Когда я проснулась, у меня всё плыло перед глазами, и меня тошнило. Я догадалась, что было утро, но понятия не имела, который день. При том, что был яркий, почти острый солнечный свет, сияющий через несколько маленьких иллюминаторов над моей головой, комната вращалась и дрожала, стоило мне подвигать своей головой. Изнутри вырвался стон. Я глубоко вздохнула, и стены медленно перестали вращаться. Хотя мой рот был переполнен слюной, мои губы пересохли. Я попыталась пару раз смочить губы, но не смогла. Когда же попыталась подняться, обнаружила, что мои руки привязаны к изголовью кровати. Не понимая, что происходит, я покрутила головой, чтобы оглядеться, но было такое чувство, что моя голова слишком тяжела для моих плеч. Когда мне удалось сфокусировать взгляд, я увидела широкие кожаные ремни вокруг каждого запястья, которые были привязаны к изголовью кровати. Я запаниковала, стала дергаться, и поняла, что и мои лодыжки привязаны, причем привязаны к ножкам кровати, между которыми полтора метра. Мои бедра затекли от такого многочасового положения ног, пока я лежала без сознания.

Почему-то мой задний проход ужасно болел, а когда я взглянула вниз на ноги, поняла, что за исключением моих красивых сандалий, на мне ничего не было. Мурашки пробежали по моей спине, я стала отчаянно вырываться из моих оков. Но поскольку меня довольно туго связали, маневрировать не получалось. Мне пришлось сильно дышать через нос, и тут я поняла, что у меня во рту кляп. Мои соски затвердели, а я вспотела от усилий и страха. Успокойся, Виктория. Это какой-то кошмар, — проносилось у меня в голове. — Сейчас я проснусь и посмеюсь над этим. Этого не могло случиться. Словно как в каком-то дешевом романе. Наконец, я перестала дергаться и попыталась всё обдумать, проверяя время от времени свои путы. Бесполезно. В итоге я поняла, что вырваться не смогу. Я почуяла странный запах гари, и мне стало страшно огня, так как была привязана к этой кровати. Я начала осматривать каюту. Был небольшой костюмер с зеркалом на стене, кушетка напротив стены, парочка деревянных стульев вокруг небольшого столика в углу. И тогда я заметила мужчину, сидящего на стуле. Он был словно огромная статуя со светлокоричневой кожей и выпирающими мышцами.

Только взглянув на него, я аж застыла, затем меня пробрала дрожь, и я отвела взгляд в сторону. Его лицо было широким и серьезным. Глаза под густыми бровями были темными, и в них играл огонек. Пол-лица было нормальным, но другую половину украшала сложная татуировка, придающая ему чуть ли не демонический вид. Да он и выглядел, как черный Люцифер. Как он мне позже рассказал, татуировка скрывала шрамы, нанесенные ему отцом в молодости, когда он только начинал свою торговлю молодыми женщинами. Внезапно на меня накатила действительность, я осознала, что попала в ловушку.

Он в течение пяти минут молча сидел в кресле, просто наблюдая за Викторией. Он видел, как унижало её то, что она лежала обнаженной перед незнакомым черным мужчиной. Она пыталась принять позу, при которой её влагалище будет прикрыто, но ей это не удавалось. Ей было стыдно за свою наготу, но она не знала, что это было частью его плана. Он видел, как метались её глаза по каюте в поисках спасителя. Но никого не было.

Команда сфотографировала пятнадцать лучших на их взгляд женщин, что они встретили в Канкуне, и отослали их «Принципалу». Увидев фото, ему стало ясно, что Виктория лучшая из всех. Он заказал её. Как только выбор был озвучен, команда начала дни и ночи напролет следить за ней все её каникулы. Стоило ей зайти в магазин одежды, через полчаса они уже знали её размеры платья. После посещения множества таких магазинов, они знали каждую деталь, каждый размер. Соответственно, так они постепенно приобретали дамское бельё её размеров, да и еще кое-что. При наличии соответствующих возможностей её хорошо можно было обучить, и они это знали. Ещё как!

Человек в кресле, наконец, улыбнулся ей и сказал:
— Доброе утро, Виктория. Слушай меня и слушай внимательно. Всё будет зависеть от тебя, как ты проведешь следующие несколько недель.

Боссман наблюдал за её реакцией, как только она проснулась. Она не отличалась от реакции других женщин, которых он захватывал ранее. Хотя он знал, что к каждой женщине нужен свой подход. После столько лет работы он уже стал вроде эксперта по психологии превращения упрямых «новичков» в согласных на всё рабынь. На последней встрече с командой, как раз перед тем, как они взяли белокурую девушку подростка, они разработали план, как это будет сделано с ней.

Он знал, что поставляет лучших женщин своим клиентам, и очень этим гордился, как и своей репутацией на этом рынке. Он заработал кучу денег на этом, но это было для него скорее спортом, нежели бизнесом. Он провел много времени, изучая людское поведение. И использовал свои знания при анализе женщин, которых он похищал. Он был хорошим аналитиком, но прежде всего он был рабовладельцем. Это была его натура.

Боссман знал, что у каждого есть свои убеждения. И чем убежденнее человек насчет того, кем он является, тем сложнее его переубедить. Но стоит только сделать переоценку его ценностей, тем большего эффекта можно достичь. Если изменить его точку зрения на себя и сдвинуть к тому, что он желает, можно сильнее воздействовать на его убеждения и ценности.

