Степаныч не подвел молодого офицера. Не успел он с женой проснуться, как в дверь кто-то негромко постучал. Молодые уже оделись и Федор тут же открыл дверь. На пороге стоял матрос, а за ним маячила голова хитро улыбающегося Степаныча.

— Разрешите, товарищ лейтенант?

— Конечно. Заходите.

— Сейчас Вася поставит вам новые выключатели и розетки, а я вам — плиту. Глядите, какая она красавица, — он откинул верх мешка в сторону и вытащил свою чугунину. Степаныч быстро установил ее на место, подмазал по краям каким-то раствором из принесенной банки и торжественно объявил:

— Сейчас мы испытаем сей агрегат, — он нырнул за дверь и тут же появился с охапкой березовых чурок, мелких щепок и листом газеты. Все это быстро уложил в печь и чиркнул зажигалкой. Дрова занялись и от печи пошло тепло, а с ним и уют в этой новой для молодых квартире.

— Людмила Андреевна! Ставьте чайник! Сейчас будем чай пить, — весело объявил Степаныч, — а это обмыть надо, — кивнул он на гудящую печь, — чтобы хорошо работала.

— Но мне на службу пора, — глянул на часы офицер.

— Торопиться надо только при ловле блох, а служба — не медведь, в лес не уйдет, — таинственно ухмыльнулся Степаныч, — вытаскивая из кармана чекушку.

— А как же майор? Он приказал... , — начал было Зуев, но Степаныч опередил его:

— Нет никакого майора! Он вот уже как час прошел, — глянул он на часы, — как мчиться он на своем газике в штаб тыла базы...

— А это далеко? — спросила Людмила.

— Да нет. Рядом. Километров пятьдесят будет, вот только дорога плохая, часа полтора будет добираться.

— А что случилось? — спросил Федор, принимая от Степаныча бутылку.

— Говорят, вводная пришла от самого начальника Генерального штаба.

— Что?! Война?! — всполошилась Людмила и побледнела.

— Да нет! Да выне пужайтесь! Вводная, говорю, ну, какое-то указание...

— Товарищ лейтенант. Разрешите обратиться к товарищу мичману, — подошел матрос, лихо козырнув и с улыбкой до ушей.

— Обращайтесь...

— Товарищ мичман! Ваше приказание выполнено, выключатели и розетки поставлены...

— Ух ты, какой жеты молодец, Петров! Сейчас проверим. Да будет свет в этом новом доме! — сказал Степаныч и включил выключатель. Лампочка тут же засияла ярким светом.

— За это и не грех выпить! — потер ладони мичман, увидев на столе вскрытые консервы, печение, конфеты и чай. Не было только хлеба.

— А ну-ка, милок, слетай к моей половине и доложи, что у лейтенанта хлеба нет, — повернулся Степаныч к матросу.

— Есть! — товарищ мичман, — козырнул тот и нырнул за дверь.

Лейтенант не выпил ни одной рюмки. Он придерживался твердых правил в этом вопросе, и никогда ни при каких обстоятельствах не нарушал их. Глядя на него, Бабенко тоже ограничился только одной рюмкой за новоселье и сделал для себя вывод, что лейтенант не будет нарушать свой служебный долг, напоминая окружающим, что делу — время, а потехе час.

Они шли в часть, молча, каждый думая о своем. Лейтенанту было боязно предстать сейчас перед очами теперешних подчиненных, а Бабенко загрустил, понимая, что его близость к начальству снизилась на одну ступень. Но будучи человеком добрым, он в душе махнул рукой на это понижение «в чине», понимая, что это не повлияет на его привычную востребованность в решении всякого рода материальных вопросов. А таких вопросов было немало. Часть находилась в первой стадии формирования, другая структура по данному делу не была предусмотрена, поэтому мичману приходилось крутиться белкой в колесе, чтобы решать в обеспечении части и людей всем необходимом в производстве и быту... Он и крутился, пользуясь помощью товарищей по службе, с которыми вместе еще не так давно воевали по изгнанию японцев с дальневосточной земли и Китая. День был солнечным и сравнительно теплым, поэтому решили собраться в курилке возле КП начальника склада, в котором тот вчера принимал лейтенанта. Федор заметно волновался, подробно рассказал свою короткую, но содержательную биографию, заверив окружающих, что он готов влиться в их дружный коллектив:

— А откуда вам известно о нашем коллективе? Вы еще здесь не служили! — раздался вопрос с левого фланга.

