Куда только не уводил свой эсминец капитан третьего ранга Жаков, уклоняясь от встречи с тайфуном, однако коварная «Джильда» все же настигла его.

 — Лево! Лево пять! Прямо не ходить! Правым бортом волну брать! Так держать! — отдавал он команды рулевому, пытаясь держать форштевень корабля не прямо на волну, а взбираться на нее слегка наискосок так, чтобы нос и корма эсминца сразу не оказались одновременно на гребне двух волн или центр по килю не очутился одним на вершине одной из этих свирепых громадин. Опытные мореходы знают, что в таких случаях корабль может переломиться напополам, а там...

Рулевой, уже побывавший в штормовых переделках контрактник, на сей раз не верил своим глазам, видя, как на корабль надвигается очередной пенящийся вал величиной с трехэтажный дом. Удары его были настолько сильны, что ему казалось, будто это не море бьет в борт корабля, а великан колотит гигантским молотом. Он с трудом сдерживал рулевое колесо, пытающееся все время вырваться из его рук, и с опаской поглядывал сначала на набегающую волну, а потом на невозмутимо курящего свою почерневшую от времени трубку «Батю».

 — Лево! Лево держать! — продолжал командовать тот, делая вид, что ничего особенного не происходит.

«Ну, если «Батя» курит, значит все О, Кей!» — с облегчением вздыхал рулевой, продолжая удерживать корабль правой «скулой» к волне.

 — Ну, как тут у вас? Можно посмотреть? — раздался позади них задорный голосок поднявшегося на ходовой мостик заместителя командира корабля по воспитательной работе никогда не унывающего капитан-лейтенанта Прошина.

 — Вахтенный офицер. Принять командование! — приказал командир и повернулся к заму.

 — Смотри, коль пришел... , — ответил он.

 — Послушай, командир, — зам взял его под руку и отвел на край мостика, — люди уже на пределе. Почти все укачались... На вахте в машине первая смена за вторую уже сутки парится...

 — Пусть парится, коль жизнь дорога. «Джильда» пока только краем нас задевает. Видишь волну? Она едва на восемь балов тянет. Так что «Ягодки» нас ждут впереди...

 — И что же делать?! — лицо зама побелело.

 — Иди вниз и скажи всем, что если потеряем ход, то нам амба. Главное сейчас — машина.

 — Ну, а вы — то как?

 — Разберемся. Посмотри на рулевого. Парень — орел. У такого молодца никакое море штурвал из рук не вырвет. Иди...

Зам покинул мостик, и тут же раздался голос вахтенного офицера:

 — Товарищ командир. Видимость улучшилась, и волна стала меньше. Шторм пошел на убыль, — радостно доложил тот.

«Эх! Молодо — зелено! Мы только приближаемся к «глазу» тайфуна, а он решил, что уже и шторму конец», — подумал Жаков и приказал:

 — Держать! Держать правой «скулой» на волну!..

Командир отошел и сел в кресло. Закрыл глаза впервые за последние сорок шесть часов. Он знал, что сейчас корабль в центре тайфуна, шторм почти стихнет, выйдет солнце и всех обласкает. Но это будет не долго, затем начнется все сначала, пока они не выберутся окончательно из цепких лап этой свирепой «Джильды». И тут ему почудилось, как чья-то нежная, ласковая рука сначала тихо обнимает его за шею, затем опускается все ниже и ниже, пока эти нежные настойчивые пальчики не коснулись его уснувшего в штанах «Богатыря». Да юноше Жакову, росточком всего метр с кепкой было чем гордиться. При росте метр шестьдесят пять природа, однако, наградила его «Болтом» чуть ли не с треть метра. Недаром еще в курсантские годы в далеком прекрасном Питере девчонки, как мухи на мед, льнули к бесшабашному курсанту, а сокурсники метко прозвали его «Половым гангстером». Сейчас ему снилась его первая встреча с Наташей, белокурой и голубоглазой тоненькой студенткой, которая тут же решила проверить знание им английского, спросив:

 — Вот ду ю вонт оф ми? — она приблизила свои губы к его губам, положив руку на его плечо.

 — Ай эм вонт ту ю? — ответил он и тут же полез целоваться.

Девушка отпрянула, и хотела было охладить его пыл пощечиной, но ее остановил его леденящий душу взгляд. Этим взглядом еще, будучи пацаном, он как-то остановил змею на пастбище, где он пас деревенских буренок, которая, свернувшись в кольцо, готовилась броситься на него, но почему-то вдруг раздумала и уползла прочь.

... Они тогда расстались, так и не договорившись о новой встрече, как вдруг ее синеватое платье обозначилось недалеко от дверей проходной, когда он выходил из здания на очередное увольнение в город. Теперь она попалась, и как потом оказалось, на всю оставшуюся жизнь. Александр не стал мешкать. В той далекой Вологодской деревеньке парню недосуг было долго ухаживать за приглянувшейся ему девицей, и если они друг другу нравились, то мигом оказывались на сеновале. А там все происходило быстро и просто: девица тут же стягивала с милого штаны, а он задирал ее сарафан, а так как в то время трусы никто из них не носил, то предметы любви обозреть или определить на ощупь не составляло особого труда. Вот и на сей раз. Только они оказались в ее квартире, как тут же выяснилось, что ее трудолюбивые предки в очередной раз пропадают на даче, и Александр просто шепнул ей на ухо: «Хочешь?»

«Чего?», — ответила она, делая вид, что не понимает. Но он понял, что она давно хочет, но только ломается. Курсант встал, расстегнул брюки и вывалил на стол своего «Молодца», как он это нередко делал перед деревенскими красавицами, когда ему было некогда или поджимало время.

 — Его! — ответил он и словно ружье, направил сей предмет прямо на ее лицо.

У девчонки от удивления глаза, казалось, вылезут из орбит. Сначала она хотела запустить в него тарелкой, но торчащий «Молодец», уже с интересом разглядывал ее своим единственным глазом, подернутым легкой «слезой».