Он также знал, что должен контролировать всё окружение девушки. Только при полном подчинении с её стороны, он добьется того, что запланировал. Создание хорошей рабыни состоит из двух частей. Ломка её желания сопротивляться (занимала от двух дней до недели), которая состояла из управляемой ими сексуальной пытки, которая бы протекала непрерывно, пока она окончательно не сломается. Он в основном присоединялся к начальной фазе этой стадии, оставляя за собой право первым опробовать свою жертву. А затем отдалялся, чтобы дать своей команде полный доступ, но всегда под его контролем и по его указке. Вторая часть начиналась, когда субъект ломался, вот тогда начинались психологические манипуляции, в чем он был дока. Молодую девушку с принципами, которыми она заслонялась всю свою жизнь — что все друг перед другом равны, а с хорошими людьми случается только хорошее — со всей этой счастливой чушью, он превращал в послушную шлюху, которая с радостью выполнит любой приказ её Мастера. Он никогда не участвовал в сексуальных пытках, так как это могло помешать его целям.

Боссман был хорошо знаком с тем, что нужно, чтобы перепрограммировать чье-либо поведение с помощью наркотиков или даже без них. Россия экспериментировала с наркотиками по промывке мозгов с 50-х по 70-е. Некоторые правительственные лаборатории значительно продвинули науку в этом направлении за последние пятнадцать двадцать лет. Ему удалось заполучить психоактивных наркотиков от русских беженцев с Кубы, которые он опробовал на своих жертвах. Он счел эти наркотики «дружбы» весьма полезными, так как они подавляли женские естественные склонности и эмоциональную защиту, и открывали их сознание во взгляде на вещи под другим углом, который радикально отличался от того, что им было привычно. Большинство людей не слишком рады тому, что их могут психически перепрограммировать, и сопротивляются с этим на каждом этапе. Он использовал эти наркотики в течение пятнадцати лет, и они были, поистине, чудом; его субъекты понятия не имели, что получали их с утренней пищей. А наркотики начинали действовать после двух — трех дней.

Полный эффект от наркотиков вносил сумятицу в сознание сучек. Они не понимали, что происходит в их головах. Они ощущали одновременно страх и удовольствие, глядя на мужчину. Они хотели ублажить мужчину и в то же время прекратить обучение. Они боялись разочаровать мужчину и в тоже время сопротивлялись ему. Прелестно наблюдать за тем, как женщины пытаются понять, что, черт возьми, с ними происходит. Но тем временем наркотики работали, и еще как. Как только он стал их использовать, он в десятки раз улучшил эффект от своих психических и физических манипуляций — они сделали его работу легче и намного более успешной. А его доход увеличился вчетверо с использованием этих наркотиков.

Пока он использовал эти наркотики «дружбы», и отказывал им во сне, женщина подвергалась необычно интенсивным и длительным периодам физического и сексуального «убеждения». Этот секс не имел никакого отношения к эротизму, и все приходилось делать с принуждением и унижением. Эти стадии становились более длительными и все более и более агрессивными, поскольку команда следовала тому меню, которое он и составлял. В конечном счете, женщины понимали, что нет никакого спасения; что они заперты на лодке, и что им приходится позволять модифицировать их поведение.

На начальной стадии для облегчения осознания этой ситуации он держал их связанными, за исключением приема пищи. Им не разрешалось произносить ни слова. Только для ответа на вопрос. Иначе их строго наказывали. Им не позволялось рано кончать — только по его указанию. Важно, чтобы девушка кончала, когда он пожелает, а не когда она.

Только поэтому он длительно и мучительно их истязал, чтобы они окончательно потеряли надежду на спасение. Рабыня должна на уровне инстинктов понимать, что её ждет. Её необходимо физически победить, чтобы её желание бороться было полностью изничтожено для ее новой роли в качестве рабыни; только стерев в пыль эмоциональную и психологическую составляющую, она поймет, что стоит у порога ее новой жизни. Как только они ломались, начиналось обучение. В ходе него он убирал их индивидуальность, всё, что могло их подпитывать. Им не позволялось ничего из их прошлой жизни. Им приходилось участвовать в большом количестве неумеренных и интенсивных половых актов и сценариев; приходилось более развязно себя вести. Чем больше он добивался от них участия в этих актах, тем легче они принимали то, что они делали, и тем быстрее они проходили идеологическую обработку. С началом перепрограммирования их убеждений он увеличивал дозу наркотика. И с этого момента он проникал им в головы. Всегда есть что-то, чего они стыдятся, скрывают от других. Как и то, что они скрывают от себя, — все лгут о чем-то себе. Вот с этих мелочей и начинается атака на их убеждения и представления об окружающем их мире. Если всё идет хорошо, к концу десятого-четырнадцатого дня в дополнение к тренировке большинство его женщин принимают большинство его взглядов (если не все) на сексуальность и отношения. Он каждый раз доказывал (к своему удовлетворению), что сексуальность и желание секса в уме женщины, а не в её теле. Если ему удается пробраться им в головы, они делают всё, что угодно, что им прикажет мужчина, чтоб его удовлетворить. Остальная часть времени тратится на обучение женщин новым техникам сексуального ублажения и закрепления их новых взглядов на жизнь. Кроме всего, Боссман верил только в насильственную форму «полного подчинения». Для перепрограммирования требовались как незначительные, так и специализированные роли по подчинению. Раз за разом он помещал девушек в различные унижающие физически, психологически, эмоционально ситуации, требующие полного подчинения мужчине, своему новому Мастеру. Хоть каждая роль и была тщательно продумана, чтобы гарантировать, что девушка пройдет через все уровни боли и унижения, мужчины же оставались людьми. Обучаемые женщины, как на подбор, все красотки, и иногда, когда они не очень, то ретиво подчиняются, мужчины могут слегка переусердствовать. Поэтому ему, порой, приходится импровизировать, чтобы вписать в программу обучения всё то, что мужчины могли сделать с беспомощными девушками.

