Прошло несколько дней после памятного застолья на квартире у Калиневских, как жена Зуева Людмила вдруг как-то необыкновенно похорошела, стала часто напевать какие-то песенки, и однажды вечером за ужином вдруг заявила мужу:

— Ты не забыл, милый, что меня записали на курсы военных шоферов?

— И кто же этот такой хороший, что мою жену, которая не является военнослужащей, вдруг записал на эти военные курсы? Уж не Стас ли это Калиневский?

— Ты угадал, милый. Неужто, ты забыл о его обещании, когда он пригласил к себе в гости нас, замполита и Елшина. Он тогда обещал записать, и как видишь, слов на ветер не бросает.

— Серьезный мужчина твой Стас!

— Почему же мой? У него красавица жена есть, как ты знаешь.

— А почему он ее не записал?

— У нее права давно есть. Вот и у меня будут...

Зуев задумался, восстанавливая в памяти события того вечера. Да, действительно Калиневский обещал это, но почему он, как сказала Каролина Калиневская, что ее муж не только Людмилу записал, но и самую веселую женщину в гарнизоне жену старшего лейтенанта Мацко эту вертушку-хохотушку румянощекую Лильку с ямочками на щеках, о похождениях которой ходила дурная слава в гарнизоне. Она была медсестрой в гарнизонной санчасти, колола задницы солдатикам отдельного караульного взвода, где командиром был бессменный старший лейтенант Баранец, который уже три срока переходил в этом звании, массу рапортов исписал, но командование тыла не торопилось присвоить ему очередное воинское звание. В гарнизоне даже ходил слушок, что по данному вопросу Баранец обращался даже к замполиту тыла, но тот, внимательно выслушав просьбу старшего лейтенанта о присвоении очередного воинского звания, доверительно посмотрел в глаза офицера и тихо, но внятно ответил:

— Ваша просьба о присвоении вам очередного воинского звания, товарищ старший лейтенант, попахивает карьеризмом...

— У меня штатная должность — капитан! Ну, какой же из меня карьерист, если штат позволяет, а я в старлеях уже почти n лет хожу? Какой же тут карьеризм, товарищ капитан второго ранга, не умирать же мне в звании старлея?! — возмутился офицер и едва не заплакал от такого ответа замполита. Увидев, как расстроился Баранец, замполит тяжко вздохнул, подумав, что этот горячий парень, под командой которого ходит почти пятьдесят солдат, не ровен час, как бы чего не натворил сдуру, вдруг смягчился и ответил:

— Не вешайте нос, старший лейтенант. Взвод у вас почти с роту, что-нибудь придумаем. Сразу ничего не обещаю, но вот если на надвигающую годовщину Великого Октября, у вас во взводе нарушений никаких не будет, то тогда представим вас к присвоению очередного воинского звания...

— Ой! Спасибо товарищ капитан второго ранга! — подхватился Баранец, — за личный состав можете не беспокоиться, не подведут, праздник встретим и проведем достойно! — глаза у Баранца светились необыкновенным счастьем.

— Накануне праздника проверьте все укромные места, где солдаты могут припрятать спиртное. Сами понимаете, такой праздник!...

— Что вы! Товарищ капитан второго ранга, мои не пьют...

— Так уж и не пъют?!

— Ни, ни! У меня все схвачено. Я имею информацию снизу...

— Хорошо! Но в тумбочках, в рундуках, в кладовках все — же пошукайте горилку, як бы она в солдатский рот не попала! — заключил замполит и отпустил офицера. Капитан второго ранга глянул в окно, где уже все листья с деревьев валялись на земле, и деревья стали похожи на ощипанных кур, усмехнулся и решил в помощь Баранцу подкинуть Зуева, о котором уже ходила слава в гарнизоне, как о требовательном начальнике, опыту которого надо поучиться некоторым командирам, где еще есть недоработки в воспитании людей. У таких быстро выявлялись младшими командирами и во время устранялись командованием подразделений попытки организовать распитие спиртного по случаю праздника. Тут же вспомнился случай как у моего впоследствии друга Жени Платонова, командира плавбазы «Бахмут», у которого служил лет пять тому назад наш замполит и вдруг обнаружил в кубрике под матрасами накануне праздника почти ящик водки и доложил об этом командиру. Женя строго посмотрел на зама и сказал: «На твою воспитательную работу можно теперь наплевать и забыть! Слушай теперь, что я буду говорить. Пусть старпом построит всю команду вечером на юте, а ты водку выставишь на всеобщее обозрение. А дальше мое дело»... А дальше было самое интересное: Женя вышел на ют, окинул осуждающим взглядом команду и сказал:

