я вместе с ними, но все – таки при мне они старались держаться в рамках. Голая Дашка их возбуждала страшно, они обсмотрели ее тело во всех возможных ракурсах, и все старались взять ее за ноги, чтоб ненароком раздвинуть их и посмотреть ТУДА. У всех члены колами стояли, хоть никто этого как бы и не замечал. К вечеру почти все девочки остались без купальников, кроме одной, но плавки не снял никто. У меня к концу дня было чувство, будто вся мировая энергия пульсирует у меня в паху, хоть я среди дня и пристраивался для разрядочки за скалой. В номере мы с Дашкой, как только заходили, бросались друг на друга без слов...

На шестой день мы решили рано утречком пойти к грязевому вулкану, пока там еще никого нет, чтобы нарезвиться в грязи наедине. Я не знал, пойдет ли Дашка туда голая, и стеснялся спросить. Дашка не взяла ни трусов, ни даже обуви, пошла босиком, и я с ней за компанию – ноги все равно почти что привыкли к колючей крымской травке. А одела Дашуня один только сарафан на голое тело, и кроме него, на ней не было ровным счетом ничего, даже сандалий.

Как только мы вышли из парка на дорогу, Дашунька подпрыгнула, как козленок, стянула с себя сарафан и стала голышом танцевать, вертеть сарафаном над головой, и все это – на глазах у нескольких человек. Это так радостно – непосредственно у нее вышло, она так спешила подставить тело солнцу и ветру – я просто обалдел.

Мы вначале окунулись, покушали, а потом оставили ее сарафан и мои шорты под камнем, и отправились к вулкану. Было утро, часов 8 или 9. Вулкан был такой "черной дырой" в поле, в траве – участок густой, как варенье, чернющей грязи, метров 8 в поперечнике. Выглядела она устрашающе, но очень заманчиво. Нигде не было ни души, только птицы пели, и море шумело рядом. Мы зачавкали ногами в грязи вокруг вулкана, ноги сразу стали черными, на них было жутко смотреть. Мы немного оробели оба, голая Дашка сказала, что где – то в другом месте было бы и подумать противно, чтоб так вывозиться. И все – таки в блестящей черной грязи было что – то необъяснимо привлекательное, хотелось плюхаться и возиться в ней, как поросята. Я окунул палец в грязь и принялся рисовать на Дашке, потом осмелел, зачерпнул грязь ладонью, сделал Дашке гусарские эполеты, Дашка тоже стала чертить на мне всякую всячину. Я нарисовал ей улыбающуюся рожу на животе, потом усы на мордочке, испачкал ей носик... зачерпнул обеими руками грязи, и со словами "лучший в мире шампунь" стал густо вымазывать в ней светленькие Дашкины кудряшки. Дашунька полушатенка, полублондинка, полурыжая, такого сверкающего золотистого оттенка, наверно, больше нет в природе, она никогда не красилась... а грязь была густо черная, как сажа или гуталин, и был такой особый кайф пачкать эти милые кудряшки вязким черным месивом, густо вмазывать его по всей Дашкиной голове, не оставляя ни пряди, и скоро Дашкина кудрявая головка превратилась в блестящий мотоциклетный шлем, черный – черный, по самую переносицу, и только глаза сверкали...