 — Чего ты хочешь, курсант?! — только и нашла, что сказать, потрясенная увиденным, вовосемнадцатилетняя красотка.

 — Трахнуть тебя хочу, поняла?! — он выше приподнял член и оттянул кожицу к самому основанию. Теперь она видела его совсем «раздетым» и у нее уже не было никаких вопросов. Она подошла к нему, словно во сне, протянула руку и сжала его член своей маленькой ладошкой, только на две трети обхватив сей, до селе незнакомый ей предмет. Нет. Она перечитала массу книг о том, как люди трахаются, но живой член мужчины так близко она обозревала впервые. Курсант вздрогнул и, не мигая, внимательно смотрел в ее голубые глаза, которые уже начинала застилать пленка томного желания. Он, молча, опустил свои ладони на ее ягодицы, ухватился за ее тонкое платьице и быстро сдернул его прямо на пол. Она осторожно переступила через него, и, не выпуская из ладошки его подрагивающую плоть, приблизилась к нему вплотную. Он уже был так распален этой немой сценой, что мигом разорвал на ней трусики, отшвырнув их в сторону, приподнял ее за локотки согнутых рук и усадил на стол. Затем он уложил ее навзничь, задрал ноги на свои плечи, притянул таз к себе, пощекотал членом ее дырочку, словно проверял наличие входа, и тут же засадил ей так быстро и глубоко, будто с размаха рубил в своей деревне толстое полено солидным колуном.

 — Ой! Осторожно! — взвизгнула она, но было уже поздно: член уже вошел в нее до самого отказа, и она поняла, что свершилось то, а чем она так давно мечтала. Но девичьи грезы о чем-то прекрасном при первом столь грубом сношении оказались несбыточными. Все произошло настолько быстро и обыденно, что это ошеломило ее еще больше, и волна протеста уже стала закипать в ее мозгу, но страх потерять эту нежную сладость сношения настолько ужаснула ее, что вместо сопротивления она еще крепче стала прижимать его тело к себе, машинально совершая встречные движения.

«Господи! До чего же хороша жизнь, которая придумала «Это», — крутилась в ее мозгу философская мысль, сокрушая все прежние каноны и запреты, которые постоянно внушал ей ранее окружающий ее мир.

Он же думал совсем о другом. Она была у него далеко не первой. В его деревеньке осталось несколько девчонок, которые частенько бывали у него на сеновале. Да что там говорить! Когда деревенские бабы, с ведрами в руках и белыми косынками на головах приходили к нему на широкую поляну, у реки, на солидном расстоянии от деревни, чтобы подоить своих буренок, а он в это время голяком купался в речке, охлаждая молодое тело, распаленное полуденным зноем, то нередко слышал их задорный смех, а то и приглашение порезвиться вместе. Он невозмутимо отмалчивался, но иногда какая-нибудь наиболее назойливая бабенка до того допекала его, что он просто манил ее к себе, хватал и тащил в воду, где и трахал девицу на виду у баб, раскрывших рты от удивления. Было видно, что они никак не ожидали такой смелой выходки от их молчаливого пастушка.

 — Ты что это, Александр?! Совсем стыд потерял? — корила его одна из солидных матрон, ощупывая фигуру паренька алчущим, похотливым взглядом.

 — А чего это они?! А эта сама на «Огурец» запрыгнула. Разве тут устоишь? — отмахивался он и, щелкнув кнутом, загонял подоенное стадо в реку.

 — Да. Надо тебя взять в руки, а то совсем испохабишься. В полночь жди на сеновале. Приду воспитывать тебя, — отвечала та, и он понял, что сегодня от ее пышных форм ему никак не отвертеться. Да. В ночь с такой партнершей ему приходилось порядком постараться, чтобы под утро она, едва дыша, еле выползала из-под горячего тела парня.

В деревне все было гораздо проще: «Хочешь? Пошли... «. А сейчас он драл городскую, эмансипированную девицу, воспитанную и взлелеянную в хорошей, интеллигентной семье, где никто даже не смог бы и помыслить, что их красавица, умница, отличница и прочая, прочая... дочь, вдруг уцепится мертвой хваткой за длинный и толстый член диковатого, деревенского, низкорослого, неотесанного парня, с курсантскими погонами на плечах и тремя «галочками» на рукаве.

 — У! У! У! — мычала она в такт его качкам, потеряв голову от сладострастия.

 — Эх! Эх! Эх! — отвечал он ей.

 — ... Первый раз в тайфуне? — спросила она его, но он уже понял, что это не ее голос, услышав сквозь сон голос старпома, который пришел на мостик, чтобы подменить командира и, увидев озабоченное лицо вахтенного офицера, решил подбодрить его.

 — Так точно! Первый, — послышался голос лейтенанта, а ему опять показалось, что это спрашивают его в том далеком году его юношества, когда он впервые познал женщину.

В то время в их деревне, как и во многих других, по субботам мылись в своей бане. Мылись всей семьей: и мужчины, и женщины вместе с детьми. Никто тогда не считал зазорным смотреть на голые тела друг друга. В бане среди сельчан это считалось нормальным и естественным. Ему тогда было двенадцать. Поглядывая краем глаза на белую, пышную грудь матери, ее темную ямку пупка, крутые бедра и черный треугольник волос в низу живота, он чувствовал, что ему чего-то хочется. Он еще не понимал чего, но тут он заметил, что его член стал надуваться, вытягиваться вперед и вдруг встал торчком. Он попытался прикрыть его шайкой, но мать уже заметила и толкнула бедром мужа.

 — Иван. Глянь-ка на Сашку. Никак у нас мужичок объявился?

 — Вот я ему сейчас задам! А ну! Ходь за мной! — подтолкнул он сына в предбанник и, открыв дверь, вытолкнул его прямо в снег.

 — Ты что, Иван, сдурел?! Простудится ведь... , — всполошилась мать, пытаясь заступиться за сына.

 — Чаво?! Пущай охолониться малость. Тады дурь из башки и выскочит, — бушевал отец, валяя сына в сугробе.