На счет Виктории он не сомневался, что она сломается. Несмотря на всё то, что они собирались с ней делать. И как только это произойдет, её будут подвергать всё более новым актам подчинения, пусть даже небольшим. Да и не столь важно как охотно она будет их исполнять — каждый раз для неё всё будет заканчивать всё хуже и хуже. Она всегда будет подвергаться всё большим унижениям. Хотя с другой стороны ей придется еще усвоить и то, что неподчинение будет значительно более худшим проступком для неё. В то же время её будут психологически настраивать о привлекательности полного подчинения своим похитителям. В качестве экзамена ей устроят тест, сможет ли она подчиниться требованиям мужчины, даже если это будет угрожать её жизни.

***

Он продолжал её обучение:

— Мы всё знаем о тебе. Но и тебе нужно кое-что усвоить. В твоей жизни произошли большие изменения. Ты теперь не мамина дочка. И не папина маленькая девочка. Тебе не нужно и в колледж теперь. Нет у тебя парня. И в эту дверь не ворвется супергерой, чтобы спасти тебя. Никто не знает, что ты здесь. Через неделю ты уже никого не будешь волновать и никто не отправится на твои поиски.

Он говорил с карибским акцентом. Я старалась не смотреть на него. Я была связана, и понимала, что достаточно притвориться, что его тут нет, чтобы хоть как-то его игнорировать.

— Девочка, мы все проходим через один вечный сексуальный танец, но который, по мнению женщин, мужчины упрощают, и потому смотрят на всю романтику либо как на стратегию, либо как на обязательство.

Но, — констатировал он, — я покажу тебе, что есть обольстительная сила, которую находят женщины, когда они принимают необъяснимое с полной самоотдачей. Тебя жизнь еще не научила, что человеческий мозг самый чувствительный и возбуждающий сексуальный орган человеческого тела. Я помогу тебе это выяснить, и принять твое неизбежное будущее. Подростком ты читала романы, которые были написаны о фантазиях соблазнения, но они были просто фантазиями. Реальность здесь, твоя новая реальность — это то, что я буду иметь твое тело, независимо ни от чего, но я охочусь за твоим сознанием; и тебе лучше понимать это. Ты теперь моя, но моей ты будешь только тогда, когда я закончу с тобой.

Он продолжал:

— вся правда в том, что ты теперь секс-рабыня для одного моего клиента. Ты лишь задница следующие несколько недель. Тебя будут обучать для него. Я за повиновение, чем за мысли о свободе. Так меньше возни. Так что, либо ты сопротивляешься и проиграешь с огромным количеством боли, либо дашь мне то, что я хочу. Твой выбор. Я не сомневаюсь, что у тебя, как и всех подростков твоего возраста, были фантазии, о которых ты никому не рассказывала. Мы научим тебя любить эту тонкую грань между твоими фантазиями и реальностью. Мы поможем тебе размыть эти границы. Многие популярные девочки твоего возраста — распутные шлюшки — я виню в этом канал MTV. Хотя другим только и работать разве что в библиотеке. Ты, однако, на первый взгляд, отличаешься от других. Красивая. Стеснительная. Сексуальная. И пока еще несколько наивная насчет того, как смотрят на тебя мужчины. Я возьму на себя смелость, да и мне в удовольствие это будет, и покажу, что ты создана для секса, в тебе есть задатки шлюхи.

Пока он говорил, я пыталась подвигать руками. Но как только он рассказал о своих планах на меня, меня бросило в дрожь, и я с большим усилием пыталась освободить ноги и рукм. В какой-то момент я прекратила и осталась лежать, тяжело дыша через нос, стараясь не поддаться панике.

Стоило ему снова начать говорить, как в каюту вошел второй мужчина и встал в ожидании. Я быстро бросила взгляд на него, и он мне показался черным постаревшим Элвисом. Мужчина продолжил.

— Знаешь, чтобы соблазнить мужчину, женщина надевает туфли на высоченных шпильках, возможно, сорочку, ну или маску. Под его взглядом меняет манеру поведения. Граница отодвигается. Танец меняет ритм. Внезапно наступает темнота.

Я отстранилась от своих мыслей и начала прислушиваться.

— Но, работая с женщинами, я понял, что всё у них по-разному. Весь их танец завязан на их прошлое. Холодный и отстраненный отец. Первый парень, который зашел слишком далеко и слишком быстро. Всё дело в твоих потребностях, желаниях, и как их воплотить. В страхе, который в умеренных пропорциях может быть весьма приятным. Но ты, Виктория, пока еще наивна в этих вопросах, но не беспокойся. Вскоре ты будешь воспринимать меня, как какое-то запретное удовольствие, когда, на самом деле, мои действия лишь будут подкармливать твоих внутренних демонов, которые никогда не исчезнут. Они всегда будут в тебе, а ты будешь моей.

Пусть я и не могла себя защитить, я всё еще продолжала отводить взгляд от него. Но его последний комментарий заставил меня на него всё же посмотреть. «Боже мой, — подумала я про себя, — как он узнал, что я лишь один раз занималась сексом? Как он узнал, насколько неприятно это было для меня и сколько разочарования мне принесло?» Я всегда думала, что могу быть сексуальной, просто дай возможность, но после того раза я избегала этих мыслей, так как, думала, что не встретила того самого, который бы меня зажег.

