– Хочу... – выдохнул я, уже плохо понимая, что говорю.

Она иронически покачала головой, глядя на меня с улыбкой. На сей раз это была полуторжествующая, полусмущённая и полупрезрительная улыбка победительницы.

– А кто – то говорил про "принципы".

Она вновь облизнула губы.

– Или, может, просто дело в том, что в глубине себя ты не считаешь это изменой? Просто игрой пальчиками?. .

Я попытался промычать в ответ что – то утвердительное, спасая остатки самолюбия.

Художница расслабленно откинулась назад на спинку ещё ранее придвинутого ко мне вплотную кресла. Пальчики её при этом вынужденно почти утратили контакт с моей плотью. Полуприкрыв глаза, она приподняла свободную руку и на ощупь нашарила верхнюю пуговицу джинсовой куртчонки.

Затем следующую.

Под джинсовой тканью на ней не было совершенно ничего. Лишь нагой торс и невеликая грудь, контуры которой тем не менее даже сквозь полураздвинутые полы куртки производили манящее впечатление.

Впрочем, на меня сейчас произвести впечатление было легко.

Проскользнув той же рукой под полы куртки, всё так же с полуприкрытыми глазами, Дайна по – паучьи пробежала пальчиками уже по собственной коже. Тяжело задышала и приоткрыла губы. Медленно облизнулась.

Посмотрела на меня.

– Тебе нравятся мои губы, правда? – Она задержала кончик языка у верхней из них. – Губы и язык.

Она наклонилась вперёд, не сводя с меня взгляда – вроде бы уже привычно горящего, но всё так же этим горением гипнотизирующего.

– Ты хочешь, чтобы я сделала это ими.

Она провела языком по губам. Одновременно правая ладонь её, продолжающая чуть – чуть касаться кожи под моим бельём, на миг растопырила и сжала пальчики.

– Хочешь?. .

Растопыривание и сжатие пальчиков вновь повторилось.

– Это уже не игра, как ты понимаешь, – шепнула она. – Это натуральная измена, ты согласен? Ты – этого – хочешь?

Блеск её глаз, казалось, стал в два раза маниакальней, а пальчики сгибались и разгибались всё быстрее.

– Ты... – я замялся, не зная, как сформулировать вопрос.

– Не обещаю, – шепнула она. – Рискни. Если хочешь.

Она озорно моргнула; пальчики её термостатом задрожали вокруг моего поршня.

В мозгу моём молнией пронеслось воспоминание о том, как она тогда сказала... "Продолжу, если не передумаешь. Обещаю". А сейчас она как раз предлагает мне передумать, отказаться от синицы ради журавля – причём журавля вовсе не обещанного.

Но шанс на журавля...

Губки Дайны...

Ещё недавно я не мог и вообразить себе, что тёплые пальцы этого астрального существа окажутся у меня в джинсах. Если же представить, как эта посланница трансценденции будет стоять на коленках, скользить язычком...

– Сделай это.

Я прикрыл глаза.

– Как?. . – Голос Дайны был нежным – нежным и тихим – тихим. – Ты хочешь, чтобы я... отодвинула пальчики... наклонилась и облизнула головку? Встала на колени, погрузила его в рот целиком... пощекотала языком основание и середину... провела кончиком языка от основания к головке... пока ты не получишь максимальное удовольствие... да?

– Да... – простонал я.

– Скажи это, – шепнула она.

Надеясь, что у дверей гостиной никто не стоит, я кое – как по памяти повторил всё сказанное ею – начиная с "Я хочу, чтобы ты". Повторил и застыл в судороге ожидания.

Пальчики её соскользнули с моего кукурузного початка. Покрывшись дрожью предвкушения – и открыв недоумённо спустя несколько секунд глаза – я увидел покачивающую головой Дайну, застёгивающую последнюю пуговицу своей джинсовой куртки. Перехватив мой взгляд, она пояснила...

– Как ты и просил, пальцы отодвинуты. Что до прочего – в этот раз я и не обещала, что выполню всё.

Наслаждаясь оторопью понимания на моём лице, а также, возможно, моим общим видом – по – прежнему расстёгнутые брюки и чудом не лопающееся изнутри бельё – она звонко рассмеялась.

– Четыре минуты.

Я не понял.

– Четыре минуты, – повторила она. Вид её вновь стал серьёзным и даже слегка грустным. – Всего четыре минуты понадобилось, чтобы от слов "Сближение с девушкой друга противоречит моим принципам" перейти к словам "Я хочу, чтобы ты взяла его в рот целиком".

Она печально усмехнулась. Кровь бросилась мне в лицо.

