Когда я проснулась утром, лучи солнца чудесно заливали каюту через иллюминаторы. Я слегка зевнула. Мне было так спокойно. Было чувство, что я проспала целые сутки. У меня разыгрался зверский аппетит. Очень хотелось пить. Я хотела потянуться, но обнаружила, что руки у меня закованы. Я сразу вспомнила, где я, и зачем я здесь. Мои глаза наполнились слезами. Теплый солнечный свет сразу забылся, как только я вспомнила, что со мной вытворяли за последние три дня. Я лежала и старалась не создавать шума, тихо всхлипывая от воспоминаний. Если ОН прав, я никогда не увижу ни друзей, ни семью. Моя семья, видимо, места себе не находит, а друзья уже пошли в школу, и у них начался новый этап в жизни, пока надо мной здесь издевались и подвергали унизительному сексу. И хуже всего, что я всё-таки отдалась ЕМУ. Я была так зла на себя, и злость начала расти во мне. Я хотела умереть от стыда, но сначала забрать их с собой. Но, всё же, мне пришлось вернуться к реальности.

Я начала исследовать свои болячки. Плечи еще побаливали, но, к удивлению, уже не так сильно, как 12 часов назад. Бедра также болели, и даже приносили больше дискомфорта, чем плечи. Пирсинг у сосков раскраснелся и немного горел. На грудях еще остались отметины от веревок. Вагина воспалилась, но это и понятно, исходя из того количества секса, что ей пришлось пережить. Стоило мне чуть подвигаться, и начинала зудеть попка. Поверить не могу, что я уснула с этой ужасной штукой в ней. Синяки и рубцы на заду, животе, спине и бёдрах меня совсем не беспокоили. Локоть и колено побаливали, но, похоже, не были повреждены. Мне еще повезло — могло быть всё гораздо хуже. Я лежала уже час, размышляя сама с собой, стараясь не двигаться и не издавать ни звука. О боже, как я была наивна и романтична, хотя, к моему счастью, во мне был силен прагматизм. Я сделаю всё, что нужно, чтобы выжить и спасти семью. Я ощупала ошейник, и не могла поверить, как я могу быть чьей-то собственностью. Никогда не увидеть родителей. Друзей. Как такое может случиться в современном мире. Но вот я тут. Вдруг, я заметила, как Боссман вошел из камбуза, и я попыталась завернуться в простыню. Он шел так тихо, что только запах кофе из его кружки, выдавал его.

Увидев, что она заметила его, он придвинул кресло к её кровати и предложил её кофе. Она взяла его своей свободной правой рукой. Он, потягивая из кружки, тихо спросил:
— Ну, как поживает моя рабыня?

Я запнулась, услышав, как он меня назвал. Моё истинное положение обрушилось на меня. Я поняла, что нельзя больше медлить с ответом.

— Нормально, — лаконично ответила я.

Он внимательно глянул на меня и продолжил.

— Нам нужно серьезно поговорить. Ты вчера сказала, что отныне будешь повиноваться. Тебе дали шанс немного отдохнуть. Теперь мне интересно, у тебя те же намерения?

Я облизала губы, но не могла смотреть на него. Я поняла, что решается моя судьба. В итоге, я кивнула.

— Мне нужно это слышать, — повторил он. — Скажи, что принадлежишь мне.

Я пристально глядела на него, затем посмотрела в иллюминатор. Тихий и спокойный океан. Ни птиц, никого. Даже ветер, казалось, замер в ожидании моего ответа.

И всё же я прошептала, — Я принадлежу вам.

— Я не слышу тебя, скажи это снова и громко.

— Я принадлежу вам, — более нормальным голосом сказала я.

— Так лучше, — ответил он. — Так как ты?

— Прошу, не заставляйте говорить меня это.

— Девочка, за последние три дня ты прошла через ад, — он запнулся и продолжил, — начну сначала. После того, что мы сделали с тобой, ты уже не девочка, ты женщина. Если ты решила передумать, что ж делай это сейчас. Если ты думаешь, что ты лишь скажешь, что я хочу услышать, а затем сделаешь какую-нибудь глупость, типа побега, молись о смерти. Или ты сломалась вчера, или нет. Если нет, ты и следующую ночь спокойно поспишь. Только тебе следует знать, что придется просидеть на козлах еще шесть часов, а электрические украшения побудут и того дольше. Я не хочу тебя калечить, но ты будешь мне подчиняться. Или ты скажешь мне, кто ты, или мы снова займемся делом. Твой выбор, и делай его сейчас. Так, кто ты?

Я поглядела на простыню, покрывающую мое обнаженное тело.

— Я рабыня и принадлежу вам.

— Скажи снова, — скомандовал он, — громче!

— Я рабыня и принадлежу вам.

— Хорошо, не так ведь сложно?

До меня дошло, что вот сейчас этим утверждением я вдруг отказалась от всего, чему меня учили. Произошло какое-то духовное раздвоение. Было что-то странное в этом, я, как-будто, была на пороге какого-то откровения. А голове было так свободно. Трудно описать. Словно я была отчалившим паромом, который просто дрейфует от одной мысли к другой. Я осознала, что многим девочкам до меня, что подверглись насилию этих парней, также приходилось отказываться от своих идеалов, безнадежно ломаясь перед лицом жестокости. Только этого со мной не будет, я приму все правила, лишь бы выжить. Сделаю всё, что попросят, но не дам им себя, истинной себя, что запрятана глубоко внутри.

Глядя на неё, Боссман понял по её лицу, что она еще не до конца приняла свою роль. Может, где-то в сознании, но не сердцем, не своим нутром. Она слышала, что он говорил о её новой жизни, но не понимала, что же это означает для неё. Он отстегнул её левое запястье, и подтянул её к краю кровати. Она села, прикрывая грудь простыней из какой-то наивной скромности.

Посмотри на меня, — приказал он.

Она посмотрела, но ничего не сказала. Он наклонился и ущипнул её сосок сквозь простыню, которой она всё ещё прикрывалась. Используя штангу в соске и тем самым доставляя ей неимоверную боль, он вытащил её с кровати на пол.

Его глаза сверкнули.

— ТЫ РА-БЫ-НЯ, — медленно он произнес каждое слово по слогам, зажимая в такт им сосок. — Как ты должна называть меня и как ты должна себя вести в присутствии своего Господина?

Я запнулась на мгновенье, а затем нашлась,

— Вы мой Господин.

Я заставила себя опустить глаза, развела ноги и сложила руки за спиной в ожидании.

Боссман продолжал выкручивать её сосок в качестве наказания, а затем продолжил, давая упасть простыне на пол.

— Твоя позиция ужасна, — сказал он. — Поза покорности в том, что ты заводишь руки за поясницу, выпрямляешь плечи, а грудь выпячиваешь вперед. Ты должна разводить ноги на ширине плеч. Далее! Ты не смотришь на мужчину. Смотришь только в пол. Ты на него смотришь только тогда, когда он к тебе обращается или когда дает разрешение говорить.

Я глядела в пол на ноги и моргала глазами от боли.