— Ты будешь страстно желать отдаваться другим. Ты пока это еще не понимаешь и, смотрю, не веришь мне, но скоро всё изменится. Ты пока еще молода и неопытна, чтобы понимать себя и свои желания и потребности. На самом деле, это балансирование между боготворением и истощением, манией и одержимостью, пониманием и терзанием, всем тем, от чего загорается наше вожделение. Мне известны все возможные желания, которые тебе захочется воплотить, и ты с моей помощью сможешь их это сделать так, как даже не представляла себе. Ты отдашь мне всю себя. Я буду иметь твоё тело, твой разум и твою душу. Я сломал сотни женщин. Они мне отдали то, что я хотел. Я всегда получаю, что хочу. И мне это нравится, ты даже не представляешь как. Так как я знаю, что женщины, подобные тебе, посылаются на землю лишь с одной целью — удовлетворять мужчин. Не позволительно растрачивать свою красоту и тело на всяких мужчин. Только лишь для тех, кто ценит твою красоту и молодость. И только им будет позволительно решать как и где тебя брать и с кем делить. Поверь, ты научишься подчиняться и приносить удовольствие.

Я лежала на кровати и едва понимала, о чем говорит этот мужчина. Он точно меня не сломает, и уж тем более я не буду добровольно сотрудничать с ним. Он тем временем продолжал:

— Я тебе покажу, что пока ты себя убеждаешь в том, что тебя берут, на самом деле всё дело в том, что это ты себя отдаешь. Всё, так или иначе, сведется к близости, к тебе или ко мне, к тому, что ты будешь не одинока в своем испуге, в страданиях и боли. Да, у тебя есть страхи и потребности, но ты захочешь раствориться в своем желании одарить меня своими страданиями... И чем более они будут мрачными, тем лучше, ибо там, в темноте, ты не будешь нести ответственность за свои пристрастия, там будешь только ты — снова маленькая девочка — жертва своей красоты. А рядом буду я, чтобы спасти тебя от тебя самой и дать тебе новый смысл жизни.

Он оглядел её и сказал,

— В конце концов, переломить тебя проще простого. Мне от тебя лишь нужно две вещи. Первое, что ты скрываешь от нас. Такие, как ты, всегда что-то скрывают от других. А другое, это то, что ты скрываешь от себя. Люди всегда в чем-то себя обманывают, что-то зарывают поглубже в сознании. Но стоит мне до этого докопаться, ты сразу поймешь насколько оно важно для тебя, как, собственно, и для меня. Ты, конечно, будешь пробовать сбить с толку, но, в итоге, все равно сломаешься. Стоит мне обнаружить, что ты пытаешься скрыть от себя, ты мне дашь тот рычаг, что позволит перевернуть твой мир. И я сдерну это покрывало, за которым ты укрываешься, и тебе некуда будет бежать и спрятаться, и вот тогда все твои убеждения о самой себе превратятся в прах. Я заставлю тебя круто перевернуть свое представление о жизни. И твое похищение будет казаться мелочью по сравнению с твоими новыми убеждениями и ценностями. И ты с этим ничего не сможешь поделать. И будь уверена, тебе от меня не сбежать. А если попытаешься, то знай — придется тебе плыть и долго. А если каким-то образом, тебе всё же удастся, то как ты думаешь, твоей семье так же повезет? Твои родители как раз по телеку выступают, говорят о твоем исчезновении, как они тебя любят. А ты их любишь взамен? Любишь свою милую тетушку? Очень ли ты их любишь, чтобы не впутывать их во всё это? В твоем кошельке было всё, что нам нужно о тебе знать. Твой адрес в Миссиссипи. И мы теперь знаем, где живет твоя тетушка и дедушка. Знаем, где живут твои друзья. Поверь, полиция не сможет защитить их всех. Ты теперь моя, твое тело — моё. Но если до этого доидет, обещаю, твоя матушка или тетушка займут твое место в течение 24 часов.

Он склонился над ней.

— Ты этого хочешь? Ты мне веришь? Ты хочешь увидеть свою мать на твоем месте, распластанной и привязанной к этой кровати? Только ты можешь их защитить. Я человек слова. Посмотри мне в глаза. Ты мне веришь?

Она взглянулв в его карие глаза, и конечно, она ему верила.

— Конечно, — продолжал он, откинувшись на спинку кресла. — Ты всегда можешь попытаться покончить с собой, но ведь это не вариант для такой католички, как ты?

Она проигнорировала его усмешку и не хотела глядеть ему в глаза. Боссман же кивнул, и пока он говорил, другой человек подошел к Вике.

— У твоего нового хозяина есть некоторые требования к его рабам.

Левой рукой Элвис схватил Викторию за волосы и пригнул её голову к правому плечу. Правой схватил какой-то прибор, который Вики не заметила. Он учуяла тошнотворный запах, когда его стержень накалился до красна. Без предупреждения Элвис приложен конец за левым ухом Виктории. Внезапная боль пронзила Викторию и она почуяла запах опаленных волос. Через пять секунд Элвис убрал раскаленный стержень. Зеленые глаза Виктории от шока и боли чуть не вылезли из орбит.

Боссман слегка улыбнулся и объяснил:

— Твой новый Мастер любит, чтобы его собственность была помечена, чтобы не было недопониманий и ошибок. Твоя пометка почти незаметна. Она тебя не будет беспокоить.

Я мычала, как дикая корова. Я даже не успела заплакать, когда всё уже было сделано. Мои глаза наполнились слезами боли и унижения, и стали стекать по моим щекам. Где-то внутри загорались искры гнева.

— Не может быть, — проносилось у меня в голове. — Не может быть!

Не произнося ни слова, Элвис сел верхом на моем животе. Под его весом я не могла дышать. Он снял резиновую перчатку с левой руки и взял её в правую руку. Левой же стал хлестать мне по грудям. Меня никто так не наказывал, отчего я в шоке замерла. Чуть оправившись, я стала дергаться, пытаясь скинуть его. Хоть это и было тщетно, и я это понимала с самого начала, но попытаться стоило. Прижав меня к кровати, мужчина продолжал меня шлепать и дергать за соски, пока они оба не стали эрегированными.

