Я прошла метра четыре от калитки до ступенек, каждый шаг нащупывая перед собой, как будто по минному полю шла. Ступеньки были ровные, отделанные плиткой под кирпич. Какое же было блаженство на них наступить после этого колючего бетона!

– Больненько, – пожаловалась я.

– Эх ты, – усмехнулась Маринка. – Привыкнешь ещё, сестрёнка. Заходи давай.

Она открыла дверь. Я оглянулась и увидела две пары босых грязных следов – мои и Маринкины. У самой калитки они были заметные, а на ступеньках уже почти не угадывались даже. Но ноги у нас всё равно были все в грязи, буквально чёрные.

Маринка швырнула свои сланцы в кучу обуви, которая валялась в прихожей, взяла у меня туфли и поставила рядом на пол. А потом показала ванную – дверь налево, простая, деревянная. Другая дверь была потолще, посолиднее, и вела, как я потом узнала, в сам дом.

Пол был тёплый, вроде какой – то плитки тоже. Мы прошли по нему, зашли в ванную. Маринка сразу взяла душ, включила воду, встала в ванну и стала поливать себе ноги. Я смотрела, как завороженная, на то, как вода окатывает её кожу и стекает по слегка поцарапанному белому дну ванны, смывает грязь. Несколько секунд – и вот уже у Маринки были совершенно чистые ноги, всё такие же полненькие и от колена вниз подзагоревшие.

– Какой у тебя загар интересный, – сказала я. Маринка в это время выключила воду, вышла из ванны на пол, взяла со стиральной машины разноцветное махровое полотенце и стала вытирать ноги. Я заметила, что на ступнях у неё нет никаких белых следов – нога целиком загорелая, чуть – чуть золотистая. – И полосок нет никаких.

– И не будет, – хихикнула сестрёнка. – Мы же тут постоянно ходим куда – то, то на пруд, то ещё куда. А я за селом босиком всё бегаю, вот ножки и загорают.

– Сумасшедшая, – сказала я и полезла в ванну, одной рукой подняв подол платья выше колен, чтобы не замочить. Я наступила в ванну и сразу увидела, какие оставляю грязные следы. Включила воду, ойкнула (она оказалась ледяная!), покрутила смеситесь, чтобы было потеплее.

– Да чего такого? – рассуждала Маринка. – Я тут не одна такая. Есть, кто в кедах ходит или в берцах. А я босячка. Нас тут несколько таких девчонок. Знаешь, я кроме сланцев сейчас и не ношу ничего. Они же лёгкие: снял, и делов – то! И шлёпаешь босичком. А ле – етом, – мечтательно протянула она, – можно вообще не обуваться.

– Вообще не обуваться? – переспросила я. Для меня это было чем – то из разряда фантастики. – Так не бывает.

– Ещё как бывает! – сказала Маринка. – Вот приезжай летом, увидишь сама. У меня до самой осени вся обувь в куче валяется, а я босячу. – Она хихикнула. – В прошлом году первого сентября только стала искать, утром. И не нашла.

– И что же? – спросила я, окатывая пяточки водой.

– Да ничего, пошла в школу тоже босая. В платье, красивая, и босиком, так и припёрлась, прикинь! Меня с тех пор босячкой и прозвали. Папка ругался, но недолго. А классуха поржала и сказала, что если не обуюсь, то попросит всех мне на ботинки скинуться. – Она расхохоталась. – Так что на следующий день обулась.

– Меня бы вообще не пустили в школу. Да я и сама не пошла бы, – сказала я, представив.

Забегая вперёд, я скажу, что невинная сестрёнка Маринка была первой моей босоногой музой, из – за которой я и стала ФФ. Но тогда я не догадывалась ещё, что так будет. Я просто смыла с ножек грязь, взяла у Маринки полотенце и стала вытирать их. Махровая ткань ласкала кожу, подошвы просто горели после всего пережитого, особенно после колючего бетона.

Потом Маринка провела меня в комнату. Тёти Насти ещё не было, а её муж, дядя Витя, чем – то в тот момент похожий на усталого Юрия Шевчука, сидел за столом и читал газету. Он её отложил, поднялся из – за стола и слегка потрепал меня по голове, когда я зашла. Я поздоровалась.

