Лука сел за руль своего ауди и, опустив салонное зеркало, окинул себя критическим взглядом: взъерошенный как черт из преисподней. Он подтянул галстук, одернул рубашку, пригладил пятерней непокорные волосы. Придется так и отправляться на работу, потому что возвращаться домой, чтобы приводить себя в порядок, времени уже совсем не осталось, да и не тянуло его в последнее время в особняк, когда там без конца крутилось столько народу, причем каждый, казалось, чувствовал себя там как у себя дома. Какого хрена он пообещал матери, что в присутствии членов ее новой семьи особняк должен считаться их совместной собственностью?! От этого цирка на кухне по утрам его уже откровенно мутило. У Матвея наблюдался явный спермотоксикоз, потому что только полный идиот мог не заметить, как он развлекался за завтраком, приставая к Кристине. Лука очень надеялся, что Матвей не считает отца Кристины идиотом, потому что подобное заблуждение их обоих могло довести до могилы.

Впрочем, сам он ничем не лучше Матвея, надо признать... Лука стиснул зубы и непотребно ругнулся себе под нос. Его приступ раздражения только усилился, когда он снова взглянул на лежавшую на соседнем сидении коробочку с серьгами, все-таки отвергнутыми Кристиной. Малолетняя дура и капризная вертихвостка! Какого черта он вообще с ней связался?! Возвращаясь к машине после их страстных разборок со стоящим столбом, как у какого-нибудь тупого подростка после обжиманий за школой, членом, он натолкнулся у въездных ворот на мать и Петра Даниловича. Выйди они минуты на три раньше, это был бы уже полный абзац — этот московский хрыч на месте бы его придушил за растление его невинной дочурки. Как же — «святая невинность»! В технике слабовата, но быстро учится, да и явно вошла во вкус по части использования своих женских чар. Да он просто идиот, если купился на манипуляции этой глупой нимфетки! Лука взял в руки бархатную черную коробочку, раскрыл ее и впился в прозрачные голубые сердечки холодным высокомерным взглядом. Вот мелкая сучка! А ведь такие пошли бы к ее глазам! Уголок его губ все-таки нервно дернулся вверх в недоброй ухмылке, когда он вспомнил, как сладко она сосала ему позапрошлой ночью, послушно выполняя любые инструкции и невольно замирая, когда слишком млела от того, что с ней творил Матвей. И ведь просто вся дрожала от восторга, хоть и продолжает строить из себя недотрогу!

Добравшись до офиса после незапланированного заранее заезда в цветочную компанию и после длительного простоя в пробках только через два часа вместо планируемых двадцати минут, Лука практически в бешенстве влетел в свой рабочий кабинет, мрачнея еще больше от того, что не застал на месте секретаршу. Услышав, как в приемной хлопнула дверь, Лука тут же набрал на телефоне ее номер.

— Здравствуйте, Лука Дмитриевич, — услышал он в трубке взволнованный голос.

— Катя? Сегодня твоя что ли смена? — не так грозно, как только что собирался, спросил он.

— Вообще-то нет... , — еще больше испугалась и зажалась Катя, — Света попросила ее подменить... У нее какие-то семейные обстоятельства.

Лука коварно усмехнулся, представляя, какие у этой вертихвостки могли быть семейные обстоятельства, учитывая, что никакой семьи у нее нет и в помине. Если верить Матвею, уломать ее можно было без проблем на все, что угодно. Правда, в последнее время доверять интуиции брата он стал значительно меньше. Вот Катя — совсем другое дело. Типичный образчик скромной и целеустремленной девочки «с понятиями». Интрижки на работе для него всегда были табу, но что если просто проверить эту паиньку? Не то чтобы она ему очень нравилась, не было в ней ни лоска, ни шика, ни породы, но в этом даже было что-то возбуждающее. Уж очень ему хотелось отвлечься от Кристины.

— Кать, а зайди-ка ко мне, — невозмутимо вымолвил он и повесил трубку.

Ждать пришлось не менее пяти минут, это точно, и, когда она вошла, первое, на что обратил внимание Лука, это на ее неестественно порозовевшие щеки и ускользающий взгляд. Кажется, она всегда была такой застенчивой, хотя он не особо-то всматривался. К груди она прижимала какую-то пачку бумаг, не иначе как принесенную сюда, чтобы защитить себя от опасного красавчика-шефа. Иногда его несколько раздражала подобная реакция всяких там тихонь, явно «в тайне» питающих к нему слабость, которая уже была известна всему офису на второй день работы. «По-моему, они сами виноваты, когда так меня провоцируют», — заключил он и тяжело вздохнул.

— Что это у тебя? — без особого интереса начал он, указав глазами на бумаги и присаживаясь на край своего стола, скрестив на груди руки.

— Это договор на поставку оборудования из Германии, — быстро выпалила она, стараясь строить из себя деловую строгую даму, — Я его уже перевела и подготовила к подписанию.

— А Света уже проверяла?

— Нет, но я надеюсь, что тут и так все в порядке.

— Хорошо, — едва заметно улыбнулся Лука ее оптимизму, — А сколько ты уже у нас работаешь, Кать?

— Кажется, месяца четыре...

— И какая у тебя зарплата, напомни?

— Сорок тысяч.

Лука покивал, в задумчивости потерев одной рукой подбородок и слегка задевая губы. Потом встал, прошелся по комнате и остановился всего метрах в двух от взволнованной девушки, беззастенчиво ее разглядывая.

— А хотела бы зарабатывать больше? — совершенно серьезно поинтересовался Лука.

Он отметил для себя, как она нервно сглотнула.

— В принципе да... , — ляпнула она и тут же, кажется, пожалела о сказанном, никак не врубаясь, шутит с ней шеф или говорит серьезно, на что-то намекает или речь идет о банальном повышении за некие заслуги. На самом деле она считала себя ответственной и квалифицированной, да к тому же явно более надежной, чем эта разболтанная вульгарная Светка.

— Вообще-то я доволен твоей работой и готов поднять тебе зарплату. Ведь четыре месяца — более чем достаточный период для испытательного срока. Только вот хочу поинтересоваться, насколько ты готова расширить круг своих обязанностей ради этого повышения.

— А... какие именно обязанности? — умирающим от волнения голосом промямлила она.

— Присядь-ка на диван, — он указал ей место жестом и, когда она села, направился к двери и запер ее на ключ. Вернувшись к ней, он уселся рядом, закинув руку на спинку дивана позади нее. Лицо Луки быстро оказалось всего сантиметрах в десяти от ее ошарашенного личика: его глаза цвета темного шоколада медленно изучали каждую ее черту, беззастенчиво примериваясь и лишая последней воли. Второй рукой он взялся за подлокотник дивана, к которому она в отчаянии прижималась бедром, перекрывая ей путь к спасению. Их взгляды, конечно же, встретились, несмотря на всю ее природную скромность. Перед ним предстали светло-карие слегка раскосые глазки; темно-русые тонкие волосы, собранные в аккуратный хвостик; ничем в общем-то не примечательные черты; из косметики — только тушь; губки пухлые, но как-то непропорционально; и подбородок несколько тяжел. Под прицелом его внимания и от близости исходящего от него жара губки девушки немного раскрылись. Вот и всё ее прикрытие сломлено. Лука медленно выжидал, ничего не предпринимая, только едва заметно наклонил голову на бок и продолжал беспощадно жечь взглядом все, что он мог охватить с такого близкого расстояния. Наконец Катя сама невольно подалась вперед, почти касаясь его губ своими. Конечно, о деньгах она уже забыла. Она едва ли вообще сейчас сможет вспомнить, о чем только что шла речь.

— Я вовсе не это имел в виду, — жестоко улыбнулся Лука, немного отстраняясь от ее лица, взял ее дрожащую правую руку в свою и положил себе на топорщащиеся от эрекции брюки. Толстая, ничем не скрепленная пачка бумаг выпала из ее левой руки и разлетелась по полу, образуя там какой-то нелепый шедевр кубизма. Ее пальчики дрожали на твердом бугре его брюк, но не отстранялись, взгляд растерянно блуждал по его губам, подбородку, шее, груди. Лука с легким волнением наблюдал за ее метаниями, даже больше не пытаясь ее как-то спровоцировать. Наконец она облизала губки и, не поднимая глаз, стала расстегивать его ремень. Вид у нее был какой-то обреченный и в то же время нетерпеливый. Отметив про себя ее решительность, Лука медленно откинулся на спинку дивана, отдавая все в ее руки. Вообще-то уж от нее он никак этого не ожидал... Значит, придется воспользоваться планом Б.

Девушка высвободила его вставший дыбом и истекающий влагой член, еще секунду поколебалась и, наклонившись, сделала несколько медленных круговых движений языком по его бархатистой головке, затем замерла, словно оценивая его на вкус, или, возможно, давая себе шанс одуматься. Лука помог ей как следует расстегнуть брюки и поторопил ее, немного надавив на затылок. Катя неловко поправила выбившиеся из хвостика и упавшие на лицо волосы, которые он тут же подобрал пальцами и сжал в кулак вместе с хвостом. Она сидела на диване, склонившись к низу его живота и упершись ладонями в мягкое сидение, почему-то чувствуя, что лишние прикосновения ему не понравятся, и понимая, что зашла уже слишком далеко, чтобы останавливаться. Его аромат чистоты, ее любимого мужского парфюма, дорогих сигарет, выглаженной рубашки, острый запах феромонов заставили ее подавить чувство унижения и уступить собственной вечно подавляемой страсти. Она обхватила губами его головку и слегка всосала ее в себя, теребя язычком и немного сжимая зубками. Лука чаще задышал и в нетерпении шевельнул бедрами. Ее голова закачалась вверх-вниз, зубки едва уловимо пробегали по головке, язычок трепетал, губки сжались в тугое колечко. На лице Луки расцвело пошлое похотливое выражение, он приоткрыл рот и прерывисто застонал, привыкая к ее темпу. «Кто бы мог подумать?» — проносились в его мозгу обрывочные мысли, — «Теперь уже наверняка вспомнила о повышении... «.

Минут через пять неутомимых ласк Катя медленно сползла на пол, выпустила его упруго торчащий член изо рта и принялась самозабвенно раскачивать его из стороны в сторону язычком, пару раз пройдясь влажным поверхностным поцелуем вдоль всей его длины и едва заметно щекоча мошонку. Бедра Луки невольно начали вибрировать, рука, которой он сжимал ее волосы, отяжелела и напряглась. Позволив ей еще немного развлечься, он, не отпуская ее хвост, встал, уперевшись в диван одним коленом, и стал ритмично надавливать на ее затылок, заставляя ее давиться, постанывать и трепыхаться. Он понятия не имел, сколько продолжалась эта скорее всего малоприятная для нее игра, ему вообще было плевать, что она чувствует, о чем думает, потому что последние жалкие остатки его способности мыслить поглотил образ Кристины — прекрасной, беспомощной, покорной, обильно текущей от его грубых манипуляций и потому на все готовой. Отстранив свою безвольную подчиненную в последний момент и продолжая держать ее за хвост, немного оттягивая назад голову, он размашистыми движениями заскользил рукой по пульсирующему члену и, забрызгав ее лицо спермой, звучно отдышался и тут же отступил в сторону, натягивая боксеры, застегиваясь и заправляясь. Катя выглядела измученной и униженной. Лука нервно провел рукой по волосам, шагнул к столу, отыскал пачку салфеток в ящике и протянул ей. Затем он сел в кресло и, чтобы чем-то занять руки, взялся за мобильный, бессмысленно тыкая в иконки.

— Бумаги с пола, пожалуйста, убери, — стараясь, чтобы голос по-прежнему звучал уверенно и властно, попросил он и после некоторой паузы заметил, — Ты, очевидно, замужем?

— Да, — не поворачиваясь к нему, бесцветным голосом выдавила из себя Катя, все комкая новые и новые салфетки.

— Чем муж занимается?

— Он... он учится и работает координатором по логистике в компании по авто-доставке грузов.

