В этом году ни с того ни с сего Рождество всей семьей решили праздновать на даче. Ну как всей семьей решили — батя решил. Наслушался от знакомых — природа, тишина, красота, свобода — делай что хочешь, никакие соседи возмущаться не станут. Опять же самому никто не мешает... Я, честно говоря, ехать не хотел. Ясно же что скука смертная. Я лучше с друзьями бы остался, но с батей разве поспоришь? Мама тоже особенной радости не выказала, но батя, упрямый как черт, ее уговорил. И плевать ему что у нас, в отличие от тех его друзей, дача не в нормальном поселке, а в старом-престаром дачном кооперативе, где почти сплошь полуразваленные летние халупы в которых никто зимой не живет, дорогу туда не чистят, а электрические провода стырили еще два года назад и с тех пор электричества в поселке нет. В общем, я чувствовал что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Так и просидим втроем за столом — ни тебе погулять, ни телека, ни компа.

Короче, невзирая на мое тихое недовольство, к обеду следующего дня мы были там. Настроение у меня испортилось еще по дороге, когда батина машина поминутно вязла в снегу. Тогда он брался за лопату, а я потом выталкивал машину из снежного плена. Тем не менее мы добрались-таки, потратив на это два с половиной часа вместо обычного летнего часа.

В отличие от большинства окружающих развалюх, наш домик был еще ничего. Все ж батя показал себя молодцом, утеплив его снаружи и обшив досками. Правда, внутри он так и остался маленькой комнаткой с еще более крохотной прихожей, но зато в нем была печка. Мелкая и неказистая, но на такой домик больше и не надо, так что хоть замерзнуть нам не грозило. Тем более что после строительных работ осталось немало обрезков досок и прочих деревяшек.

Мы перетаскали привезенную с собой еду, когда батя вдруг вспомнил, что ему еще надо вернуться в город, закончить какие-то дела. А вечером он снова приедет к нам. Мы пока должны заниматься хозяйством — я растопкой печки, мама сервировкой стола, а так же вместе — уборкой. Впрочем, мама, похоже, была в курсе что отец ненадолго нас покинет, ни капли не удивившись его словам.

— Пап, а если ты в снегу застрянешь? Кто подтолкнет? — спросил я в надежде что он возьмет меня с собой. Вдруг я за это время как-нибудь отмажусь и останусь дома?

— Нет, Леш, будь тут. Не бросим же мы маму одну в чистом поле? А я уж как-нибудь доеду. Позвоню вам когда доберусь чтобы не волновались.

Пришлось смириться. Отец уехал, а я поплелся выкапывать из-под снега мерзлые доски.

К вечеру все было готово. Печка весело гудела, так, что в домике стало жарко и я разделся до футболки. Стол накрыт. Мама переоделась в красивое платье, длиной сантиметров пятнадцать выше колена и с большим вырезом на груди. Оно обтягивало ее фигуру, прекрасно сохранившуюся несмотря на возраст, разве что бедра стали заметно шире чем на фотках из ее молодости. Заодно с возрастом увеличилась грудь, и, разумеется, лицо выглядело хоть и не на свои тридцать семь, но на тридцать — тридцать два точно. В общем же мама смотрелась довольно провокационно, особенно когда резко оборачивалась и широкий низ платья взлетал, открывая ноги еще чуть выше. Впрочем, сегодня ей позволительно — подумал я — Все равно никто ее не увидит кроме своих. А батя ее и не в таком образе видал. Я же... ну я-то сын, мне тоже позволено чуть больше чем посторонним. Просто потому, что я с ней живу и тоже видел ее и в купальнике, и в белье, правда мельком, а однажды даже голую, к великому огорчению — только со спины, когда летом на море мы жили в одной комнате и она переодевалась, думая что я сплю. Про этот последний случай она, разумеется, не знала. Тем не менее всякий раз, когда она поворачивалась, взмахивая юбкой, сердце сладко замирало и я не мог оторвать взгляда от ее ног, надеясь что вот сейчас я увижу нечто такое... Но все мои надежды пропадали зря.

Ждали только отца. Он звонил, как и обещал, сказал что до города добрался, все нормально и он скоро вернется. И вот теперь на часах уже девять, а его все нет. Мы уже начали беспокоиться, мама потянулась за телефоном чтобы его набрать, но телефон сам запиликал у нее в руке.

— Да? Ты где? Мы тебя давно ждем. — я мог слышать только мамины реплики.

— Где-где? Что? Почему? — мамино лицо вдруг стал серьезным.

— А что делать? Это надолго? А мы как же? Завтра? А праздник? Ладно, не извиняйся... я же понимаю. Хорошо, позвони обязательно, а то мы за тебя волнуемся.

— Ну чего там? Скоро он? — спросил я у мамы, с растерянным видом отложившей телефон, хотя уже догадывался что что-то произошло.

— Ничего хорошего, Леш. Отец сейчас, когда к нам ехал, опять в снегу забуксовал, налетел на какую-то корягу под снегом и что-то там в машине снизу оторвалось. Хорошо еще что от трассы недалеко. В общем, он сейчас кого-то из города вызвал, его на сервис оттащат, отремонтируют, но приедет он только завтра.

— Завтра!? А Рождество?

— Придется нам вдвоем его встречать. — мама грустно улыбнулась — Садись за стол, чего теперь ждать.

На улице давно стемнело. Отсутствие в доме электричества компенсировалось свечами. Их нашлось штук пять, все разные, все наполовину сгоревшие. Мы расставили их на столе, обеспечив приличное освещение только самого стола. Остальная комната тонула в полумраке, позволяющем, впрочем, более-менее видеть что где находится.

— Открывай, Леш. — указала мне мама на бутылку вина.