И Сашка действительно простудился. На следующий день был жар, и его трясло, как в лихорадке. Позвали бабу Феклу, известную в деревне знахарку и исцелительницу. Та внимательно осмотрела паренька, что-то бубнящего в бреду, дала снадобье для питья, а потом отвела мать ребенка в сторону и тихо обронила.

 — Ему, Наталья, не только это треба...

 — А чего еще? — насторожилась мать.

 — Як очухается маленько, ему баба треба...

 — Ой ли?! Пацаненок ведь...

 — Я тоби истину гутарю, вот тоби крест, — перекрестилась старая казачка, неизвестно какими судьбами закинутая в этот северный, суровый российский край.

... В те времена всей семьей спали на полу хаты, укрывшись тулупами, а Сашку положили на печи. Там было сухо и тепло. Он еще кашлял, но уже не так надрывно, да и температура спала. Мать то и дело вскакивала среди ночи и щупала его лоб. И он вдруг прижал ее ладонь к своей груди и прошептал: «Мамо. Пить». Наталья быстро принесла ему кружку чая с малиновым варением и, приподнявшись с лавки, забралась к сыну на печь.

 — Пей, милый, — шептали ее губы, а протянутая в темноте рука уже приподняла его голову, а другая поднесла кружку.

Он пил жадными глотками, а когда выпил, прошептал:

 — Полежи со мной, мамо. Страшно мне...

 — Сейчас, милый, сейчас, — она тут же приподнялась и прилегла рядом, обняв сына.

Он чувствовал ее прерывистое дыхание и тут же вздрогнул от прикосновения ее руки, которая легла сначала на его лоб, потом прижала пальцы к губам, словно призывала его молчать, затем заскользила по груди, животу и наконец добралась до того места, которое, как ему показалось, она так долго искала. Каким-то шестым чувством он догадался, чего она хочет, и тут его «Огурец», как называли в деревне то, что носили мужики в штанах, стал наливаться богатырской силой. Он уже торчал, как кол в заборе. Мать обхватила ладонью и стала оголять его, оттягивая кожу к яичкам. Он чуть не вскрикнул от этого неожиданного прикосновения, но ладонь другой руки матери уже успела зажать ему рот.

Сделав несколько пробных движений, она вдруг навалилась на него, и он не успел и глазом моргнуть, как почувствовал, как его «Огурец» входит во что-то нежное, мягкое, теплое, влажное. Она наделась на него, наклонилась и впилась в его губы страстным поцелуем, который, казалось, вознес его прямо в «Рай».

«Ой! Что я делаю! Грех какой!» — стучало в его еще не совсем здоровой голове, но ладони сами уже прижимали упругие ягодицы матери к себе. Он так засадил ей своего «Молодца», так сильно прижал ее к себе, что тело женщины напряглось, как натянутая тетива лука, и тут же обмякло, чем-то обильно поливая его орган. Ему интуитивно тоже захотелось сделать это, он стал качать ее со всей силой, но вскоре понял, что это желание пока для него не достижимо.

... Утром он прятал от всех глаза, что все заметили. Отец за столом, когда они ложками выгребали из общего казана горячую картошку, насмешливо спросил:

 — Чаво енто глаз воротишь? Аль, нашкодил, где?

 — Да уймись ты, боль моя! Видишь, сынок-то наш еще не оклемался, — приструнила мужа мать.

Когда все разошлись по своим делам, он лежал на печи и думал о свершившимся. Ему даже казалось, что ничего взаправду не было, что это был лишь волшебный сон, но такой приятный, чего раньше он никогда не испытывал, но тут же другой голос вторил ему, называя это «Великим грехом». Вот тогда он и решил, что на летние каникулы подрядится в колхозные пастухи, чего он добивался ранее, но мать не пускала, а теперь, как ему показалось, она обязательно его отпустит.

... Время лечит все, но Сашка не мог забыть этого, тем более по мере возмужания все чаще стал замечать на себе ее внимательный совсем не материнский взгляд.

... Науки ему давались легко. Обладая феноменальной памятью, он легко сдавал экзамены, а затем, когда ему вручили школьный аттестат, решил пойти в моряки.

 — Право! Право держать! Скулой к волне, — слышал он сквозь тягучую дрему голос старпома и понял, что «Глаз» тайфуна остался позади и они опять в грозных объятиях разбушевавшегося океана.

 — Крепкий мужик наш батя, но устал за двое суток на такой вахте, — кивнул в сторону уснувшего Жакова в командирском кресле, вошедший на ходовой мостик дежурный радист, держа в руке знакомый бланк.

 — Такой шторм кого угодно уморит, а батя бессменно почти четыре вахты простоял, — ответил старпом, — кстати, что там у тебя на бланке?

 — Да, так, ерунда, мелочи жизни. Кэп с канадского лесовоза сообщил, что скинул в море весь свой лес с верхней палубы.

 — Лес, говоришь, скинул?! — открыл глаза батя.

 — Так точно, товарищ командир, — вытянулся в струнку радист.

 — Штурман! А ну-ка покажи то место, где намусорил сей мореход! — грозно сдвинул брови командир корабля. Жаков встал, подошел к столу, на котором лежала штурманская карта.

 — Вот здесь, — указал штурман карандашом место на карте.

 — Так! Миль шестьдесят от нас. А ветер-то гонит лес к нам. Чуете, что нас ждет, если эти «пловцы» нам борт продырявят?! Ну! Чего молчите, сыны мои любезные?! Ваше решение старпом?!

 — Надо изменить курс и лечь к волне левым бортом. Часа через четыре мы уйдем от этих «гостинцев» в сторону.

 — Через три часа, — поправил батя.

 — Ну, почему же? Посмотрите сами...

 — Нечего смотреть. Я и так знаю, что шторм уходит в сторону. Прощай «Джильда»! — тихо сказал Жаков и сделал волнам ручкой.

... Они изменили курс, и теперь волны колотили в левый борт эсминца. Но удары эти становились все глуше, и через три часа «Джильда» убежала в сторону топить другие корабли и суда.