— Да, Господин.

Я не могла понять, как он может так быстро меняться. То быть добрым, а через минуту таким жестоким. Я стояла перед ним в покорной позиции, как могла... и ненавидела себя за свою слабость, даже когда я охотно делала всё, что он от меня требовал.
Боссман поправил мои плечи и приопустил мою голову.

— Ты, наконец, начинаешь понимать, что ты рабыня и принадлежишь мне. Это для тебя внове, но ты будешь вести себя соответственно. Ты научишься выполнять приказы, а пока ты, как капризный ребенок. Но ты скоро научишься дисциплине. Если ты будешь делать то, что приказывают, как только тренировка закончится, будешь получать минимальные наказания.

Это, конечно, была успокаивающая ложь, чтобы она охотнее подчинялась. Он хотел заменить её свободу, которой она наслаждалась в её прошлом мире, на новую реальность, в которой будет контролироваться каждое её движение. Он уже распланировал её обучение, и наказания не предполагались за хорошее поведение в качестве рабыни. Её эмоциональная, физическая и психологическая боль никогда не будет прекращаться, независимо от того, насколько послушной она будет. Её будут ломать на каждом этапе и уровне обучения. И даже, когда она будет полностью подготовлена, он знал, что пока её тело будет подтянутым, она всегда будет подавать, как горячие, так и холодные блюда из боли и мучений для своих Господ. Это её судьба — приносить наслаждение другим, умея принять от них боль.

Он продолжал:

— Как я говорил пару дней назад, есть основные правила, которым нужно следовать ВСЕГДА. Ты меня поняла?

— Господин, что значит, наказания будут минимальными?

Боссман с минуту думал над ответом.

— Ты собственность теперь, которая принадлежит мужчинам. На данный момент мне. В твоей новой жизни твоя главная задача будет приносить радость своим телом. Раньше ты вела себя со всеми, как равными, но сейчас всё изменилось, даже если ты этого еще не понимаешь. Во время обучения ты ознакомишься с болью. Когда твое обучение будет завершено, тебя доставят твоему новому Господину. Он в свою очередь может одолжить тебя на время в качестве игрушки другим Господам или Госпожам. Мужчины и женщины, для которых тебя будут обучать, различаются по своему темпераменту. Некоторые получают удовольствие от того, что сами доставляют удовольствие. Наслаждайся этими моментами. Они тебя успокоят, когда ты будешь плакать в постели более жестоких Господ. Другие Господа, скажем так, имеют другие предпочтения наслаждаться твоим очарованием. Они будут знакомить тебя с болью, чтобы получать удовольствие от твоего тела. Чтобы лучше их ублажать, тебя научат ценить искусство бондажа и садомазохизма. Ты натренируешь свое тело не только терпеть, но и наслаждаться каждым таким опытом. Я вижу, ты мне пока не веришь, но это неважно, ты полюбишь. У тебя нет выбора. И тебе это лучше принять и сердцем, и душой. Эти Господа принесут тебе удовольствие и боль для удовлетворения своих потребностей. Только, сложив боль, что мы тебе даем, научившись не только терпеть, но и с радостью ждать её, ты сможешь пережить боль. Итак, отвечая на твой вопрос, мы научим тебя приносить удовольствие тому, кому ты будешь отдана и кто ценит красоту боли. Теперь понимаешь?

— Я понимаю, Господин, — ответила я.

Хотя я ничего не поняла, я знала, что пойму со временем, но для этого мне нужно как-то выжить. В моем понимании он сказал, что они будут бить меня, чтобы мне нравилось, что меня бьют. Чушь какая-то. Но я почему-то была уверена, что он сможет мне доходчиво объяснить потом, а сейчас лучше его не злить.

— Отлично. Твой новый Господин выбрал тебя из большой группы женщин, чтобы ты могла служить ему, и быть превосходным компаньоном и рабыней, когда мы тебя обучим. Твоё мироощущение мы изменим. Сначала поработаем над ним. Ты можешь себя вести покорной, но ты еще не признаешь, что кто-то может контролировать твою жизнь. Когда мы закончим с тобой, когда у тебя будет правильное отношение, ты сможешь... нет, захочешь приобрести новые навыки, нужные для твоей новой жизни. И лучший помощник тебе в этом — твое самосознание. Нам лишь потребуется подправить его в нужном психологическом и физическом аспекте. С нашей помощью ты обогатишься опытом множества сексуальных поз и спектром возможностей, что предоставляет садомазохизм и бондаж. Ты научишься использовать каждую частичку своего тела и разума, чтобы приносить наслаждение. Предупреждаю только раз. Твой период воспитания закончился, сейчас мы приступим к фазе обучения. Отныне ты будешь наказываться за любые проступки. Наказания будут различаться от легкой порки спины, попки, бедер и гениталий до пыток веревками. С одними техниками ты уже ознакомилась. Не заставляй нас использовать их снова.

В этом он солгал, они будут регулярно её знакомить с болью и другими более экзотическими аспектами любви, независимо от её поведения. Все они станут частью её дальнейшего обучения на всю оставшуюся жизнь. Даже если она хорошо будет себя вести, она всё равно встретится и ознакомится со всеми подручными средствами — веревками, кнутами, резиной, железом. Только они могут научить её любить боль. Наказания могут даже расцениваться ею, как угроза жизни, но только так он познает свою глубину покорности им.

— Вот основные правила, — сказал он, отгибая палец из кулака. — Ты НЕ РОВНЯ другим; ты будешь служить своему Господину; говорить ты будешь только, когда тебя о чем-то спросят, или, когда позволят. Тебе не разрешено лгать. Ты будешь изолирована от других мужчин. Твоя красота такова, что тебя не забудут. Важно то, что твой новый хозяин будет предлагать тебя только немногим, кто достоин этого. Ты упрямая, и у тебя, я вижу, проблемы в том, чтобы хранить тишину, так как ты считаешь, что равна мужчинам. Но мы тебя сломаем, не сомневайся. Когда тебе задают вопрос, даже если ты знаешь, что ответ может не понравиться Господину, никогда не лги ему. Когда мужчина или несколько входят, ты немедленно прекращаешь делать то, чем занималась, и встаешь в позу покорности. Мы тебя обучим и другим позам, но эта основная. Я знаю женщин — ломал и тренировал их годами. Такие женщины, как ты, прекрасно могут исполнять, что им прикажут, но внутри размышлять и оценивать могут по-своему. Но скоро, очень скоро я заставлю переменить твои представления, и тогда ты заплатишь цену, о которой даже не представляла. Никогда не смотри на Господина, кроме тех моментов, когда он разрешает тебе говорить. Всегда обращайся к мужчине, как «Господин», и очень старайся его ублажить. Иногда тебе придется ублажать и женщин. Обращайся к ним — «Госпожа». У них те же права на твое тело, как и у Господ. Иногда женщины для удовольствия Господина будут доставлять тебе удовольствие. В любом случае делай, что тебе приказано.