Вино выглядело настоящим по всем известным мне признакам, в том числе по туго забитой в горлышко пробковой пробке.

— Мам... — покрутил я его в руках. — Штопор нужен... У нас есть?

— Был где-то. — она наморщила лоб — Я точно помню, клала. Сейчас посмотрю.

Не вставая со стула, она наклонилась в сторону, потянувшись к стоящей на полу сумке. Я замер. С моей стороны ее бедро приподнялось, край платья тоже съехал вверх и мне открылась нога сбоку до самой ягодицы, затянутая в черные колготки. Мама продолжала копаться в сумке, наклонившись ниже. Бедро, соответственно, на радость мне приподнялось еще выше. Перед моими глазами мелькнуло просвечивающееся сквозь колготки снизу белое пятнышко трусов. Сердце гулко бухнуло, но тут мама снова села нормально.

— На, открывай. — протянула она штопор.

Вина мне разрешалось только по полбокала, так как я «молод еще» по маминому выражению. И, как она сказала, если бы с нами был отец, мне бы и этого не досталось. Себя она не ограничивала. Впрочем, вино не водка, в голове только слегка зашумело и по телу разлилось приятное тепло. Я смотрел на маму, но мысли у меня были почему-то совсем не сыновние. Нет, не какие-нибудь похабные, никакого секса, нет. Я просто рассматривал ее грудь, досадуя на слишком, по моему мнению, темный цвет ткани и наличие под ним лифчика с жесткими чашечками, что мешало мне полюбоваться реальной формой этой части ее тела — только и всего.

Сама мама, захмелев, ударилась в воспоминания:

— Эх, жалко все же что отца с нами нет... Я помню, мы с ним точно так же сидели при свечах, когда я... приняла решение выйти за него замуж. Это у меня дома было, на старый Новый год. Родители в гости ушли, а у нас свет отключили во всем районе... Тоже так же — зима, тихо, свечи... и мы вдвоем.

— Мам, а расскажи, как он тебя уговорил замуж, а? Интересно же!

— Да? Ну... ладно.

Она отхлебнула из бокала и вылила туда остатки из бутылки. Я отпил из своего и приготовился слушать.

— Ну... сначала мы разговаривали просто так... А потом как-то съехали на мою одежду, мою внешность... и он завалил меня комплиментами. Это я сейчас понимаю, что не всему можно верить... А тогда так приятно было...

— А потом?

— Потом мне понадобилось салфетки с полки взять, забыла я их сразу на стол поставить. Он говорит — я подам. А сам зашел сзади и поцеловал меня в шею... вот сюда. — мама, прикрыв глаза, с мечтательным выражением на лице коснулась шеи где-то сбоку сзади, я не увидел где из-за ее распущенных волос.

— Где-где? — подошел я к ней. — Не вижу, волосы мешают...

Мама отодвинула их и снова указал на точку над ключицей:

— Вот тут...

Я, наклонившийся, чтобы при скудном освещении, в тени ее головы получше рассмотреть куда она показывает, неожиданно даже для себя вдруг коснулся губами этого места и тут же отпрянул.

— Да, здесь... — подтвердила она.

Я снова прикоснулся губами к ее шее, на этот раз чуть сильнее, не отшатываясь сразу.

— Да-да... — мамин голос звучал так, словно она все еще пребывала там, в воспоминаниях о том дне. — И языком еще...

Я разжал губы, просунув между них кончик языка, скользнувший по маминой коже. Она еле заметно вздрогнула, судорожно вдохнув.

— Леш, хватит. Не надо...

Я нехотя оторвался от нее, оставшись рядом.

— Мам, а дальше?

— Дальше? Дальше... — она точно раздумывала стоит ли говорить. — Дальше опять поцеловал... здесь... и здесь... — она указала на ключицу, шею спереди сбоку.

Раздумья заняли у меня меньше пяти секунд, после чего я снова склонился над ней, целуя сначала туда же, куда в первый раз, а затем, не отрывая губ и языка от маминой кожи, туда, куда она только что показала.

— Ох, Леша... не надо... — слабо потребовала она.

Я, не чувствуя твердости в ее голосе, продолжал целовать ее в шею, замечая как мамина голова запрокидывается, открывая мне доступ.

— Здесь еще... — услышал я, скосил глаза на ее палец и прижался губами к ямочке между ключиц, чуть ниже шеи.

Мама снова как-то по особенному вдохнула, а я пощекотал ямочку языком.

— Хватит... — мама собралась с силами и мягко отвела мою голову. — Леш, ты это делаешь совсем как отец. У мня даже голова закружилась, как тогда...

— Мам, если тебе нравится — давай тогда я еще...

— Нет, не стоит.

— Ну хорошо. Тогда дальше рассказывай.

— А потом он поцеловал меня в губы... Леша, не над... !

Я не стал ждать, быстро наклонившись и коснувшись маминых губ своими. Ненадолго, но так чтобы успеть почувствовать какие они теплые и мягкие, с легким привкусом вина.

— Ты что, решил все повторять что я тебе рассказываю?!

— Нет... Да... Мам, а что такого? Почему в шею-то поцеловать нельзя? В щеку можно, а в шею нет?

— Ну не в губы же!

Да, тут я и сам понял что перебрал. Губы — это, конечно, другое.

— А в шею?

— Ты и там целуешь так... в общем, не совсем как сын.

— А как надо?

— Коснулся губами и все!

— Ну хорошо, я так и буду. Можно?

— Так — можно. — сдалась она.

— Только, мам... пошли на диван, а то неудобно.