... Жизнь на корабле потекла в своем размеренном темпе, и уставший командир покинул ходовой мостик. В каюте он снял китель, выпил стакан чаю, принесенного вестовым и, не притронувшись к обеду, упал в койку.

«Так! А что же было дальше, как только ее родители узнали обо всем?» — подумал он и вспомнил грозно сдвинутые брови будущего тестя и часто испуганно моргающие голубые глазки новоявленной тещи.

А дальше все было очень просто. Будущий тесть, большого ранга политработник, просто взял его обеими руками за воротник фланельки, притянул к себе и отчетливо прошипел: Женишься — прощу. Не женишься, — вылетишь из училища на флот матросом...

... Сон сморил его сразу, едва щека коснулась подушки. И только уже под утро ему почудился звон колокольчиков его буренок.

 — Коровушки мои милые, — потрепал он одну из них, машинально положив руку на телефонную трубку зазвонившего телефона.

 — Слушаю, — хриповато ответил он.

 — Товарищ командир. Вижу плот, — голос старпома дрожал.

 — Люди есть?

 — Не наблюдаю, но какая-то живность шевелится.

 — Море?

 — Почти штиль.

Жаков быстро оделся и поднялся на ходовой мостик. Солнце непривычно ударило по глазам ярким лучом. Взял у старпома бинокль и посмотрел в указанном направлении.

 — Кабельтов пять, — подсказал старпом.

Жаков уже осмотрел надувной плот явно зарубежного изготовления.

 — Стоп машина! Шлюпку на воду! Старпом, пойдете старшим...

Матросы налегли на весла, шлюпка пошла навстречу цели. Она подошла к плоту и взяла его на буксир. Вскоре шлюпка оказалась на борту эсминца. Жаров заглянул во внутрь плота, и глаза его встретились с тоскливым взглядом обреченной собаки. Это была больших размеров немецкая овчарка. Она лежала на дне плота и скалила зубы. Старпом тоже заглянул в плот и получил в ответ слабое: «Ры-ы-ы!».

 — Приподнимите плот с той стороны! — приказал командир.

Матросы приподняли плот так, что пес мигом скатился на палубу. Было видно, что он слаб, так как не смог встать на ноги.

 — Принесите миску с водой, — сказал Жаков.

Миску принесли, но никто не отваживался поставить ее у морды собаки, боясь ее больших клыков, проглядывающих в момент ее рычания.

 — Ну, что ты, милый. Пей! — Жаков присел и пододвинул миску прямо к носу пса. Тот привстал, нюхнул и стал жадно лакать. Стало ясно, что он ни одни сутки кочевал по морю в этом плоту.

 — Интересно. Чей же это такой красавец и как его зовут? — спросил подошедший боцман.

 — У собак, как мне известно, паспортов нет, — съязвил старпом.

 — А им и не требуется. А этого зовут «Джим», — сказал Жаков, разглядывая дорогой ошейник на шее собаки.

Услышав свое имя, пес вздрогнул, повернул морду в сторону Жакова, встал, и вильнул хвостом.

 — Ну, вот. «Ком, Джим!», — указал Жаков в сторону трапа.

 — Он, что? Не русский? — спросил старпом.

 — Англичанин. Имя на бляшке на английском написано, — заметил боцман.

... Теперь их в каюте стало двое. Джим быстро освоился, обнюхал все углы и улегся на коврик у двери. Жаков покормил его макаронами по-флотски, и пес тут же уснул. На бляшке был обозначен день, месяц и год его рождения. Выходило, что именно сегодня ему исполнилось два года, о чем именинник даже не подозревал.

«Вот так и моя Наталья сразу же уснула, когда я первый раз ее оттрахал», — подумал Жаков, лежа на койке и поглядывая на нового постояльца в своей каюте.

... В голове, как быстро несущиеся кадры, промелькнули картинки вручения кортика и лейтенантских погон, слезы матери и добродушная ухмылка отца Натахи, когда они провожали молодую чету, убывающую на Дальний Восток.

Вскоре в далеком поселке, куда закинула военная судьба молодого офицера, многие узнали, что у красавицы Наташи отец адмирал, а у ее маленького мужа, пожалуй, самый большой член в гарнизоне. Первой напросилась на знакомство соседка по площадке светловолосая Люся, жена лейтенанта Прошина, инструктора по комсомолу при политотделе базы. Они быстро сошлись характерами, и Жаков, если не находил жену дома, то знал, что ее всегда можно найти у миловидной соседки, бросающей на него томные, призывные взгляды. Жаков это заметил сразу, опыта в женских взглядах ему было не занимать, но откуда бабы узнали про его здоровенный член, для него оставалось загадкой. А «ларчик» открывался просто. Быстро став подругами, Наталья и Люси (так просила называть себя соседка, приклеив Наташе имя «Натали»), стали делиться самыми сокровенными секретами, одним из которых был размер члена у мужа Натали.

 — Ты знаешь, — жаловалась Натаха, — он своим «Бревном» скоро меня в могилу загонит.

 — Да что ты?! Здоровенный член — мечта каждой бабы, — парировала та.

 — Каждой, да не мне...

 — Как это? — не поняла подруга.

 — Представь, что тебе туда вставляют каждую ночь каталку, которой ты тесто раскатываешь. У меня узкий вход и «Киска» мелковата. Максимум, что она может принять, так это сантиметров восемнадцать, а у него целых двадцать пять. После такой бурной ночи любви я трое суток еле хожу, а ему хоть бы что: только и знает шуровать своим поршнем до полного моего изнеможения...

 — Слушай! А у меня все наоборот. Мне нужен длинный и толстый, так как мой «Окоп», как говорит мой благоверный, «вырыт мамочкой в полный профиль», вот только его «Боец» маловат для него. Стоит ему только запрыгнуть туда, как он проваливается с головой, и болтается там, как цветок в проруби. Ему — фарт, а для меня сей «напиток», как для закаленного пъяницы самогон: дружок — в дрибодан, а подруга — ни в одном глазу...