— Товарищи матросы и старшины. Вот как у нас некоторые из вас готовятся к празднику, — ткнув указательным пальцем в сторону водки.

— Хорошо готовятся... , кто-то тихо, но внятно ответил из строя.

— Молчать! Вот как надо готовиться! — ответил командир, подошел к крайней бутылке, взял за горлышко и шваркнул ее о леерную стойку. Стекло посыпалось за борт, запах разлитой водки повис над ютом. Женя взял вторую бутылку, но тут зам остановил его:

— Товарищ командир! Мне кажется, что люди уже поняли, как надо обращаться с водкой, а остальные бутылки я прикажу обменять в военторге на конфеты к празднику...

— Хорошо. Закройте это в сейф в моей каюте! — приказал командир и степенно удалился. И каково было его удивление, когда вечером перед праздником он пригласил зама к себе «Тяпнуть по маленькой», но в сейфе оказалось только две бутылки с запиской: «А это вам, товарищ командир, с замом. Поздравляем с праздником!». Поиски удальцов, сумевших незаметно вскрыть сейф и забрать водку, до конца службы Платонова на этом корабле положительных результатов не дали.

— Короче, — сказал замполит Зуеву, — сходите накануне праздника к старшему лейтенанту Баранцу и окиньте хозяйским взглядом его хозяйство под видом сбора информации в радиогазету о том, «Как мы приготовились к празднику!». Скажите, что по приказу свыше, — зам ткнул указательным пальцем в потолок, — сейчас во всех частях и подразделениях идет проверка с докладом на флот, — зам опустил руку.

— Есть, — товарищ капитан второго ранга! — ответил Зуев, вставая.

... В хозяйстве Баранца шла большая приборка. Солдаты выставили во дворе все койки и тумбочки с табуретками, пол швабрили, как корабельную палубу, все были заняты большой приборкой, как говорится в таких случаях «Дым стоял коромыслом». В кабинете у командира взвода все уже было прибрано: на столе стояла ваза с цветами, подарок солдат командиру, а рядом со столом стояла тумбочка с внутренним телефоном и большим графином с налитой свежей водой, которую, словно часовой на посту, «охранял» граненый стакан. Не успел Зуев разместиться на диване и доложить Баранцу о цели своего прибытия, как в кабинет, постучав, зашел сержант, помощник командира взвода, и, приложив руку к пилотке, доложил:

— Товарищ старший лейтенант. Утром к каше кок выдал селедку, теперь жажда мучает, — разрешите водички попить из вашего графина?

— А что в бачке у дневального воды нет? — насупился Баранец.

— Да сам бачок дневальные унесли на речку мыть...

— Пейте! — кивнул Баранец на графин и посмотрел на Зуева.

— Так на чем мы остановились, коллега? — спросил он.

— Зам сказал, что результат подготовки к празднику будут докладывать через тыл военно-морской базы прямо командующему флотом...

— Нет. Обычно докладывали начальнику тыла флота, — возразил Баранец.

— А вы, как думаете, сержант? — обратился Зуев к пьющему воду заместителю командира отдельного караульного взвода.

— Я думаю, что хотя у нас людей не меньше, чем в иной роте, но мы своего начальника не подведем! Разрешите идти?

— Идите, и поторопите их с бачком. А то будут там на речке девок чем-нибудь пугать, — кивнул Баранец в сторону двери.