Мы пересели на скрипучий, продавленный диван, мама приподняла голову и я снова коснулся шеи губами. На этот раз я не делал это так откровенно, хотя позволял себе иногда, будто случайно, дотронуться языком. Мои губы прошлись везде, по шее, подбородку, ключицам и даже груди, той части которая была открыта вырезом платья. Мама не произнесла ни слова, но и не отталкивала. Я поцеловал ее возле уха, невзначай лизнул мочку, перешел на скулу... коснулся губами уголка рта... мама молчала. Снова осмелев, я дотронулся до места под ее нижней губой... а потом чуть выше, снова прижавшись к ее губам. Подождав и не услышав протеста, я поочередно потрогал языком ее верхнюю губу, затем нижнюю, потом провел в месте их соприкосновения, не пытаясь при этом проникнуть между ними. Хоть мама меня и не отталкивала, напряженные губы оставались плотно сжатыми.

Я снова перешел на шею, грудь и остальные доступные места, на этот раз целуя как вначале, полноценно, захватывая губами и щекоча языком. Лоб, глаза, скулы, шея... ничто не осталось без внимания. Ее дыхание снова стало непривычным, учащенным и неглубоким. Скосив глаза я увидел, что рот ее приоткрыт, губы совсем немного разомкнулись и предпринял еще одну попытку. Теперь в ее губах не чувствовалось напряжения, они стали податливыми, позволяя мне трогать их языком изнутри... и вдруг мама сдалась, приоткрывая рот и пропуская внутрь мой язык. Теперь мы целовались по настоящему, сплетаясь языками и плотно прижимаясь губами. Я гладил маму по лицу, голове, плечам, потом обнял ее, разворачивая к себе и прижимая. В грудь мне уперлись два выпуклых полушария. При этом, однако, я отчаянно старался сидеть так, чтобы не коснуться мамы вздыбившимся членом, догадываясь что такое ничем хорошим не кончится.

Продолжалось это долго. Я наслаждался, и мне все казалось мало. К тому же не было никакой уверенности что подобное может повторится.

— Все! — мама наконец оттолкнула меня, тяжело дыша, с растрепавшимися волосами откинувшись на спинку скрипнувшего дивана.

— Мам, ты чего? — уловил я в ее голосе нотки недовольства. — Разве тебе не понравилось?

— Нет!

— А мне показалось... Мам, ну зачем ты врешь? Я же видел! Чувствовал!

Мама вздохнула:

— Леш, послушай... Это неправильно. Не буду врать, мне понравилось то что мы делали... Но мне не нравится что я делала это с тобой! Не должны мать с сыном так целоваться!

— Ну мам... а что такого-то?

Я не собирался сдаваться так просто. Это стоило того, чтобы бороться.

— Леш, ну как ты не понимаешь? Мы же мать и сын. А это... Так любовники целуются, а не родители с детьми.

— Не, мам, любовники — это... Они не из-за этого так называются. Они совсем другим занимаются чтобы так называться. А мы просто целуемся.

— Просто... Ничего себе просто! У меня до сих пор сердце знаешь как бьется!?

— Зато приятно как было! Мам, тебе же было приятно?

— Ну... было.

— Но ведь ничего от этого не случилось? Мы же по прежнему мать и сын?

— Все, Леш, хватит меня путать и словоблудием заниматься. И вообще, спать пора. Давай ложиться.

— А со стола убирать? Посуду мыть? Я вон целое ведро воды нагрел...

— Завтра помоем, устала я.

Изначально предполагалось, что спать я буду на привезенной из дому раскладушке, а отец с матерью — на диване. Но поскольку нас осталось двое мне удалось уговорить маму раскладушку не трогать, так как на диване мы прекрасно поместимся вдвоем. Она согласилась почти сразу — ее тоже не радовала возня с еще одной постелью. Я разложил диван и пока мама разбиралась с постельным бельем вышел на улицу в туалет. Над поселком стояла непроглядная темень и непривычная городскому жителю тишина. .оrg Сделав свои дела я подходил к крыльцу, когда, пугая меня, недалеко со свистом взлетел фейерверк, с грохотом рассыпавшись в небе красными искрами. Затем еще один и еще... Во, и кроме нас кто-то праздновать сюда приперся! — подумал я, отряхивая снег с ботинок. По моим прикидкам, пуляли примерно через два-три дома от нас. Надо маму спросить кто там живет.

Мама уже успела все застелить и переоделась в ночную рубашку, длинную, до колен, зато на тонких бретельках вверху, полностью открывающую плечи. Вся ее одежда висела на стуле — платье, колготки, лифчик. Трусиков, однако, там было не видно — то ли они остались на ней, то ли она спрятала столь интимный предмет одежды. Мне осталось только раздеться до трусов, задуть свечи и заползти к ней под бок.

Я поворочался рядом с ней, постельное белье еще не успело нагреться, неприятно холодя тело и я старался поплотнее прижаться к теплой маме.

— Что это там хлопало? — спросила она — Неужели в эту глушь еще кто-то кроме нас приехал?

— Ага. — подтвердил я. — Фейерверки пускают. Дальше по улице дома на три. Ты не знаешь кто там живет?

— Нет, я же тут редко бываю. Отец, наверное, знает. Ладно, спи давай. — она повернулась ко мне спиной.

— Ма-а-ам... — решил я напоследок испытать судьбу — А поцеловать перед сном?

— Ну хорошо. — она повернулась ко мне, чмокнув в лоб

— Нет, подожди... — задержал я ее. — Мам, а это правда так приятно когда в шею целуют?

— Конечно. Как будто ты не заметил?

— Так сам же я не пробовал. Мам, а давай ты меня так поцелуешь?

Мама задумалась ненадолго, но потом улыбнулась:

— Ну хорошо. Ложись на спину и голову запрокинь.