— О том, что коллектив дружный, я понял сразу, как только познакомился с мичманом Бабенко. Он очень быстро и точно решает самые сложные и трудные бытовые вопросы. А без помощи окружающих их ох, как трудно решать! — дипломатично ответил лейтенант.

— А жинка у вас, небось, генеральская дочка? — опять съязвил все тот же задиристый голос.

— Да брось ты, Михеич! Ну, чего ты привязался к человеку?!

— Нет! Я отвечу на вопрос. Безусловно была бы дочерью генерала, если бы ее отец гвардии майор Баранов, командир десантного батальона не погиб в неравном бою с фашистким полком под поселком Друскиники в Литве в 1944 году.

— Да лейтенанта к нам бы и не назначили, если батя у нее был бы генералом. Неужто не ясно? Балда ты, Михеич!

Курилка сотряслась от громкого смеха. А когда все успокоились и закурили, оправившийся от «поражения» Михеич, толкнув соседа локтем, сказал:

— А вот Леха тоже хочет задать вопрос.

— Давай, Алексей, — раздались голоса...

Со скамьи поднялся высокого роста рыжий парень, шофер без машины, который уже устал ждать, когда его посадят за руль любимого автомобиля.

— Говорят, что нашу часть разгонят, и создадут новую в Главной базе...

Лейтенант поморщился, понимая, что этот вопрос не в его компетенции, но встал и ответил:

— Точно сказать не могу, но как мне кажется, у каждой подобной части есть свои филиалы. В век ядерного оружия нельзя хранить запасы вооружения и имущества только в одном месте (вспомнил он фразу из лекции преподавателя по оружию массового поражения, которую так удачно решил сейчас применить), поэтому вряд ли этот объект разгонят...

— А лейтенант наш того, — кто то иронически произнес за спиной шофера, явно намекая на фразу из кинофильма «Чапаев».

— К нашему Лукьянову не пришлют какого — ни будь замухрышку, — кто-то ответил тут же.

Курилка опять сотряслась от смеха, смеялся и лейтенант, не ожидая от этих простых на первый взгляд людей, такой способности к юмору.

На этом знакомство с коллективом закончилось, и лейтенант с мичманом ушли в кабинет начальника склада.

— Не обижайтесь на них, товарищ лейтенант, — Бабенко улыбнулся, подмигнув Зуеву.

— А я и не обижаюсь. Понять их не сложно. Не хотят терятьработу, да и народ подобрался хороший, о чем думает, то и говорит...

— Что же нам привезет командир? — спросил Зуев.

— Что-то привезет. Первый раз его так срочно вызвали в штаб тыла базы...

... Зуев в сопровождении Бабенко обошел все хранилища, внимательно познакомился с содержимым на открытых площадках, проверил сигнализацию и освещение объекта, средства пожаротушения, зашел в гараж, где стояли спец машины и вернулся в канцелярию, где жена Лукъянова щелкала костяшками на счетах. Она проверяла денежные ведомости на выплату зарплаты. В отдельной ведомости значились офицеры и мичманы, где лейтенанту уже был начислен должностной оклад по первой должности начальника несуществующей пока лаборатории, и значилась неплохая сумма по подъемным.

— Есть вопросы, Федор Федорович? — ласково спросила женщина, приветливо улыбнувшись лейтенанту.

— Нет, Наталья Ивановна! Но как вы все по мне определили?

— Секрет, Федор Федорович. Но вам скажу. За три дня до вашего прибытия меня вызвал заместитель начальника финансового отделения майор Дрыгайло и все пояснил. Так что ждите. Получка послезавтра. Доживете на своих ресурсах?

— Так точно! — вскочил лейтенант и нарочито вытянулся по стойке «Смирно!».

— Вольно! Садитесь, товарищ лейтенант, — рассмеялась сорокалетняя женщина, подмигнув офицеру, словно давала понять, что жизнь может их свести на более узенькой дорожке...

«Очень симпатичная со своими ямочками на щеках и тонкой талией женщина! А какие у нее маленькие и миниатюрные пальчики! А глаза?! Во! Глаза! — вспомнилась ему фраза Утесова из кинофильма «Веселые ребята» и тут же рассмеялся...

— Что-то не так? — заволновалась она, придирчиво осматривая свой наряд из длинного, плотно облегающую фигуру платья, подчеркивая заманчивые выпуклости груди.

— Что вы, Наталья Ивановна! Все у вас О, Кей! — как говорят американцы, — ответил лейтенант, не отрывая взгляда от ее груди.