— В самый раз, — улыбнувшись, сказал Элвис. Он достал что-то похожее на большую булавку и проколол основание соска моей левой груди. Я дернулась от боли и завыла в кляп.

Он схватил вторую булавку и в той же манере проколол правый сосок. Дышать было тяжело, я задыхалась от слюны, накопившейся позади кляпа, пыталась часто моргать, но слезы ручьем текли из моих глаз. Боль в каждом соске была нестерпима и никуда не уходила. Она, казалось, всё росла и росла. Я вспотела с головы до пят. И мне по-прежнему не хватало воздуха.

Капелька крови просочилась из проколов ее груди, и не говоря ни слова, Элвис снял иглу из ее левого соска, и толкнул тонкую 3-х сантиметровую золотую штангу через прокол. На одном конце штанги было кольцо, а на другом конце резьба. Из-за больших рук он с трудом ввинтил небольшой декоративный колпак на конец штанги. То же он проделал с правой грудью. У Вики теперь было по небольшой штанге с кольцом на ней через каждый сосок. Наконец, он капнул припоя из жидкого золота на каждый колпачок, заблокировав штанги в груди Виктории.

Боссман, глянув на неё, сказал:

— Сейчас пока болит, но вскоре боль пройдет. Я уже проделывал это раньше, так что к концу недели ты уже будешь здорова.

Он подошел к ней, и вынув из кармана небольшой тюбик, смазал области пирсинга.

Я знала, что мои глаза источали искры гнева от того, что он поделал со мной. Я предпочла моих связанных ножек, опуская весь свой вес на меня. Он был очень тяжелым, и мне стало затруднительно дышать. Страх клаустрофобии затопил мое сознание, я почувствовала тошноту и как подступила рвота, что еще больше испугало из-за кляпа во рту. «О, Боже, нет...», — вертелось в моей голове.

Я мотала головой в сторону, как вдруг почувствовала, что он переместился на моем животе и бедрах, приспосабливаясь к более удобному положению на мне. Я попыталась двинуться, чтобы затруднить его поиски, когда внезапно он двинул бедрами. Однако мое влагалище было сухо и мои губы, слепились друг с другом; он резко остановился, сумев вставить лишь головку члена в мою киску с первой попытки. Я была неопытным в плане секса подростком, а потому это вторжение для меня было, словно грузовик въехал в меня. Я верещала. Было такое чувство, что он разрывает меня на части, но я ничего не могла с этим поделать. Я дернулась, чувствуя как губы влагалища неимоверно расходятся. Я в отчаянии пыталась свести ноги, но привязанные лодыжки не давали мне это сделать. Мышцы с внутренней стороны мои бедер натянулись, но мои колени лишь немного сдвинулись, нисколько не уменьшая мою доступность. Это был кошмар!

Её крики были громче, чем ему хотелось бы, так что он схватил её волосы и потянул, отклонив голову, чтобы иметь возможность добраться до лямок кляпа и затянуть их потуже. Его следующий толчок в удовольствие для него погрузил член на 10 сантиметров вглубь в лоно Виктории. Её киска немного увлажнилась, и он понял, что сможет погрузить член до основания на следующем толчке. Он взглянул на её лицо — шок, читаемый на нем, явно показал, как абсолютно рациональная мысль полетела в голове этой красотки, благодаря циничной манипуляции ее сознания вкупе с его брутальным мужским подавлением её воли.

Я смотрела в потолок за его правым плечом размытыми слезами глазами. Бог видел, как я боролась, но даже если б мне хватало воздуха, я бы все равно не смогла бы его сбросить с себя. После первых двух толчков я осознала, что он возьмет меня, как захочет. Даже не входя в меня полностью, его член был огромен, и просто переполнял меня. Мне было стыдно за свою беспомощность, и к своему ужасу никак не могла его остановить. Он полностью контролировал мое насилие. С его третьим толчком он вошел в меня полностью. Мои глаза чуть не вылезли из орбит, казалось, будто головка его члена достает до горла. Я взвыла от боли. Удивительно, но моя попка болела также как и киска, словно была растянута больше пределов. Боже, помоги мне, почему это происходит со мной? Почему я, о Боже? Почему я? Его член погружался в меня полностью до основания, и мне казалось, будто во мне орудует бревно. С каждым его движением я инстинктивно пыталась прижать колени к груди, чтобы защитить себя, но могла лишь беспомощно барахтаться в своих путах.

Он стал совершать длинные, медленные глубоки толчки в её тело. С каждым толчком его яйца шлепались об её попку. Но тепло её влагалища его будоражило больше. Оно туго обхватывало его член, и он знал, что с каждым толчком он заполняет её полностью. Она глухо стонала. Это было всегда лучшей частью — иметь возможность контролировать красивую, дикую женщину, и знать, что можешь сделать с ней что угодно и как угодно. Она была его, и он собирался приручить ее тем способом, который он знал лучше всего.