Этот разговор привел подружек к обоюдной мысли: организовать застолье на четверых, напоить мужей и поменяться партнерами.

Известно, что на Руси не принято желанное мероприятие откладывать в долгий ящик, тем более, что в нем дамы оказались заинтересованными больше, чем их мужья. Да и повод нашелся сразу: у четы Прошиных сыну скоро исполнялось пять лет. Отметить это торжество наметили в субботу. Жаков отпросился у командира корабля, так как в понедельник убывал в командировку за молодым пополнением, а Прошину суббота стала выходным днем по причине дня рождения сына.

Когда торжество было в самом разгаре, а именинник уже спал крепким сном в своей кроватке, хозяин квартиры, икнув, обратился к соседу:

 — Смотрю я на тебя, Александр и глазам своим не верю...

 — Это почему же?

 — Да как говорил один киногерой: «С таким здоровьем и на свободе... «.

 — А что же мне время в тюрьме коротать?

 — Что ты?! Наоборот. В гарнизоне только и говорят о твоем здоровье...

 — Что-то я не улавливаю сути твоих рассуждений.

 — Гы! Суть есть. Ответь мне: как ты относишься к сексу?

 — Гм... Вообще-то, положительно. Жена не жалуется...

 — Ты уверен в этом?

 — А ты у нее спроси. Наталья. Как тебе со мной, а? — ущипнул он рядом сидящую жену за ягодицу.

 — Ты сам знаешь, как! — фыркнула та, встала и пошла на кухню помогать Люси.

 — Не понял! Чего это она?! — Жаков смотрел на Прошина недоуменным взглядом.

 — Давай еще выпьем, а? — предложил тот.

 — Наливай! — сказал Жаков, вот только тост какой? — снова икнул он.

 — Выпьем за то, чтобы мы с тобой стали братанами. Идет?

 — Угу...

Они чокнулись и опрокинули рюмки, тут же закусив твердыми маринованными огурцами.

Жаков захмелел и уже еле ворочал языком. Он смотрел на друга и пьяно улыбался. Но Прошин решил свою миссию выполнить до конца.

 — Я вижу, что ты большой практик по части секса?

 — Гы... Откуда знаешь?

 — Да так. На «Базаре» говорят...

 — И что же там такого обо мне говорят? — приподнялся Жаков над столом и решил еще налить водки.

 — Что у тебя «Красный молодец» в штанах солидного размера...

 — Точно. Не брешут... Вот в этом — святая правда...

 — А доказать можешь?

 — Что?! Показать?!

 — Ну, да...

 — Но это уже разврат, однако!

 — Во! И ты туда же. Как мы привыкли на любое суждение, которого сами не понимаем, навешивать ярлыки. Кстати. Ты книгу Августа Бебеля «Женщина и социализм» читал?

 — Не. Такого не изучали...

 — А зря. Этот последователь Маркса считал, что «Половая потребность не может быть нравственной или безнравственной, а только естественной». Смекаешь?

 — Это, как потребность в пище?

 — Не только. Естественными потребностями человека являются: одежда, жилье, и многое другое. Вот и секс. Это же способ продолжения рода человеческого. За то, что ты бабу трахнул, не важно: свою или чужую, ведь мы все, живущие в этом мире, дети Земли...

 — Ты хочешь сказать, что чужую бабу можно трахать, как свою?

 — Именно...

 — Но наш моральный кодекс, да и церковные запреты: «Не пожелай жены друга своего». Это как понимать?

 — Тут противоречий нет. Во-первых, для атеистов это табу не существует, они выше этих устаревших догм, а во-вторых, если женщина хочет, то истинный джентльмен не вправе ей отказывать...

 — Значит тогда, когда я залетел на Натахе, ее отец-адмирал, меня на понт взял?

 — Саша. Тогда тебя, как и многих из нас, просто «Обували!».

 — Но Август Бебель!?...

 — Именно. Истинные материалисты не считают свободный секс — грехом...

 — Но, это наше, мужское мнение, а как думают об этом бабы? Кстати, твоя половина?

 — А сейчас мы их спросим, — ответил «Братан» и пошел на кухню. Вскоре он вошел в комнату, ведя за руки обеих смутившихся женщин.

 — А ну-ка, бабоньки, сознавайтесь, кого вы бы хотели выбрать себе на ночь?

 — А пусть судьба сама выберет, — весело откликнулась Люси и поцеловала своего Володьку прямо в жадно раскрытые губы.

 — Как это? — не понял Жаков.

 — А так. Мы завязываем одной из нас глаза по жребию, и она ловит своего любимого, сидящего на диване или стуле, — деловито предложила Натали.

 — Зачем так усложнять? — нашелся Владимир, — гораздо проще крутануть бутылочку.

 — Вот будет хохма, если ты крутанешь, а бутылка Сашку выберет, — рассмеялась Люси.

 — А это, знаете, рок. Против судьбы не попрешь, — ответил Прошин и взял со стола пустую бутылку из-под шампанского.

 — Выбираем крутящего. Считаю до трех. При счете три каждый выбрасывает энное количество пальцев. Счет начинаем с меня, так как у меня бутылка. На ком закончится счет, тот и крутит.

Сказано, сделано. Крутить бутылку выпало Жакову.

 — Значит, я выбираю партнершу или партнера, остальная пара соединяется автоматически, не так ли?

 — Так! Крути!...

Жаков крутанул, и бутылка выбрала Люси.

 — А я что говорил?! — воскликнул Володька, — против судьбы, братцы, не попрешь.

 — Но ты же атеист и в судьбу не веришь, — усмехнулся Жаков.

 — Эх! Молодо — зелено. У нас же, как в любом демократическом обществе, жизнь построена на двойных стандартах: что положено Богу, то не положено быку. Или говорить нашим флотским языком мы живем по хорошим флотским традициям, когда сын офицера становится офицером, а сын адмирала — адмиралом...

 — Ладно. Хватит языками чесать. Пора приступить к исполнению желания Фортуны. Саша, сегодня я твоя, — Люси взяла под руку Александра и повела его в спальню. Володька глянул на Наталью, и они оба рассмеялись, что так ловко подыграла Фортуна давно задуманной ими игре.