Наталья густо покраснела, так как во взгляде лейтенанта она вычислила взгляд Дрыгайло, который буквально сжигает ее, когда он помогает ей снимать свое модное платье. В гарнизоне тихо поговаривали о их тайных взаимоотношениях, но эта женщина с четырехклассным образованием, награжденная медалями и орденом умела скрывать свое личное так, чтобы не оставлять следов, как этому научили ее в разведке. Мало кто знал в гарнизоне о том, что личная жизнь Натальи не сложилась с раненым на войне мужем, который почти не мог удовлетворить женщину в постели. А Наташа относилась к веселым, жизнерадостным женщинам и в свои сорок ей давали не больше тридцати. Она жаждала любви, радости, желанию иметь хотя бы одного ребенка, чего не мог дать ей ее хороший, но бессильный муж. И Наталья, зная, что не за горами увольнение в запас ее супруга, спешила обзавестись всем этим уже сейчас, чтобы на новом месте жительства никто не смог бы бросить в ее сторону осуждающий взгляд.

— Спасибо вам на добром слове, Федор Федорович, но в вашем возрасте я бы больше внимания уделяла своей жене или женам некоторых молодых офицеров, — усмехнувшись, ответила она.

— И каких же? — не унимался лейтенант.

— У нас на первом месте зам директора школы жена старшего лейтенанта Марина Устынюк. Очень соблазнительная брюнеточка с длинными точеными ножками. Но это — неприступная скала. Многие разбились о нее, так и не взяв. Но есть и многим доступная «шлюпка» Лиля Мацко. Муж у нее инспектор-продовольственник, старший лейтенант, форменный дурак! Иногда чистит ей морду за давно брошенного любовника...

— Видимо долго доходит информация, — улыбнулся Зуев.

— До тупых точно сразу не доходит. Но это дело поправимое. А еще... , — и тут под окном раздался сигнал и шум остановившейся машины. Из нее вышел Лукьянов с папкой в руке. Все бросились его встречать, но майор направился прямо в кабинет и сказал лейтенанту:

— Это хорошо, что вы здесь. Срочное задание, читайте. .оrg Лейтенант склонился над разосланными бумагами, из которых стало ясно, что начальнику Генштаба через командующего флотом требуются бумаги по их объекту, с нанесением объекта на карте и приложением схемы территории объекта в установленном масштабе с соблюдением всех правил, установленных топографией.

Лейтенант поднял глаза и слегка улыбнулся.

— В чем дело, лейтенант? — насупился Лукьянов.

— Да так! — махнул рукой Зуев.

— А все же?

— Да понимаете, товарищ майор, мы в училище тоже изучали топографию. Все возмущались, презрительно говоря: «Для чего свинье баян, а морскому офицеру топография?» А тут, как видите, — постучал он пальцем по бумажному листу, — как раз о ней и говорится...

— Вы хотите сказать, что это дело для вас пустяк?

— Не совсем так. Надо вымерить все размеры и направленность объекта по сторонам света, измерить размеры хранилищ и площадок с их табличным приложением по загрузке с названием имущества, к схеме приложить кальку объекта и утвердить все это в штабе флота, а затем флот отправит все это в центр.

— И вы осилите это?

— Надо попробовать. Учебник по топографии надо поискать в вашем штабе тыла.

— Времени — в обрез. Через трое суток документы должны быть в штабе тыла флота, во Владивостоке. Уложитесь?

— Уложусь, товарищ майор!...

Замеры они делали вдвоем с мичманом Бабенко, который, будучи хорошим охотником, свободно ориентировался на земле. Учебник по топографии ему принесла Наталья Ивановна, который ей выдал вездесущий майор Дрыгайло. Для быстроты работы Лукьянов упросил начальника отделения тыла их района организовать у него дома подготовительные работы по нанесению на карту и схему безымянные объекты, а завершитьв последний день в штабе тыла. Весть о том, что ее супруг будет ночевать двое суток у него дома, Лукьянов сообщил жене лейтенанта и заверил. Что эти документы нельзя видеть посторонним лицам.

— Я с ребятами на субботу и выходной съездим в «Тигровую падь» на кабанов, — сказал Лукьянов жене, а ты этого мальчика из дома не выпускай, пусть трудится. Домой тоже никого не пускай. Все его требования выполняй, как мои. Ясно?!

— Конечно! Езжай с богом, а сама подумала. Что это сам бог идет к ней навстречу.