Это в самом деле оказалось восхитительно. Мамины теплые губы касались меня то там, то здесь, а я еще и старался поворачиваться так, чтобы подставить ей особо чувствительные на мой взгляд места.

— Ну как? — поинтересовалась мама, сжав губами и посасывая мочку моего уха. — Нравится?

— Еще бы! — выдохнул я. — Мам, а давай теперь я тебе?

— Может не надо? Лучше я? — успела возразить она прежде чем я перекатил ее на спину и навис над ней, нацелившись на горло не хуже вампира.

Мои губы снова скользили по ее лицу и шее. Мама перестала отталкивать меня. Впрочем, она и вначале делала это не слишком настойчиво, больше для порядка и, наверное, успокоения совести. Теперь же мне ничто не мешало делать что угодно в пределах уже опробованного. Даже когда я коснулся ее губ они мгновенно раскрылись и навстречу мне скользнул мамин язык. Целоваться с ней лежа, чувствуя как ко мне прижимается ее грудь, отделенная на этот раз всего лишь тонкой тканью, было вообще... я даже слов не подберу. Мне казалось, что я ощущаю грудью ее затвердевший сосок. Придвинувшись, я согнул ногу, так что мое колено оказалось поверх ее ноги, поворочался, поерзал и в конце концов добился того, что ее ночнушка задралась. Колено коснулось гладкого голого маминого бедра. Одеяло не давало посмотреть в каком месте, да и я не мог оторваться от маминых губ, но мне казалось, что это где-то в самом верху и стоит мне только сдвинуть колено немножко дальше как оно достанет до ее лобка.

— Леш, достаточно... — отодвинула мама мое лицо.

— Но здесь-то можно? — снова переместился я на шею.

— Можно...

Мамино частое дыхание раздавалось в тишине. Я вдруг подумал, что она, может быть, тоже возбуждена как и я. И если даже не настолько сильно, то все равно наши поцелуи не остались для нее без последствий. С шеи я перешел вниз, к открытой части груди. Добрался до места, где начиналась ложбинка между двух холмиков, насколько смог прошелся по ней языком, сдвинулся в сторону... дальше мешала ночнушка. Не судьба... — подумал я и тут меня озарило. Покрывая поцелуями мамину шею я поднялся к ключицам и прошелся по ним от шеи к плечу, заодно вроде бы ненароком сдвинув бретельки. Так же не пропуская ничего спустился обратно к груди и прислушиваясь к маминому возбужденному дыханию подтолкнул ночнушку носом. Получилось! Ткань сдвинулась, приоткрывая молочно — белый склон манящего холма. Я коснулся губами открывшейся части и еще раз шевельнул носом. Затем еще. И еще. После очередного раза нос коснулся чего-то твердого и я, замирая, сдвинул ночнушку щекой, ощутив в губах твердый выпуклый сосок. В этот миг я позволил себе самую малость помочь себе рукой, потянув ночнушку вниз. Грудь открылась полностью. В бледном свете заглядывающей в окошко луны я прекрасно рассмотрел большой белый холм с темным, сморщившимся кругом в центре и с шариком соска. Я немедленно втянул его в рот, услышав мамин вздох, выпустил, прошелся языком вокруг него и снова всосал, слегка зажав зубами и щекоча во рту кончиком языка. Мама опять вздохнула и, как мне показалось, выгнулась, подставляя грудь мне. И сразу же оттолкнула мою голову.

От резкого движения ночнушка окончательно сползла на живот, обнажив обе груди.

— Леша, ты что себе позволяешь?!

Я, не в силах отвести взгляд от двух полушарий с четкой границей между загаром и белизной, смог только выговорить:

— Мам... У тебя такая красивая грудь...

— И что? — она прикрыла ее руками. — Это повод до нее добраться?

— Я случайно... Оно как-то сдвинулось... Мам, а тебе понравилось, я видел! Мам, ну убери руки? Я просто посмотрю...

— Понравилось... Видел он... Ну и что? Да, понравилось! Ты в курсе, что женщинам вообще нравятся ласки груди?

— Покажи... — еще раз попросил я.

Ее руки медленно соскользнули вниз, снова дав мне возможность полюбоваться маминой грудью.

— Только не трогать! — предупредила она.

— А целовать тебя можно? — спросил я, в душе надеясь что в процессе целования грудь опять окажется прижатой ко мне, на этот раз без разделяющей нас ткани.

— Можно. — вздохнула мама. — Ты ж не отстанешь. Ох, что я делаю, что я делаю... — едва слышно добавила она.

Припав к маминым губам, я, как и собирался, прижался к ней, и, как и предполагал, почувствовал грудью твердость соска. Правая рука обнимала маму, причем так, что запястье придавило ее вторую грудь, а пальцы касались мягкого полушария сбоку. Мамины губы прижимались к моим, язык находился у меня во рту, а я, получив все что хотел, пребывал почти в раю.

Вот только одно я не учел: мамину руку, вытянутую теперь вдоль тела. Я уже давно, лежа с ней рядом, вжимал член в постель, непроизвольно вздрагивая тазом. Коснуться мамы возбужденной елдой я боялся — такое откровенное тыканье членом ей наверняка не понравится. Но теперь ее рука оказалась прямо подо мной и она, естественно, заметила трущийся о нее длинный твердый предмет. Что-то заподозрив, она пощупала его через трусы. И, разумеется, убедилась что это — то, что она и подумала.

— Леш... — отстранила она меня. — это ты мне специально в руку подсунул?

— Не, случайно вышло. — я отодвинулся, вытащив член из обхвативших его поверх трусов пальцев.

— Я как-то и не подумала про... Ты наверное уже давно так? Это же вредно.

— Нормально, мам. У меня часто бывает. — признался я.

— А не вредно так подолгу?

— Не знаю. Вроде нет.