 — Нам тут делать больше нечего. Пошли к тебе, — сказал Володька, взяв за руку Натали.

Наташа много читала и слышала от подруг о несовместимости членов. Но то, что произошло у них ночью с Владимиром, превзошло все ее даже самые смелые надежды и ожидания. Его член оказался именно тем предметом, который ей был нужен. Иными словами калибры совпали с поразительной точностью. Такого сладостного секса у нее с Александром никогда не было. Тот со своим крестьянским умом не понимал, что не каждой женщине нужен грубый секс, а есть и такие самцы, которые умеют талантливо растягивать процесс во времени, постепенно доводя партнершу до желанного оргазма. Ведь Сашка никогда не целовал ее «Там», говоря:

 — Что? Только этого еще мне не хватало!

 — Тогда давай я развлеку твоего «Героя». Хочешь? — нежно массажировала она его орган.

 — Слушай. Чего растягивать резину. Хочешь — давай, а то спать пора, — налегал он на нее и с силой засаживал свой «Болт», словно мстил за вынужденную женитьбу на адмиральской дочке.

Она извивалась, под ним, оргазмы сыпались, как из рога изобилия, а он все шуровал там своим «Дышлом», словно пытался этими быстрыми бесконечными движениями еще больше распалить этот костер любви, хотя там уже бушевал пожар страсти и нарастающей боли. Все заканчивалось именно тогда, когда он бурно сливал из своего «Шланга» и она еле выползала из-под него и, шатаясь, брела в ванную комнату, где зализывала свои «раны» чуть ли не до утра. Нет. Он не знал любви в сексе. Он признавал только грубый секс на грани изнасилования. Короче, утром «Великие грешники», протрезвев, едва смотрели друг на друга.

 — Да! Повеселились, — озабочено почесывал Жаков будущую плешь на голове.

 — М... Да... Что-то у нас не так красиво это получилось, — согласно кивнул Владимир.

 — Что вы! Мальчики! Все было, как в сказке! Полный О, Кей! Не так ли, Натали? — всплеснула руками Люси, садясь на колени Александра и обвивая его шею точеными руками.

 — Клево! Никогда раньше я не испытывала такого наслаждения в сексе, как с Владимиром, — Натали подошла к Володьке и влепила ему в губы страстный и долгий поцелуй.

 — Чем же я для тебя был плох? — ревниво вздернул плечами Александр.

 — Прости меня, Саша, но ты — насильник, а мне нужен мягкий и нежный любовник.

 — Это Володька что ли?

 — Именно он...

 — А что у него член больше? Володь, а ну-ка покажи, — хохотнул Александр.

 — Нет. Не больше. А меньше. Но это то, что мне нужно! — смело ответила Натали.

 — А тебе, что нужно? — повернулся Александр к розовощекой Люси, играющей глазками то в сторону одного, то другого мужика.

 — А мне нужен бо-о-о-льшой член! Вот такой! — развела она руки в сторону. — И толстый, претолстый, как у тебя, — Люси встала и тут же начала снимать с себя платье. Раздевшись до трусиков, она обняла Александра, впилась в его губы, предварительно промычав: «Хочу тебя...»

Александр, видимо решив, что с женой все кончено, схватил Люси за трусики, сорвал их, бросил женщину на ковер, лежащий на полу, лег на нее, придавив ее всей тяжестью своего тела, и вставил в ее лоно то, чего она так страстно желала.

 — Натали. Посмотри. Да они совсем обнаглели, — сказал Володька и стал медленно раздевать свою даму. Когда она предстала перед ним в наряде Евы, он осторожно положил ее на диван, сам разделся до гола, и, встав перед ней на колени, протянул к ее губам столь желанный член. Она тут же ухватилась за него и стала жадно сосать, словно проголодавшийся младенец соску на бутылочке молока.

... Испытав сладостное чувство первого коллективного оргазма, мужики встали и хлопнули по стакану водки. Женщинам тоже дали выпить, но по полстакана. Затем с визгом и хохотом упали на ковер и стали кувыркаться на нем, делая разные кульбиты.

 — Хочу трахать ее, а ты — меня, — заявил Володька, вставляя в рот Люси свой повлажневший член. Сашка не стал себя уговаривать. Едва Володька, навалившись на свою половину, воткнул ей в рот член, Сашка тут же раздвинул его ягодицы и стал забивать в его анус свой здоровенный «Кол».

 — А-а-а! — заорал Володька, а Сашка почувствовал, как в этот миг кто-то отчаянно стаскивает его с партнера, ухватившись за ногу.

 — Да пошла ты! — хотел он дать пинка жене, отталкивая ее ревнивую руку, как тут же почувствовал на ноге ее зубы и тихое рычание.

 — Чур, меня! — подхватился Сашка и сел на койке. Джим стоял рядом и дергал его за ногу.

 — Боже! Да это же был сон. Но, какой! Люкс! А ты, негодник, прервал его. Ну, чего тебе надо?!

Джим сел, уставился на хозяина и, помахивая хвостом, заскулил.

 — Который час? — спросил он пса. Тот продолжал махать хвостом.

 — А-а-а! Уже четыре. Понял, дружище. Тебя пора прогуливать. Не так ли?

Джим взвизгнул и сиганул к двери.

... Корабль лежал в дрейфе. Над штилевым океаном ярко мерцали звезды, но луны не было. В такой темноте, здесь, в Аденском заливе, где они несли службу по охране судов от морских пиратов, ожидать можно было всякого. Об одной только мадам Тюбо и ее разбойниках ходили душераздирающие слухи. Поговаривали, что она никого не щадила, даже маленьких детей, сбрасывая их в океан на корм акулам.

... На верхней палубе Джим быстро нашел нужный шпигат и тут же оправился, как это он делал на своем родном судне.

 — Все? Ну, пошли в каюту, — сказал Жаков.