Предыдущая часть его высказывания затрагивала физические аспекты в манере поведения рабов, сейчас он перешел к психологическому воспитанию:

— И наконец, рабу необходимо забыть свое настоящее имя. Теперь ты будешь отзываться на имя «М». На твоем ошейнике то же имя. Ты поняла последнее?

Он заметил, как она кивнула. Он знал, что этот кивок дал началу её нового путешествия по жизни, о которой она понятия не имела. И о том, насколько крутой спуск её ожидал. Но ничего — он обучит её, чтобы в итоге сделать своей собственностью. Забрать у неё имя — это лишь начало её пути из старого мира, от её семьи, к новому миру и к нему.

— Может, ты чего-то недопонимаешь?

— Нет, Господин.

— Следуй этим правилам, пока они не запечатаются в твоей душе. Думай о них, верь в них. Будут и другие, но потом. А за провинность вот этих последуют очень серьезные наказания.

Он раскрыл второй палец из кулака:

— Вот твой новый распорядок дня. Пока у тебя выходной, но завтра утром ты встанешь в 6:00, выпьешь чай или кофе на выбор. Оденешься для зарядки и будешь готова к 6:15. С 6:15 до 7:15 у тебя будет комплекс аэробных упражнений. С 7:15 до 9:00, ты примешь душ, заправишь кровать, уберешь каюту, позавтракаешь, оденешься и наведешь макияж. Мы хотим, чтобы ты всегда выглядела на все 100%. Повторять не буду — на все 100. Макияжа по минимуму, Должны быть подведены глаза, губы и окрашены ногти. Ногти будешь красить вечером, чтобы не терять время утром.

Он знал, что говорить следующее пока бесполезно.

— Ты здесь только из-за своего вида, всем плевать на твою личность. Так что все будут от тебя ожидать лишь то, что ты будешь ублажать своего владельца всеми способами, которыми он захочет. Ты пока не будешь подвергаться нашим стимулирующим техникам, если только не будет это требоваться в качестве наказания. Ну, а так, твое воспитание даст тебе навыки подружиться с болью. Учеба продлится от семи до четырнадцати дней, в зависимости от быстроты твоего обучения.

— И что еще важно, — он отогнул третий палец. — Уроки будут с каждым из моих парней. И будут длиться целый день, начиная с 9: 00. Они будут пользоваться тобой, как того будет требовать обучение. Будешь одевать то, что они захотят. Одежду начали приобретать уже десять дней назад на острове.

Меня не удивило то, что меня хотят использовать в качестве секс-рабыни, но все равно от его слов мурашки пробежали по спине. Эмоции во мне, как будто, оцепенели, но я знала, что страх и жалость к себе придут позже. Еще меня поразило, что мое похищение так давно планировалось. Как я могла быть такой глупой и ничего не замечать? Мысли так и метались во мне, но я поклялась, что изо всех сил постараюсь остаться верной самой себе.

Он продолжал:

— Каждый парень проведет с тобой не меньше девяноста минут, начиная с девяти утра. Как только закончит первый, ты приведешь себя в порядок для второго. Пока будешь накладывать макияж, твоя одежда уже будет лежать на кровати. Что бы они ни принесли, ты оденешь это и будешь проводить с ними время. Так будет со всеми четырьмя. Каждый день. Если кто-то из них почувствует, что ты не полностью втягиваешься в процесс обучения, или не на 100% их ублажаешь, ты будешь по-разному наказываться. У парней есть разрешение наказывать тебя на их усмотрение. Это понятно?

Быстро взглянув на него, она, не медля, ответила, — Да, Господин.

Он знал, что его парни здесь не только обучать «М», но и сломать её. И если б эти парни не могли трахнуть её на лодке хоть раз за день, был бы бунт. Это было взаимовыгодное сотрудничество — они разряжали свои пистолеты и переставали быть более агрессивными, и она, в тоже время, скакала бы, как лошадь хотя бы полдня, обучаясь различным сексуальным техникам с множеством партнеров. К тому же стресс от вынужденного участия в ежедневном групповом изнасиловании будет её опустошать. И в психологическом плане даже травмировать, делая тем самым её более послушной и управляемой. В общем, взаимовыгодное сотрудничество. Но в то же время, про человеческий фактор он никогда не забывал. Его парни были из грубой кожи, и всего лишь люди. А женщина, которую нужно, для начала, сломать, а потом обучить, будет красивой и желанной. А он не всегда будет рядом. Такая комбинация могла принести неприятности.

— Твое обучение начнется завтра. Тебе лучше идти навстречу каждому из них и работать над собой в том, что они тебе предложат.

Он отогнул четвертый палец, — Ты освободишься где-то к половине третьего или к трем. Когда парни закончат, ты примешь душ, освежишь макияж, наденешь купальник и выйдешь на палубу подышать свежим воздухом и позагорать.

Пятый палец.

— Ты спустишься в каюту в 5: 30, чтобы подготовиться к обычному ужину. Подготовка включает в себя накладывание макияжа и надевания платья, что мы дадим. В добавок к обслуживанию парней в течение дня, ты обслужишь команду перед началом ужина в 6: 00. Как только они закончат свой ужин, ты сможешь доесть остатки. Неважно успела ты поесть или нет, но в каюте ты должна быть уже в 7 вечера. Ты наденешь пеньюар, и до 9 вечера у тебя будет свободное время. Затем ты ляжешь спать. Ты не будешь покидать каюту после ужина и до сна. Такой распорядок у тебя будет, пока ты будешь находиться на лодке, хотя гарантирую тебе, что твой новый хозяин даст тебе новый распорядок. И наконец, ты будешь с нами ужинать уже сегодня. Есть какие-нибудь вопросы?

Я отрицательно покачала головой. Слишком много за раз мне пришлось принять сегодня, хотя была уверена, что парни могли меня поправить, если нужно.

Боссман прочистил горло и с улыбкой сказал.

— Я заметил, ты никогда не брила промежность и лобок. Когда будешь принимать сегодня душ, удали все волосы, оставив лишь вертикальную полоску на лобке в 3см. Удали волосы также на своих ногах и в подмышках. У тебя в душе есть крем. Мы решили, что любые бритвы тебе сейчас не нужны.

— Вынь анальную пробку, пятнадцать минут тебе на душ и подмыться, а затем я принесу тебе завтрак. Твоя одежда уже будет лежать. Ты проведешь сегодня день, готовясь к следующему дню, а ужинать будешь с нами в 6 вечера. Подготавливаться к ужину начнешь где-то в пять.

Когда Боссман вышел из каюты, я зашла в душевую. Осторожно вынула пробку из попки, сделала, что должна, и включила воду в душе. Вымыла волосы, натерла мылом тело и нанесла крем для удаления волос. Выйдя из душа, я обтерла полотенцем тело и волосы. Удалила волосы в подмышках, на ногах и постаралась, как могла, на лобке. Феном высушила волосы на голове. Они закудрявились — мой подарок природы. Выйдя из душевой, я остановилась, увидев Боссмана снова в кресле. Я знала, что пробыла в душе больше 15 минут, и инстинктивно прикрыла промежность рукой, хотя и знала, что это только разозлит его и прибавит мне наказание. Он поманил меня своим пальцем. Я встала перед ним в позе покорности. Он ткнул пальцем в пол рядом с креслом. Там стояла собачья миска с овсянкой. Я глянула на Боссмана, а он сказал:

— Мои женщины быстро обучаются правилам. Тебя не было слишком долго. Становись на карачки и слизывай пищу языком. Насвинячишь — будешь снова наказана. Делай!