Катя присела на корточки и начала кое-как собирать рассыпавшийся договор, по-прежнему держась к Луке спиной. Он почему-то только сейчас обратил внимание, что она была одета в классические черные брюки и светло-серый облегающий пиджак с короткими рукавами. Ее обнаженные руки двигались неловко и резко.

— Ясно... , — Лука сделал паузу, в которую он размышлял о том, что именно сейчас ему ни в коем случае нельзя проявить слабинку, если он не хочет потом иметь проблем, — Ну, передавай привет мужу, — хладнокровно выдал он наконец, — Кстати, ты уволена... Извини... Ничего личного. Ты хорошо поработала, но интрижки и слухи на работе мне не нужны, также как и тебе, я полагаю. Просто все так сложилось... Сегодня мне еще будет нужна твоя помощь до четырех, особенно на переговорах, а завтра можешь не приходить. Я прослежу лично, чтобы тебе перечислили приличную компенсацию.

— Но... Лука Дмитриевич... , — почти срывающимся на плач голосом пролепетала она, вдруг встрепенувшись от неожиданности, встав на ноги и нелепо распахнув на него вдруг заблестевшие глаза.

— Кать, — вздохнул он, — Слушай... Не переживай ты так. Ты хороший специалист и легко найдешь работу. Я дам тебе рекомендации. Кстати, — он взял со стола бархатную черную коробочку, подошел к девушке и протянул ей отвергнутый Кристиной подарок, — Вот. На. Возьми. Это тебе. Пусть это будет приятным дополнением к компенсации.

Она продолжала пялиться на него ничего не понимающими глазами. Несколько раздраженно Лука взял ее безвольную руку в свою и насильно вложил в нее свой утешительный приз. В этот момент его резануло какое-то неприятное чувство собственной полной низости и еще — правоты Кристины. Он поспешно развернул оторопевшую Катю за плечи в направлении двери.

— Умоляю, без слез. Без истерик. И чтобы никому ни слова. Это ясно? — изрек он, выпроваживая ее за дверь.

Катя неопределенно кивнула, хотя он со спины видел, как напряжены ее плечи.

— Ой, ты договор-то оставь. Я посмотрю, — он с усилием вытянул пачку листов из ее рук, — Уверен, что ты все прекрасно перевела, — улыбнулся он ей в лицо своей дежурной обворожительной улыбкой «а-ля Великий Гэтсби» и закрыл дверь в свой кабинет прямо перед ее носом.

Немного придя в себя, Лука включил компьютер, проверил почту, ответил на несколько важных писем, быстро сделал пару деловых звонков, взял в руки только что переведенный договор, веером пропустил листы между пальцами. Зачем он вообще его забрал? О чем думал? Не станет же он в самом деле его проверять... Он вдруг поймал себя на мысли, что снова думает о Кристине. И что ему теперь делать с этой наивной девчонкой? Нелепо все как-то... и цветов не послать... и не пригласить на свидание... и не исправить уже ничего... В этот момент мобильный жалобно заныл и забился на столе. На дисплее высветился незнакомый номер. С нехорошим предчувствием Лука прижал трубку к уху.

— Здравствуй, дорогой, — нарочито мило пропела мать.

— Я на работе. В чем дело?

— Всего лишь пустяк... Хочу послать тебе одно фото...

— Что? — в раздражении переспросил он, будто не расслышал.

— Весьма любопытное фото... Мне кажется, тебе понравится...

— Что за бред?

— Просто перезвони мне на этот номер, когда получишь.

Связь отключилась и практически сразу после этого пиликнул сигнал о пришедшем сообщении. Лука ткнул в пару кнопок и, настороженно сведя брови, уставился на экран. Затем осторожно положил телефон на стол, вздохнул, сжал губы в линию и, подперев лоб ладонью, облокотился о стол. Что тут скажешь? Попался как желторотый молокосос. Вдруг вспомнив про свои более серьезные улики, он невольно рассмеялся. Могло быть и хуже, конечно. Но теперь уж точно придется ото всего избавиться. Лука взял в руки пачку Trеаsurеr, в задумчивости постукивая по крышечке указательным пальцем, снял трубку офисного телефона и, прижав ее плечом к уху, достал себе сигарету.

— Кать, вызови ко мне Милушина. Скажи, чтобы по-быстрому там. Мне сегодня нужно будет уехать пораньше.

Еле высидев переговоры и кое-как завершив дела, Лука вышел в знойный пыльный ранний питерский вечер. Прежде чем сесть за руль, он нетерпеливо стянул с себя пиджак, галстук, расстегнул ворот рубашки, закатал рукава. Сейчас кондиционер едва ли спасет его от тяжести всех этих доспехов. Достав мобильный, он прокрутил список последних звонков и уже собирался набрать номер Матвея, как вдруг его охватило жгучее непреодолимое желание снова увидеть их с Кристиной снимок. Он не стал отказывать себе в этом удовольствии и, долго вглядываясь в их силуэты, в итоге расплылся в идиотской улыбке. Все-таки что за ножки, что за задница! Тем не менее, неприятная мысль омрачила его лицо. Бросив телефон на соседнее сидение, он завел двигатель и без замедления рванул в особняк, который все же пока что по праву мог считать исключительно своей собственностью.

Всю дорогу домой и даже на подходе к дому, а также обмениваясь обычными приветствиями с Владимиром и поднимаясь по мрачноватой кованой лестнице к себе в комнату, Лука до одури прокручивал в голове разные возможности: наихудшие, средней паршивости и наименее негативные. Правда, все это время он понятия не имел, что такое настоящее отчаяние, а вот когда извлек из одному ему известного тайника ключ и открыл свою мрачную сокровищницу (эдакое средоточие его нечестивых помыслов), твердость духа и изрядные остатки оптимизма разом покинули его, дав прочувствовать давным-давно позабытые ощущения: в один миг охватившую слабость и онемение во всем теле, вставшие дыбом на загривке волосы, пересохшее как с похмелья горло, пустая мутная голова, сердце, бьющееся где-то в области солнечного сплетения и периодически пропускающее удары.

Диска не было. Ее диска. Самого последнего.

Лука обессилевшими пальцами прошелся по корешку каждой коробочки, бессмысленно пошурудил за стойками для DVD, хотя и так сразу было видно, что ничего там нет, перебрал всю полку с техникой, разворошил картонную коробку. Он точно помнил, как позапрошлой ночью, когда Матвей с Кристиной уже мирно спали, переписал видео с ноутбука на DVD, убрал его в коробочку и вставил в ячейку. Лука достал ноутбук, перенес его на стол; весь леденея, еле дождался загрузки; нашел нужную папку; запустил тот самый файл. Урывками пролистывая видеозапись, он с каждой секундой все больше ощущал, как цепкая, липкая паутина безысходности кровожадно сплетает его с ног до головы, пережимая горло, грудь, лишая дыхания. Закрыв файл, он ткнул в его иконку правой кнопкой мыши, остановив стрелку на пункте меню «удалить». Его глаза метались, ничего не видя, словно искали где-то еще какого-то другого спасения, правая рука в напряжении зависла на мыши, левой он нервно тер подбородок, губы, лоб. Когда на столе прогремел звонок лежащего рядом мобильного, Лука чуть вздрогнул и выругался.

— Да, — рявкнул он.

— Занят что ли? — вырвал его из мрачной обреченности веселый голос Матвея.

— Это ты взял диск с Кристиной, долбоёб хренов? — вдруг взорвался Лука, толком не осознавая что конкретно он только что выкрикнул.

— Че за диск? Ты че? — растерянно рассмеялся Матвей.

— Диск с Кристиной со скрытой камеры! — зарычал Лука еще громче, насколько это было возможно.

— Слушай, я понятия не имел, что ты снимал... Как-то все спонтанно вышло... Не брал я ничего...

— Ох, ты ж, блядь! — в одном этом возгласе была бездна полной обреченности и одновременно готовности пойти на все.

— Слушай, ну, может... положил куда-то не туда...

— Я не туда?! — особенно выделяя «я» взревел Лука.

Матвей невольно хмыкнул, хотя и у него поджилки уже начали дрожать, когда из трубки до него продолжили доноситься исступленные ругательства Луки.

— Мать, конечно, подозреваешь?

— А кого еще? Она еще с утра мне скинула нашу с Кристиной фотку!

— Вашу с Кристиной?

— Я идиот!

— Это не новость.

— Да пошел ты!

Лука сбросил звонок, но тут же снова перезвонил брату, изрыгая проклятья.

— Ты дома?

— Буду минут через сорок.

— Заеду к тебе через час — завезу всю эту хуету, — бросил Лука.

— Мой дом — твой дом! Особенно когда дело касается растления несовершеннолетних, причинения легкого телесного вреда девушкам, хранения порнографических материалов, направленных против меня улик и прочего гов...

На этом Лука прервал его монолог, повесив трубку и спешно направляясь к шкафу за сумкой, в которую могло бы уместиться все его барахло. Нет, ну до чего докатился! В собственном доме чувствует себя как преступник и нашкодивший пацан, которого мать уличила в каких-нибудь серьезных выходках! Закончив со сборами, Лука переоделся в джинсы, футболку и кроссовки. Выйдя в холл, он вдруг бросил взгляд в сторону комнаты Кристины и в задумчивости пожевал губами. Закинув на плечо длинный ремень сумки-саквояжа из мягкой черной кожи, он направился к ее двери. Окно в ее спальне стояло раскрытым, и из него комнату беспощадно обдавало жаром. На трюмо перед зеркалом были разбросаны гроздья бижутерии, горстка косметики, стояли несколько флаконов духов, живые цветы в китайской вазе уже успели завять. Лука поставил сумку на канапе перед трюмо, взял в руки каждый флакон духов по очереди и медленно вдохнул легкие цветочные и пряные ароматы. Жженой карамели среди них не было. Что он тут вообще делает? Оставив в покое духи, Лука опомнился и принялся открывать один за другим ящики трюмо, комода, шкафов. Практически обыскав все и добравшись до последней прикроватной тумбочки, он сдвинул в сторону «Портрет Дориана Грея» Уальда и вдруг увидел то, чего уже и не ожидал когда-либо увидеть.

Это был тот самый DVD. Словно какое-то наваждение, жестокая шутка, вызов.

Поверить в реальность этого желанного предмета казалось просто невозможным в том состоянии стресса, в котором он пребывал последние полчаса. Ни с чем не сравнимое облегчение сошло на него, вдруг избавив от гнета, и тут же отпустило, забытое из-за хоровода новых мыслей и эмоций, связанных с находкой. Значит, девчонка наверняка видела и кое-что еще... Он испытал досаду и в то же время приятное трепетное чувство злорадства. Не медля больше ни секунды, Лука сунул коробочку с диском в свою кожаную сумку, поднял ее, направился к выходу и уже потянул руку к двери, когда она вдруг открылась перед ним, и в проеме возникла Кристина, прелестная и веселая, как мечта, кажется, преследовавшая его весь этот долгий день. Беззаботная улыбка мигом сошла с ее лица, которое тут же приобрело выражение торжественности и горделивой неприступности. Впрочем, немедленно спрятавшийся под ресницами взгляд, вспыхнувшие щечки и сомкнувшиеся на груди руки свидетельствовали о совсем иных чувствах.

— Что ты забыл в моей комнате? — холодным тоном разгневанной королевы молвила она.

— То, что ты стащила из моей, — не менее холодно бросил Лука.

У девушки явно перехватило дыхание и весь ее боевой дух куда-то испарился.

— Ты... Ты не имел права все это снимать на камеру! — слабо прошептала она, теряясь от ощущения его близости и его настырной беззастенчивости и безнаказанности.

— Можешь не волноваться — кроме нас троих это видео никто не увидит, если оно останется у меня. Храня его здесь, ты рискуешь гораздо больше.

— Я собиралась его уничтожить!