Теперь, когда я по прошествии многих лет вспоминаю тот эпизод, сдаётся мне, что её серьёзность и её грусть были напускными, расчитанными на неискушённого зрителя, а вот усмешка и наслаждение – как раз настоящими. Просто ей вздумалось оставить объект своих развлечений в таком состоянии, чтобы тот чувствовал себя виноватым и не возжелал болтать.

Или нет?

Кто её знает.

Но тогда мне и впрямь стало очень стыдно. К слову, по возвращении домой я действительно удалил своего бывшего френда из соответствующих списков.

Стыд усугублялся тем, что...

... даже теперь я ощутимо её желал, не мог отвести взгляд от её розовых губ, а бельё моё продолжало разрываться изнутри.

– Что – то не так? – осведомилась Дайна, грустно вздёрнув бровь. Возможно, этим всё же ироничным по изначальному смыслу жестом выпуская наружу часть душившего её смеха.

Я застыл, полностью уничтоженный морально. Раздавленный, подобно угодившей под кинутый орлом камень черепахе.

– Ты победила. Я... я тут больше не появлюсь. Но...

– Что? – поинтересовалась Дайна.

Теряясь от собственной наглости, я выговорил...

– Может быть, ты проявишь... милосердие победительницы? – едва сказав это, я ощутил себя идиотом. Кем бы я ни был, кровь моя явно приливала в этот момент отнюдь не к мозгу.

Дайна с ленивым любопытством взглянула на меня. Продолжая понемногу ощущать свой идиотизм, я всё же добавил...

– Просто своей рукой, как в... Это ж и впрямь не измена... и...

Чувствуя, как у меня горят уши, я замолк.

Дайна вновь протянула руку к сигарете и затянулась.

– Ничем не могу помочь. Впрочем, – она кинула на меня ничего не выражающий взгляд, – ты мог бы помочь себе сам.

Мне показалось, или в глубине её глаз при этом всё же что – то едва заметно блеснуло?

Я медленно опустил руку вниз, не отводя от Дайны взгляда. Никогда в жизни мне ещё не доводилось делать этого при девчонке – в оффлайне ясно почему, Интернет же тогда был столь слаборазвит, что об обычных сейчас видеосеансах не приходилось и мечтать. Впрочем, ни одна девчонка меня ещё не доводила до подобного состояния.

Если к Дайне было применимо это слово.

– Я не против. – Дайна чуть улыбнулась – одними уголками губ – ликвидируя остатки моих колебаний. Она расположилась в кресле напротив, подперев подбородок ладонью и приняв удобную для наблюдения позу. – Действуй.

Что мне оставалось?

Я бы просто лопнул, не выдержал внутреннего давления, если бы попытался сдержать себя. Меж тем в комнату в любой момент могли вернуться остальные гости, а мне нужно было успеть что – то сделать с собой до того – и передо мной сидела дьявольски соблазнительная представительница запредельной реальности, только что разрешившая мне довести себя до пика прямо при ней и открыто рассматривая её.

Чувствуя себя чем – то средним между первобытным пресмыкающимся и простейшей протоплазмой, почти желая исчезнуть, провалиться сквозь землю под взглядом той, кто только что вывела меня на чистую воду со всеми моими "принципами", – но в то же время не будучи в силах отвести собственный взгляд от её широко распахнутых карих глаз, от вновь чуть приоткрытых губок, от задумчиво теребящих верхнюю пуговицу джинсовой куртки пальчиков, – я приступил к процессу.

Когда за дверью послышались весёлые оживлённые голоса и где – то с десяток гостей, бурно обсуждающих хронопровалы Бермудского треугольника, ввалились в гостиную, Дайна как ни в чём не бывало сидела в кресле – заложив ногу за ногу – и курила с полуприкрытыми глазами. Я же держал в руках один из ранее валявшихся тут журналов – кажется, "Технику молодёжи" за восемьдесят второй год, – и пытался делать вид, что читаю, при этом правой ступнёй стараясь прикрыть заметно отсыревший участок ковра на полу, с которого парой минут назад была стёрта самая крупная и жирная лужица.

Дальнейшее, в общем – то, пересказывать не особо занятно. Каким образом я тогда, учитывая мою тогдашнюю наивность и вытекающее из оной чувство вины за всё происходящее, не умер от стыда – тайна веков.

Как вы уже поняли по некоторым строкам, я так никогда толком и не узнал, зачем ей это всё было нужно. Чистое развлечение? Попытка спровоцировать на изнасилование? Или и вправду психологический эксперимент – кто знает этих шизофренирующих творческих персон? В голове моей даже был обкатан сценарий, где она потом подходит к Веллариусу с магнитофонной записью всего произошедшего и говорит... "Послушай, какие у тебя друзья".

Чего ради развлеклась со мной Дайна – загадка.