Насчет вредности не знаю, а вот насчет комфортности... На самом деле, например, полгода назад, в первые дни на морском побережье, насмотревшись на пляже на женщин в купальниках, иногда чисто символических, я заполучил стойкую эрекцию. А уж когда на следующий день выяснилось, что некоторые девушки, лишенные комплексов, вообще загорают топлесс... Член у меня двое суток либо стоял колом, либо немного успокаивался, все равно оставаясь тех же размеров что при эрекции, только что не торчал. В паху постоянно ныло и побаливало, яйца распухли под стать члену и вообще мое хозяйство натурально, на самом деле мешало ходить. В других обстоятельствах я бы давно знал что делать, но тут мы все время были с отцом и мамой вместе. Даже душ с туалетом в нашей дешевой гостинице были общими на весь этаж и туда постоянно кто-то входил и выходил. Я промучался так двое суток, яйца болели, член зудел, но потом все-таки нашел способ справиться с этим. Единственное место, где я мог уединиться — пляжная кабинка для переодевания. В первый раз, выжимая плавки, я внезапно понял что остался один, без посторонних глаз и тут же за минуту лихорадочной работы кулаком забрызгал стенку. Потом я повторял это неоднократно, иногда пользуясь кем-то проделанными в стене дырочками. Делали их, наверное, чтобы смотреть на тех кто внутри, но я наоборот, разглядывал через них пляж, натирая в это время половой орган. Кстати, похоже что так делал не только я — иногда попадались похожие потеки на стенках и в других кабинках, или не в том месте куда я обычно кончал.

— Но ты, я надеюсь, потом как-то снимаешь напряжение?

— Ну... да. На самом деле, мам, мало приятного долго находиться в таком состоянии.

— И я даже догадываюсь как ты это делаешь — хихикнула она. — Леш, может сейчас самое время это сделать? Ты успокоишься и мы наконец заснем?

— Не-е... — я плохо представлял как можно дрочить при маме. — Давай лучше целоваться? — я снова потянулся к ее губам в надежде, что при таком возбуждающем факторе теперь можно будет немного потереться членом о ее тело и проблема разрешится сама собой.

— Хочешь, я тебе помогу? — вдруг предложила она. — А то мы никогда не спать не ляжем.

— А как же ты? Тебе ведь наверное тоже надо... напряжение сбросить?

— Нет, мне не надо. Я не настолько возбуждена. — мне послышалась в ее голосе фальшь, но до конца я не был в этом уверен.

Она повернулась ко мне, заставила снять трусы и заключила выпрыгнувший член в колечко из большого и указательного пальца, принявшись двигать ими вдоль ствола. Это, без сомнения, было приятно — чувствовать что тебе дрочит именно мама, глядя при этом на ее груди, но я решил, что, раз она так легко предложила мне это, можно попросить большего. Насколько большего? Это уж как повезет. Я остановил ее руку:

— Мам, не надо.

— Почему? — она очень удивилась, ведь что еще может быть нужно перевозбужденному пацану.

— Рукой я и сам могу.

— А чего же ты хочешь?

— Не знаю. Придумай что-нибудь, ты же взрослая и опытная.

Мама раздумывала некоторое время, а я пока трогал ее грудь, покачивая соски пальцем.

— Леш, тебе моя грудь нравится? — спросила она.

— Ты еще спрашиваешь?! Конечно.

— Тогда сделаем так...

Я лег на спину. Мама, скинув ночнушку, которая, собравшись на животе только мешала, уселась между моих ног. На ней в самом деле оказались трусы, обычные белые, достаточно большие чтобы закрыть все интересное и еще немножко сверх того. Впрочем, один только вид обтянутой ими промежности заставил мой орган вздрогнуть. Она наклонилась, сжав член между грудей и подвигала их:

— Так нравится?

— Да-а-а...

Разумеется, нежная кожа груди не шла ни в какое сравнение с любой рукой. А уж чувство мягкого сдавливания теплыми полушариями вообще привело меня в восторг. Мама дрочила мне собственной грудью, но в таком положении, наклонившись, ей оказалось не слишком удобно.

— Леша... — выпрямилась она. — Давай лучше я лягу, а ты сверху сядешь?

Так мы и сделали. Я сел сверху и вложил член между грудей. Получилось еще лучше — я теперь сам сжимал их, держа пальцы на выпуклых сосках. Мама приподняла голову, наблюдая как головка появляется перед ней и снова исчезает меж сжатых холмов. Мне, казалось бы, уже нечего было желать, но наблюдая кончик члена, выскакивающий в непосредственной близости от маминого лица, я обнаружил в себе безумную мысль. Это был риск, и немалый. Если не получится, то мама точно разозлится и не разрешит мне больше вообще ничего. Но зато если получится...

Остановившись, я пристально поглядел на нее, пытаясь угадать реакцию.

— Ты чего, Леш? Неудобно?

— Да нет. Мам, а еще как-нибудь можно?

— Как?

— Не знаю...

Я погладил ее по голове и чуть-чуть, самую малость придвинулся.

— И я не знаю.

— Мам, не может быть. Ты наверняка знаешь еще какой-нибудь способ.

Я еще немного придвинулся и снова погладил ее, чуть приподняв голову.

— Ничего в голову не приходит... — растерянно сказала она, уставившись на подрагивающую перед лицом головку.

— Совсем-совсем?

Придвинувшись еще немного, я ощутил легкое, незаметное касание головкой маминых губ. Вглядываясь в ее лицо, я все еще пытался угадать, стоит ли делать последний шаг. Мама молча смотрела мне прямо в глаза, точно пытаясь сказать что-то взглядом. Она, конечно, догадалась чего я хочу, но в ее взгляде читалась неуверенность и страх.