Весь мой мир сосредоточился на тех ощущениях, что меня затопили. Я вздрагивала на каждой попытке вздоха, и снова теряла дыхание, когда он врезался в меня. Кричать было не возможно, но я пыталась с каждым толчком в мое нутро. Ощущения отличались от всего, что я испытывала прежде. Его член полностью меня заполнял, а влагалище расширялось до неимоверных размеров. Он, словно машина из плоти, накачивал и не останавливался. Капли пота с него падали на меня. Я вся покрылась его мускусным и густым потом, особенно живот и грудь. Он то и дело останавливался, не вынимая своего члена из моего влагалища. Он тяжело дышал, но это было его единственным движением. И одной из его пыток. Его гигантский орган находился во мне. И хотя он был неподвижен, он пульсировал, и тепло волнами исходило от него. Он был словно диким животным, лежащим в засаде, готовым с силой прыгнуть на меня, и это снедало меня снова и снова. Во время таких моментов, когда никто из нас не двигался, я была физически соединена с ним лишь посредством жесткого стержня его налившейся плоти, но этого было достаточно, чтобы по прежнему контролировать мое тело и мысли. Затем он снова начинал свои толчки, изменяя углы вхождения, а его будра хлопались о мое тело. С каждым таким толчком он словно вдавливал меня к изголовью кровати, и лишь путы на лодыжках не позволяли изменить положение моего тела для его следующего мощного выпада. Когда он скользил по моему животу под более тупым углом, его стержень тер мой клитор. Давление и фрикции, подобные ударам молотка, на мой клитор были невыносимыми. После того, как он входил в меня, даже если б мои ноги были свободными, я точно знала, что никак не смогу ему помешать делать со мной всё, что он пожелает. Это был не секс. Это было словно стихийное бедствие. Как можно бороться с ураганом или торнадо? Единственная цель — это выжить. Я было уничтожена, изнасилована животным, и всё, что могла — это молиться и терпеть. Вскоре стало полегче, когда мои соки немного смазали его ствол, но он продолжал буравить меня больше десяти минут. Наконец, он тихо застонал. Я почувствовала, что он вскоре кончит. Эта мысль наполнила меня ужасом. Я почувствовала дурноту, оставалось либо закрыть глаза, либо пялиться в одну точку потолка. Моя вагина горела от мощных ударов. Я почувствовала, как мое тело предает меня, растягиваясь и позволяя ему полностью войти в меня.

Физические возможности Виктории его впечатлили, приняв полностью его член почти с первых толчков. Немногие белые женщины были способно на такое без предварительного разогрева, да и то только лишь на пяток сантиметров. Когда он брал их таким же образом, он разорвал им влагалище. Её же вагина после такого вторжения осталась без травм, что говорило ему, что оно с легкостью примет, что угодно. Он знал, что поместив её в другую позицию, он тут же заставит её просить пощады, но это он оставил в качестве наказания на потом. Чтобы продлить свое удовольствие, он делал остановки, когда чувствовал приближение оргазма. Он всегда старался сохранить контроль, когда был на работе, и он всегда знал, когда заходил далеко. Он чувствовал кипение в своих чреслах сейчас, и знал, что вот-вот кончит, и не сможет контролировать его больше. Он хотел, чтобы она чувствовала его собственностью. Он должен был войти в неё так глубоко, как она никогда бы не смогла почувствовать это с другим. Если б он имел ее в других позициях, ему пришлось бы быть более осторожным. Но в таком её положение на спине, он мог позволить себе дать волю своей всепоглощающей животной похоти и проникнуть в нее так глубоко, как желало его сердце, не слишком ей навредив. Не думая ни о чем, кроме воли к господству, подчинению и необходимости доказать вечное право на неё, он ногой оттолкнулся от конца кровати и попытался получить все это последним сантиметром вглубь ее горячей, плотной и влажной дырочки, и, наконец, потерял контроль.

С ужасом, я почувствовала, как он подогнулся и уперся ногами в спинку кровати, чтобы еще глубже толкнуться в мое тело в последний раз, тем самым навечно закрепив свои притязания на мое тело, глубоко посадив свое семя в моем нутре. Теперь он уткнулся прямо в шейку матки, и начал кончать. Огромные и большие волны тепла расцвели в моих чреслах, как только он ввел в меня свое семя. Эти ощущения переполнили мое тело, и слезы ослепили меня. Я могла фактически чувствовать, как он эякулирует. Он кончил бурным фонтаном, резко выбрасывая струи спермы. Казалось, что они долетают почти до конца моего чрева. Ощущения были настолько сильными, что я чуть не упала в обморок. Я чувствовала каждый рывок из-за лавообразного тепла, которое генерировала каждая новая эякуляция внутри моего влагалища. Он кончал бурными потоками, оставляя обжигающе горячую жидкость глубоко внутри моего живота. Каждый рывок его спермы вызвал пульсацию боли/удовольствия ошпаривания, которая, казалось, продолжалась вечно. Наконец, он лег на меня, пытаясь отдышаться.

Он подарил этой девочке подростку сногсшибательный оргазм. И отдышавшись через пару минут, был готов к акту номер два. Он схватил волосы Вики, наклонил голову вправо и прошептал на ухо,
— Надеюсь, твои контрацептивы работают хорошо, иначе ты принесешь негритенка папочке через 9 месяцев.

Он снова манипулировал ею, используя психологическое воздействие, которое в итоге поможет ему сломать её, либо поможет контролировать.

Я с ужасом вспомнила, что их действие подходит к концу, и я собиралась их заменить по приезду домой. Я не была с мужчиной больше года и использовала их скорее для управления своими месячными, нежели для защиты от беременности. О Боже, я стала беспечной, как он мог узнать об этом. Должно быть, совпадение. Но в тоже время тихий голосок нашептывал мне, что он был прав. Женщины всегда знают такие вещи. О Боже, вдруг он прав. Я могу понести. Понести от него. Если б я могла сбежать, то вот с этим уже ничего не поделаешь. О Боже, что же сделает отец? Я не была жестоким или агрессивным человеком, но даже с его пенисом внутри себя, я почувствовала, как ярость начала расти во мне. Я не заслуживала того, что со мной сделали. Один человек только что меня пометил и сделал пирсинг, другой грубо изнасиловал. Оба были монстрами. И будь у меня шанс, я б убила обоих. Они бы заплатили за то, что сделали со мной.