— Сразу после того, как засмотрела бы до дыр? — не смог сдержать легкую иронию Лука. Она все-таки была такой милой и беспомощной... Издеваться над ней было одно удовольствие! И еще она выглядела чертовски, убийственно соблазнительной в этих коротеньких шортиках и с оголенным из-за сползшего топа плечиком. Стоя в дверном проеме, Лука склонился к ее лицу, заставляя ее вжаться в косяк. Ее губки находились так близко — сочные, трепетные, беззащитно распахнувшиеся для поцелуя. Как же ему хотелось выебать эту чертовку прямо сейчас во все ее дырочки. Намеренно отстранившись, Лука подцепил локон ее распущенных волос и провел его кончиком по ее носу.

— С удовольствием бы остался и занялся твоими губками, также как и всем остальным, но, к сожалению, дела, поэтому не хочу отвлекаться.

Лука вышел из комнаты, оставив ее взволнованной и явно разочарованной, и сразу услышал раздражающий нарочито кокетливый голос матери в какофонии других голосов. Еще сверху он увидел расхаживающих по холлу первого этажа людей: Петра Даниловича, незнакомых мужчину и женщину явно за сорок, подростка-старшеклассника (худого и миловидного русоволосого парня, несколько нескладного в силу возраста). Лука вздохнул, уныло закатив глаза, и, нацепив парадно приветливое выражение лица, спустился вниз для приветствия. Обменявшись с вновь прибывшими стандартными фразами, приличествующими ситуации, он поспешил извиниться и ретироваться к выходу. Уже в дверях он развернулся и, как бы невзначай вспомнив что-то, окликнул мать:

— Извини, я совсем забыл тебе перезвонить. Замотался. Честное слово.

— Ничего, ничего, — настороженно, но также наигранно беззаботно, как и он, ответила она, — Поговорим, когда сможешь. В общем-то все это не так важно.

— Желаю всем приятно провести время, — еще раз сверкнул улыбкой Лука, — Жаль, что вынужден вас покинуть. Чувствуйте себя как дома.

«Проходной двор», — раздраженно пробубнил он себе под нос, закрыв за собой тяжелую железную дверь, обитую резным дубом.

***

— Ну?

— Что «ну»?

— Блин, Лука, какого черта? Я из-за тебя приехал раньше!

Матвей уже битых полчаса мучился от неведения, терпеливо слоняясь по квартире, пока Лука принимал душ, а теперь еще вынужден был наблюдать, как брат молча развалился на белом льняном диване перед телевизором с пультом в руках и с величайшим вниманием смотрел новости.

— Уже все нормально, — неохотно бросил он.

— Что «все»? И как «нормально»?

— Это Кристина его забрала.

— Кристина? — с недоверием и удивлением поднимая брови уточнил Матвей, — Значит, она и другое могла видеть?

— Не исключено.

— И... что теперь?

— Ничего. Но брать чужие вещи не хорошо, — усмехнулся каким-то своим мыслям Лука.

— А снимать с человеком порно без его согласия и осведомления хорошо?

Лука натянуто улыбнулся, выключил телевизор и отложил в сторону пульт.

— Давай закажем суши или еще что-нибудь.

— Что-то ты ко мне зачастил в последнее время. Жить тут что ли собрался?

— Какое гостеприимство! Особенно учитывая тот факт, что у меня ты торчишь в любое время...

— У меня все-таки не такие хоромы...

— Ну, не прибедняйся, — скептически приподнял уголок губ Лука, — Хотя уединиться у тебя тут и правда негде.

Оба невольно перевели взгляд с панорамного окна, тянущегося по одной стороне через всю квартиру, на круглый бассейн, отделанный темным деревом и по кругу обложенный гладкими приморскими камешками. Его отделяли от спальни и гостиной только стеклянные слегка затемненные раздвижные перегородки от пола до потолка, а каким-то прикрытием могли служить разве что развесистые фикусы в огромных кадках. Лаконичный hi-tеch, полный минимализм, белоснежная мебель и золотистые гирлянды странных люстр, свисающих с потолка в самых неожиданных местах, словно сталактиты, придавали огромной квартире-студии, начисто лишенной капитальных стен и каких-либо перегородок, несколько пустынный и необжитой вид. Впрочем, свобода и спокойствие — это именно то, чего сегодня так жаждал Лука.

— Ждешь сегодня кого-то? — поинтересовался он без особой надежды.

— Нет, — помотал головой Матвей, — Оставайся.

— Тогда тащи выпивку, — Лука тут же заулыбался во все тридцать три зуба, закидывая за голову руки и поудобнее устраиваясь на диване.

— Значит, мальчишник? — вроде бы, недовольно и разочарованно уточнил Матвей, но тут же вдруг перенял веселость брата, — Кажется, я знаю, чем тебя нужно напоить, чтобы тебя, наконец, прорвало.

— Вырвало? — скептически приподнял бровь Лука.

— Нет! Именно прорвало!

Когда за панорамными стеклами на всю ширь квартиры растеклись густые синие сумерки в разводах пастельно-серых облаков, подсвеченных далекими огнями города, вся заказанная еда была съедена, в ванной комнате расползались сизые облачка табачного дыма, а на выложенном камнями полу уже красовались две пустые бутылки по 0, 75 из-под текилы, оба брата сидели в бассейне полусонные и пьяные, из последних сил смеясь над очередной вымученной шуткой.

— А ты все-таки порядочно сдрейфил! Я уж думал, нам и правда кранты, — не без издевки ухмыльнулся Матвей, — Кстати, колись, что там была за фотка!

— Да ничего особенного. Поцелуй на улице, — с явной неохотой ответил Лука.

Матвей фыркнул, с упреком покачав головой.

— Было бы как-то тупо после всего, что было, сгнить в выгребной яме из-за какого-то поцелуя.

— И не говори... Прямо средневековая романтика...

— Так у матери есть что-нибудь против нас?

— Против меня скорее. Но не думаю, что она этим воспользуется...

— Что ж... Тебе виднее. А ты вообще в курсе, что ты Кристине по-настоящему нравишься?

Матвей даже сам немного удивился неожиданно слетевшему с уст вопросу.

— Обыкновенная похоть, — все также лениво отмахнулся от него Лука, которого сегодня явно не тянуло на откровения, — На фига ей такой как я? Она не такая уж наивная, какой кажется на первый взгляд.

— Хочешь, чтобы я начал тебя убеждать, что ты хороший?

— Да иди ты... Кстати, мне сегодня секретарша сделала минет, и я ее уволил. Вот такой я «хороший».

— Оба на... Поздравляю... Светка?

— Катя...

— Это такая... такая... ? Блин, да ты совсем! Зачем уволил-то? Нельзя так с перспективными работниками!

— Мне теперь дома хватает острых ощущений.

Матвей налил себе очередную порцию текилы, задумчиво слизнул только что насыпанную из солонки на руку соль, выпил, заел долькой лимона и откинул голову назад на край бассейна, тупо уставившись в потолок.

— Ты бы завязывал нажираться... , — смерил его мутным взглядом Лука.

— Ничего, переживешь, — проигнорировал замечание Матвей, — Скоро закончатся твои острые ощущения, и Кристина, кстати, уедет.

— Москва не так уж далеко, так что...

— Так что?

— Даже не знаю... Боюсь, она мне все-таки тоже нравится... , — Лука потер затылок, взъерошивая мокрые волосы, чтобы взбодриться и заставить себя наконец вылезти из бассейна, — Или, может, просто твоя текила так действует, — криво усмехнулся он, задумчиво уставившись в пустоту.

— Стопроцентная голубая агава... , — уныло подтвердил Матвей, — И все-таки ты поганец и эгоист...

— Ну, только не тебе на это жаловаться.

— Да уж...

Кажется, Матвей пробормотал под нос какое-то ругательство, которое Лука не расслышал.

— Ты чего?

— Ничего, — Матвей снова потянулся за хрустальной солонкой.

— Слушай, кончай уже, — Лука резко сел, перехватив руку брата за запястье.

— Ладно, ладно, — тут же вяло уступил он, — Все равно сейчас сил нет с тобой тягаться.

Полчаса спустя Матвей провалился в тяжелый удушливый сон, в котором он по началу даже с трудом различал образы. Когда они сложились в четкие очертания вызывающе эффектной пары, по всему его нутру пробежался неприятный холодок. Эти двое даже не держались за руки — без всяких тактильных контактов было ясно, что их связывают вместе колдовские узы, замешанные на крови самого дьявола. Она — белокурая, нежная, провокационно трепетная, на все готовая ради него — растворялась в его взгляде, жадно упиваясь энергетикой его порочности, рвущейся с силой вулкана из-под лживой личины полного самоконтроля. И он — черноволосый, неприступный, холодный, перебирающий в своем извращенном уме жестокие и беспощадно прекрасные фантазии, — выжидал, медленно изводя свою жертву ее же собственными ядами похоти. Они гуляли по городу, болтали, обменивались улыбками, даже смеялись, и, конечно, совсем не замечали его, а ведь он тоже рассказывал что-то занимательное, остроумно шутил, обаятельно улыбался... От этой улыбки девушки млели, он знал это и всегда прекрасно этим пользовался, но только с ней... сейчас... все было напрасно. Горло Матвею душил болезненный спазм, ощущение собственного бессилия давило на грудь, глаза обжигали слезы. Какой же он жалкий идиот!

Все исчезло, закружилось, потонуло в водовороте других иллюзий, которые тут же улетучивались из памяти. Он запутался, все забыл, просто мучился от необъяснимой тоски, жалел себя и ругал одновременно, пока повелитель снов неожиданно не предложил ему новые декорации, новую мизансцену, новые цвета, звуки и эмоции. Кристина... Она завораживающе медленно и поразительно бесцеремонно двигалась в ослепительных лучах софитов в безликой танцующей толпе под неразборчивые звуки какой-то магической какофонии. Сияющая, нежная, совсем еще юная блондинка с выкрашенными алой помадой пухлыми губками, в черном корсете, черной полупрозрачной короткой юбочке и в лакированных босоножках на умопомрачительной высоты шпильках. В ее глазах больше не было робости, сомнений, страха, вопросов — они манили, пожирали его, требовали его немедленно. Стройные ножки, слегка расставленные в соблазнительно жарком танце, обещали, что все его желания и помыслы будут исполнены — только прикоснись. Матвей приблизился на ватных ногах, не отрывая взгляда от ее извивающегося тонкого тела с упруго выпирающими из корсажа округлостями белых грудей, нереально тоненькой талией, мягко очерченными очень женственными бедрами. Ее руки с красными ноготками тут же призывно обвились вокруг его шеи, пальчики нежно перебирали волосы на затылке, притянули его лицо к ее личику. Она позволяла себя целовать, и он целовал — ненасытно, жестко, грубо, удушливо. Но в ее голубых глазах больше не было невинной жертвенности, в них цвела и кипела страсть, жадная и неутолимая, как сама жизнь. Ее горячие ладони соскользнули по его шее и плечам к мускулистой груди, пальцы недвусмысленно задержались на сосках, двинулись вниз по рельефным мышцам живота к тугим джинсам, уверенно потерли твердый бугор в паху, коготки бесцеремонно поцарапали сквозь грубую ткань эрегированную головку, вызывая во всем теле Матвея взрывы электрических разрядов и дрожь. Ее губки прильнули к его шее, покрывая ее безжалостно чувственными укусами, тут же зализанными ласковым язычком. Зубки и язычок переместились к соскам, пока коготки продолжали сводить с ума его налитого кровью зверя.