— Я не зна-а-ю... — растерянно произнесла она.

Я в это время сдвинулся еще немного и самый кончик головки оказался между ее губ.

— Лешенька...

Ее голос был тихий, немного дрожащий, невнятный из-за мешающего губам предмета. Я не ответил, продолжая глядеть ей в глаза. Мама так же пристально смотрела на меня, держа в губах кончик моей плоти, словно чего-то ждала. И я потянул ее голову к себе, лишь на мгновение ощутив слабое сопротивление. Член легко раздвинул губы, заставляя широко раскрыть рот. Я протолкнул его чуть глубже, ощутив как влажные губки скользнули по коже а головка коснулась языка. Мама шевельнула им и меня затопило чувство наслаждения. Мне удалось всего два раза немного вытащить член и снова погрузить его обратно до того как из меня брызнула сперма.

Я не освобождал мамин рот пока она пыталась проглотить то, что вылилось из меня. Только когда она сама вытолкнула языком ставший мягким орган я отодвинулся.

— Леш... — шепотом сказала она. — Ты понимаешь что мы сейчас сделали?

— Да. — так же шепнул я. — Извини, мам.

Она еще раз сглотнула.

— Больше никогда так не делай. И вообще...

— Мам, ну прости... — возбуждение немного схлынуло и я почувствовал себя полностью виноватым. Тем более что я-то свое удовольствие получил, а вот она... вряд ли. — Мам, а хочешь я тебе так же сделаю?

— Как? — не поняла она.

— Ну... языком?

— Нет, Леш, не надо...

Но я уже сполз вниз, оказавшись между ее ног и потянул с нее трусы.

— Не надо! — вскрикнула она, сжимая ноги и подтягивая колени к себе, но было поздно.

Ее трусы уже оказались на коленях и поднятые ноги только помогли мне снять их совсем. А дальше осталось только толкнуть мамины коленки в стороны и упасть между ними лицом. Я почувствовал щекотнувшие щеки мягкие волоски и губами ощутил припухлость половых губ. Мой язык легко проник между ними, пройдясь сверху донизу. Вверху я коснулся упругого торчащего стерженька, заставив маму заметно дернуться, внизу нащупал кончиком языка углубление входа, попытавшись сунуть язык туда. Длины языка явно не хватало и я вернулся вверх, к клитору. На каждое прикосновение к нему мамино тело отзывалось легкой дрожью. Ее бедра сначала сжали мою голову, но потом она широко расставила их и прижала голову к промежности, издав тихий стон. От этого звука мой член, и так не до конца сдувшийся, снова обрел силы и уперся в постель. Мама застонала еще раз... а потом оторвала мою голову от себя и потянула вверх:

— Лешенька... — услышал я. — Не надо там... Нам так нельзя... Иди лучше просто поцелуй меня...

Я поддался. Мама тянула меня к себе, я поднимался все выше, скользя между ее ног и вдруг понял, что она, спеша прекратить то, что, по ее мнению, было недопустимо, не учла мою молодость и степень возбуждения. Наверное, она думала, если конечно вообще думала, что после того как я кончил ей в рот две минуты назад эрекция у меня какое-то время будет отсутствовать. Но она была! Член торчал вперед, параллельно животу и я, добравшись до сосков и целуя их, понял что еще немного и головка упрется в нее!

Она продолжала меня тянуть. Я выпустил сосок изо рта и потянулся к ее губам, внезапно ощутив прикосновение головки к маминым губкам. В ее глазах мелькнуло недоумение, потом вспыхнула паника, но мамины руки еще не успели остановиться, продолжая меня тянуть. И я почувствовал как, раздвинув губки, член вползает в мамино влагалище. Ее бедра стиснули меня, стараясь задержать. Мы сразу замерли. Я — от захлестнувшего меня ощущения блаженства, мама... не знаю, может быть от разлетевшихся вдребезги, пусть и не по ее воле, казавшихся незыблемыми запретов. Все-таки неожиданно почувствовать в своем влагалище член сына — это шок. Я вошел в нее неглубоко, наверное на четверть длины или даже меньше, но ощущение охватившей головку вагины было бесподобным. В маминых глазах плескался ужас, на лице читались отчаянные попытки найти какое-нибудь решение. На улице вдруг резко свистнул и с громким хлопком взорвался очередной фейерверк. Мы оба вздрогнули от неожиданности и член при этом вошел еще немного глубже. Теперь в маме была уже треть меня.

— Лешенька... — жалобно прошептала она. — Нам же нельзя...

— Мам, я не хотел...

— Леша... Давай ты вытащишь и мы обо всем забудем?

Она шевельнулась, собираясь выбраться из-под меня, но член в ней при этом тоже сдвинулся, напомнив о себе и она снова застыла.

— Не могу... Правда, мам. — я уже понял, что это выше моих сил, причем намного. — Мам, я никогда это забыть не смогу...

Мама внимательно посмотрела на меня, разглядев на лице переполняющее меня возбуждение и поверила.

— Значит не вытащишь?

— Мам, давай хотя бы просто полежим так немножко? Пожалуйста...

— Какая теперь разница... — тяжко вздохнула она после недолгой паузы и снова потянула меня вверх, принимая в себя член

до конца.

Прижавшись лобком к губкам я поцеловал ее в шею, услышав возле уха тихий шёпот:

— Лешенька... только нежно, хорошо?

