Боль усиливалась, в косметичке, как назло, не обнаружилось ни одной подходящей таблетки. Сплошной кофеин с валидолом и омезом – набор холерика – гипотоника с испорченным институтской столовкой желудком. Болело сильно. Первая мысль – аппендицит – не давала покоя. Съездила, блин, сменила обстановочку. "Скорую" решилась вызвать только через полтора часа, когда вернулась коллега и, увидев меня, настояла. Ждали 40 минут, дождались девочку – фельдшера, совсем юную, маленькую и испуганную не меньше меня. Она так долго и тщательно списывала данные с моего полиса, что я уже на всякую помощь потеряла надежду. Задав пару формальных вопросов, девочка безапелляционно предложила поехать в больницу: "У нас врачебных бригад мало, Вас хоть врач в приемном посмотрит. Что от укола толку, если не знаем, от чего колем?". И развела руками. Резонно. Поехали.

В приемном нам были совсем не рады. Ни мне, ни моей подмосковной прописке, ни моему полису. Вышел пожилой и грузный хирург, осмотрел живот, велел медсестре взять кровь, но, не дожидаясь результата, аппендицит поспешил исключить и посоветовал "поднимать барышню в гинекологию". Недовольная тетка в приемном сжала губы, всем видом выражая крайнее несогласие, но вызвала медсестру. В отделении было довольно тихо, медсестра сказала, что сейчас все в основном на дневном стационаре, процедуры до обеда и по домам. Лежат только после операций. Меня определила в палату к "дневным", видимо, надеясь, что долго я не задержусь. Сделала укол но – шпы, который никто не назначал: "Вы пока полежите, доктор уже ушла, а дежурит сегодня зав. отделением, к пяти подойдет". Время было – половина четвертого. Волшебно.

Я уснула, свернувшись калачиком прямо на покрывале. Мне снился наш двор, старая железная беседка, открытые стенки которой мы завешивали старыми платками, накинутыми на привязанные за тонкие беседочные столбики бельевые веревки. Это был наш мир, с горами кукольной одежды, сшитой из всего, что можно было выпросить дома, с обрезками старых шуб, служивших роскошными коврами и не менее роскошными диванами, с комодами, склеенными из спичечных коробков. И, главное, с самыми – самыми счастливыми историями любви на свете.

Разбудила медсестра: "Пойдемте, доктор Вас посмотрит". И попутно: "Кровь Ваша пришла, там все хорошо, Вы не переживайте". Я уже не переживала, т. к. живот почти не болел. Доктор сидел у окна, нога на ногу, зеленый хирургический костюм и накинутый на плечи халат, почему – то отчетливо бросился в глаза лейбл известного спортивного бренда (сама его люблю!) на кроссовке. Покачивал ногой.

Я узнала его раньше, чем подняла глаза, меня прошило тысячью холодных иголок, до того, как он поднял глаза на меня, до того, как в них возникло и тревожно замерло удивление. Господи, сколько же лет прошло? Десять: нет, больше, почти пятнадцать. В июле пятнадцать – тоном отличницы, которую никто не любит, подсказала память. Лежи спокойно, я живот только посмотрю, не бойся...  Только не зажимайся и глубоко старайся животиком дышать. : Ложись, мой хороший, и шортики приспусти.  : Ничего, ничего, все хорошо будет, немножко потерпи. : Солнышко, ну ты что? Все хорошо будет, маленькая моя, не плач только. Слышишь меня? Давай, успокаивайся. : Нужно полностью расслабиться, и животик тоже расслабить. Давай – ка, распусти животик. :  Дыши спокойно, это не трагедия, это всего лишь пальчик...

– Вячеслав Романович, вот результаты и карта из приемного, – из ступора вывел голос медсестры. Он протянул руку, мельком глянул. Огромные серые, бархатные глаза взметнулись на меня:

– Алена???

– Да, вот на конференцию к Вам приехала: – Господи, меня Аленой, кроме бабушки (Царствие Небесное) и Верки и не называл никто. Больше как – то по имени – отчеству. Еленой Владимировной. Даже тренер по фитнесу. Марк называл дурацким именем Леля: Наверное, это ненормально, когда 28 – летнюю женщину называют только по имени – отчеству:

– Что случилось? Заболела?

– Да нет, – растеряно, – Так, видно, ерунда: Немного прихватило, но меня уже девочки полечили – кивок в сторону двери, за которой скрылась медсестра. Он нахмурился, правда, только на миг. – Девочки не лечат, девочки только выполняют назначения. – Ну как же – субординация. Лечит и режет здесь только Гуру, и он перед Вами во всей красе, так надо было это понимать.

– Присаживайся, рассказывай.

– Что рассказывать?

– Ну: хотелось бы конечно услышать, как живешь в целом, но в первую очередь меня сейчас твое состояние интересует.