Мне лишь взгляда на него хватило, чтобы понять, что он не шутит. Я тут же бросилась на четвереньки, вытянула язык и начала по-собачьи лизать отвратительную холодную кашу. После пяти минут я, вся испачканная, получила разрешение встать и пойти помыть лицо и наложить макияж.

Он сказал мне, где лежит косметичка. Я подошла к туалетному столику, и была удивлена набором косметики высокого качества. Я открыла лосьон для кожи. Увидев одобрительный взгляд Боссмана, я взяла чуть в левую руку и нанесла его на груди и руки, а затем и ноги. Включила лампочку, сделала макияж глаз и подвела их. После подкрасила губы. Повернулась к Боссману в позу покорности и сказала (я вдруг осознала, что закалялась для этого всё утро):

— Господин, я готова.

Боссман дал наряд на остаток дня до ужина. Чисто символический наряд. Кроме кожаного ошейника, весь наряд был белым и очень подчеркивал загар Виктории. Верхняя часть состояла из кружевного лифчика с рисунком свадебных колокольчиков, чашечки которого совсем не закрывали грудь и соски. В чашках лифчика был разрез, закрытый шнуровкой. Нижняя часть состояла из стрингов, через полупрозрачный материал которых просвечивались лобковые волосы. И завершали наряд пару белых 10 сантиметровых каблучков на подвязках. Боссман указал Виктории на кровать, где всё лежало. Она вопросительно на него уставилась.

— «М», если у тебя есть вопросы, спрашивай. Ты достаточно молода, ты когда-нибудь надевала нижнее белье?

С нотками удивления, я ответила,

— Ничего подобного я никогда не одевала, я даже не уверена, как надевать кое-что из этого.
Я схватила стринги и, растянув боковые лямки, натянула их на бедра. Кое-как примостила лифчик. И наконец, одела каблучки.

— Всё, кажется, подходит, кроме каблучков.

Он ответил, что они специально взяли на полразмера меньше. Он решил, что ему придется помогать ей одеваться следующие пару дней. Затем он встал и поманил её к себе. Когда она встала в позу покорности, он развязал шнуровку на лифчике, освободив соски. Пошарив у себя в кармане, он вытащил золотую цепочку со сложными замками на концах. Её концы он прикрепил к каждому соску.

Отступив на пару шагов назад, он сказал:

— Ты научишься правильно надевать одежду вокруг своих украшений.

Затем он уставился на её открытые ореолы сосков и розовые соски, выступающие сквозь лифчик с золотой цепочкой на них. Далее его взгляд скользнул по животу, недолго остановился на промежности, и опустился по блестящей и гладкой коже ног к лодыжкам на высоких каблучках. Утвердительно мотнув головой, он вышел из каюты, бросив через плечо:

— Не забудь, ужин в 6 вечера, начало подготовки в 5: 30.

Я поглядела ему вслед, и когда он скрылся, прошлась к креслу и села. Я едва стояла на этих каблучках — дрожали колени. Глянув вниз на груди, я стала быстро зашнуровывать обратно лифчик, но тут столкнулась с проблемой — золотая цепочка, которая была поверх него. Я в беспомощности опустила руки. Я не знала, что делать дальше. Я никогда не надевала ничего подобного. Меня очень смущало, что наряд не только раскрывал мое тело, но и акцентировал внимание на моей наготе. Открытый лифчик, как и стринги, казались мне порнографией. Я не чувствовала себя в них комфортно. Стринги при сидении на кресле больно врезались в мою писю, и я так и не нашла более приемлимую позу.

Боссману пришлось выйти, иначе он бы просто накинулся на неё, а это не входило в его планы. Он хотел, чтобы «М» ему доверяла, хотя он и насиловал её уже дважды. Он не был уверен поняла ли она разницу между её изнасилованием для идеологической обработки и последующим обучением. Он знал, что с ней придется потрудиться.

Когда он вернулся чуть позже, я уже заправила кровать и лежала на ней. При его входе я вскочила и быстро приняла позу покорности. Одна он просто прикрикнул:

— «М», распрями плечи, а грудь вперед.

Я так и сделала:

— Да, Господин.

Подойдя к туалетному столику, Боссман приказал мне сесть на край кровати и открыть каждую чашку лифчика. Как только я выставила соски напоказ, он сел рядом и смазал соски заживляющим гелем. Он медленно, почти сексуально втирал его в меня. Затем сел на кресло и попросил застегнуться. Я поспешила, ибо видела как он взволнован. Как оттопыривались его штаны, когда он уходил. Я и раньше замечала такую реакцию, но никогда в такой ситуации полной зависимости.

Уходить Боссману было нелегко. Он мгновенно возбудился, как только Виктория раскрылась для него. Ему пришлось заставить взять себя в руки, призвав на помощь весь свой самоконтроль. Успокоившись, он несколько часов проговорил с «М» об её ситуации, и что ей нужно сделать, чтобы выжить. Он рассказал, почему на ней свадебное нижнее белье — она никогда не выйдет замуж за мужчину, и в этом было что-то символичное, что она теперь «замужем» за всеми его парнями сейчас.

Рассказ о «свадьбе на его парнях» вызвал слезы на моих глазах. Свадьбу я всегда рисовала себе в воображении иначе, Что я надеваю дорогие белые одежды и вуаль, и выхожу замуж за человека, с кем проведу всю свою жизнь. Мы с отцом договорились, что это будет большая свадьба, куда он пригласит всех друзей семьи. Сейчас на мне было свадебное нижнее белье, чтобы унизить меня и изнасиловать.

Он заверил, что если она будет повиноваться и идти навстречу парням с его лодки, никто из них не сделает ей больно во время обучения. Но она была теперь его собственностью, а потому ЕМУ она будет отдаваться любыми способами. У неё не было особого выбора, и она не должна себя корить за тот выбор, что она отдалась ему. Ей пришлось, по его словам, сделать это, чтобы выжить. Виктория заметила, что всё, что он делал, были вынужденные меры, что всегда помещал её в позицию так, что она могла сохранить свою гордость — он всегда предоставлял ей выход из ситуации, и очень расстраивался, когда видел, что она не совсем понимает ключевые принципы. Даже когда он повышал на неё голос, он не хотел быть жестоким. Она вдруг поняла, что благодарна ему за это, и эта благодарность её обеспокоила.

Наконец, Боссман сказал, — Тебе нужно погреться в солнечных лучах.

Вставая, он схватил её за цепочку на сосках, и легонько потянул, заставляя её встать. А потом без жестокости, нежно вывел за цепочку через камбуз вверх по ступенькам на корму.