Но собака, сев, как-то странно повела себя. Джим стал всматриваться в темноту в сторону кормы корабля, потом встал, шумно втягивая в ноздри воздух, и вдруг стал тихо повизгивать.

 — Чуешь кого? — спросил Жаков, забыв, что перед ним не человек, а обыкновенный пес. Но в том-то и дело, что Джим не был обыкновенным. Это был выдающийся пес, чуявший опасность на солидном расстоянии.

 — Что за шум, а драки нет? — спросил подошедший старпом, вахта которого скоро заканчивалась.

 — Вернись на мостик и прозвони вахтенному по юту. Да подними несколько человек с автоматами из группы захвата. Здесь можно ожидать всякое, — тихо, но внятно ответил Жаков.

 — Уже сделано, командир. Группа захвата еще с вечера укрылась под брезентом кормовых шлюпок.

 — Сам сообразил или подсказал кто?

 — Да еще с вечера на экране локатора были засветки небольших целей. Решил подстраховаться.

 — Молодец! Быть тебе командиром, — похвалил старпома Жаков, и в этот миг Джим вскочил и, вырвав из рук хозяина поводок, бросился на ют. Он тут же налетел на какую-то тень и повалил ее на палубу. Остальные тени бросились назад, к борту, но там их встретили автоматы матросов, уткнувшиеся прямо в их лица. Командир группы осветил всех непрошенных «гостей» ярким лучом фонарика.

Жаков и старпом, бросившиеся следом за Джимом, вскоре стали свидетелями задержания бандитов. Один из них, лежащий под собакой, не проявлял признаков жизни.

«Неужели Джим задавил его?» — подумал Жаков, приказав собаке оставить жертву. Едва Джим отошел в сторону и сел, внимательно наблюдая за человеком на палубе, как тот зашевелился, сел, а затем вскочил и, сжав поднятые в небо кулачки, едва не набросился на Жакова.

 — Так-то вы встречаете гостей, русские моряки?! — гневно крикнул он тонким, почти женским голосом на чисто русском языке.

Старпом направил луч фонарика на его лицо.

 — Ба! Знакомые все лица! — похлопал ладошами Жаков, — миссис Ю-Ли, если не ошибаюсь?!

 — Вы не ошиблись, Александр. Это именно я, — ответила девушка, прикрывая глаза от яркого луча фонарика.

 — Этих в форпик. Пусть посидят на якорь-цепи, отдохнут от «ратных» дел, а девушку в мою каюту. У нас с ней будет отдельный разговор, — приказал командир.

С Ю-Ли Жаков познакомился несколько лет тому назад в Китае, когда его корабль был там с визитом дружбы. Заботливые китайцы тут же прикрепили к командиру российского корабля эту смазливую, тонкую, хрупкую, но хорошо говорящую по-русски, китаянку в качестве переводчицы. В то время дружественная страна бурно развивала свой флот и была заинтересована в контактах с северным соседом, столь старательным в выполнении поставок оружия и вооружения для кораблей Великого друга. Особый интерес китайские моряки проявили к новой, сверхскоростной торпеде, которую недавно испытали наши на одном из учений с присутствием на нем корабля Жакова.

 — Тебя будут незаметно обрабатывать их службы. Поэтому будь осторожен. Могут подсунуть и красивую бабенку, которая обязательно затащит тебя в постель. У них это делается запросто. Будут даже незаметно вас снимать в разных позах, потом шантажировать, но ты не обращай на это особого внимания. Главное: узнай, есть ли у них подобные разработки в этом направлении. Учти: они ходят в «друзьях» не только с нами, — инструктировал Жакова особист накануне его командировки.

На одном из официальных приемов, где Жакова наградили орденом дружбы между народами, разодетая, пахнущая дорогими французскими духами, слегка подвыпившая Ю-Ли, пустилась в откровения, когда они пошли танцевать:

 — Вам нравятся китайские

женщины, Сяша? — так выговаривала его имя девушка, все плотнее прижимаясь к телу офицера, обнимающего ее в танце.

 — Если они все такие, как вы, то да, — ухмыльнулся он, прошептав ей это прямо в миниатюрное ушко.

 — А вы хотели бы иметь секс со мной? — ее губы были растянуты в обворожительной улыбке, но глаза настороженно поблескивали черными угольками.

 — Счел бы за счастье, только возможно ли такое?

 — О-О-О! В мире нет ничего невозможного, — лукаво улыбнулась она, дотронувшись приподнятой коленкой до его проснувшегося «Мальчика» в брюках.

 — Ого! Вам есть, чем похвастаться перед любой женщиной, — засмеялась она, поняв, что у ее партнера достойный «Прибор».

 — Это точно! Никто еще не говорил обратного, — улыбнулся в ответ офицер.

... Как-то так получилось, что после окончания банкета они вдруг оказались в одной из комнат этого здания. Обстановка была шикарной, такой могли похвастать только номера в престижном отеле.

 — Вам нравится здесь? — спросила она, раздеваясь на его глазах.

 — Блеск! — сказал он, наливая в хрустальные фужеры пенящееся шампанское.

Она, совершенно голая, подошла к столу и взяла протянутый фужер.

 — За любовь! — приподняла она фужер, чокнулась с фужером Александра, и, обняв его за шею, поцеловала. Они выпила этот чудесный напиток, и девушка стала раздевать офицера. Сняв с него все, она усадила его на белоснежную постель, а сама опустилась на колени, сказав:

 — Начнем с минета, милый. Ты не возражаешь?

 — Конечно, нет. Мне это тоже нравится...

... Она так глубоко заглатывала его член, в то же время внимательно следя за выражением его лица, словно проверяя, нравиться ли ему это по-настоящему или он просто претворяется?

Но он уже вошел в раж и накачивал в ее рот со всей силой, стараясь проникнуть до самой глубины ее жадного горла, готового проглотить его двадцати пятисантиметрового «Малыша».

... Ее голова болталась на его члене так, что у нее закатывались глаза, а когда он начал первый раз сливать, она выхватила изо рта его член и направила пульсирующую струю прямо на свое лицо, обращенное к картине на стене.