Не успел сержант удалиться, как в кабинет постучал очередной жаждущий воды. специально для .оrg На сей раз это был командир первого отделения ефрейтор Чижиков. Выпив воды, он доложил, что баян получен

из ремонта и готов показать, как он работает.

— Потом покажете. У нас проверяющий! — кивнул Баранец в сторону Зуева, которого с утра тоже почему-то мучила жажда. Он встал, подошел к тумбочке, налил половину стакана воды и начал пить, как вдруг закашлялся, едва не выронив стакан.

— Что холодная? Я тоже иногда ее пить сразу не могу. В нашем колодце вода и летом, как ледяная...

— Нет. Тут что-то другое, — едва вымолвил Зуев, ставя стакан.

Баранец сначала побелел, потом краска ударила в лицо, он ринулся к тумбочке, схватил графин и прямо из горлышка глотнул: предчувствие не обмануло его: в графине была водка...

— Ах! Подлецы! Негодяи! Всех пересажаю на гаубтвахту! — бушевал Баранец, увидев в дверях очередного желающего испить колодезной водицы.

Зуев едва успокоил его, заверив, что докладывать об этом «ЧП» он никому не будет, и посоветовал Баранцу тоже сделать вид, что ничего и не было.

— Ты прав, коллега! Я так старался получить старлея после такой адской службы с этими мудаками, а тут замполит прямо сказал, что присвоят мне капитана, если праздник проведем на высоте. И нате вам! Догадался ведь кто-то такую хитрость сотворить...

— Не переживай, Николай! Я ничего не видел, ничего не знаю. Сейчас ухожу в редакцию. Мне очень понравилось, как твои солдаты каждый уголок в казарме прибирают, как они стараются, а это, — постучал он пальцем по наполовину наполненному графину, твои годки придумали. Потом, втихаря, с ними разберись. Скажи, что малейшее нарушение на празднике и всем участникам этой затеи с графином грозит разжалование в рядовые. Они станут на цыпочках ходить, чтобы только не вылезло это все наружу. Я допиваю свой стакан, чтобы ты не думал, Коля, что я стукач и пошел в редакцию. Что-то крепкая у них водка...

Каролина впервые увидела Зуева в таком виде. Она быстро упрятала его в потайную комнату редакции, где была койка, на которой хитрая полька заключала иногда выгодные для себя «контракты». Она раздела офицера и уложила его в кровать. Но тот порывался куда-то идти и о чем-то что-то честно доложить. Тогда Каролина стянула с него трусы, подставила к койке стул, села рядом и стала мастурбировать его «Молодца», пытаясь привести его в боевое состояние. На удивление, ей это довольно-таки быстро удалось сделать, на что тот уже стоял и жаждал «лубви». Каролина стала работать губами, пытаясь вызвать у парня оргазм. Это было единственное средство успокоить его и дать ему поспать. Но тот что-то мычал в ответ, продолжая требовать «продолжение банкета». Когда она разделась и глянула на свое голое тело, отраженное в старом зеркале, то не поверила своим глазам. На нее смотрела такая красавица с плавными обводами бедер и этот заманчивый треугольничек в месте соединения ее ровных с аппетитными обводами икр ног, круглыми, но поджатыми ягодицами, впалым пупком и розовыми пятачками оттопыренных грудей, что ей показалось, что она и есть та самая «Венера» богиня любви и красоты, что стоит в Эрмитаже, и что этого всего не видят и не ценят современные мужчины.

И ей почему-то стало так жалко себя, что всего этого не понимает всеми уважаемый ее муж, который грубо ласкает ее тело и норовит побыстрее засунуть в него свой толстый и длинный член, который в ее теле становится диким зверем, в то время, когда ей хочется, чтобы ее предварительно ласкали, целовали ее «врата рая», высасывали бы из него все то, что само просится наружу, и не мычали ей на ухо не членораздельных слов, типа: я же тебя ну, ну, люблю, кажется, а ты, стерва, только и мечтаешь о том, чтобы тебя отшворил этот жеребец-политработник, который уже давно в гарнизоне всех баб оттрахал, остались только некоторые жены молодых офицеров. Но пъяный Зуев уже разобрался что к чему, схватил в охапку ее чудесные ягодицы, взвалил ее тело прямо на себя так, что его «Молодцу» не представилось трудностей тут же нырнуть в красивое тело умной женщины. Та сделала вроде бы неожиданный «Ах!» и быстро заработала тазом, накачивая себя словно колесо ее «Победы».