Меня накрыл ужас, что меня повели как лошадь на скачках. Я старалась держаться поближе к Боссману, чтобы он не слишком натягивал цепочку, но это было сложно на каблучках. Мне пришлось идти с ним рядом, хотя я стояла нетвердо, и дрожали колени. Моя одежда меня скорее открывала и была более провокационной, нежели та, что я одевала прежде. Я это поняла, когда меня вели через камбуз, где находились остальные члены команды. «Элвис» работал на лэптопе, когда другие заканчивали свой завтрак. Все аж притихли при моем появлении, и глазами раздевали меня. Я поняла, что следующее утро с ними будет ужасным для меня. Бросив матрас на палубу, Боссман сказал мне, что я могу лечь на нем. Но прежде, чем уйти, он к моей цепочке присоединил другую цепочку, конец которой уходил к корме. Мне позволили провести на солнце почти шесть часов. Лучи солнца тонизировали меня, и мне намного полегчало. Боссман все время был рядом со мной, рассказывая о моем прошлом, будущем, и что меня ждет. Пока он рассказывал, он массажными движениями наносил крем от загара на мои плечи, шею, бедра, колени и стопы. Он вел себя, как, иронично бы это ни звучало, джентльмен.

Боссман знал, что Вики еще не стала психологически зависима от него, но он собирался работать в этом направлении всё время пребывания на лодке.

Пришло время, когда Боссман отвел Викторию в каюту готовиться к ужину. Он показал ей, как снять цепочку, но поведал, что она должна носить её всё время. Он положил её наряд и вышел.

Вот я и выяснила, как снимать цепочку и, наконец, смогла завязать эту чертову щель в лифчике. Сняла каблучки, стянула стринги на пол, перешагнула через них, и, обмотав полотенцем голову, зашла в душевую.

Вернувшись, я уложила волосы и нанесла макияж второй раз за день, надела обратно цепочку и подошла к кровати посмотреть на платье, что принес Боссман. Эластичное платье до лодыжек с бретелькой через шею было темно синего цвета. Оно было сделано из почти прозрачного материала. Завязанное на спине оно подчеркивало контуры моих грудей и плоского живота. Плотно охватывая мои бедра, ниспадало почти до самых лодыжек. Был также темно-голубой эластичный кружевной пояс с подвязками из поддельного жемчуга, достаточно широкий, чтобы поддерживать груди. Чулки того же цвета доходили до попки. Наряд завершали каблучки с 10 сантиметровыми шпильками.

Боссман зашел в каюту, когда я как раз надевала пояс, в беспомощности глядя на чулки. Я автоматически вскочила в позу покорности. Он попросил меня сесть и надеть чулки. Только с его небольшими подсказками мне удалось натянуть левый чулок и зафиксировать его подвязками. Затем я надела правый и встала во второй раз. Он приказал надеть каблучки и проследить, чтобы чулки плотно прилегали к ногам, так как мужчины ненавидят, когда чулки скомканы на щиколотках и мешковато отвисают на коленях. За эти нарушения меня будут наказывать.

В ошейнике, поясе, чулках и каблучках Боссман попросил меня подойти к зеркалу и посмотреть свое отражение. Он сказал, что я буду носить в основном чулки со швами, а потому должна быть осторожна в том, чтобы шов проходил четко по центру задней части ноги. Чтобы убедиться в этом, я должна стать задом к зеркалу на вытянутых ногах, развести их на полметра, нагнуться и обхватить их руками в районе лодыжек, затем плавно провести руками по ногам, расправляя складки, проверяя при этом в зеркале по центру ли швы. Натянув чулки, я вернулась к кровати и шагнула в платье. Расправив его вниз по бедрам, я в смущении попросила Боссмана помочь мне завязать его на спине. Затем в небольшом шоке поглядела не себя в зеркало. Воображению негде было разгуляться. Черный ошейник контрастировал с цветом платья и таким образом обращал внимание на мой статус. Лифчика не было, а потому проглядывали мои полустоящие от мягкого трения тканью соски и цепь, соединяющая каждый сосок и свисающая между ними. Мой плоский живот и бедра платье туго охватывало. Промежность совершенно не скрывалась, а тонкая вертикальная полоска волосиков на лобке только акцентировала мою женственность. Мои длинные ноги только подчеркивались высокими каблучками и чулками, натянутыми высоко на мои бедра, увеличивая общую сексуальность моего ансамбля.

Виктория казалась унижена нарядом и, похоже, что была готова умереть от стыда, но он знал, что она просто не привыкла видеть такие вещи на женщинах, тем более носить самой. Боссман редко видел такой красивой и сексуальной женщиной. Он знал, что есть красивые женщины и есть сексуальные, но очень мало было таких, что одновременно были и красивыми, и сексуальными.

Взяв меня за руку в 6 вечера, он повел меня к двери в камбуз, где объявил: «Господа, я хотел бы представить «M». Парни сидели вокруг стола, глядя на меня с бесстрастным выражением лица. Меня подвели к столу, где лежала еда. Ужин начался, и я прислуживала всем пятерым без труда. Парни ели и говорили о разных вещах, которые нужно сделать, некоторые из которых были о моей программе обучения. Парни достаточно формально обращались к Боссману и говорили обо мне, будто меня там не было. Наконец, мужчины поели. Оставалось еще много еды, а я была очень голодна. Мне позволили пользоваться вилкой. Ровно в семь Боссман встал и подал мне сигнал, что ужин закончен. Он отвел меня в каюту, закрыл дверь и сказал снимать платье. С развязанными лямками на спине я за пару минут сняла свой наряд. Боссман приказал аккуратно сложить его в шкафчик. И так поступать со всеми нарядами, что мне придется надевать. К тому же каждый вечер придется стирать свои чулки. Я подошла к кровати и поглядела, что он туда положил. Там был бюстье со шнуровкой спереди и короткий пеньюар из черного шифона, едва доходящий мне до попки. И неизменные чулки с вышивкой по верху. А также другой набор каблучков. На другой стороне кровати длинные черные серьги и вельветовое колье. Прямо мечта подростка, — думала я про себя. Я так устала и так не хотела надевать всё это вечером. Не хотела, чтобы он смотрел, как я надеваю, и уж тем более касался меня.

Будто читая её мысли, Боссман сказал:

— Ты здесь из-за своего тела, и будешь надевать всё, что тебе дадут. Будь это пояса с подвязками, бюстье. комбинации, чулки или каблучки. Ты также будешь носить кожу, резину и нейлон. Давай, надень это. И еще одно, «М». Улыбайся. Может, у тебя и другое настроение, но я хочу видеть улыбку на твоем лице. Поняла?