Окончательно получив разрешение, я, с трудом сдерживаясь, начал медленные плавные фрикции. Мамино дыхание сразу изменилось, став частым, перемежаемым иногда легкими короткими постанываниями. Член с некоторым трудом двигался в кажущейся тесной вагине, наполняя меня восторгом. Такого я не испытывал еще никогда, а уж в сочетании с тем, что подо мной лежит мама... Мне казалось что орган раздулся втрое и причиняет маме боль. Я отчетливо ощущал, как головка, прокладывая себе путь, растягивает узкое влагалище, но она, обняв меня и прижав к себе, подавалась тазом навстречу входящему члену, только раз, задыхаясь, шепнув:

— Грудь сожми...

Как только я положил ладони на мягкие холмики, защемив соски между пальцами, мама, громко застонав, несколько раз судорожно подкинула таз, сильно и резко насаживаясь на меня и кончила, сжимая влагалищем член.

Мне до оргазма было еще далеко. Дождавшись, когда прижимающие меня руки расслабятся, я привстал, оказавшись на коленях между маминых бедер, опустился как можно ниже и снова вошел в нее, в этот раз наблюдая как член скрывается в вагине. Наконец-то мне удалось рассмотреть мамину промежность, густые черные волоски, покрывающие губки и переходящие вверху в аккуратно подбритый треугольник на лобке. Половые губы разошлись, растянутые вставленным между них членом, потемневшие малые губки вывернулись в стороны, а вверху вызывающе торчал, поблескивая от влаги, клитор, на который я и положил палец. Мама задышала еще чаще когда я начал массировать его, не забыв при этом трахать вагину. В таком положении толчки получались мелкими и короткими, в самой глубине, но зато я чувствовал как ствол полностью находится в ней. Догадавшись что маме осталось немного, я ускорил движения пальца и члена, в этот раз наблюдая женский оргазм как бы со стороны, видя перед собой мамино тело целиком. Она опять со стоном выгнулась, вздрогнув всем телом, сжала груди, после чего одной рукой скользнула по животу к лобку, коснувшись моего пальца на клиторе.

Я снова лег на нее и потянул в сторону, переворачивая. Она оказалась сверху, чуть сдвинулась назад, плотнее насаживаясь на торчащий вверх жесткий стержень и начала раскачиваться. Я притянул к себе ее голову, целуя в губы. Мамин язык ворвался ко мне в рот, а ее влагалище быстрее заскользило по члену. Вспомнив, я сжал в руках ее груди и вдруг понял, что можно просто расслабиться и лежать, а мама все сделает сама. Так и получилось — я лежал, мама меня трахала, только перед концом сев на мне вертикально, высоко приподнимаясь и буквально падая на член. Ее грудь все еще оставалась в моих руках и я сумел почувствовать пробежавшую по ее телу дрожь, свидетельствующую о приближении оргазма. В следующую секунду мама кончила, с хриплым выдохом свалившись на меня. Я не успел за ней совсем немного. Чувствуя что ее движения на мне затихают, попросил:

— Мам, не останавливайся... я почти уже..

Она снова привстала, сев на член до самой мошонки и начала раскачиваться вперед и назад, с глухими шлепками насаживаясь, как мне в тот момент показалось, на распухший до толщины руки, переполненный похотью орган. Я положил ладони на большие гладкие ягодицы, прижимая ее промежность к себе и подкидывая зад ей навстречу, вгоняя член в мамино влагалище до упора.

— Мам, в тебя можно? — сообразил я в последний момент на всякий случай спросить.

— Да-а-а!

И тут из меня хлынуло, затапливая мамину вагину.

Мама слезла с меня не сразу. Мы еще долго лежали и целовались. Мягкий член подрагивал в ней, пока совсем не съежился и не выпал, но больше не встал.

— Ох, Леш... — скатилась она с меня. — Что мы с тобой наделали?

— Знаешь, мам... — задумчиво протянул я, формулируя свое отношение. — Я тоже понимаю что это неправильно, но... это здорово. Давай не будем об этом жалеть?

— Поздно теперь жалеть, Леш.

— Нет, мам, жалеть никогда не поздно. Но мы ведь не станем, правда? Нам же обоим было хорошо? — я погладил грудь лежащей рядом мамы, скользнул к паху, потеребил волосы на лобке и двинулся ниже, но она перехватила мою руку:

— Нет, хватит на сегодня!

Мой слух зацепился за слово «сегодня». Это у нее фигура речи такая? Или, превосходя мои самые смелые ожидания, она в самом деле намекает, что сегодня нельзя, а вот завтра...

Пока я это обдумывал, мама встала и отвернувшись от меня присела над тазиком, зачерпнув из ведра еще теплой воды, подмылась и позвала меня:

— Леш, иди помойся, а то всю постель измажешь.

Хоть на постели и без этого красовалась приличная лужица, вытекшая из мамы, я подошел. Она вымыла меня сама, тщательно вытерла, посмотрела на дело своих рук и отпустила. У меня было полное впечатление что когда она рассматривала вытертый член то решала — не взять ли его в рот, но не стала. Хотя, может, мне просто показалось. Я подкинул в печку дров чтобы не замерзнуть ночью, мама все-таки перестелила постель и мы наконец легли спать.

— Не надевай... — попросил я, увидев что она берет ночнушку.

Она подумала, глядя на меня и отложила ее в сторону:

— Ладно. Но мы все равно будем спать, а не...

Я, конечно, не удержался и привалившись к ней, прижался щекой к груди, положив руку на пушистый лобок. Мама многозначительно хмыкнула, но поскольку я больше ничего не предпринимал никаких мер применять не стала.

Наутро я проснулся когда она давно встала и готовила завтрак. Сегодня она оделась как для отъезда — теплая кофта, длинная шерстяная юбка, колготки и сапоги. Увидев что я открыл глаза, подтвердила:

— Вставай, соня! Скоро домой поедем, отец уже звонил. Иди завтракать.