Боссман наконец отстранился от Виктории и встал. Ее плоский живот был скользким от пота, и он протер и похлопал, как свою собственность, и схватил свою одежду. Он посмотрел вдоль ее связанного тела и покачал головой. Развернувшись, он пошел в камбуз. Она слышала, как он что-то сказал, но не смогла понять что. Должно быть, что-то смешное, потому как вслед за его утверждением последовал смех. Она услышала шаги множества ног вниз по ступенькам в каюту.

Остальные четверо мужчин команды захвата теперь окружали Вики, и просто смотрели на нее сверху. Ее стройное тело было покрыто потом, а по внутренней стороне ее бедер стекали толстые ручейки спермы Боссмана. Небольшая лужица спермы смешалась с каплей пота на животе. Большая же часть его семени еще находилась глубоко внутри ее живота, и медленно вытекала из ее влагалища в расщелину ее попки.

Пока моя ярость от мысли, что я сделаю со своим насильником, придавала мне сил, внезапное появление других мужчин, разбудило во мне первобытный страх, пронизывающий аж до костей. Я попыталась подергаться в постели, но мои попытки были слабыми и вызвали лишь смех над моей беззащитностью у этих мужчин. Они сказали, что босс первым пробует новых жертв, ломая их для других. Но с ней бы они не прочь нарушить сложившуюся традицию.

Все четверо быстро разделись. У Элвиса член уж стоял и он проявлял нетерпение. Ему, видимо, повезло, и достался номер два. Его член был угольно черным и 20 сантиметров длиной, хотя не такой толстый, как у босса. Он подполз между бедер Вики, уперся ей в живот, подвигал бедрами, чтобы освоиться. Поскольку её киска уже была мокрой, он без труда полностью в неё вошел. Она издала протяжный стон, когда его головка уткнулась в верхнюю часть её вагины.

Элвис не очень любил, когда женщины издают много шума, потому им он надевал кляпы. Он приподнялся над Вики и залепил ей несколько пощечин. Вскоре уже она тихо и ошеломленно лежала на кровати. Упершись ногами, он начал накачивать Викторию. С каждым толчком её тело взмывало вверх, к спинке кровати. Он контролировал каждый кусочек её тела.

Хуже всего было то, что взгляд других мужчин никогда не покидал мое лицо или тело. Они смеялись с каждого судорожного движения моего измученного тела; Надсмехались над моими криками и стонами, и глухими ударами, чтобы заставить меня вести себя тише, пока они меня насиловали. Они даже сделали ставку на то, что больше всего меня может унизить. Меня называли «сука», «блядь» и «шлюха», но чаще всего обращались, в качестве «рабыни». Кроме самого моего изнасилования, наблюдение моего группового изнасилование было для них самым ярким событием дня. Для них это было что-то типа зрелищного спорта. Бремя моего нового ужасного мира распростерлось на моем теле. У меня не было возможности бороться с ними, вся моя гордость и достоинство улетучились.

Мой изнасилование продолжалось весь день. Каждый по очереди вкушал моего тела. Иногда они хлестали тростью по внутренним поверхностям бедер, или по животу. Порой хлопали ладошкой. Пока были силы, я старалась мысленно бороться с их насилием, запереться в своем сознании, чтобы суметь пройти через всё это и не дать им удовлетворения от моей боли и моего унижения.

Но эти четверо знали больше, чем неопытный подросток мог знать. То ли от скуки, то ли от возбуждения, или того и другого, они приходили к ней всё снова и снова. У кого-то был длиннее, у кого-то тоньше. Но всё желали посетить Викторию множество раз. Только один человек больше к ней не заходил — Боссман. Он просто сидел на палубе и загорал, слушая всё, что его команда высказывала по поводу их приза.

К закату все мужчины порядком истощились. Я в шоке тихо плакала на кровати с широко разведенными ногами, всё еще обутыми в мои красивые туфли на высоких шпильках. Моя злость улетучилась уже на втором человеке, а сейчас я лишь склонила голову к плечу и тихо плакала от стыда и унижения.

Мое лицо слегка опухло. Красные рубцы простирались на моем животе, поверх бедер и с внутренней стороны. Моя челюсть жутко болела из-за кляпа во рту. На простыне подо мной натекла большая лужа из спермы и пота. Я была истощена. Немного отдыха и я смогу бороться с ними на следующий день.

Я слышала разговор мужчин на палубе. Как они хвастались тем, что со мной вытворяли. Один, которого я назвала «Нос дога» делал непристойные комментарии насчет моей груди и нового пирсинга, другой говорил о том, что заставит меня сказать, когда у меня не будет кляпа. Однако, был один, кто радовался от моей боли и моих криков даже больше, чем от секса. Я слушала их больше часа, и это позволило мне набраться немного сил.

Боссман наконец спустился вниз, но лишь для того, чтобы взглянуть. Хоть он и был первым, кто её изнасиловал, он не был так жесток, как остальные. Без слов и взял крем и смазал её груди.

Он посмотрел на неё и попросил перестать причитать. Спросил не мучает ли её жажда. она посмотрела на него, всхлипнула и кивнула. Боссман её сказал:

— Послушай меня, я сниму твой кляп, и дам попить через соломинку. не пытайся ничего сказать, кроме односложных ответов «да» или «нет» на прямые вопросы, поняла?