... Печь в доме Лукьяновых мерцала синим огнем. Наталья, поставила в нее противни с хлебными холмиками, которым суждено было скоро стать ароматными, мягкими буханками. Наталья всегда по субботам сама пекла хлеб. Это была ее стихия, перенятая ею от ее покойной мамы, которая всегда приговаривала, что пекарю сам бог помогает, ибо печь хлеб святое дело. Ее хлеб был самым вкусным в деревне, как и пирожки с пасленом, которые дети расхватывали, не давая им остыть. Людмила, в тайне ото всех, прибегала вечером к Федору, но тот злился, обещая к утру закончить и прийти домой. Ее поразил большой лист карты с какими-то обозначениями, все эти ресфедеры, циркули, тушь, таблицы и прочие атрибуты черчения, ибо она училась в пищевом техникуме, где эти принадлежности не применялись. Едва выпроводив жену лейтенанта, Наталья подошла к нему сзади, положила ладони на плечи и стала стягивать майку. Он понял, в чем суть дела, поднял руки вверх, словно сдавался и тут же почувствовал, как ловкие женские руки, расстегнув все пуговицы брюк, уже спускают их ниже колен. Он повернулся к ней, тяжело дыша:

— Ну. Что ты, Натали?...

— Я хочу иметь от тебя ребенка. Я понятно говорю?

— Более чем?

— Пошли в постель...

— А почему именно от меня?

— Потому, что ты очень нравишься мне, и от тебя я, наверняка, рожу дочь...

— Ты уверена в этом, Натали?

— Конечно! Мне цыганка так и сказала...

— Но это так аморально... Изменять — жене, а тебе — мужу...

— А ты знаешь, почему он рванул на охоту?

— Почему?

— Он создал нам идеальные условия:... Он тоже хочет наследника, но только сына.

— Он бесплоден?

— Наследство от ранения. Он не может делать детей. Ну! До чего же вы тугодумы, мужики...

— Ладно, Натали! Но поклянись, что Людмила не узнает об этом,

— Клянусь! — она толкнула его в кровать и мигом сняла трусы.

Федор никогда не мямлил нечто подобное, когда собирался иметь контакт с женщиной. Но с такой ситуацией он столкнулся впервые и решил: «А почему бы не помочь бедной женщине?». В конце, концов, она ребенка просит, а иметь детей — это счастье. Почему же он должен отвернуться от нее во имя каких-то идеалов? Но когда она легла на него своим мягким, но горячим телом и сама наделась на его «Бойца» так быстро и умело, что он даже удивился тому, как все это быстро произошло, что ему оставалось только держать «Копье», а добыча сама лезла на него в неограниченном количестве. Пружины матраса сначала ревели под ними, а потом просто стали «плакать» тихими визгливыми голосами. Он чувствовал, что скоро одолеет ее, и ему захотелось перевернуть ее на живот и дуть сзади, но ему еще больше хотелось видеть ее отчаянно жестикулирующий рот, капельки пота на лбу, отвечать на ее умопомрачительные поцелуи, жаркие ладони прижимающие его таз к себе, и лучше слышать ее ахи, охи, и просьбы к мамочке о ее спасении. Наконец, она завизжала, как пила, застрявшая в мягком стволе дерева, она обхватила его ноги своими обеими ногами, со всей силы прижалась к его тазу и забилась в частых конвульсиях, как куропатка, попавшая в силки охотника. Именно в эту секунду он ударил в ее тело долгожданной пульсирующей струей.

— Все?

— запыхавшись, спросил он.

— Погоди. Пусть все стечет до капли.

Он чувствовал, что там уже целое море жидкости, но послушно ждал, пока она сама раздвинет свои опъянительные ножки и нежными пальчиками оботрет его член.

Он, голый, стоял в центре комнаты и не знал, что дальше ей потребуется. Она стала перед ним на колени, взяла в рот член и стала нежно его отсасывать. Конечно, его «Бойцу» уже было без разницы, что с ним будут дальше творить эти любовники, но она знала, что домой он должен вернуться в бравом виде. Она быстро сняла с печки лохань, усадила его на скамеечку и стала поливать ковшиком, начиная с головы, чтобы окончательно убить запах чужой женщины. Она не хотела подставлять этого молодого, но такого сексуального юношу под удар семейной ссоры.

— Федя! Ты очень хороший человек! Я рада, что судьба свела меня с тобой. Я никогда не забуду тебя, а если рожу дочь, то назову ее Зоей.

— Почему Зоей? — удивился он.

— Ну, почти Зуев...

— А если родишь сына?

— Так и быть, назову Федором...

Он нежно целовал ее в дверях. На часах кукушка прокуковала полночь.

— С богом! — сказала она, перекрестив Федора. — Завтра к десяти, жду тебя с женой на завтрак... она еще раз припала к его губам и, оттолкнув, сказала: Не забывай меня...