 — Красивая женщина, не так ли? — кивнула она в сторону картины, размазывая сперму по своему и его лицу.

 — Да. Это настоящая красавица! — возбужденно ответил он, поняв, что именно там смонтирована видеокамера, через которую их сейчас снимают.

Вообще-то он не перебарщивал, боясь, что те поймут, что они разоблачены. Он просто ото всей души отрывался в сексе, который очень любил, в особенности, если партнерша выкладывалась на все сто. Китаянка была именно такой. Теперь она развалилась на кровати, лежа на спине с раздвинутыми ногами так, чтобы ее «Сокровище» мог обозреть каждый. Александр понял это, подошел к ней боком, держа в правой руке свой прибор так, чтобы его величина была хорошо видна зрителю. Затем он повернулся к девушке лицом, лег на нее и стал очень медленно вводить член так, что у смотрящих эту сцену должно было заломить в яйцах. А затем он начал ее драть быстро, жестко, крепко придавливая к кровати. Теперь звук его дыхания перекрывал стон кроватных пружин, ягодицы мелькали, как баскетбольный мяч, которого то и дело забрасывают в корзину. Девушка тоже не оставалась в долгу, подмахивая ему, что было мочи. Эта гонка продолжалась не меньше часа, когда обессиленная партнерша, наконец, запросила пощады.

 — Ты укатал меня, Сяша! — взмолилась китаянка, наградив партнера еле выдавленным из тела последним оргазмом.

Потом они выпили еще шампанского, и она пустилась в рассуждения об истории китайского флота. Выходило так, что китайцы были отличными мореходами еще много веков тому назад и не раз в морских сражениях одерживали победы над высокомерными японцами.

 — Мы и сейчас много работаем над всякими интересными штучками. Не думай, что в этом деле только вы везде впереди. У нас есть нечто такое, чем можно уже сейчас удивить весь мир.

Жаков понял, что она провоцирует его на откровенность по принципу «А у нас...», но он уже раскусил ее хитрый маневр, согласно кивая головой с загадочной улыбкой на лице.

... Когда она от выпитого вина уже еле шевелила языком, то предложила ему за информацию по русской новой торпеде, рассказать нечто очень интересное. Но моряк пил, пил, но не пьянел. Она что-то еще пролепетала и уснула. Он же поднялся, сходил в душ, а потом оделся и ушел на корабль. Он тогда выполнил задание, рассказав кому следует о темах развития оружия для китайского флота, указав на потенциальных исполнителей этих интересных и не мало стоящих проектах. В ответ получил кипу отличных фото своих подвигов с красавицей-китаянкой.

 — Где вы взяли эти фото?! — удивленно разглядывал себя на них ошарашенный моряк.

 — Да так. Достали по случаю, — улыбнулся в ответ особист.

... А сейчас его обольстительная Ю-Ли сидела перед ним с поникшей головой.

 — Как же ты дошла до жизни такой, что стала морской пираткой? — спросил Александр, положив ладонь на хрупкое плечо молодой и еще очень красивой женщины.

 — Когда в доме есть нечего, можно стать людоедом, — мрачно ответила она и безнадежно махнула рукой.

Оказалось, что со временем она вышла замуж за богатого сомалийца, родила ему двоих детей, но в разрозившийся кризис ее муж потерял все и покончил с собой. Вот тогда и родилась легенда о грозной пиратке мадам Тюбо. Она плакала и рассказала ему все. И он узнал, что никого она не убивала и не приказывала бросать детей акулам, но если встречала сопротивление, то смело ввязывалась в бой. На его корабле они очутились случайно, приняв его за английское судно.

... Он вымыл ее в душе, накормил и напоил спиртом. Ю-Ли поела, стала прежней веселой девушкой, и потащила его в кровать.

 — Хочу, как тогда. Ты так накачивал меня, что я чуть не умерла от страсти, а потом от родов. Я родила мальчишку, очень похожего на тебя, Сяша.

 — Правда? И сколько ему сейчас?

 — Уже семь. И представь, у него член уже пятнадцать сантиметров. Он явно переплюнет твой, мой капитан...

... Они трахались так, что бедный Джим забился в самый дальний угол каюты и боялся показаться на глаза, видимо, сгорая от стыда, несмотря на то, что в иллюминаторе уже показались первые лучи утреннего солнца.

... Потом пришла шифровка, в которой предписывалось отпустить задержанных. К удивлению всей команды командир сам проводил незваных гостей к трапу и на прощание поцеловал атаманшу, сунув в ее карман пачку долларов. Ему потом по этому случаю кое-кто задавал не очень корректные вопросы, но он твердо стоял на своем, поясняя, что это не тот человек, которого надо отлавливать на просторах океана. Его внимательно выслушали и спустили вину на тормозах, так как хорошо помнили про его былые заслуги перед Отечеством.

... Срок автономного плавания подходил к концу. Наконец эсминец пришвартовался к стенке в родной гавани. Дома он узнал потрясающую новость. Его заместителя капитан-лейтенанта Прошина отправляют в Питер учиться в академии. Ликующий Володька вечером устроил пьянку. Он объявил, что едет пока один, оставляя семью на попечении друга. Люси расцвела от счастья: теперь она становилась первой не официальной женой Жакова, а Натали было обещано тут же подыскать любовника среди ее поклонников.

У Жаковых не было детей, хотя Люси вскоре родила второго мальчишку, так похожего на своего вечного любовника.

... Время летит быстро. Жаков уже стал командиром бригады с тремя капразовскими звездами на погонах, а Прошин, окончив академию, опять попал служить под его крыло в роли заместителя, Джим состарился, но все еще ходил по утрам гулять вместе с хозяином. Но однажды случилось непредвиденное. На столе у комбрига оказался большой конверт с множеством иностранных марок. Жаков распечатал его и руки у него дрогнули: с большой цветной фотографии на него глядел юноша, так сильно похожий на того давнишнего сорванца, который так любил трахать деревенских девочек и разудалых баб.