Вдруг резко поднявшись и закинув назад голову, красиво взметая потоки белокурых волос, Кристина потянулась к его губам за поцелуем, но тут же властно надавила ему на плечи, давая понять, чего требует ее юное пылающее тело. Матвей опустился на одно колено, задвинув другое между ее стройных ножек, ненасытно лаская гладкую упругую кожу ее бедер, непрерывно движущихся в медленном танце. Он приподнял ее юбочку, упиваясь видом ее голенькой слегка увлажнившейся киски с пухлыми губками, и, жадно поглаживая ее попку, стал покрывать внутренние поверхности бедер долгими, влажными и томительными сосущими поцелуями. Выписывая бедрами едва заметные восьмерки и запустив тонкие трепетные пальчики в волосы Матвея, Кристина стала слегка приседать, ни на секунду не упуская завораживающего ритма мелодии. Ее киска коснулась его раскрытых губ и тут же отстранилась, не дав распробовать ее вкус. Щеки Матвея разгорелись, сердце забилось чаще, руки нетерпеливо ловили ее за талию, одновременно придерживая дерзкую юбочку. Только чертовка ускользала от него снова и снова, лишь дразня своими прелестями. Вот ее шелковистые лепестки опять задели его губы, его язык проворно проскользнул по клитору, захватив пару капель ее влаги. Сладостно вжимая в губы ее покрытую сочным глянцем розовую плоть, Матвей крепко обхватил ее за попку и закрыл глаза. Кристина вздрагивала и трепетала, но из его крепких тисков ей уже было не выбраться. Сквозь неразборчивые шумы и ритмы музыки он с упоением слушал ее тонкие стоны и лепет, пока ее губки не прошептали:

— О, Лука... Я люблю тебя, Лука...

В миг он увидел со стороны всю правду о своих глупых грезах. Лука, а вовсе не он сам, стоял перед ней, опустившись на одно колено, и безжалостно впивался губами в ее промежность, страстно, словно дикий зверь, вгрызающийся в свежую еще дышащую плоть жертвы. Девушка беспомощно извивалась и стонала, то отталкивая, то прижимая его, желая хоть как-то подчинить ненасытного хищника своим желаниям.

Матвей открыл глаза. Его сердце колотилось словно взбесившийся молот по наковальне, дыхание сбилось, на теле выступила ледяная испарина, голова шла кругом и тупо пульсировала от боли, к горлу подступала тошнота. Медленно встав с постели, он шатающейся походкой добрел в темноте до туалета и опустился на колени перед унитазом.

Проснулся он от того, что солнце беспощадно слепило ему глаза, и тут же чертыхнулся из-за той же головной боли, которая мучила его всю ночь. Откуда-то издалека доносился голос Луки, как всегда выдержанный и повелительный. Слава богу, уже не орал как вчера. Матвей поднялся, ощущая себя тупым зомби, подохшим уже с пару дней назад как минимум и явно начавшим гнить с головы. Стараясь лишний раз не открывать глаза, он протопал в зону кухни, где тошнотворно пахло кофе и еще какой-то мерзкой едой.

— Да, Владимир. Спасибо, — отчеканил Лука последнюю прощальную фразу по телефону и сбросил звонок, — Ну и как ты?

Матвей скривился и присел за стол на краешек стула, сжав ладонями голову.

— Мать пыталась подкупить Владимира, а также угрожала ему... , — видя состояние брата, решил сразу перейти к делу Лука, — Думаю, все же блефует. Нет у нее ничего, кроме этой фотки... Иначе не пошла бы на подкуп и угрозы. И у нее скорее всего брачный контракт с этим прокурором.

— Я тебе всегда говорил, кто она есть, — с трудом выдавил из себя Матвей, заставляя себя выпить из стакана какую-то тошнотворную сладковатую хрень, которую ему уже успел подсунуть под нос Лука.

— Боюсь, выбора она мне не оставляет.

— Давно пора с этим покончить.

— Не кипятись. Пей и вали дальше отлеживаться.

— Мне на работу надо. Который час?

— Да уж одиннадцать...

— Вот блин...

***

Кристина с Игорем уже, наверное, в третий раз обходили кругом небольшой японский садик, разбитый невдалеке от главной усадьбы дома отдыха, где сейчас царила полная кутерьма. Тут было спокойнее всего, и кроме них до этого потайного места пока что никто из гостей не добрался. Да и кому интересны камни на песке с разводами, какие-то заросли сортовых можжевельников и пруд с водяными лилиями, когда в распоряжении гостей были сотни квадратных метров дворцовых интерьеров со всеми мыслимыми и немыслимыми видами развлечений, на сегодня оплаченными для всех папой Кристины? Под ногами молодых людей хрустел гравий, в воздухе витал пряный аромат хвои, в тени стройных рядов елей близлежащего леса даже было немного прохладно, хотя в полдень жара как раз вошла в свою полную силу.

— Ой, смотри, какая киска! — восторженно воскликнула Кристина, хватая Игоря за рукав пиджака и указывая на только что скрывшийся в кустах кошачий хвост, — Кстати, похожа на Зверюгу. Кот у наших соседей по поселку такой живет. Еще все за моей Эльзой увивается. Помнишь, я рассказывала?

— Это которого она гнала через весь сад? Как же, помню... Ну ты кошатница вообще...

— Вовсе нет. Просто кошки такие грациозные. А ты же заметил, как в Питере много кошек? В Москве собаки и голуби. Тут кошки и чайки. Что-то в этом есть... даже в этих деталях... , — Кристина сама не заметила, как ее голос с нарочито веселых ноток перешел на меланхолические и слегка дрогнул в конце. В носу уже в который раз за этот день совсем не кстати защипало.

— Странная ты какая-то стала, Кристин... Что с тобой?

— Ты уже говорил и спрашивал. Может, хватит? — взорвалась она вдруг, еле-еле сдерживая раздражение.

— Да я же ничего плохого не имел в виду... , — растерялся Игорь.

— Все равно перестань.

— Может, просто волнуешься перед танцем? — не унимался он.

— Ну... Наверное, да, — Кристина ухватилась за соломину, — Хотя тут специалистов нет — критиковать и за ошибки выговаривать будет некому.

— Тогда расслабься уже. Что ты прямо как я не знаю... Уже который раз за последние два дня мне от тебя достается. Я уж молчу про твои перепады настроения. Может, с папой проблемы?

— С папой... Вроде, нет... , — в задумчивости протянула она и замолчала. На секунду в голову ей неожиданно пришла безумная мысль поделиться с Игорем абсолютно всем наболевшим, ведь он всегда был хорошим другом. Только вот какой-то назойливый инстинкт нашептывал, что с мужчинами, даже восемнадцатилетними, такие откровения вовсе неуместны и даже чреваты. Впервые за многие годы эта глупая дружба начала ее напрягать. Кристине вовсе не хотелось покидать укромный уголок сада и возвращаться в суматошные залы ресторана, но оставаться здесь дальше с Игорем стало невыносимым. Она уже открыла было рот, чтобы предложить ему вернуться ко всем, резко развернулась, но за ветвями ближайшей ели вдруг увидела Матвея. Классический великолепно сидящий черный смокинг, бабочка, бордовый камербанд в сочетании с аккуратно уложенными плавными волнами светлыми волосами, почти достающими до плеч, смотрелись на нем сногсшибательно. Выражение ее лица, видимо, изменилось, потому что Игорь тут же оглянулся через плечо, несколько смутился и отошел в сторону, пропуская незваного гостя ближе. Пока Матвей с Кристиной неотрывно смотрели друг на друга, Игорь, невольно краснея и совсем теряясь, пробормотал что-то вроде: «Пойду поищу родителей и разузнаю, все ли идет по расписанию». Не получив на это никакого ответа, кроме рассеянного кивка Кристины, молодой человек напряженно добавил:

— Если все будет в порядке, то наше выступление через сорок пять минут.

— Я прослежу, чтобы она не опоздала, — небрежно бросил Матвей, не отрывая от Кристины пытливого взгляда.

Словно во сне наблюдая за удаляющимся по тенистой тропинке другом, Кристина опомнилась, когда Матвей уже перегородил ей дорогу к отступлению.

— Ты... в этом платье выглядишь потрясающе...

— Спасибо, — выдавила она из себя, невольно отступая на шаг назад и с замиранием сердца ожидая, что же будет дальше, — Ты хотел о чем-то поговорить?

— Разве нужны особые поводы, чтобы побыть вместе? Помнится, на днях мы расстались очень тепло...

Матвей тронул кончиками пальцев ее нежную щечку, слегка отводя в сторону мягкие локоны, но Кристина отстранилась и тяжко вздохнула, сама не зная, что чувствует, чего желает, почему ей одновременно хочется плакать, кричать и прикоснуться к Матвею.

— По крайней мере танец ты мне сегодня подаришь?

Кристина нервно мотнула головой, но, когда Матвей взял ее за запястья и слегка притянул к себе, укладывая обе ее руки на свои плечи, она не проявила ни малейшего сопротивления. Только пробормотала:

— Матвей, не надо, прошу...

— Не бойся, ничего я тебе больше не сделаю, раз тебя все это напрягает. Всего лишь прощальный танец... Кстати, что ты нам сегодня исполнишь?

— Венский вальс.

— Под Штрауса, само собой?

— Под «Жизнь артиста».

— Выбор настоящей леди.

— Это Игорь выбирал.

— Значит, выбор полного растяпы. Я бы выбрал только танго. Правда, ты такая беззащитная и трогательная в этом наряде. Настоящая схватка с тобой сегодня была бы неуместна.

— Мы могли бы потанцевать там, где все танцуют, если ты так этого хочешь...

— Там можешь танцевать со своим недорослем...

— Он не...

— Заткнись, — ласково прошептал Матвей, склонился к ее губкам и нежно их чмокнул. Кристина растерянно заморгала, явно не ожидая, что все закончится так быстро, а Матвей крепче обхватил ее за талию обеими руками, заставляя двинуться за собой в ненавязчивом танце. Она только теперь вдруг заметила, что со стороны усадьбы доносилась очередная едва уловимая мелодия в исполнении джазового оркестра.

— Ты где-нибудь учишься? — немного взяв себя в руки, сменила тему Кристина.

— Уже окончил с горем пополам.

— Тебе не нравилось?

— Да, знаешь... Как-то так жизнь сложилась, что пришлось предпочесть работу учебе.

— Чем же ты занимаешься?

— Правда хочешь знать? — интригующим тоном начал он, — У меня своя сеть автосервисов.

— Ни за что бы не подумала...

— А что ты думала? Что я сутенер? Или наркодилер?

Кристина невольно усмехнулась и тут же залилась краской, чувствуя на себе его прямой беззастенчивый взгляд и его руки, скользящие по ее затянутому в тугой плотный корсаж стану. Она вовсе не собиралась этого делать, но все же зачем-то подняла на него лицо, придвинув разгоряченные ладони чуть ближе к его шее. Прежде чем он снова коснулся ее губ коротким теплым поцелуем, она уловила тень насмешки на его румяных губах.

— Извини, снова не сдержался...

— Пожалуйста, пойдем ко всем, — мучаясь от неопределенности собственных чувств, жалобно попросила она, — Я уже слишком давно отсутствую... Это невежливо.

— Пойдем, — несколько разочарованно, но с готовностью согласился Матвей и тут же выпустил ее из объятий, только оставив в своей руке ее аристократически белую красивую ручку и все еще не веря, что это их последнее прикосновение. Как же все было просто раньше... с другими... Наконец Матвей расстался с ее рукой и, приняв горделиво-независимый вид, зашагал рядом с ней по гравийной дорожке, пролегающей между буйно пышущими разнотравьем альпийскими горками и пестрыми клумбами с низкорослыми однолетниками, высаженными в виде причудливых узоров.

Матвей держался слегка позади и не мог оторвать взгляд от ее женственных белых плеч, изящной шейки, тонкой талии, эффектно утянутой жестким корсетом. Чем ближе они подходили к усадьбе, тем больше кругом сновало народу и тем сильнее она отдалялась от него, хотя они шли на прежнем расстоянии друг от друга.

— Кристина, — не выдержав, окликнул ее он, — Когда ты уезжаешь?

— Завтра.

— Так, может, обменяемся имейлами?

— У тебя же есть мой телефон.

— Значит, я позвоню, — он даже толком не мог понять, задает ли он вопрос или дает обещание.

— Ладно, — недоверчиво то ли согласилась, то ли разрешила она.