Я подскочил, быстро натянув на себя одежду — в доме было прохладно. Мама поставила передо мной тарелку, села напротив и с легкой улыбкой наблюдала как я ем. Я жевал, скользя взглядом от ее лица к груди и обратно, вспоминая как эта грудь выглядела вчера под моими руками. Забрав пустую тарелку, мама взялась ее мыть, повернувшись ко мне задом. Ее широкие бедра вновь разбудили во мне желание. Остановившись сзади нее, я неуверенно протянул руки и положил ей на грудь. Мама замерла с тарелкой в руках. Я жадно ощупал прикрытые одеждой выпуклости, прижимаясь пахом к маминому заду.

— Леша, может не стоит? — тихо спросила она.

— Мам, я только потрогаю...

Расстегнув кофточку забрался в лифчик, нащупав соски. Под моими пальцами они затвердели, но достать груди наружу у меня не получилось. Тогда я задрал маме юбку, погладив затянутую в колготки попу.

— Не надо, Леш... — попросила она. — Отец скоро приедет.

— Мам, я быстро... — сделал я попытку сунуть руку в колготки.

— Нет, не раздевай меня. Потом одеваться долго. — она обернулась, посмотрела на мои топорщащиеся штаны и как-то грустно улыбнулась.

Затем притянула меня к себе и поцеловала — как вчера, долгим сладким поцелуем. Оторвавшись, внимательно взглянула в лицо:

— Ладно, Леш, давай я тебе по быстрому, а то ты не успокоишься.

Она села на стул, подтащила меня к себе и сдернув штаны отправила член в рот. По телу сразу разлилось блаженство от скользящих по стволу губ. Вчера в рот у нас толком не получилось — я кончил едва успев вставить. Зато сейчас мама всасывала член глубоко, не спеша двигая головой. Язык, обвивая головку, отклонял ее куда-то за щеку, отчего щека оттопыривалась, подпираемая изнутри возбужденной плотью. Несмотря на это, мне все больше хотелось вставить маме между ног. Я отстранил ее голову:

— Мам, а давай по-другому?

— Как?

— Ну... встань ко мне задом. И наклонись.

— Ты что!? Отец же скоро приедет!

Но я уже тянул ее вверх:

— Мы быстро...

— Хорошо. — согласилась она, поняв что я не отстану и быстро взглянула в затянутое морозными узорами окно. — Только быстро.

Мама повернулась задом, подобрав юбку и придерживая ее одной рукой на поясе. Другой оперлась о подоконник, наклонившись. Я быстро стащил колготки вместе с трусами на середину бедер, обнажив матово-белые ягодицы с четкой границей загара и сунул член туда, где между расставленных ног темнели завитушки черных волосков. Член сразу попал в жаркую тесноту. Мама зашипела сквозь зубы от резкого вторжения в сухое влагалище, немного присела и прогнулась, облегчая проникновение. Мне и самому было не очень комфортно, пришлось поначалу ограничиться короткими движениями на глубину головки возле самого входа. По мере увлажнения вагины я понемногу пробирался в глубины маминого тела, пока не коснулся лобком ягодиц. Придвинулся, проталкивая член до конца и взялся за пухленькие бедра, наращивая темп.

— Быстрее! — напомнила мама, еще шире расставляя ноги.

Я торопливо задергался, двигая в ней членом. Кончить никак не получалось. Я уже чувствовал как из влагалища потекло по мошонке, мама начала тихонько постанывать под моим напором, а я все не мог. Мамины стоны, перемежаемые частыми мелкими вдохами, участились. Она все заметнее и заметнее стала покачиваться мне навстречу, пока не задрожала в моих руках, кончая. Я заторопился еще сильнее. На улице послышался звук мотора, остановившийся перед нашими воротами.

— Быстрее! — потребовала мама. — Он приехал!

Калитка открылась и во двор шагнул отец. Увидев в покрытом изморозью окне мамино лицо, он заулыбался, помахал ей рукой и направился к крыльцу. Я сделал еще пару толчков и наконец выпустил в мамино влагалище заряд спермы когда она уже выпрямлялась. Она замерла на полпути, давая мне слить все до конца, а потом оттолкнула. Я торопливо поддернул штаны, пряча мокрый член. Мама одеться не успевала — шаги отца звучали уже в прихожей. Она просто отпустила юбку, оставшись как есть.

— Ну наконец-то! — встретила она отца.

— Как смог... — развел он руками. — Ну что, насиделись вы тут? Я смотрю, в окно глядите, ждете меня, скучаете? Рождество хоть отметили?

— Отметили...

Отец разговаривал с мамой, не подозревая, что под юбкой она стоит в спущенных трусах и колготках, с полным спермы влагалищем. Но я-то это знал и потому смотрел на них со смесью ужаса и возбуждения, мысленно представляя что было бы, если бы отец о чем-то догадался и заглянул под юбку. Но ему, разумеется, это в голову не пришло.

— Тогда собирайтесь. Поехали домой.

— Да собрано уже все. — мама показала на стоящие возле двери сумки. — Вон только посуду после завтрака сложить осталось.

— Ну складывайте. — сказал отец — А я пока эти в машину отнесу.

Как только дверь за ним закрылась, мама метнулась к своей сумочке, достала оттуда платок, сложила его в несколько раз и задрав юбку вложила в трусы, уже основательно закапанные вытекающей из нее спермой. После чего торопливо натянула их, потом колготки, поправила все это на поясе и отпустила юбку.

— Леш, запомни! — свистящим шепотом высказала она — Больше мы так делать не будем! У меня чуть сердце не разорвалось когда в прихожей шаги услышала, а ты еще во мне!

— Хорошо, мам, так мы не будем. Мы будем только когда отца нет, да?

И не давая ей ответить, поцеловал, одним глазом косясь в окно, на идущего к дому батю.