— Зуев, мальчик мой! Как ты так долго собирался, чтобы спьяну наброситься на меня! А я — дура, все гадала на кофейной гуще: «Любит? Не любит?». А он, напился с горя от такой недотроги. А теперь, вон как работает. Конечно, ему еще далеко до моего бугая рогатого. Тому наплевать на все наши чувства, называемых им «сентиментами», а этот — то тоже мужичок на славу. Недаром Людка за него цепко держится. Тоже мне фифа городская! Как увидела член у моего «бугая», так сразу и обомлела. Небось, у моего член больше, чем у ее бывшего любовника в Минске, при котором она в секретаршах ходила. Знаем мы этих секретарш! Днем они изображают работу, вертя задницей перед начальством, а ночью подмахивают им со всей силой, боясь потерять знатного любовника.

Впрочем, Людка тоже была не промах. Как нашептала ей развратная Лилька, та в восемнадцать лет умудрилась уложить на себя директора детского дома, где она жила в качестве сироты-машинистки, оставшейся без родителей, который спал и видел как бы эту красивую девчонку первым превратить в женщину, но немецкий солдат в белорусской деревне первым завалил ее в сарае на сено и вдул так, что бабы потом еле сумели остановить кровь у бедной девчонки... А ты, дурачок, боготворишь ее, считаешь идеалом женщины, а она оказывается такая же потаскушка, как и мы все вместе взятые, кроме жены Елшина, которая у нас ходит в лике святых, так как перенесла операцию на самом нежном женском месте... Когда Людка забеременела и родила директору детдома шикарного пацана-крикуна, то директор подарил эту молодую мать своему лучшему другу ректору университета в Минске, который быстренько выделил ей комнатушку в общежитии и устроил сынишку в ясли. Не успела Людка несколько раз переспать с ректором, к великой зависти студентов, как тут объявился стройный, красивый в морской форме курсант с четырьмя галками на рукаве, который случайно попал на их студенческий вечер отдыха, где тут же заметил Людку, пригласил ее на тягучее танго и так медленно натягивал ее лобок на свою коленку, что Людка не выдержала, и в тот же вечер отдалась в своей комнатушке будущему покорителю морей и океанов, изобразив лишение девственности слабыми мазками крови от месячных на своих трусиках. Курсант, решив, что мозги он этой восхитительной девице окончательно запудрил и пообещал вызвать ее в Питер, как только он защитит дипломную работу на звание военного инженера. Людка была на вершине счастья. Оформив опекунство своего сынишки на любовника-ректора, которого убедила в отцовстве, молодая женщина ровно через восемь месяцев ринулась в Питер в погоню за новым счастьем жены морского офицера. А затем с мужем они попали в этот далеко от столицы заброшенный медвежий уголок, где он уже успел получить очередное воинское звание, а затем и должность начальника склада, а она стала изображать «приму-балерину» в новом сексуальном «балете», успев оттрахаться с самим Калиневским в его «Победе», в которой молодая женщина сдавала зачеты на правила уличного движения автомобиля.

— Умеют же люди устраиваться в жизни, как говорится «раз, два и в дамках», а тут паришься как лошадь под этими солдатами, приходишь домой, а твой благоверный доедает вчерашние пельмени и, ковыряя в носу, гнусавит: и где же это вы шлялись так долго, милая женушка» — закончила свой рассказ завистливая Лилька и попросила Каролину подарить ей на ночь своего бугая-мужа, а то этого дела так хочется, а настоящего мужика-полового гангстера, на горизонте что-то не наблюдается.