Молодые люди поднялись по широким мраморным ступеням к распахнутым дверям усадьбы, чья парадная зала была заполнена нарядно разодетыми людьми, разбившимися то тут, то там на пары или небольшие компании. Джазовый оркестр продолжал наигрывать что-то в фоновом режиме. Фуршетные столы, украшенные драпировками, ледяными статуями, фонтанами из шампанского, шоколада для фондю и цветами, ломились от яств. Матвей проводил взглядом удаляющуюся фигуру Кристины в белом платье: тугой корсаж по верхней кружевной линии лифа расшитый жемчужинами, узкий атласный поясок с небольшим бантом сзади, легкая летящая юбка из шелковой матовой органзы до середины икры на кринолине, на ногах белые классические лодочки на средней шпильке, завитые крупными кольцами волосы слегка присобраны с висков и каскадом спускаются до плеч. Она подошла к ведущему сегодняшнего вечера и, мило улыбаясь и слегка смущаясь, что-то объясняла ему, сопровождая свои слова сдержанными изящными жестами. Элегантная леди на своем первом балу!

Почти тут же Матвей заметил брата в довольно большой компании гостей. Его привычная, но несколько рассеянная усмешка, короткие кивки вместо ответов и затуманенный якобы отсутствующий взгляд, то и дело мечущий пламенные искры в сторону Кристины, заставили Матвея содрогнуться, словно он стал свидетелем готовящейся охоты, на которой жертва уже определена, а хищник уже облизывается в предвкушении наживы. Он направился было к нему, но в этот момент ведущий объявил в микрофон, что просит всех гостей и виновников мероприятия пройти к столам в зеленом зале, потому что прелестная дочь жениха желает поздравить молодоженов с их торжественным событием. Матвей в задумчивости прошел на свое место, сел, молча проследил, как напротив уселся Лука, слегка разворачиваясь всем туловищем к свободному центру зала, сегодня служащему сценой для развлекающих гостей артистов. Там, с микрофоном в руках, взволнованная, но достойно сдержанная, стояла Кристина. Кажется, она произносила тост и, безусловно, говорила самые правильные слова. Только их смысл почему-то ускользнул от Матвея, совершенно пораженного ее торжественной искренностью и безупречной непринужденностью. Под звуки аплодисментов она прошла к центральному столику отца, поцеловала его в щеку, затем обняла Ларису и взяла со стола свои белые перчатки, поспешно их натянув. Из динамиков уже начали доноситься первые слегка приглушенные звуки «Жизни артиста». За спиной Кристины появился ее партнер, профессионально приосанившийся для танца. Торжественно приняв ее руку в свою, он легко и изящно сжал ее в объятии и закружил по залу в плавном вихре вальса.

Лука с пристальной внимательностью наблюдал, как глаза около трехсот присутствующих гостей, артистов, персонала ресторана, в восхищении обратились на нее. Ее лицо было возвышенно-торжественно, стан тонок и гибок, кринолин плавно развивался вокруг ее стройных ног воздушным облаком. Что-то такое Лука, пожалуй, представлял себе когда-то, что-то такое едва уловимое, словно из прошлой жизни. Партнер Кристины, судя по всему, тоже 17летний мальчишка, еще нелепо не сформировавшийся внешне, все-таки отлично держался как танцор. Почти все время праздничного обеда они с Кристиной весело и по-дружески болтали, словно дети, которые знать ничего не знают о порочных страстях, терзающих тела взрослых. Нет, не подходит этой красавице такой молокосос. Ей нужен... А, собственно, кто ей подошел бы? Матвей? А, может, тот учтивый хладнокровный немец, наверняка протеже папочки, который вежливо целовал ей ручку и беседовал с ней на немецком? Или, может... Лука отпил из своего бокала и вдруг почувствовал на себе чужой взгляд. Он пошарил вокруг глазами и увидел мать. Она смотрела на него с едва заметной настороженностью в глазах. Лука с неприязнью отвернулся. А Кристина все кружила и кружила по зале, уносимая нежными звуками мелодии, пока локоны ее слегка не выбились из прически, а дыхание не участилось. К тому моменту музыка стала стихать, партнер очередной раз плавно пропустил ее несколько раз под рукой, поймал за талию и позволил откинуться назад в изящной поддержке. Лука криво усмехнулся, прежде чем грянули аплодисменты, и избалованная папина дочка засияла от безграничного наслаждения собственным триумфом.

Выждав около десяти минут, пока стихнет всеобщая суматоха, Лука приблизился к центральному столику жениха и невесты со свидетелями, куда на время присела поболтать Кристина.

— Могу я пригласить на танец нашу сегодняшнюю звезду? — проговорил он теплым голосом, в котором пела ироничная улыбка.

Кристина открыла было рот, чтобы возразить, но Лариса поспешно ответила вместо нее:

— И правда, потанцуйте. Нечего тебе сидеть со стариками.

Девушка заметно колебалась, но Лука по-прежнему стоял рядом с ней, слегка склонившись над ее стулом и протягивая руку, поэтому выбора у нее, конечно, не было. Он чувствовал, как дрожала ее ручка, стянутая короткой белой перчаткой, поэтому сжал ее крепко и уверенно, когда вел ее на опустевшее при первых звуках медленного танца пространство зала. Снова джаз. Папа его любил, а Кристина совсем не понимала. Двигаясь, словно в тумане, во сне или после наркоза, она позволила партнеру медленно вести себя, как он пожелает, куда он пожелает, и не смея поднять на него глаза.

— Я, наверное, должен попросить у тебя прощения за невнимательность к твоим чувствам? — начал наконец Лука.

— Не понимаю, о чем ты, — с показной холодностью вымолвила Кристина.

— Понимаешь, — усмехнулся он, — Признаться, с твоим приездом, моя жизнь превратилась в какой-то кавардак. Мне казалось, что я все всегда буду держать под контролем по раз и навсегда заведенным правилам, а тут вдруг все чуть под откос не пошло...

— Как-то с трудом верится, что именно я являюсь причиной твоих проблем.

— Не верится, что способна вскружить кому-то голову?

— О, нет. Сомневаюсь исключительно в твоей восприимчивости к моим чарам.

Единственное, что он мог сделать, находясь посреди раскинувшегося у всех на виду танцпола, да еще непосредственно перед глазами родителей, это сильнее сжать ее руку в своей.

— Ну ты и наглая чертовка! Думаешь, на меня после всего, что было, подействуют твои жеманные речи?

— Я уже давно уяснила, что на тебя вообще не действуют мои слова.

— Вот это ты зря, — почти перешел на шепот Лука, — Когда ты лепетала что-то вроде «Я хочу, чтобы ты еще полизал меня там», на меня это очень даже действовало.

— Ты сам заставлял меня говорить такое! — в ужасе вспыхнула она, невольно тайком бросая взгляд на отца, который, впрочем, не обращал на них ни малейшего внимания.

— Да ведь это самое невинное из того, что ты лепетала. И силой никто тебя не принуждал... Напомнить, что еще ты говорила?

— Лука! — стараясь поддерживать видимость спокойствия, Кристина попыталась выкрутить свою руку из его, но он только перехватил ее ниже, почти на уровне запястья, продолжая вести ее в танце на приличествующем для ситуации расстоянии и медленно поглаживая ее ладошку большим пальцем сквозь тонкий шелк перчатки.

— Может, уже расслабишься? Именно сегодня я вовсе не намеревался быть с тобой грубым. Просто ты возбуждаешь меня в этом платьице. Очень уж хочется поскорее задрать твою кринолиновую юбочку, снять с тебя трусики и завалить на какой-нибудь столик.

— Ты ведешь себя совершенно непотребно и уже переходишь всякие границы!

Лука тихо рассмеялся.

— Знаешь, я и сам когда-то был таким восторженным, наивным и правильным как ты. Все мне хотелось стать благородным джентльменом, пока я не понял, что такие — всегда в пролете по жизни. На кого ты там собираешься учиться? На журналистку? Так вот мой тебе совет — лги, манипулируй, если нужно, своди с ума и отправляй в нокаут. Только так ты чего-то добьешься. А потенциал у тебя есть. Только не забывай при этом ловить кайф от того, что делаешь, особенно когда представится подходящий случай.

— Тебе нравится всех девушек превращать в шлюх? — явно уже кипя от возмущения, выпалила она.

— Из тебя не получится шлюха, как это ни прискорбно, потому что ты самая бескорыстная девушка из всех, кого я знал, — заключил он с ироничной улыбкой на губах именно в тот момент, когда мелодия вдруг оборвалась, и голос ведущего объявил очередной тост. Нехотя отпуская руку Кристины, Лука добавил, — Иди погуляй пока, праведница. Мне нужно переговорить кое с кем, а тобой я займусь чуть позднее.

— Иди ты к черту! — прошептала она себе под нос, растерявшись и не успев высказать ему что-нибудь в лицо.

Выйдя из обеденного зала в фуршетный, Лука взглянул на часы и медленно обвел взглядом всех присутствующих, явно кого-то разыскивая, когда к нему вдруг подошел Матвей.

— Слушай... Оставь ты ее... , — с ходу вдруг начал он, — Она сама не понимает, что делает. Мало тебе что ли других?

— Какого черта ты вдруг стал таким моралистом? Я ведь ни к чему ее насильно не принуждаю. Она не маленькая. И она сама знает, чего хочет.

— Уверен, ты как следует постарался, чтобы помочь ей определиться в желаниях, кобель хренов!

— Что-что? — сцедил Лука сквозь зубы и смерил брата грозным презрительным взглядом, — Сейчас поговоришь у меня... Сам с ней развлекался, как хотел, и совесть тебя по этому поводу не мучила, а теперь строишь из себя Папу Римского?

— Не собираюсь я за ней больше бегать. Но такой как ты ей точно не нужен. Ты же садист и уебок! И на нее посмотри! Девчонка еще совсем — с перспективами, с возможностями! А ты ее пороть будешь как последнюю блядь, а потом бросишь, когда наиграешься?

— Не собираюсь я ее пороть, если сама не попросит. Я тебе уже говорил, что нравится она мне. Понял? А вообще любопытно было наконец узнать твое искреннее обо мне мнение.

— Да твою же мать! — Матвей только ошарашенно развел руками, глядя, как Лука удаляется из зала решительной походкой. Этот козел правда что ли считает себя благородным идальго или как? Впрочем, какого черта он так печется об этой дурехе? Она уже который раз выбирает именно этого садиста, хотя, вроде, уже должна была разобраться в том, кто он есть. Все-таки бабы — полные дуры.

Лука вышел из усадьбы на центральную лестницу, еще раз огляделся по сторонам и наконец нашел того, кого искал. Это был ничем не примечательный тип в сером и мешковатом, словно с чужого плеча, костюме, замкнутого вида, невозмутимый и незапоминающийся. Поздоровавшись короткими кивками, они не стали пожимать друг другу руки. Незнакомец лишь протянул Луке какую-то вещь, безразлично пробубнил «Удачного дня» и удалился. Лука раскрыл ладонь и, скептически поджав губы, посмотрел на маленькую красную флешку с несколькими стразами. Ему совершенно не нравилось, что приходилось опускаться до таких методов, но теперь уже ничего другого не оставалось. Лука набрал номер телефона матери и, дождавшись, наконец, ответа, сказал:

— Хочу поговорить с тобой насчет той фотографии...

***

Кристина стояла в дамской комнате перед зеркалом, пытаясь сосредоточить мысли хотя бы на чем-нибудь вразумительном. Только это давалось ей с трудом, потому что этот придурок, этот хам, этот наглый похотливый подлец вновь выбил из нее весь здравый смысл, что подтверждали насквозь промокшие трусики, от прикосновения которых к разгоряченной коже было холодно и стыдно.

— Не желаете воспользоваться кремом для рук? — учтиво предложила ей дама, поставленная на дежурство в дамской комнате, видимо, с единственной целью — произвести впечатление на гостей высочайшим уровнем проводимого мероприятия.

— Нет, спасибо, — раздраженно бросила Кристина, принимая у нее свежее полотенце. Даже в туалете невозможно было уединиться, чтобы все как следует обдумать!

Она вышла в коридор и, стуча каблучками по паркету, направилась в сторону ресторана, когда из какой-то двери справа вдруг появился Лука и вышел ей наперерез — до отвращения неотразимый, блистательный и наглый красавец в смокинге. Чтобы понять, о чем он думает, не нужны были объяснения. Одной рукой он опирался о стену, другая словно была готова в любой момент схватить ее. Кристина остановилась и изобразила на лице презрительное недовольство. Он выжидал, и девушка попыталась обойти его, но тут же оказалась пойманной за запястье, а затем за талию. Едва поспевая за своим похитителем, она оступилась и вынуждена была ухватиться за рукав его смокинга, чтобы не упасть. Оказавшись вдруг прижатой спиной к только что захлопнутой двери, Кристина краем глаза успела заметить, что они находятся в пустой бильярдной. Лука взял из ее ослабшей руки ее поблескивающий серебром клатч и отбросил в сторону, ловко попав на ближайшее кресло.

— Хотел бы трахнуть тебя прямо здесь, — опалил он ее губки чувственным шепотом, — Только вот не рискну все-таки портить твою чистенькую репутацию в глазах столь почтенного общества.

Он держал ее обеими руками за плечи и, склонившись к ней, стал покрывать поцелуями все обнаженные и доступные ему участки ее тела. Кристина уже ничего не помнила, не понимала, не воспринимала, кроме его жадных, влажных, горячих губ и скользкого языка на своей пламенеющей коже. Она послушно закидывала назад голову, позволяя ему упиваться нежностью ее шейки, ушек, щек, плечиков и груди, соблазнительно приподнятой тугим корсетом платья. Когда Лука припал губами к ее раскрывшемуся ротику, она покорно положила ладони ему на грудь и пылко заскользила язычком по его языку, то сладко посасывая, то дразня его губы едва заметной дрожью своих, то позволяя ему ненасытно поглощать, глубоко проникать, чувственно покусывать. На миг дав себе остановиться, Лука окинул нетерпеливым взглядом ее доверчиво поднятое к нему личико. Он потянул вверх ее юбку, присобрав ее у четко очерченной узким пояском талии; еще раз приник к ее ротику; наклоняясь, снова прошелся языком по соблазнительным округлостям груди над линией выреза. Расстегнув смокинг и опустившись на одно колено, он предоставил юбку ее заботам, а сам, медленно поглаживая ладонями ее стройные голые ножки, заскользил горячим языком по нежной чувствительной коже на внутренней стороне ее бедер, то кусая ее, то осыпая звонкими поцелуями. Добравшись до белых полупрозрачных трусиков, он на миг прижался к ним лицом, вдыхая ее свежий нежный запах возбужденной любовницы. Его рука проникла между ее слегка разведенными вздрогнувшими бедрами. Пальцы сладостно потерли мокрую ткань.

Кристина замерла, задыхаясь, и, чувствуя предательскую слабость в ногах, часто задышала.

— А ведь какую святую невинность из себя разыгрывала всего минут десять назад, — ехидно вымолвил он поднимая на нее испепеляющий страстью взгляд и одновременно пропуская пальцы в прорезь ее трусиков у правой ноги. Когда они скользнули по ее влажным мягким складочкам, она невольно качнула бедрами и издала тонкий слабый и будоражащий звук. — Не боишься, что папочка услышит твои непристойные стоны? — усмехнулся он, вытащил пальцы и, облизав их, стянул с нее трусики и помог вынуть из них ножки. Положив трусики себе в карман, Лука немного отвел в сторону ее ножку, приблизил лицо к ее распаленной розовой киске и едва уловимо прошелся по спрятавшемуся в лепестках клитору кончиком языка.

Кристина снова часто задышала, одной ладонью уперлась в дверь за своей спиной и склонила вниз голову. Их взгляды с Лукой на пару секунд встретились. Ее щеки, ушки, раскрытые губки пылали, голубые глаза были пьяны от возбуждения и волнения. Лука снова опустил взгляд на ее прелести и стал касаться языком клитора также нежно и отрывисто раз за разом, пока девушка не начала постанывать и нетерпеливо двигать бедрами ему навстречу. Одной рукой он потянул на себя ее правую ножку, держа ее под колено, и снял с нее белую туфельку. Затем поставил ее голую ступню себе на колено и еще раз прошелся медленным каскадом поцелуев по внутренней стороне ее бедра, прежде чем начать выводить завораживающие и мучительные пируэты языком и губами по ее нежной пульсирующей промежности.

Кристина закрыла глаза. Ноги ее подкашивались и дрожали словно у какой-то трусливой первоклашки, загнанной и зажатой в угол главным школьным хулиганом. Она часто дышала и пыталась сосредоточиться на постыдной мысли о том, что она в который раз унижается перед Лукой, сначала препираясь с ним и изо всех сил отстаивая свою неприступность, а потом тут же без малейшего сопротивления позволяет ему все, что угодно, при первом же его требовании. Только мысль эта потонула в захлестнувшей ее волне ощущений, вызываемых движениями его языка, губ и головы. Кончики его пальцев едва заметно начали поглаживать ее разгоряченную текущую щелку, слегка проникая внутрь, пока девушка сама не начала бесстыдно покачиваться им навстречу, готовая обессиленно осесть на колени от охватившей ее тело неги. Лука в молчаливом упоении наслаждался своей властью над ней, слушая ее прерываемое частыми стонами дыхание, пока не почувствовал, что внутри она стала особенно упругой, а ее вкус вдруг стал более острым и дурманящим. Тогда Лука последний раз неистово всосал в себя ее набухший и раскрасневшийся от его ласк бутончик клитора, почти доводя ее до безумства, и отстранился, оставив ее киску растревоженной и пульсирующей, но неудовлетворенной. Он медленно поднялся, тыльной стороной ладони отер рот и лизнул свои влажные пальцы, глядя на нее с издевательской усмешкой на чувственно пылающих как кораллы губах. Во всем его облике было что-то искусительно дьявольское и цинично высокомерное. Кристина непонимающе хлопала на него ресницами, нетерпеливо ожидая его действий — каких угодно, лишь бы утолить распаленный в ней голод. Ощущение опасности больше ее не волновало.

— Что? Хочется продолжения? — ехидно ухмыльнулся Лука, коснувшись ее губ теми же влажными пальцами и чувственно их погладив, — Пройдешь по центральной лестнице на второй этаж, — властно изрек он, словно не допускал и мысли, что Кристина посмела бы ему отказать или возразить, — Там повернешь направо, выйдешь через холл к лифтам, поднимешься на 4ый этаж. Номер 412. Выжди минут пять, чтобы прийти в себя, а то по тебе любой поймет, чем ты только что занималась.

Он склонился на миг к ее отрывисто дышащему на все готовому ротику, но не поцеловал, а придвинул губы к ушку, едва уловимо тревожа его своим дыханием:

— А будешь послушной девочкой, я так тебя выебу, что умолять меня будешь делать это снова и снова.

Кристина неистово запылала, сама не веря, что услышала такое из его уст и чувствуя, как по спине у нее пробегает томительный озноб. Она находилась в легкой прострации, когда Лука несколько небрежно отстранил ее в сторону, чтобы открыть дверь и исчезнуть за нею. Девушка прерывисто вздохнула и невольно прижала ладони к горячим щекам. Что она творит?! Почему эти дикие желания рвутся наружу, снося на своем пути остатки ее разума?! Все еще тяжело дыша, она в раздумье прикусила кончик большого пальца, бессознательно поглаживая губы. Неужели она пойдет туда, к нему, как какая-нибудь падшая женщина, зная, как рискует, зная, что это пошло, низко и унизительно, зная, что он ничуть ей не дорожит, зная, что она уже завтра покинет этот город так надолго, что вероятность их встречи будет ровняться нулю?

Кристина вышла в коридор и с досадой вспомнила навязчивую мадам из дамской комнаты, с которой ей совсем не хотелось общаться вновь, поэтому идею вернуться туда, чтобы взглянуть на себя в зеркало, она отбросила. Впрочем, сейчас ей никого не хотелось видеть, ни с кем не хотелось встречаться взглядом. Ей хотелось превратиться в тень, в привидение, в невидимку, что, конечно, было мечтой совершенно недостижимой, учитывая несомненную привлекательность и роскошь ее сегодняшнего туалета. Вернувшись в общую залу и почти ничего не воспринимающим взглядом окинув пеструю блистающую великолепием толпу, она, сама того не желая, повернула голову в сторону центральной лестницы. Все ее тело пылало, сердце пульсировало почти у самого горла, так и не придя в себя спустя десять минут после сцены в бильярдной.

— Кристин! — вдруг окликнул ее кто-то.

Она обернулась. К ней спешил немного обеспокоенный Игорь.

— Куда это ты пропала? Я везде тебя обыскался.

— Извини... Я неважно себя чувствую, — слабо выдавила она из себя, почему-то с ужасом заново осознавая, что на ней нет трусиков.

— Что с тобой? — немного смутился он, видя ее усилившуюся замкнутость и рассеянность.

— Я... не знаю... Может, слишком много шампанского... Ты же помнишь — я плохо переношу алкоголь... Вообще, я, наверное, пойду отдохну в одном из снятых номеров...

— Может, проводить тебя?

— Да ты что? — Кристина заставила себя изобразить ироничную улыбочку, — Я еще способна передвигаться без посторонней помощи.

У направившейся к лестнице девушки в голове почему-то крутилась навязчивая мысль, что ее тон при разговоре с другом звучал как-то вызывающе кокетливо и даже пошло. А еще ей казалось, что он смотрит ей вслед и все видит насквозь.

Не может быть, чтобы она так опустилась, но через пару минут она обнаружила себя на четвертом этаже усадьбы, отведенном под гостиничные номера, перед комнатой 412. Она знала, что не должна здесь находиться, и она понятия не имела, зачем сюда явилась, ведь не могло быть, что она пришла сюда только ради того, чтобы... Ее щеки неистово вспыхнули, когда в голове у нее снова прозвучали последние слова Луки. Она взялась за ручку двери, стиснув зубы от злости на себя, потянула ее и, так как та вдруг оказалась запертой, с облегчением отступила назад, собираясь убраться отсюда как можно скорее. Только дверь вдруг раскрылась, и все ее надежды на какое-то самооправдание растаяли.

— Куда это ты собралась? — нахально сузив глаза, поинтересовался Лука, заметив, как девушка отступает от него назад.

— Лука... я... , — начала она дрожащим голосом, обеими руками вцепившись в клатч и прижимая его к коленям, — Я просто хотела поговорить... Мы ведь можем поговорить?

Лука окинул настороженным взглядом пустой коридор.

— Только не снаружи. Заходи.

Лука пропустил ее мимо себя в просторный уютный номер, обставленный в духе осовремененного классицизма, смягченного нежным пастельно-голубым текстилем, и остановился, развернувшись спиной к двери, перекрывая ей доступ к выходу.

— Ну и? — несколько нетерпеливо поторопил он Кристину, держа руки в карманах и слегка склонив на бок голову. Его темные глаза блестели тем же нездоровым блеском возбуждения, что и у нее.

— Я завтра уезжаю вообще-то...

— Я в курсе.

— И... тебе все равно?

Проклиная себя за этот вопрос, который, безусловно, уличал ее в слабости, Кристина раздраженно покачала головой и закусила губу, чувствуя, как глаза защипало от непрошеных слез. Она не видела, как лицо Луки расплылось в мягкой улыбке, возможно, впервые за последнее время лишенной и тени насмешки. Лука медленно к ней приблизился, пальцами провел по шее, подбородку, щеке.

— Мне вовсе не все равно, лапочка, — почти шепотом произнес он, приподнял за подбородок ее лицо и сладко поцеловал ее в губки, — В сентябре я смогу приехать в Москву, как только разберусь с делами.

— Меня не будет в сентябре в Москве. Я уезжаю в Вену в конце августа.

— И... когда вернешься?

Кристина натянуто усмехнулась краем губ, пытаясь увернуться от его очередного поцелуя.

— Не знаю... Не раньше чем через пять лет точно. Я в Венский Университет поступила.

— Ах вот как, — замер он в раздумье и после некоторой паузы добавил, — Я подумаю, что тут можно сделать... Но... Кристина... Я хочу, чтобы ты поняла... Между людьми бывают разные отношения... и тебе не стоит зацикливаться на каких-то стереотипных моделях и изводить себя муками совести... Что у нас есть, так это «здесь» и «сейчас», поэтому...

— Поэтому я просто ни на что не должна рассчитывать? — немного срывающимся голосом пробормотала она, пряча от него взгляд.

— Поэтому ты должна сто раз подумать, прежде чем серьезно связываться с таким, как я. Я только не хочу, чтобы ты о чем-нибудь сожалела и страдала из-за всяких глупостей... или из-за неправильно принятого решения, — он обхватил ее за талию, снова поднял к себе ее лицо и заскользил требовательным поцелуем по ее измученным неутоленной страстью губам, — Ты поняла?

— Да, — прошептала она, чувствуя, как жар его тела охватывает и ее, требуя ласк, поцелуев, объятий, проникновений. «Не хочу ни о чем думать», — упрямо заявила она себе. Вдруг забыв про все мучившие ее мысли и чувства, Кристина провела ладонями по шелковым лацканам его смокинга и обвила его шею руками, запуская пальцы в густые волосы у него на затылке. Лука сгреб ее в объятья грубо и безжалостно, понимая, что теперь уже ни за что не сможет остановиться, даже если она вдруг передумает.

— Уверена, что хочешь, чтобы я был нежным? — с издевкой спросил он тем тоном, который и не требовал ответа, поднял обе ее руки, держа их за запястья и по очереди поцеловал их в те места, где бился ее ускоренный пульс. Она ничего не ответила. Только пьянела от его близости, от его угрожающего взгляда, от этих его странных каких-то хищных поцелуев.

Лука огляделся по сторонам, подошел к окну, снял толстый шнур для поддержки штор, развязал его и медленно вытянул, снимая с золотого крюка.

Кристина смотрела на него каким-то обреченным взглядом, и Лука прекрасно понимал, что он означает. Женщины всегда хотят казаться лучше, чем они есть, но когда ставишь их перед выбором, до них, наконец, доходит, что их желания вовсе не так возвышены, как им хотелось бы. Лука подошел к ней сзади, погладил по красивой очень женственной шейке под светлыми мягкими локонами и по белой гладкой спине.

— Локти назад, — холодно изрек он тем тоном, который уже должен был хорошо отпечататься в ее сознании. Кристина нервно глянула назад через плечо, как всегда теряясь от захлестнувших эмоций и ощущений — страха, возбуждения, предвкушения, неизвестности, волнительной беспомощности. Впав в какой-то не поддающийся объяснению ступор, она позволила ему крепко стянуть у себя за спиной локти. Тут же внутри нее начали нарастать паника и желание — ни с чем не сравнимое, разрушительное и дикое.

— Ты будешь роскошной невестой, — прошептал он ей на ушко и тут же резко развернул ее к себе лицом, а затем толкнул на постель спиной.

Она упала, опершись на стянутые за спиной локти, и замерла в предвкушении и ожидании. Лука, словно желая ее помучить, медленно развязал галстук-бабочку, снял смокинг, камербанд и отбросил их на стул; начал с невозмутимой выдержкой расстегивать пуговицы на груди, снял запонки, стянул шелковую сорочку с нарядной манишкой, обнажая натренированный торс. Встав прямо напротив Кристины, он расстегнул брюки, позволив им упасть вниз и оставшись в шелковых черных гольфах на стройных мускулистых ногах и сильно вздыбившихся в паху шелковых черных брифах. Улыбаясь сладострастной высокомерной улыбкой, он уперся коленями в постель так, что Кристина оказалась у него между ног, и вспенил ее белоснежную кренолиновую юбку, обнажая ее роскошные ножки, девственно гладкую киску и женственно округлые бедра.

Ее глаза уже подернулись легкой поволокой и завороженно скользили по его нагому мускулистому телу, а трепетный язычок и белоснежные зубы неосознанно прошлись по нижней пухлой губке. Лука придвинулся к ее лицу, вытянул руку и потер большим пальцем ее жаждущий поцелуев влажный ротик, затем приспустил брифы, выпуская на свободу вздыбленный член и нависая им над лицом девушки. Трепеща и робея, она принялась ласкать и покачивать его язычком, пытаясь захватить губами, затем нетерпеливо поймала его ртом, с наслаждением пропуская его в себя и снова с жадностью обводя язычком шелковистую солоноватую головку. Закрыв глаза от блаженства, она заскользила губами по гладкой коже его пениса, с каждым движением ощущая, как он наливается мощью, как вздуваются от ее ласк его вены.

Лука наблюдал за ее завораживающей игрой с чувством полной власти над этой бесподобно красивой и лично им развращенной юной соблазнительницей. Его возбуждение нарастало, также как и губительное желание овладеть ею именно так, как он привык: причиняя боль, заставляя испытать унижение и подчиняя себе во всем, растоптав ее гордость. Только почему-то вид этой связанной, разодетой белокурой принцессы, с наслаждением и даже какой-то невинной искренностью насаживающейся ротиком на его агрегат, все-таки заставлял его сдерживать свои порывы. Впрочем, он знал, что Кристина страдает от неутоленного возбуждения, от осознания собственного грехопадения, от его показного к ней равнодушия. Во всем этом тоже было что-то притягательно злорадное и обольстительное. Лука взял свой член за основание и стал водить им по ее вздрагивающим жадным губкам, затем вошел в нее глубоко и удушающе, совершая грубые и безудержные рывки. Кристина попыталась увернуться, избежать этой нечестной игры, но Лука поймал ее за волосы, продолжая изводить то медленной лаской, то мучительной тиранией.

— Чшшш... тихо... замолкни... замолкни, я сказал, — шептал он со страстной яростью, заставляя ее сдерживать невольные стоны, наблюдая, как ее глаза невольно увлажняются от слез.

Уже начиная дуреть от возбуждения, он оглянулся на огромный комод с зеркалом, в миг выпустил девушку и сел на колени рядом с ней, тут же рывком посадив ее за плечи рядом с собой, а затем вставая и помогая встать ей. Стиснув в руке шнур, стягивающий ее локти, он потянул ее к комоду, заставляя встать коленями на изящное голубое канапе, склониться перед ним и развести в стороны ножки. Задрав сзади ее пышную юбку, Лука на несколько секунд отступил назад, чтобы насладиться видом ее круглых упругих ягодиц и блестящих от соков пухлых белых лепестков. Сходя с ума и еще больше заводясь, он приблизился вновь и принялся нежно водить между ними пальцами, затем потер ее киску пылающим членом и наконец стал легко и нежно входить в ее тугую рефлекторно сжимающуюся от каждого его движения щелку.

Из-за связанных за спиной рук Кристина почти легла на комод, совершенно лишаясь разума от охватившего ее острого наслаждения. Она тонко постанывала, беспомощно раскрыв ротик, словно в чрезвычайном удивлении. Волосы застилали ей лицо, руки затекли, а движения горячего мужского тела у нее за спиной превратили все ее чувства и мысли в одно неистовое желание кончить. Когда Лука сжал в хвост ее волосы, не больно, но властно и настойчиво, заставляя приподняться, она вдруг встретилась лицом к лицу со своим отражением в зеркале: полузакрытые в блаженстве веки, приоткрытый ротик, пылающие щеки, растрепавшиеся до неузнаваемости локоны, великолепное стройное тело, облаченное в тугой белоснежный корсет, которое чувственно вздрагивало от каждого толчка красивого сильного обнаженного мужчины, пожирающего остатки ее стыда прямым взглядом глаза в глаза.

— Смотри, маленькая сучка... какая ты красивая, когда трахаешься, — сцедил он прерывающимся от тяжелого дыхания чувственным баритоном, мучительно замедляя темп и заставляя ее беспокойно дрожать и напрягать бедра, затем тут же заставил ее задохнуться от неистового шквала глубоких мощных ударов, но все также удерживая ее за волосы и принуждая неотрывно наблюдать за их звериным совокуплением. Наблюдая за трепещущей перед ним девушкой в зеркало, Лука расстегнул молнию лифа на ее спине и одним легким движением приспустил его вниз, обнажая ее наливные белые груди с маленькими торчащими сосками. Глубоко войдя в нее и лишь слегка поводя бедрами, он занялся ее топорщащимся сосочками, самодовольно ощущая, как от его прикосновений ее нежная кожа покрывается мелкими пупырышками, как она нетерпеливо ерзает, крепче прижимаясь к его паху упругой попкой и как подрагивает от приближающегося экстаза ее напряженное тело.

Нестерпимый жар от малейшего его прикосновения, от завораживающего скольжения его члена внутри, от вида его вздувающихся на груди и руках мышц и мощно движущегося торса, Кристина млела, пьянела и теряла последний разум. Блаженство изгнало из ее прелестной головки все мысли до единой, заставляя ее превратиться в его игрушку для наслаждений. Срываясь в пропасть абсолютного блаженства, девушка прогнула спину, предоставив Луке творить с ней, что ему заблагорассудится, а он еще долго упивался ее чувственными спазмами и продолжал покручивать между пальцами ее сосок. Когда тело ее ослабло, Лука вынул из нее напряженный член, резко развернул ее к себе и склонил ее голову вниз, к паху.

— Умница, лапочка... , — прошептал он, из последних сил сдерживая собственные порывы, чтобы предоставить ей возможность самой довести его до полного изнеможения. Его ладони ласково касались ее волос, поглаживали подрагивающий подбородок и розовые пылающие щечки. Наконец из его губ вырвался низкий стон. Придя в себя, Лука развязал ее руки, до конца расстегнул ее корсет и одним движением сорвал с нее платье.

Эпилог

Прогулявшись по центру города, Лука даже как-то проникся духом Рождества, хотя нисколько не был склонен к сентиментальности, да и праздники скорее не любил. Просто рождественская ярмарка перед Ратушей, украшенный к праздничному богослужению собор святого Стефана, уличные музыканты, наигрывающие святочные гимны, новогодние огни, пестрые витрины, даже очень кстати вдруг начавший срываться с темного небосклона снег, — все говорило о приближении праздника, поэтому когда он добрался, наконец, до площади Албертины и нашел кафе «Моцарт» с выстроившимися вдоль окон нарядными елками, он невольно улыбнулся самому себе, прочувствовав наконец давно забытое детское ожидание чуда. «Почему бы и нет? Ведь он ничего не забыл... «. Впрочем, не было в его детстве никаких особенных новогодних чудес... Отец часто уезжал в командировки. Мать звонила, конечно, но откуда он толком не знал.

Усевшись за ближайший столик у входа и оглядывая краем глаза чопорный и нарядный интерьер (хрустальные люстры, огромные зеркала, венские стулья, деревянные перегородки, бордовые диваны и гардины), Лука вдруг вспомнил тот номер в особняке и сидящую верхом на его коленях обнаженную девушку. Она плавно покачивалась и гибко выгибала тонкий женственный стан, ласкаясь о его влажное от пота тело словно кроткая льстивая кошечка, благодарная своему хозяину за заботу. Их истерзанные поцелуями губы тянуло друг к другу как магнитом, ее волосы щекотали ему плечи и щеки, ее руки обвивали его шею, его ладони скользили по ее телу. Они оба были утомлены, но все еще не могли оторваться друг от друга и остановиться. Когда ее бедра в очередной раз напряглись и стремительно задвигались от накатывающих на нее волн оргазма, она вдруг уткнулась ему лицом в плечо и начала сотрясаться от рыданий. Лука сжимал ее в руках, не зная, что ему предпринять. Его член все еще столбом стоял внутри ее пышущего жаром тела, и вся она была трепетной, беспомощной и нестерпимо возбуждающей. Когда с ним еще такое было, чтобы девушка плакала в его объятьях от нежности?

Тут же на память ему пришел и следующий день сборов и отъездов. Тогда она избегала его, точно также как и брата, а при прощании в холле особняка на ней уже были сплошные темные очки, и губки были упрямо поджаты то ли от гнева, то ли от едва сдерживаемых слез.

Входная дверь в кафе в очередной раз открылась, официант в белоснежной рубашке, черных классических брюках, а также при жилете и бабочке, с кем-то переговорил у входа. В следующий момент появилась она. Сначала Луке в глаза бросились только волосы — пшеничные, струящиеся пышными локонами до самой груди и пушистые черные меховые наушники. Затем он окинул взглядом ее черную короткую плотно сидящую по фигуре куртку в стиле милитари с двумя рядами серебристых пуговиц и жестким воротником-стойкой, серые джинсы в обтяжку, черные полуботинки с пряжками на дичайшей шпильке, и остановил взгляд на перчатках без пальцев и большой черной кожаной сумке с металлическими нашивками. «Неожиданно», — ухмыльнулся он, цинично прищуривая глаза и улавливая ее быстро ускользнувший смущенный взгляд. Поблагодарив официанта сияющей обаятельной улыбкой, она приблизилась к Луке с чрезмерно независимой миной на прелестном личике.

— Я смотрю, ты тут отрываешься по полной, судя по твоему виду, — небрежно-иронично заметил он.

— В смысле? — еще больше напряглась она, на секунду сведя брови, нервно расстегиваясь и вновь слишком поспешно отводя глаза.

— Я запомнил тебя скромницей, — ответил он, вставая и принимая у нее куртку. Он успел вблизи рассмотреть ее лицо — черные стрелки на верхних веках, слегка затемненных дымчатыми тенями по бокам, розовые румяна прохладного оттенка — совсем как ее чувственно пухлые, но четко очерченные губки. Она села напротив него и, не изучая меню, тут же заказала себе что-то по-немецки у поспешно приблизившегося официанта.

— Привет, — хитро ухмыляясь вымолвил Лука, ловя ее взгляд.

— Привет, — моргая и убирая под стол беспокойные руки ответила она.

— Ну... рассказывай... Как тебе жизнь на воле?

— Даже не знаю... с чего начать... , — смутилась она, хотя по-прежнему старалась сохранить хладнокровие, — Лучше ты расскажи, как дела у вас...

— Да вот тоже теряюсь, что тебе может быть интересным...

Они оба умолкли, вдруг встретившись взглядами и изучая друг друга с откровенным любопытством. На Луке были темно-серые джинсы и черный облегающий свитер с кожаными вставками вдоль рукавов и ремешками на уровне талии по бокам. Как всегда безупречно уложенные черные волосы отливали благородным обсидиановым блеском. Он сидел, свободно откинувшись на спинку сидения и закинув на нее одну руку, а другую вытянув поперек стола. Кристина знала, что не следовало ей смотреть ему в глаза, но они невыносимо ее притягивали — ничего не изменилось, она совсем не была способна ему противостоять, как бы она ни уверяла себя в обратном. Она совсем потеряла счет времени. Возможно, прошла не одна минута, наполненная для нее волнением, страхами, глубоко задавленной болью вперемешку с унижением и постыдно расцветающим возбуждением, когда Лука наконец заговорил, вдоволь насладившись ее замешательством и прежней уязвимостью.

— Так как же тебе живется на новом месте? Ты так и не ответила.

— Да прекрасно, — очнулась она, снова с собой совладав, — Уже привыкла, хотя по началу долго втягивалась и всего боялась. Очень хотелось вернуться.

— По тебе теперь не скажешь, что ты из пугливых...

— Наверное, уже нет... , — снова смутилась она, но тут же перешла на светский деловой тон, — А ты, кстати, по каким делам в Вене? Не отвечай, если не хочешь. Не хочу показаться навязчивой...

— Я просто... решил устроить себе отпуск и прилетел, чтобы увидеть тебя, — Лука неотрывно следил за ней настороженным хищным взглядом.

— Шутишь? — Кристина заставила себя беспечно усмехнуться, надеясь, что не выглядела жалкой и растерянной.

— Не шучу, — Лука, словно уловив ее слабинку, выбил ее из колеи ледяной улыбкой, от которой у нее сердце всегда пропускало пару ударов, а потом вдруг давало о себе знать в самых неожиданных местах.

— Кстати, это тебе... , — он поставил на стол бумажный подарочный пакет и снова откинулся на спинку дивана, в размышлении прижав к губам два пальца.

— Что это?

— Сувенир... елочное украшение... Снова не примешь?

— Да нет... Почему бы и нет... Спасибо...

Кристина неловко поправила мешающий золотистый локон, и Лука заметил, что ее ушко за ним пылает, а она взяла в руки пакет и собралась положить его на диван рядом с собой.

— Даже не посмотришь? — улыбнулся Лука краем губ, сжигая ее пытливым взглядом. Кристина потерялась, совершенно не зная, как лучше себя повести, но все же открыла пакет и достала из него темно-синюю картонную коробку с изящным золотым силуэтом елочного шарика на крышке. Она чувствовала, что волнение выдает ее с головой, но сбежать от него было бы так глупо... Она раскрыла коробочку и, увидев ее содержимое, вопросительно подняла на него глаза.

— Очень красивая, — пролепетала она, облизав губы. Взгляд снова невольно притянула тоненькая балерина из прозрачного стекла в белой пачке. Она стояла в позиции «арабеск», балансируя на одной вытянутой в струну ножке и отведя вторую стройную ножку назад. Ее стан туго облегал открытый корсет, изящные руки в воздушных рукавах «фонарик» тянулись одна вверх другая — к летящей ноге. Прелестная белая головка с курчавым хвостиком чуть повыше затылка была доверчиво откинута.

— Она напомнила мне тебя в тот день...

Кристина судорожно вздохнула и закрыла коробочку.

— Очень красивая... Спасибо... А как там твой бизнес? — поспешно сменила тему она.

— Процветает, но про это довольно скучно вести беседы. Лучше расскажи, как там твоя учеба?

— Ну, тяжеловато, если честно... У меня все как в том анекдоте: «Как вам нравится Берлин? Берлин очень нравится, но слишком много немцев», — Кристина натянуто усмехнулась, а Лука только приподнял уголок губ в своей фирменной дьявольской улыбке, которая почти никогда всерьез не касалась того, о чем шла речь в текущий момент.

— Кое-что по программе читаю на русском... На немецком просто не успевала бы... Но в общем и целом терпимо...

— А друзья?

— Есть друзья... Мне, конечно, грех жаловаться...

— Снимаешь квартиру?

— Нет. Живу в студенческом общежитии. Так веселее.

Шаг за шагом, минута за минутой, Луке удалось немного ее расшевелить, и теперь перед ним была почти та самая Кристина, которую он знал. Конечно, немного повзрослевшая, но все такая же взволнованно восторженная и чувственно искренняя. Она даже улыбалась его шуткам — сдержанно, но все же ужасно мило. И еще в ее движениях стала больше проявляться женственная светская элегантность и едва уловимое аристократическое позерство. Ему это даже нравилось.

— Я тут купил билеты в Венскую Оперу. На 23е число... , — нарушил он только что воцарившееся после веселой болтовни молчание, — Волшебная флейта. Как тебе такая идея?

— Боюсь, я не смогу, Лука... У меня в этот вечер дела, встреча...

— И ее нельзя отменить?

— Нет...

— Понятно. Но сегодня ведь ты весь вечер будешь в моем распоряжении?

— Извини... нет... я... у меня... есть парень... я сегодня с ним встречаюсь в семь в метро Штефансплатц.

— В семь? — Лука разочарованно взглянул на часы, — Так это через 40 минут...

— Да, — испуганно выдавила из себя она.

— Ладно. Допивай свой кофе. Провожу тебя...

— Не надо... Тут далековато...

— Да перестань уже... До сих пор так сильно меня боишься?

— Да, боюсь, — заставив себя пересилить волнение, уверенно ответила она.

— Не стоит бояться меня... Собственные желания всегда опаснее и убедительнее, чем чужие...

Девушка опустила глаза и уже не смела отрывать взгляд от своей чашки кофе до конца вечера.

— Кстати, у Матвея девушка появилась... , — вдруг вспомнил Лука недавнюю новость.

— Я в курсе. Мы переписываемся...

— Вы с ним... ? — удивился Лука.

— Ну, да... Неужели это так странно, что брат не докладывает тебе абсолютно обо всем?

— Вообще-то я поражен не этим... Что ж... Рад за вашу дружбу. Но пора собираться...

Кристина вышла на улицу, под снег, сунув руки в карманы и тут же леденея то ли от пробравшего по спине морозца, то ли от ощущения неотвратимости свершающейся реальности. Она развернулась было посмотреть, идет ли за ней слегка отставший Лука, и тут же столкнулась с ним нос к носу. Он обхватил ее одной рукой за шею, зажав ее в локтевом сгибе, и немного сдвигая девушку в сторону от прохода. Достав другой рукой кожаную перчатку из кармана дубленки, он натянул ее на поднятую руку. Кристина понятия не имела, почему стоит зажатая таким неудобным и унизительным образом и даже не пытается сопротивляться.

— Я так понимаю, твой парень не слишком ревнив, раз ты позволяешь обнимать себя другому? — как всегда не то иронично, не то серьезно пропел Лука низким полушепотом, кое-как надевая другую перчатку, — Или он просто плохо целуется и ты меня хочешь попросить напомнить, как это делается?

Кристина, наконец, опомнилась и хотела от него ускользнуть, но он уже освободил вторую руку и обхватил ею талию девушки.

— Прекрати сейчас же, Лука! Я тебе не разрешала ничего подобного!

Ему понравилось, как сбилось при этих словах ее дыхание.

— Чтобы целовать тебя, мне никогда не нужно было чьего-либо разрешения...

Его губы впились в ее сочные губки и раздразнили, свели с ума, обезоружили. «К черту все! Мне все равно!» — думала Кристина, ловя его язык нетерпеливо и страстно. Ее и вправду никто никогда так не целовал, и такая страсть пугала ее, потому что совершенно не была подвластна хотя бы какому-нибудь контролю, потому что была непредсказуема, потому что ранила, когда ей вздумается...

— Маленькая трусиха — злорадно и жарко прошептал оторвавшись наконец от ее губ Лука, — Подготовила себе пути к отступлению и бегству? Что ж — это твой выбор. Я не собираюсь тебя уговаривать и убеждать, потому что он скорее всего верный. Я не очень-то тебе подхожу, потому что склонен причинять женщинам боль не только физическую, но и душевную, а тебя мне совсем не хотелось бы приучать к боли...

— Ты мог бы измениться... , — пролепетала она, изо всех сил стараясь не заплакать и унять дрожь в подбородке.

— Только не с тобой, — усмехнулся он и отстранил ее, крепко сжал за руку и потянул к Кертнерштрассе, в сторону метро. Кристина брела за ним на ватных ногах по оживленной жизнерадостно украшенной улице, пестреющей праздничными витринами и блистающей мокрыми от снега плитками тротуара, ничего не понимая и толком не осознавая, что чувствует. Они шли молча всю дорогу. Сквозь пелену своей прострации Кристина только замечала, как ошарашенно на них смотрят прохожие. Экстравагантная красивая парочка — а в этой консервативной столице всегда так встречают не вписывающихся в серую толпу людей.

Доведя ее до площади Святого Стефана, Лука вдруг остановился.

— Ну все, ты свободна, лапочка, — безэмоционально бросил он.

— Лука... я...

— Иди уже давай... Я не тот, кто тебе нужен. Можешь больше не страдать. Мне не нужна такая трусиха, — презрительно усмехнулся он, глядя в ее сверкающие голубые глаза, которые вдруг сузились от гнева. Она стиснула зубы и резко развернулась, зашагав через площадь в сторону метро, а он стоял и следил, как ее фигура удаляется в ночь, в толпу, и снежинки помогают зачеркнуть ее силуэт и спрятать его в неизвестности, потопить в прошлом и стереть его подлинность из его фантазий. Не бывает в жизни никаких чудес... По крайней мере для него.

(Конец)