— Он шел и думал: «Ну, до чего же странными, могут стать женщины, Хотя в ее положении, пожалуй, другого выхода не было.

Открыв дверь, Людмила повисла на его шее:

— А я чувствовала, что ты сейчас придешь. Ты же не из тех мужчин, которые могут остаться в доме одинокой женщины на ночь? Правда, Феденька?

— Правда, милая...

— Кушать будешь?

— Да. Но только тебя, милая...

Он терзался в мыслях, думая о той женщине, которую только что сделал счастливой и не хотел свою любимую сделать несчастной, сказав ей правду.

Я иногда задумывался над этим. Мой дядя Коля, отъявленный ловелас, приезжая из очередной командировки на вопрос жены, как съездил? Всегда отвечал — отлично!

— А как ты вел себя с женщинами?

— Всех трахал подряд, которые лезли на банан...

— А меня хочешь?

— Тебя я всегда хочу...

— Тогда пошли. Проверим, есть ли у тебя еще порох в пороховницах...

— Пошли, — говорил он и трахал ее до изнеможения, пока она не просила пощады. И она была счастлива, ибо знала, что ее муж не способен на такой «стояк» после такого «стояка» с другой.

Федор интуитивно, каким-то шестым чувством почувствовал, что должен поступить также, чтобы рассеять все подозрения. И рассеял: тер Людмилу до утра, а потом свалился и, сказав «Все» тут же отключился. А Люда, нежно целуя спящего мужа, счастливо думала: «Нет. Мой муж не такой, как остальные мужики. Он на измену не способен». И счастливая, засыпал рядом, обнимая супруга.

... Документы во Владивосток были доставлены вовремя и получили положительную оценку. Начальник тыла флота приказал включить в приказ на поощрение молодого лейтенанта.

Майор Лукьянов, когда узнал об этом, радовался больше всех.

— Молодец! Далеко пойдешь! — говорил он, готовясь на ВВК по случаю предстоящего увольнения в запас.

— Когда его спросили о замене, то майор безоговорочно рекомендовал на свое место назначить лейтенанта Зуева, который в это время заканчивал строительство помещения для своей лаборатории. Но кадры флота отказали в этом, назначив на должность начальника майора Галичева, который не справился с новой должностью в штабе базы и шел на понижение. Этот майор был далеко не Лукьянов, он хорошо владел английским языком, но не имел командирских качеств, и его назначили просто досидетьдо желанной пенсии. Время шло, и вдруг Зуеву предложили новую квартиру в центре городка в двухэтажном досовском доме, с балконом. Комната была в двадцать метров. Просторная светлая с кэчевской мебелью, В остальных двух комнатах проживала семья из двух человек старшего лейтенанта Ковтун, командира взвода в строительном отряде. Жена Ковтуна — молодая, полная особа лет двадцати с большим беременным животом любила сходиться с новыми людьми и приняла Зуевых с дальневосточным гостеприимством, пообещав Людмиле Зуевой подарить своего любовника на время декретного отпуска. Людмила возмутилась, но соседке не отказала и ничего не сказала мужу, чтобы его зря не расстраивать. Как-то пришла телеграмма из Ростова: «Наташа родила сына. Назвали Федором». Мы счастливы.

... Прошел год, как Зуевы прибыли на Дальний восток. Они съездили в отпуск в славный Севастополь, а возвратившись, узнали, что Ковтун родила девочку, очень похожую на одного из мужчин гарнизона.

Зуев получил звание старшего лейтенанта и с увольнением майора Галичева был назначен на должность начальника склада.

Эдуард Зайцев.

Уже подходил к концу 2 курс. В своей группе я была переростком: ребятам только начинало исполняться 18, а мне уже стало 19. Несмотря на задержку при поступлении в первый класс, в школе я училась хорошо. В техникуме я тоже была умницей, но склонность была больше к гуманитарным наукам. На литературе я сопереживала главным героям, отлично решала задачки по обществознанию на юридическую тему, хорошо знала английский. Мои тупенькие одногруппники этим пользовались, списывали на каждой самостоятельной или контрольной. Я дружила с отличницей Верой и красавчиком Витей. Помимо роста 185 см, белокурых волос, голубых глаз и торса Аполлона он имел хорошее мышление. Девочки вились вокруг него, как пчёлы вокруг вазы с фруктами. Но он не воспринимал их всерьёз, и всегда говорил, что мы с Верой самые лучшие подруги. У него были всякие короткие романы с наиболее симпатичными девчонками нашей шараги. Потом Витя рассказывал всякие пикантные моменты, и мы с Верой хихикали.