Я кивнула в знак понимания, а Боссман склонился и отвязал мои лодыжки от ножек кровати, вызвав неимоверную боль в моих бедрах. Затем он попросил меня перевернуться на живот, что я медленно от боли и проделала. Мои ноги меня не слушались, и одна из шпилек сандалий запуталась в простыне. Он отстегнул мои запястья от изголовья кровати. Он разъединил мои наручники, завел руки за спину и снова сковал. Далее он нагнулся и развел половинки моей попки. Внезапно, наполненность и боль, что я ощущала весь день, исчезла. Взяв меня за плечи, он помог мне перекатиться к краю кровати. Сперма на простыне уже подсохла, и вызвала неприятные ощущения, когда я по ней перекатывалась.

Он внимательно посмотрел на нее. Она сидела прямо на краю кровати и смотрела на него. Её грудь выдвинулась вперед из-за связанных за спиной запястий. Ее длинные светлые волосы спутались, слиплись, и находились в полном беспорядке, так как один из ее «захватчиков» сбрызнул сперму ей на лицо и волосы, а то, что немного осталось от макияжа Вики размазалось на ее глазах из-за слез. Колени Виктории были слегка расставленными, и она заметила, что он смотрит на внутреннюю сторону её бедер. Капли крови из ее влагалища смешились со спермой

и потом. Высокие на каблуках сандалии по-прежнему подчеркивали ее идеальные икры, когда она сидела прямо. Её набухшие соски играли в лучах заходящего солнца. Она выглядела для него как окровавленная, но еще непокоренная богиня.

Боссман развязал лямки у неё на шее и вынул кляп изо рта.

— Голодна? — спросил он.

Она кивнула. Он поднялся и подошел к другой стене каюты, где взял несколько крекеров. Её глаза проследили за его движением туда и обратно. Он предложил глоток воды и крекеры, что на вкус ей показались райским угощением.

— Хочешь в туалет?

Она снова кивнула.

Он помог мне встать и направил к ранее незамеченной двери в каюте. Я едва стояла на ногах, ноги были словно из свинца. Я шла, слегка наклонившись, но ничего не могла с этим поделать. Боль пульсировала в моих затекших бедрах, и меня сотрясали судороги в паху. Кожа на моих половых губах содралась от чрезмерного количества проникновений за целый день. Каждый шаг отдавался во мне болью. С помощью Боссмана я, шатаясь, со всё еще связанными сзади руками пересекла каюту. Моя походка совсем не напоминала ту, которой я вышагивала по улицам Канкуна. Он открыл дверь, и я увидела туалет с душевой. Он сказал, что там два ведра в зависимости от моих потребностей.

— Давай, делай, что нужно, — сказал он.

Глупо, но даже после того, как меня насиловали весь день, я все еще стеснялась мочиться перед другим человеком. Я не знала, прикроет он дверь или нет, но он толкнул меня вперед и сказал:

— Или сейчас и в ведро, или забудь об этом на всю ночь.

Я медленно подошла к тесной ванной, и с горящим от стыда лицом, села на корточки над ведром, и начала мочиться. Мне полегчало. Я огляделась вокруг, пока сидела на корточках, и увидела маленький иллюминатор, через который я не видела ничего, кроме воды. Он был настолько мал, что даже и не стоило думать о побеге через него.

— Какать хочешь? — спросил он меня. Я отрицательно мотнула головой. К тому же было нечем вытереться, а я не могла позволить это сделать при других рукой. Он вытер меня грубым полотенцем, схватил за руки и потащил обратно к кровати. Я в ужасе отпрянула — еще свежи были воспоминания о том, что вытворяли со мной на ней — но это не помогло. Я, как в оцепенении, шла за ним. Мы сели на кровать, и вдруг я выпалила:

— У меня есть деньги. Отпусти. Обещаю, никому ничего не скаж...

Последний звук сорвался, когда он пальцами ткнул мне в солнечное сплетение. Я медленно осела, а он сунул шарик-кляп мне в рот и завязал лямки на голове

Без слов он снова ударил в живот, схватил лодыжки и снял сандалии. Затем, схватив за волосы и оттащив Викторию в душевую, вставил ей анальную пробку обратно. Она попыталась сопротивляться, он ударил снова и сковал её лодыжки. Выйдя в каюту. он взял ошейник и кусок веревки. Затем снова вернулся в душевую и прикрепил ошейник к её шее. Ошейник был сделан из толстой кожи и достаточно широкий, так что почти обездвижил голову. Затем он привязал веревку к металлической петле на задней стороне ошейника. Пропустил её между наручников на запястьях, а затем между оков лодыжек и конец притянул к запястьям. Пока она лежала на животе, он посильнее затянул свободный конец веревки.

Это оттянуло её голову назад, а лодыжки к ее голове, заставив ее тело болезненно выгнуться. Он убедился, что она еще могла дышать, и привязал веревку к запястьям.

Боссман покачал головой и гневно сказал:

— Ты тупая сука! Ты до сих пор не поняла, что твоя жизнь навсегда изменилась. Ты больше не девочка из папиного с мамой колледжа — ты уже на часть того мира. Я мог бы убить тебя прямо сейчас, и никто об этом никогда не узнает. Вбей себе в голову, что ты теперь РАБЫНЯ; ты кусок жопы, и принадлежишь человеку, с которым никогда не встречалась. — Он остановился и глубоко вздохнул, немного остыв, он продолжил, — Когда я тебе скажу, или один из моих парней говорит что-то, или вообще ЛЮБОЙ человек говорит что-то делать, то будь уверена — лучше это сделать. Ты, наконец, начинаешь понимать, что ты не что иное, как чья-то собственность?

Затем он исчез на секунду и снова появился, но уже с ведром её мочи. Он глянул на неё и вылил еще теплое содержимое ведра прямо на Викторию, затем запер душевую и ушел, Вики осталась там на всю ночь.