— Будет вам и белка, будет и свисток, — пообещала подруге хитрая полька, только услугу за услугу: я тебе любовника, а ты мне горячую информацию из личной жизни наших военных в гарнизоне. Мне-то она пофигу, а вот замполит просит, надоел уже в поисках информации снизу.

— Милая моя подруга! Будет сделано. А это кто так храпит в кладовке? — прислушалась гостья.

— Да так. Один молодой. Тяпнул на голодный желудок стакан водки и развезло его.

— Можно посмотреть, милая подруга?

— Валяй! Даже можешь потрахаться с ним. А то солдатики, поди, уже приелись такой красавице, как ты?

Лилька едва вошла в комнатенку, как тут же выскочила.

— Что с тобой, подруга? — насторожилась Каролина.

— Да. Понимаешь, вхожу туда и вижу, что он не спит, а смотрит на дверь, а в руках вот такое «бревно» а он на меня смотрит, улыбается, а «Бревно» свое дрочит и смотрит на меня так завистливо, что мне самой захотелось заняться этим же.

— Ну, и давай! Чего же ты так растерялась?

— Да как-то неудобно...

— Здрасьте! Под солдатами визжать не страшно?! Небось, и в групповушку сыграть с ними не прочь?

— Так тож солдаты. А тут командир части, и такое...

— Он что, не мужик, по твоему?

— Мужик, конечно. Можно я попробую? Только без обиды...

— Можешь, милая! Только это будет за тобой наперед должок, сама понимаешь...

— Идет. А на кого ты работаешь?

— Да зама-то нашего, просвящаю. А то он получает информацию снизу, одна — деза...

— Теперь он утонет в этом бурном потоке «дезы», — усмехнулась нахалка и, стянув и бросив на пол трусики, вошла в комнатку и улеглась рядом с голым воином.

— А дальше что? — приподнял он буйную голову и иронически усмехнулся.

— А дальше, ваш шланг, — взяла она в руки его торчащий член и стала медленно мастурбировать.

— Ах! Женская рука — волшебная. А где моя любовь, Каролина?

— Да здесь она. Еще стесняется...

— Каролина! — приподнялся на локоть «Аника-воин», и громко крикнул:

— Каролина, радость ты наша?! Мы устали тебя ждать...

— Ах! Так, вот вы где?... — Королина вошла и тут же ее голубого цвета трусики оказались на полу. Федор встал, взял ее на руки и уложил на кровать рядом с Лилькой

— Все мы тут не поместимся. Есть предложения по утрамбованию ложа любви.

— Они сначала топтали поверхность койки ногами, но увидев, что все старания — тщетны, стянули матрас на пол, застелили сверху одеялом и простыней, а затем свились в любовный клубок, как это делают змеи...

— Вскоре «клубок» зашевелился, начал пульсировать, как огнедышащий вулкан, достигающий извержения. Они быстро распределили обязанности. Он поставил их рядом на колени, уткнул головы в подушки, впрочем, тут же разрешил целоваться, а сам пристроился сзади и по очереди насаживал их покорные тела на свое страстное «копье». Но делал он это так нежно и осторожно, что «девушки» еще больше балдели от этой осторожности, продолжая демонстрировать всю силу чувств страстными, тягучими поцелуями. Затем они устроили маленькую потасовку в борьбе за первенство по минету его члена. Тут явное преимущество было у Каролины. Сразу чувствовался возрастной опыт и умение отсасывать, как этому ее давно научил ее любимый муж, такой охотник до баловства в постели. Видимо бабы знали его, как специалиста секса, и липли к нему, как мухи на мед. А в это время несчастный Коля Баранец, решив, что Зуев пошел к заму с докладом о случившемся, взял графин, спрятал его в портфель и ринулся к заму, чтобы доложить первым. Когда он вошел к нему в кабинет, там, кроме зама, никого не было. Капитан второго ранга хитро улыбнулся, внимательно поглядел в глаза этому несчастливцу в службе, одобрительно кивнул и тихо сказал:

— Спасибо за то, что сами пришли... Докладывайте... А графинчик с содержимым оставьте. Как-никак, а все же вещь доки в случае чего...