– Да ничего особенного. Заболело утром, днем стало сильнее, полежала в номере, не прошло, "Скорую" вызвали, привезли сюда. Врач меня в приемном смотрел! – Почему – то дополнила торопливо, с нажимом, как будто хотела его от себя подальше отодвинуть.

– Да, я вижу, – он шелестел листками, – дежурный хирург. – Месячные последние когда были? – тон деловой, приступили к допросу значит.

– Дней n, – неуверенно, – нет, вру, 14, – я их и отслеживать перестала, смысла нет.

– Болезненные?

– Нормальные, обычные. – Блин, а какие они еще бывают?

– Гормональные контрацептивы принимаешь?

– Нет, – нафига они мне сдались, если предохраняться не от чего.

– Как предохраняешься?

– Никак, – пожала плечами.

– Беременность планируешь? – с интересом.

– Нет, совсем не планирую, – ответила без всякого – уже – интереса.

– Роды были?

– Нет.

– Аборты? Выкидыши?

– Не было ничего.

– Последний половой акт когда был? – глаза не поднимает, чтобы не смущать, черкает в карте: А – 0, В – 0, Р – 0.

– Давно. – Четыре года назад, черт возьми, если это можно было так назвать.

– Как давно? – смотрит в упор. Господи, какие глазищи! Ресницы черные. Бабушка говорила, что у мужа ее сестры – Славиного отца – татарская кровь.

– Не помню. Неважно. – Сказала тихо. Покраснела. Ненавижу ходить к гинекологам, да и не хожу. И поэтому тоже. Квинтэссенция унижения.

– Хронические заболевания гинекологические есть? На учете стоишь? Когда последний раз проверялась?

– Нет. Нет у меня ничего! – Слишком поспешно и агрессивно.

– У врача когда была? – настороженно.

– Не помню.

– Полгода прошло? Год?

– Нет.

– Ален, что нет? Что я из тебя клещами по слову тяну? – в голосе легкое раздражение.

– Слав, отпусти меня, пожалуйста, я домой поеду: – вырвалось помимо логики и здравого смысла, откуда – то из души, по – детски ранимой, никем не защищенной, кроме многолетней стальной брони.

Он оторопел.

– Куда???

– В смысле – в гостиницу, а завтра домой. А там сразу к доктору:

– А я здесь и сейчас тебя чем не устраиваю?

– Ну: – в животе все сжалось в комок и прилипло к позвоночнику. Вздохнула, глубоко, да и черт с тобой! – Хорошо, раз ты так хочешь знать, я в последний раз был у гинекологаn лет назад, когда он меня дома, на моем собственномдиване, осматривал ректально. – Последнее слово выделила. Запомнила, несмотря на неопытность иn лет. А девочек мы смотрим ректально. : Через попку. А для этого нужно попку подготовить. Ты не бойся, там водички немного совсем, водичка теплая.

– Что??? – наверняка эти стены слышали многое, и хозяина кабинета было сложно чем – либо удивить, но мне удалось. – Что за бред? Ты же педагог, у Вас диспансеризация ежегодно.

– Кушать все хотят, – глубокомысленно. Да, черт побери, платила за справки, лишь бы не лазить на это дурацкое кресло, не отвечать на унизительные вопросы и не корчится от боли во время осмотра.

– Ты понимаешь, надеюсь, что это, по меньшей мере, неумно? – нашелся моралист.

– Не знаю – не знаю. – Хотелось выбежать и разреветься. Но сидела и делала безразличное лицо.

На глазах выступили слезы, глаза я прикрыла и постаралась ниже опустить голову, уши просто пылали. В этот момент почувствовала его руку на своих волосах. Он меня гладил, приговаривая: "Ничего, ничего, все хорошо будет, немножко потерпи". И от этих его слов и прикосновений в животе какое – то новое ощущение появилось, приятное.  

Слезы предательски подходили все ближе.

Он отложил ручку, смотрел в глаза, долго и внимательно. Видимо, хотел что – то сказать, потом резко передумал. Подошел, приобнял, толи по – дружески, толи по – отечески.

– Ален, я тебя сейчас посмотрю и все решим. Если порядок, держать не буду. Хорошо?

Я кивнула. Он меня тихонько подвел к ширме: – Проходи на кресло.

Отошел к раковине, моет руки. Я оцепенела. Смотрю на него и думаю: интересно, а кубики на прессе остались или время взяло свое? Под этим костюмом ничего не разобрать. Сколько лет хожу в зал, ни разу не видела мужского тела, совершеннее, чем у него тогда. Он ходил по дому в светло – голубых джинсах или шортах и футболке и походка была, как у тигра, столько силы, уверенности, упругости: А когда выходил из душа без футболки: Красивый все – таки у тебя дядька, фигура такая, видно, что качается, прям Аполлон: