Прошло несколько месяцев. Семья Звягинцевых и Андрулайтис упивалась новым сексуальным счастьем. Красавица Людмила млела от ласк и молодого тела Балдиса. Родив двух детей от Эдуарда, Людмила почти весь свой свободный досуг посвящала сексу с молодым кавалером, довольно-таки опытным в любви и диком сексе. Людмила по характеру была экстремалкой... Ее девизом было: если пить, то до упаду, если секс, то без границ, но это не мешало ей быть хорошей матерью и женой. Она строго следовала поговорке: « Делу — время, а потехе — час». Ее уважали начальники, по ней горько вздыхали брошенные любовники. Она любила мужа и детей и никогда ни на кого их бы не променяла. А длительный роман с элегантным Балдисом, всегда с иголочки одетым, ее не только бы позабавил, но и давал возможность физической сексуальной разгрузки, без страха забеременеть от него, так как Балдис, к своему несчастью, был бесплодным. Когда об этом узнала Валда, то она чуть не лишилась разума. Все ее планы о большой семье Андрулайтис. о которой она мечтала еще будучи молоденькой девушкой, рухнули в одночасье. Она плакала по ночам, проклиная судьбу, за такое строгое жизненное наказание. Она хотела стать матерью, но судьба отказала ей в этом. И тут на помощь ей пришла соседка по квартире всезнающая Людмила.

— Ты чего киснешь? Подумаешь беда! Да сейчас каждый третий мужик либо пьяница, либо наркоман, а то и вообще с лежачим членом...

— Тебе хорошо рассуждать. У тебе двое детей, вон какие красавцы...

— Хочешь? Мой Эдди и тебе заделает?...

— Что ты, Люда?! Зачем такой жертва? — заплакала соседка.

— Не реви. Ненавижу слезы. Надо дело делать, а не реветь...

Вот тогда и созрел в голове Людмилы гениальный план, как подложить под соседку своего мужика, а взамен взять Балдиса, с которым можно было трахаться безбоязненно в любое время и до полного изнеможения. Да и жили мы рядом, достаточно перешагнуть порог.

Валда, хотя сначала и отказалась от такого откровенного, но делового предложения красавицы-подруги, но из очередного отпуска все же привезла ей столько разных одеяний, что у гарнизонных модниц глаза на лоб полезли. А потом все пошло по заранее продуманной схеме. Эдуард, хотя и был удивлен, но не отказался от флирта с соседкой в обмен на ее мужа для своей проказницы жены. А когда провел с ней первую ночь, то вообще в нее влюбился. Теперь он называл соседку Валдочкой и обязательно целовал ее ручку, когда она появлялась у них. Жена ревниво поглядывала на мужа и раздраженно спрашивала:

— Ты когда думаешь заняться настоящим делом, лоботряс?. Твой объект любви давно мечтает о ребенке.

— Разве? — делал я в ответ недоуменные глаза, словно слышал об этом впервые. Я понимал, что соседке нужен желательно мальчик, но меня как-то смущала сама идея разбрасывания своих детей по всему свету., поэтому я старался избегать совместного секса.

— Ну, как у тебя дела? — допытывалась Людмила.

— Никак! По — моему, твой просто уклоняется от зачатия, — отвечала Валда, отводя глаза в сторону.

— Симулирует?! Вот нахал! Трет такую диву, а ребеночка заделать ей не хочет. Ну, я с ним поговорю... — пригрозила Людмила и, притянув к себе соседку, крепко поцеловала ее в пухленькие губки. Та ошалело посмотрела на нее.

— Ты что, Люд? Хочешь меня, как бабу? — прошептала она.

— Я всегда тебя хочу. Когда будешь с моим в постели, вспомни об этом поцелуе, у тебя кровь заиграет в теле и ты обязательно забеременеешь, — пообещала вещунья. Но чтобы как-то разнообразить секс, женщины, сговорившись, предложили нам сбацать групповушку.

— Не слишком ли это круто? — испугался я, подумав, что Андрулайтисы вообще могут струхнуть и прекратить отношения.

— Что ты, чудак! Они уже так втянулись в это дело, что групповушка их только раззадорит и поможет Валде быстрее забеременеть, — авторитетно заявила жена.

Известно, что в России существует правило: «Зачем делать сегодня то, что можно было сделать вчера»?» Руководствуясь этим устаревшим лозунгом Людмила победила на совместном совещании двух семей и групповушку решили сделать в следующую субботу. Сказано, сделано. Детей на выходные дни отправили к бабушке, благо та в них души не чаяла, и принялись за организацию стола, а также кроватных удобств. Раздвинули в гостинной двухспальный диван-аэродром любви, накрыли стол деликатесами военторга, благо там работала подруга моей жены, которая в таких случаях всегда приходила на помощь, и вот две пары уже сидели за столом друг против друга. Под тихую мелодию магнитофона приятно было держать на коленях соседку в модном пеньюаре, которая постоянно ерзала и часто запускала руку под ягодицу в поисках того предмета, который был для нее таким желанным.

Людмила поступила проще. Она просто расстегнула ширинку у брюк своего кавалера, вытащила на всеобщее обозрение его толстый член и демонстративно уселась на него. Это походило на правило, бытующее у военных летчиков, когда ведущий дает команду ведомому: «Делай, как я»!». Я впервые в жизни принимал участие в подобном мероприятии и мне показалась дикой такая открытая демонстрация сексуальных отношений. Людмила, которая в этом деле давно преуспела, пояснила, что это от недостатка выпитого и тут же наполнила наши рюмки. Мне стало казаться, что суть мероприятия заключается в преодолении застенчивости и выработки у нас нового взгляда на половой акт, который по мнению Людмилы не должен быть старомодным таинством, а естественным проявлением половых чувств по продолжению рода человеческого, который может совершаться коллективно, как в пещере доисторического человека.

— Свободу зачатию! — воскликнула Людмила, подняв вверх бокал с шампанским.

Мы, ошарашенные такой смелостью, еще не успевшие вписаться в новую, необычную для себя обстановку, подняли фужеры, но чувство стыдливости никак не проходило и хотелось просто встать и покинуть эту компанию.

— Что-то не вижу энтузиазма! — сурово сдвинула брови моя половина, по которой было видно, что групповушка для нее не является чем-то необычным, не совместимым с принятыми нормами поведения за столом.

— Не гони, мать, коней! — сурово заметил я и нахмуренно сдвинул брови.

— Если вас не гнать, то никто из присутствующих так и не дождется продолжения рода человеческого в семье наших лучших друзей. Я правильно говорю, а? Валда?

Та заерзала на моем члене и, оглянувшись на меня, ответила:

— Мой кавалер прав! Куда мы гоним? Надо медленно. Потихоньку...

— Я тоже думаю, что революция нам не нужна, — тихо поддержал жену Балдис, довольный тем, что ему удалось высказать мудрую мысль. Наша тамада сообразила, что только что начатое мероприятие может тут же провалиться, решила изменить тактику.

— Есть предложение. Разминку сделать по комнатам. Я с соседом в спальне, а вы здесь, на этом диване, — заявила жена, обидчиво поджав губы.

Выходило так, что на словах сделать что-то необычное, непривычное и всеми отрицаемое было довольно легко, но на практике преодолеть этот годами установленный моральный барьер оказалось непростым делом.

Женщины тут же уселись рядом и начали щебетать, мы же с Балдисом выглядели как оплеванные дураки так и не совершившие героического поступка в групповушке. И тут у меня мелькнула гениальная мысль. У меня была порно-кассета, подаренная братом — капитаном дальнего плавания, привезенная из очередного вояжа по морям... Там была записана и потрясная групповушка, которую я иногда просматривал, когда дети уже спали, а жена была у «подруги», так она называла свои вечерние вылазки к любовникам. Я шепнул на ушко Валде об этом. Она посмотрела на меня несколько настороженно, но тут же улыбнулась и сказала:

— Я думаю, что наше мероприятие стоит перенести на завтра, а сегодня надо собрать мысли и подготовить себя к этой, — она прищелкнула пальцами, — групповой игра...

— Ты предлагаешь разбежаться,? — недовольно

повел бровями Балдис.

— Что ты, милый! Ми с Эдвардом оставляем тебя здесь, а ми пойдем к нам.

— Диск смотреть? — не сдавался слегка повеселевший Балдис.

— Если хочешь, то ми оставим его вам, — ответила соседка и резко встала.

— Эдвард, Отдай ему диск. Пусть развлекаются, а ми потом будут смотреть...

— Хорошо, моя прелесть! — я тоже встал, прижал ее к себе и крепко поцеловал в подрагивающие губы, Они всегда начинали подрагивать, когда ей хотелось заняться сексом, — будет так, как ты сказала, — ответил я и передал Балдису диск.

— Откуда это у тебя? — подскочила к любовнику жена и ревниво перехватила диск.

— Да так. Записал кое-что из компа, когда в одиночку вечерами клевал носом у его экрана...

Я вошел в их зал и окунулся в море чувств прекрасного от одного взгляда в сторону висящих картин.

— Ти не находишь, Эдвард, что здесь нам намного приятнее бить, чем у вас? — Валда подошла и тут же уселась на мои колени. Я обнял ее за талию и еще раз удивился малости ее размера. Она походила на девчонку десятиклассницу, вдруг севшую на колени любимого учителя.

— Конечно. Каждый кулик свое гнездо хвалит. Мне здесь очень приятно находится. Только чего-то все же не хватает...

— Чего же? — насторожилась она...

Мне хотелось сказать «детского смеха», но я вовремя сдержался, чтобы не травмировать ее. Поэтому пожал плечами и просто ответил; «Не знаю... «.

— Ты очень великодушный! Я догадался, что ты хотел сказать...

— И что же? — я продолжал играть дурачка.

— Ребенка...

— Ты права, моя радость, от тебя ничего не скроешь, — я целовал ее щеки, слизывая с них набегающие слезинки.

— Не надо так расстраиваться. Уверен, что после сегодняшней ночи у тебя родится сын.

— Откуда такой уверенность? — она смотрела в мои глаза так, как смотрит любимая собака, надеясь получить лакомый кусочек.

— Я так решил... А как ты его назовешь, если родится сын?

— Хотела, как тебя. Но потом решила, что обижу Балдис. Назову «Эрик».

Мы выпили по бокалу шампанского и медленно терлись друг о друга в тихом ритме старого, доброго танго. Я целовал ее в шею, а она шептала; хочу ниже, ниже...

Я не жалел, что сорвалась групповушка, чувствуя, что наедине с Валдой дышится легче и свободнее.

— Я устал, Эдвард. Неси меня кровать, — прошептала она едва оторвавшись от моих губ. Я ликовал. Эта интеллигентная, культурная женщина, которую можно было поставить в первом ряду одной из первых женщин нашего гарнизона, выбрала именно меня, а ни кого-нибудь из местных мустангов, отличных от меня только размером яиц и члена. «И что она нашла во мне такого, необыкновенного, чего не видит моя жена-вертушка, живущая вечным поиском очередного «мустанга»?, — думал я, неся в спальню Валду, уснувшую прямо на моих руках. Там я усадил ее на кровать, осторожно раздел и уложил в постель, укрыв ее белоснежной простынкой.

— Спасибо, родной, — она поцеловала меня и тут же уснула.

Я вышел на балкон, уселся в кресло, поглядывая на мерцающие в небе звезды. Закурил, опять поглядел на звезды, подумав: «Неужели и там где-то далеко тоже есть жизнь?». Жизнь. Ты прекрасна! Вот и эта чудесная милая женщина борется за ее продление, мечтая о сыне. А моему уже семь. Осенью пойдет в первый класс. И тут я вспомнил наш поход с сыном в госпиталь, где лежала моя Людмила, родившая девочку. Мы давно решили с ней, что если будет девочка, то назовем ее Еленой. Это прекрасное имя носили две мои бабушки и мы решили, что это имя не должно исчезнуть с уст членов нашей семьи.

— Смотри. Не плачь и не зови маму домой! Будь мужчиной! А настоящие мужчины никогда не плачут, — наставлял я пятилетнего Леонтия (имя деда) перед нашим походом к маме.

— Ты понял меня, сын?! — я наклонился и приподнял его голову за подбородок.

— Понял, — тихо ответил тот, продолжая правым носком сандалия выписывать на ковре какие-то замысловатые фигуры.

Сын был моей первой большой радостью в семейной жизни. И родила его Людмила словно по заказу. Когда она была на последнем месяце беременности я говорил ей в присутствии друзей, чтобы она родила сына 3 октября.

— Есть! — товарищ командир, — она шутливо приставляла ладонь к правому виску.

— А почему именно третьего октября? — спрашивали друзья свидетели нашего разговора.

— Потому что именно третьего октября приказом Министра Обороны он получил свое первое звание «лейтенант» после окончания училища, — смеясь отвечала Людмила, и родила таки Леню утром третьего октября. Поселок гудел от удивления. «Смотрите, посмеивались люди, какая исполнительная у Звягинцева жена. Приказал муж родить сына третьего октября и нате вам: «Родила, как на блюдечке с голубой каемочкой». А сейчас мой наследник готовился к встрече с мамой, выслушивая длинные нотации отца о том, кто есть настоящий мужчина. И надо сказать в первые минуты встречи он крепился, не плакал, угощал маму конфетами и мандаринами, но когда наступило время уходить, у него навернулись слезы, он протянул ручонки и попросил; «Мамочка. Пошли с нами домой!» Я тут же одернул его за рубашонку, но было поздно. Мама обняла сына, прижала к себе и, заплакав, сказала; «Еще нельзя. Дядя доктор не разрешает»

— Папа! А ты чего молчишь? Арестуй этого нехорошего доктора, который не пускает мамочку домой!

— Нельзя, сынок. Я командир в своей части, а здесь командует дядя доктор. Ну. Пошли.

Мы уходили, а сын все время оглядывался, и на улице долго махал ручонками, видя маму в окне.

— А кто — то обещал не плакать и говорил, что он настоящий мужчина, — заметил я, видя с какой неохотой сын идет к газику.

— Это я обещал не плакать, а ты говорил кто настоящий мужчина, — ответил сын.

— И кто же он?

— Ты, папа...

— Почему?..

— Потому, что не плакал...

Эту историю я рассказал Валде и той еще больше захотелось иметь сына.

Накурившись и насмотревшись на небо и всплывшую луну, я пошел в спальню. Валда спала, тихо посапывая. Я разделся, прилег к ней, обнял за плечо...

— Ух! Как ты накурился. Насмотрелся на ночное небо? И что ты там увидел?

— Мерцающие звезды...

— И что они тебе сказал?

— У тебя будет сын...

— Тогда поехали! Небо сказал. Надо небо слушать! — встрепенулась она и мы слились с ней в страстном экстазе. Из бурного начала мы вскоре перешли к размеренным движениям. Я потихоньку натягивал ее тело на себя так, что член медленно входил в ее «сокровище» и также медленно выходил. Когда член был на самой глубине ее тела, она наклонялась и целовала меня в губы, а потом отстранялась и все повторялось в монотомном ритме. Но вдруг, во время одного из самых страстных поцелуев, она с такой силой впилась в мои губы и не отрываясь от них так энергично заработала тазом, что называлось у нас «когда я вдруг становлюсь мужиком», причем я не дергался, а только держал член «столбом», я почувствовал, как извивается ужом ее тело, меня так разобрало, что пульсирующая струя ударила сама в ее лоно, которое уже отвечало встречным потоком. Дело было закончено, но мы, застывшие в этой позе еще долго лежали так, пока я не шлепнул ее по попке и не сказал:

— Привет, мадам. Приехали...

— Куда приехали? — переспросила она.

— На станцию сыновей! — засмеялся я и мы долго катались по кровати, сжимая друг друга в крепких объятиях, награждая нежными поцелуями.

... Прошел месяц и семью Андрулайтис вдруг перевели служить на дорогую их сердцу Балтику. Я подумал, что тут не обошлось без забот политработников, так как по поселку уже ползли служи о наших отношениях с Валдой. Я поделился этой мыслью с женой. Та обреченно махнула рукой.

— Ну, что за жизнь пошла?! Только найдешь хорошего любовника, как его тут же отнимут: либо очередная сучка, либо кобель — начальник. И куда тут красивой женщине податься? — тяжело вздыхала жена.

Отслужив свой срок, мы оказались в родном Севастополе. Сын, закончив мореходку старпомил на одном из голландских контейнеровозах, поговаривали, что скоро он будет назначен капитаном. Я работал в штабе флота на должности гражданского инженера. И вдруг как-то на пляже мелькнуло знакомое лицо:

— Ба! Кого я вижу! Никак супруги Андрулайтис?!

— Ты не обознался, Эдвард. Это ми приехал из Рига.

— Не порываете с Россией? — шептал я, целуя ее в губы и шею.

— С вами порвешь? — усмехнулся Балдис.

— А что так?

— Сын наш Эрик. стал морским офицер, служит на корабль Балтики, — сбивчиво отвечала Валда, сияя от счастья.

— Говорил, что его могут перевести в Севастополь, — гордо добавил Балдис.

— Познакомишь, если переведут? — спросил я.

— Конечно. Это же твой сын, _ шепнула она на ухо.

— А где же твой Людмила? — громко спросила Валда, кивнув в строну моей второй жены, молодой, модной блондинки.

— Знакомьтесь. Это Светлана. А Людмила умерла n лет тому назад, — печально вздохнул я.

— А дочь, сын?

— Сын старпом на контейнеровозе...

— А дочь?

— Живет здесь. Замужем за стармехом голландской фирмы. Возит бананы в Америку и Европу. Жаль только то, что так все напряглось в мире, — добавил я.

— Ух ты! Да у тебя вся семья — потомственные моряки, — крепко обнимал меня Балдис.

— Милый Эдвард. Ты принес наш дом счастье. Эрик — твой колодка, похож на тебя...

Я посмотрел на них с такой любовью, словно это были мои дети.

— Эх! Побежали, друзья в море! Какое оно сегодня синее и спокойное... — предложил я.

— Самое синее в мире Черное море мое! — пропел басом Балдис, и мы рассмеялись...

Эдуард Зайцев.