Я кивнула в знак согласия и начала с бюстье. Туго зашнуровала его на животе. Затем поправила подпорки под грудями, пока они не легли удобно. Мои соски немного напряглись, и я смутилась, когда увидела, что Боссман смотрит на них. Сбросив подвязки к бедрам, я села на кровать и натянула чулки, затем надела каблучки. Я подошла к зеркалу и, как мне показали до этого, с улыбкой на лице провела руками по чулкам. Сняла ошейник и надела пеньюар, колье и серьги. Поглядев на свое отражение, подправила бюстье, чтобы грудки чуть поднялись. Закончив, я повернулась к Боссману. Его глаза сверкали и я заметила эрекцию в его штанах. Это испугало меня больше всего. Но прежде, чем принять позу покорности, я стояла, слегка разведя ноги, выставив одну вперед, глядя ему прямо в глаза. Хотя мне и было всего девятнадцать, я была неопытна в вопросах секса, как женщина, я инстинктивно знала, как возбудить мужчину. Я, не задумываясь, бросила ему вызов.

Он тут же понял, что она делает, и знал, что ему придется наказать её. Без предупреждения он отвесил ей пощечину и схватил за сосок.

— Ты хочешь что-то сказать?

Я задрожала от боли в соске и быстро приняла позу покорности.

— Нет, Господин.

— «М», не играй со мной в игры — ты, наконец, начинаешь понимать, кто ты?

Я кивнула, не глядя на него. Посмотрев на ноги, я заметила, что его эрекция стала меньше, но я видела, что он всё же хотел меня.

Он левой рукой провел по её левой груди, нежно поглаживая и уделяя особое внимание проколотому штангой соску. Он массажировал сосок медленными движениями, а затем резко обошел вокруг неё, не отпуская его. Правой рукой он стал поглаживать её бедро, плавно продвигаясь к животу и затем к лобку. Он стал нежно катать её клитор меж своих пальцев.

Я поняла, что допустила ошибку, пытаясь поиграть с ним. Что он накажет меня. специально для .оrg А затем он сделал что-то невероятное. Я замерла, когда он зашел за спину. И вдруг почувствовала, как мое сознание разрывается на части. Я знала, что не была бы на этой чертовой лодке, если б меня не похитили, не насиловали бы и не пытали. Что это наихудший кошмар для женщины. Но была и другая часть.

Я должна была признать, что его движения вызывали во мне возбуждение. Я чувствовала, как его эрегированный член уперся мне в попку. Мои соски и клитор затвердели. Они требовали внимание мужчины. Хуже всего, что совсем даже не обязательно этого мужчины, это мог быть кто угодно.

Его охрипший голос прошептал мне в ухо,

— Я дал себе обещание, что не прикоснусь к тебе снова на этой лодке. Но я нарушу его. Ты моя, а я хочу тебя, и хочу прямо сейчас.

Про себя он думал, что может сломать её, наконец, но она еще сильна духом. Что даст этой маленькой сучке всё, что она хочет и даже больше, затоптав её в грязь, где она и должна быть. А сейчас посмотрим, как всё работает — наркотики, недосып и давление на неё. Он подвел Вики к кровати и сказал ей сесть на краю. Боссман не мог поверить в то, что собирается сделать с этой девчонкой, по крайней мере, не сейчас. Она не должна была оказаться в его меню в данный момент. Он планировал, чтобы его парни поработали над ней, пока он будет втираться ей в доверие. Он знал, что его действия основаны на физическом состоянии, а он уже давно не действовал, идя на поводу своих физических потребностей. Должна быть связь с женщиной. А он знал, что её пока нет. Он знал, что он был в плену похоти и первобытных страстей к этой женщине. ЕГО женщине! Он заставил её сесть на краю и широко развел её колени. Затем положил её руки на её же колени. У неё был озадаченный вид, словно она раскрыла самое сокровенное для него. Она слегка наклонилась, а её груди прижались друг к другу её предплечьями. Оба соска затвердели. Он видел, что её половые губы набухли, а вагина увлажнилась. Он уложил её на спину. Она повиновалась каждому приказу. Это раскрыло полностью для него обзор на вагину. Длинные волосы «М» распластались вокруг её головы. Он мягким голосом сказал:

— Подними свои ноги и направь их в потолок.

Когда она повиновалась, он продолжил:

— А теперь медленно разведи их в стороны так далеко, как сможешь.

Я не могла не понять в какую уязвимую позицию он меня поместил. Но было чувство, будто это другой человек делал за меня. Другая же часть думала о том, что поскольку он видит, как охотно я ему подчиняюсь, это хороший знак для него, что я приняла рабство. Он стоял и смотрел между моих ног. Он мог видеть, как налились и распухли мои губы. И вдруг я осознала, что под его взглядом и его прикосновениями я переполнилась непрошеным желанием. Я закрыла глаза. Мои руки были разведены в стороны, чтобы поддерживать равновесие. Я не могла поверить, что это происходит со мной. Я не только оказывала ему содействие, я впервые страстно захотела, чтобы он меня взял. Я впервые захотела, чтобы он меня хотел. Я вцепилась пальцами в край кровати.

Он положил обе руки на её левую лодыжку и медленно провел вдоль всей её ноги. Его безмерно возбуждала гладкость ноги в чулках. Он готов был взорваться, если не войдет в неё прямо сейчас. Но он хотел большего. Её молчания ему было мало — он хотел, чтобы она просила. От тонкой и стройной лодыжки «M» его руки медленно скользили по ее мягко закругленной голени, поглаживая вокруг и чуть выше ее колена, и, наконец, по ее плотному бедру до верхней части ее чулка. Там он секунду поиграл с ней, проведя рукой под чулком, прежде чем, наконец, не продолжил по ее киске. Здесь он мягко толкнул кончик пальца в ее влажную вагину и потер ее клитор. Он посмотрел, как «M» резко вздохнула. Глаза её были закрыты, но едва заметная улыбка играла на лице.

Боссман глянул на её лицо и сказал:

— Только полностью отдавшись, можно раскрепоститься.

Не открывая глаз, я согласно закивала. В своем сознании я кричала, что не стоит этого делать, не надо, но еще не могла довериться волнующим, покалывающим ощущениям между ног, когда он нежно пытал меня своей рукой. Маленькая часть мозга всё ещё оспаривала моё желание, но остальная уже признала, насколько приятны его касания, и что я готова для него. Когда он стал массажировать мою киску, все мои сомнения улетучились, и я стала жить исключительно этим моментом. Мой стон наслаждения стал ответом на мои страхи, мучавшие меня. Я стала мокрой, и моё дыхание участилось, лишь стоило Боссману продолжить стимулировать меня между ног.

Боссман перенес свои руки обратно к лодыжкам, с внутренней стороны её ног, и снова начал их поглаживать, медленно водя по её икрам, подступая к коленям, и снова к бедрам, всё шире и шире разводя её ноги. Останавливаясь и поглаживая внутри её бедер, возвращаясь к верхней части чулок, и опять работая с её вагиной и клитором.

Она мотала головой из стороны в сторону и выдала тихий стон, который, казалось, длился вечно. Он с минуту теребил её клитор, порой лишь слегка касаясь. Затем отстранился и принес вибратор. Дав ей его, он приказал:

— Массажируй там, где тебе нравится больше всего.

Она открыла глаза, чтобы посмотреть, что он ей дает. И он заметил в её темно-зеленых глазах смятение.