– Подросла, – сказал он, посмотрел на меня. – Как дошли, девчонки? В грязи не утопли?

– Вообще нет, пап, – сказала Маринка. – Спокойно дошли.

Дядя Витя был в очках, в спортивных штанах и в клетчатой рубашке, его широченные огромные ступни были скрыты чёрными носками. Я посмотрела на ровный линолеум под древесину, и так непривычно и странно было наступать на него своими голыми ножками, чувствовать его свежее глянцевое прикосновение всей подошвой, видеть ступни целиком – и пальчики, которые почему – то пытались слегка растопыриться. Изумрудный лак был хорошим и удержался на ногтях. Но всё равно это было очень странно видеть.

Дядя Витя как будто проследил мои мысли.

– Может, тебе тапочки гостевые выдать? – спросил он.

– Никаких ей тапочек! – крикнула Маринка. Она уже летала по кухне, что – то грела на плите и звенела посудой. – Пусть хоть тут босиком походит, полезно же.

– Э, остынь – ка! – приструнил её дядя Витя. – Пусть сама решает.

Он посмотрел на меня, вопросительно мотнул головой. Я ещё раз поглядела на пол, переступила одной ножкой. Линолеум отозвался свежим глянцевым прикосновением, чуть прохладнее предыдущего.

Бедный дядя Витя! Вспоминаю и смеюсь. Он ведь простой бытовой вопрос задал, проявил заботу о гостье, а у меня в голове целая вселенная успела разрушиться и снова собраться. А он не представлял даже наверняка! И если бы я тогда согласилась на тапки – кто знает! Может, не было бы ни опыта ФФ потом, ни всего остального.

– Спасибо, я и босиком похожу, – улыбнулась я и даже не покраснела. Маринка подмигнула мне из – за спины своего могучего папки. Она потянулась к плите, чтобы выключить газ, при этом подняла и согнула в колене одну ногу – вроде и полненькая девчонка, а как у неё это изящно получилось! Тогда, помню, я впервые увидела её подошву – розовую и всю в мелких мозольках. Сразу было видно, что она часто ходит босиком. Пальчики тоже были розовые, с гладкой, местами чуть огрубевшей кожей. Я буквально мгновение смотрела на её ножку и сразу отвела взгляд, посмотрела куда – то в сторону окна кухни. Кухня была уютная, тихая, с цветами на подоконнике и с каким – то многочисленным, но очень домашним хламом по углам.

– Ну тоже правильно. У нас чисто, если что, – сказал дядя Витя.

Вот так, с 26 апреля того года, начался мой ФФ – опыт. Тогда я впервые в жизни сидела вместе с Маринкой и её родителями за столом, на высоком стуле, и касалась босыми ногами чуть – чуть прохладного линолеума. И это было очень странно для меня, ново и необычно.

Я рассказывала об учёбе, о маме – сестре тёти Насти – и чуть – чуть об отчиме, о бассейне, о планах на лето, о чём угодно. А сама всё не могла привыкнуть к ощущению. Щупала правой босой ногой пол и думала: надо же, я прошла босиком по улице, сняла туфли не дома, а прямо посреди дороги с тёплой апрельской грязью. И так шагала по грязи с туфлями в руке, и теперь тоже сижу не в домашних тапочках, а босичком.

* * *

На этом, пожалуй, самый первый эпизод стоит закончить, потому что всё, что было потом, включая наш с Маринкой вечер и ночь, уже пойдёт в отдельный рассказ. Если вам, конечно, понравится этот. Признаюсь вам, что сейчас я сижу разгорячённая, с широко расставленными босыми ножками и с очень влажной рукой. :)

За время, пока писала этот рассказ, успела дважды спуститься рукой, забраться между ножек и поласкать себя немножко, потому что меня саму возбуждает вспоминать, как я первый раз шагала босиком, хотя это и было почти три года назад.

Так что все, кто ФФ и кто не ФФ, если вам понравилось, плюсуйте. А я скоро смогу написать о том, как я из скромняши превратилась в настоящую фетишистку, как полюбила ходить босиком и как стала возбуждаться от вида босых ножек, в том числе и своих, и не только от этого. ;)

Всем до встречи!