Испытывая чувства, которых у меня никогда до этого не было, я взяла вибратор и положила его между ног, направляя прямо на клитор. Я оставила его там вибрировать, посылая вверх и вниз электрические волны по моему позвоночнику. Я чувствовала, как разгорается пламя в этой точке, и сконцентрировалась на нем. Я перестала сопротивляться и уже знала, что у меня нет выбора, я дам этому человеку, моему Господину, всё, что он захочет и пожелает. Может, я и пленница, и рабыня, но сейчас я не могла помочь себе ничем. Мне девятнадцать, поверить не могу, что я, наконец, готова.

Медленно отстраняя её руки от промежности, он встал на колени и просунул свое лицо между её великолепных бедер, зарываясь языком в её киску. У неё был приятный мускусный запах, а её киска ещё больше смочилась своими соками. «М» простонала, а он глубже и глубже всовывал свой язык в её киску меж широко раздвинутых в воздухе ног.

Случилось так, что я опустила свои ноги на его плечи, и мои стопы лежали теперь на его спине. Он мягко ворошил губы моей вагины своим языком, затем схватил мой клитор и начал сосать, словно маленький пенис. Я была на грани, а с каждым его посасыванием я беспомощно стонала и выгибалась животом ему навстречу.

Стоило его языку погрузиться глубоко в мою промежность, Боссман положил свои руки мне на бедра и медленно покачивал их вверх и вниз. Затем он сменил положение рта и мягко посасывал уже всю вагину, я же отвечала глубокими стонами, и начала вертеть бедрами и бить ступнями по спине. Вдруг, я в шоке услышала свой же голос, причитающий «О, да, да, да», когда он сильнее стал всасывать мои соки любви.

Позже он убрал свою голову от её промежности, и приподнял её в сидячее положение, чтобы проверить, как далеко она зашла. Всё работало превосходно. Она даже не догадывалась, что это не она настоящая, а вернее она, скрытая от неё самой. Она не знала, что это действие наркотиков, принуждения, боли и страха наказания. У неё не было выбора. Да и потом, как и в некоторых других женщинах до неё, желание и необходимость быть наказанной, управляемой и дрессируемой были её второй натурой. Определенно, она ничего другого не хотела больше, чем ощутить его внутри себя. Он поднялся и расстегнул ширинку, освободив свой стоящий член. Положив свои руки на её затылок, он толкнул её голову к своей промежности. Без сопротивления Виктория открыла свой рот, и с небольшими трудностями все же смогла взять его головку себе в рот.

Я поверить не могла, что делаю это. Я никогда не брала член в рот, и никогда не хотела этого. Его рука на моем затылке подтолкнула мою голову к нему, и я увидела, как приближается, гигантский эрегированный член к моему лицу. Он был таким большим, что я едва могла раскрыть челюсть, чтобы взять его. Я закрыла глаза, и после небольшого усилия смогла сомкнуть свои губы на его члене. Я смогла лишь взять первые пять сантиметров, но начала сосать и двигать головой взад и вперед. Я знаю, у меня не очень получалось, но твердо была убеждена, что это доставляет мужчинам удовольствие, и очень хотела ублажить своего Господина. Пусть, сейчас и не так хорошо, но в будущем будет получаться лучше. Тем не менее я была рада, когда он вынул свой член из моего рта. К оральному сексу я еще не готова. Мне не нравилось ощущать член во рту, не нравился вкус. И вообще я была смущена тем, что произошло этим вечером.

Видя, что она, наконец, готова, Боссман вынул свои чресла и, взяв её за руку, перевел в центр кровати, где ему удобней будет её взять. Она легла на спину, широко разведя ноги и согнув одно колено. Взглянув своими зелеными глазами, она с небольшой улыбкой протянула ему руки. Опускаясь на ее бедра и живот, он перенес весь свой вес на локти. Время быть нежным, он не хотел напугать её сегодня вечером. Еще будет полно времени побыть грубым и жестким. Ноги Виктории сомкнулись за его поясницей — ему нравилось чувствовать гладкий нейлон её ног. В то же время, её руки скользнули по плечам, а ногти вцепились в спину. Прижав её живот и бедра своим весом, Боссман коснулся кончиком своего члена её горячих губ, и нежно двинул вперед. Когда он раздвинул её губы, и уткнулся членом во вход влагалища, он почувствовал, как она пытается насадиться своей промежностью на него. Но её движения оказалось мало, чтобы он глубоко в неё вошел. Её ногти скользнули по его спине к ягодицам, где они впились снова, пытаясь протолкнуть его в неё. Не желая торопиться, Боссман поиграл с ней пару минут, входя и выходя из неё лишь на пару сантиметров. Виктории всё больше не терпелось получить удовлетворение, но он знал, что это часть её воспитания рабыни — ждать, когда он захочет его ей дать. Затем он перестал двигаться и остановился в паре сантиметров в ней. Когда он начал опять свое небольшое движение, он сменил угол вхождения, чтобы его член максимально терся об её клитор.

Я почувствовала его вес на себе, и поняла, что готова, что я хочу его внутрь, в отличие от прошлого раза, когда он меня насиловал. И тут меня озарило, как можно желать человека, который дважды тебя насиловал. Безумие какое-то. Но все рациональные мысли меня покинули с движениями его руки, его язычка, и его огромного достоинства. Я хотела его, но Боссман не шел навстречу. Я поняла, что всё это, чтобы попытать меня. Но мне было плевать. Я хотела, чтобы его огромный член забурился в меня. Сначала, я просто лежала, но затем я стала извиваться под ним, ловко двигая бедрами вверх и вниз. Я почувствовала, как мои руки всё сильнее сжимают его зад. В конце концов, я начала умолять, чтобы он вошел. Но он был непреклонен.

Наконец, понимая, что ему нужно почувствовать свой член в ней по самые яйца, Боссман схватил Викторию за шею и начал входить сантиметр за сантиметром в её влагалище. Её попка чувствовала, как его яйца ударяются по ней. Её киска была мокрой и тугой, и очень горячей. Она закричала, но это не был крик страха или злости, это был крик удовольствия, и каждый мужчина на лодке слышал его. Сомнений на его счет не было никаких.

Он сдавил меня, когда сделал свой первый толчок, что я не могла вздохнуть, но это было так эротично и так правильно. Он переполнил меня, и было так хорошо.

Боссман снова хотел остановиться, но то, как она забрасывала ноги и двигалась животом навстречу, говорило ему, что не стоит. Да он и не мог. Отпустив её шею, подождал, когда она снова взбрыкнется, он схватил её двумя руками за задницу и позволил, чтобы она сама насадилась на него. Её попка была такой упругой в его руках, что он пообещал себе, что войдет когда-нибудь и туда. Но сейчас он сконцентрировался на её теле. Каждый раз, когда она вздымала и выгибалась ему навстречу, она отрывала и свою попку, а потому её бедрам приходилось поддерживать и его вес. Он по опыту знал, что надолго её не хватит — она либо кончит, либо устанет.

Так и было. Я меньше трех минут выгибалась навстречу свему Господину. Старалась насаживаться и держаться на нем как можно дольше, пока я не задрожала от оргазма, который нахлынул и не кончался. Я распростерлась под ним и лежала прижатой, пытаясь поймать дыхание. Я смотрела в потолок невидящим взором, пока мои ногти резвились на его плечах и спине, а его член был во мне. Боссман лежал между моих широко разведенных коленей, а мои ноги сплелись за его спиной. Мне нужно было быть осторожной, чтобы ненароком не поранить его каблучком. Я получила, что хотела, но его член еще был твердым во мне, он удовлетворения еще не получил. Я не почувствовала взрыва тепла внутри моего влагалища.

Он приподнялся на локтях и, глянув вниз,

заметил румянец на её груди. Нельзя сымитировать прилив крови. Только, получив оргазм, такое возможно. Глядя ей в глаза, Боссман опустился на ее тело, затем, протянув свои руки под её плечами, дотянулся до её запястий и прижал, обездвижив её. Боссман начал двигать своими бедрами внутрь и наружу. Хотя у неё уже и был оргазм, возможно первый оргазм в её жизни, он заметил, что её тело снова начинает реагировать на его движения. Он почувствовал, как её ноги стали обхватывать его, прижиматься к нему, затрудняя его движения. Она еще смотрела ему в глаза, когда он склонился и прикусил ей шею. Её дыхание участилось. Боссман с минуту продолжал медленно входить в её киску, а затем сменил позицию. Он обхватил её бедра своими ногами, заставляя их прижиматься друг к другу. Его член и мошонка легко скользили по нейлону её чулок. Ему нравилось чувство контроля над женщиной в этой позиции. Хоть бедра и прижаты, его член был большим, чтобы всё равно скользить во влагалище. Чувства переполнили его, и он потерял контроль. Он начал хлестать её по лицу, но не сильно, чтобы не причинить вред, а лишь для того, чтобы утвердить свое право собственности на неё. Её лицо и шея раскраснелись от его ударов и пережитой страсти, но синяков не было. Затем он перевернул её на левую сторону и поднял её правую ногу вверх, а сам сел на её левое бедро. Его промежность и промежность «М» теперь соприкасались, обеспечивая максимальное проникновение в неё. Не было такой женщины в мире, которую он бы ни заставил молить о пощаде в этой позиции, так и «М» умоляла его снова и снова. Когда он схватил её правую ногу и зафиксировал её колено на своей груди, он наклонился вперед, отталкивая её ногу назад, давая тем самым ему возможность еще глубже войти. Он слышал, как «М» умоляла его позволить ей опустить ногу, что он слишком глубоко в ней, но он не позволил. Она его рабыня. Он поникал в неё чуть ли не до матки, но дальше толкать свой член себе не позволял. Он не хотел навредить ей. Был еще один способ двигаться внутри женщины, добиваясь от неё полного подчинения, но Виктория пока не достигла этой стадии, и, возможно, никогда не достигнет. Как-нибудь он ей просто расскажет.

Чем больше он причинял мне боль, тем больше я отвечала. Об этой части меня никто не знал, даже я. Та рациональная часть меня, что на всё взирала со стороны, увидела, что я принимаю его удары и толчки с неким магнетическим налетом эротической покорности.

Он продолжал работать над её телом, контролируя, словно наездник необъезженного скакуна, он вел её к новой преграде, пока она не достигнет барьера, и её тело начнет упираться. Он заставит её пройти эту точку невозврата, и так будет каждый раз, пока совсем не останется неизведанных территорий внутри неё. Его штурм её тела создал идеальный шторм. И пришло время извержения. Сперма Боссмана выстреливала в Викторию с силой тысяч ураганов. Толчки горячей белой спермы, казалось, проникали всё глубже и глубже в его рабыню, пока её глаза не стали закатываться.

У подростков различного возраста свои мечты и сексуальные фантазии — заниматься любовью в машинах с их любимыми игроками или молодыми студентами, или на необитаемом острове с романтичным мужчиной и так далее. Тут же не было никакой романтики, никакой ванильной любви. Это был брутальный секс. Ничего больше. Казалось, он открывал новые пределы во мне, с каждой новой позицией я начинала заново подниматься по ступенькам опыта. Вроде уже закончили, но он переворачивал меня и всё начиналось сначала. Он был машиной из плоти. Я, наверное, кончила тысячу раз. И когда он всё же излился, его эмоции были настолько яркими, что я думала, что не смогу их пережить. Когда я смогла снова двигаться, я обняла его за шею и зарыдала. Я отдала ему всё, чем я была, и теперь всё зависело от него, что он сделает со мной.

Боссман лежал на своей стороне. Он теперь знал, что может начать её обучение. Она отдаст свое тело и душу. Последнее, что он позволил «М», это снять каблучки. Но это всё. Из великодушия, он заставил «М» вставить анальную пробку. Теперь она дышала ровно, словно заснула. Он восстановил дыхание и заметил, что покраснение её груди начало постепенно исчезать. Он перевернулся и заснул. Он просыпался среди ночи со зверской эрекцией. Но заставил её сбросить его напряжение. Он опрокинул сонную «М» и, разведя ей ноги, одним движением ворвался в неё. Она проснулась от его импульсивных движений и, закричав, попыталась сбросить. Он тут же её заткнул, и стал накачивать короткими и жесткими толчками её киску.

Я вышла из полудремы и закричала, когда кто-то начал пихать телефонный столб мне между ног. Кроме того, что это было больно, так и неожиданно, отчего и закричала. Я грубо застучала кулаками по его спине, но начала терять сознание, когда он для моей покорности меня придушил.

К четвертому или пятому толчку её влагалище начало увлажняться, и он, войдя в ритм, стал, словно молотком, вбивать свой член в её тело. Вот тут он и отпустил её горло. Она окончательно проснулась и в страхе смотрела на него. Вскоре страх сменился вожделением.

Как только сон ушел, я поняла, что мой Господин на мне и во мне, страх тут же улетучился. Увидев, что я его узнаю, он перестал душить меня и сконцентрировался на моем покорении своим членом. Уже через девять секунд, я стала подмахивать ему, но это его не настолько удовлетворило, как пару часов назад.

Боссман думал про себя, что сучка, наконец, вошла в роль, и, как раз, вовремя. Он молотил её еще десять минут, прежде чем почувствовал знакомое волнение в промежности. Он выстрелил в неё, издав стон удовольствия, и опустился на неё, не вытаскивая пенис из киски. Её пальцы все продолжали скрести, хотя он уже не двигался. Это его разозлило, он отстранился от рабыни и уснул.

В конце концов, он выстрелил сперму вглубь и завалился на меня. Он был тяжелым, я пыталась цепляться за него, но, кажется, его это только разозлило. Он приковал мое правое запястье к изголовью кровати, перекатился и снова уснул. Я лежала, думая, какого черта, это было. Я определенно не кончила, и, возможно, не усну ближайшие пару часов, пока не успокоюсь. Я лежала где-то с полчаса, слушая дыхание моего Господина. Наконец, я уснула, положа руку на моего хозяина.