Пролог

— Смотри, кого к нам занесло, Квазимода.

С тюфяка, в углу, привстал, а потом, протерев глаза, сел ещё один.

В темноте, Настя видела только очертания фигуры, но погоняло уже наводило страх.

Когда он подошёл, сильно хромая на левую ногу, девушка задрожала: Квазимода был горбат, но всё же выше её на целых полголовы.

Настя взглянула в лицо и зажмурилась: вместо правого глаза был провал, нос смят, как у профессионального бойца, лицо перепоясывал, словно борозда, шрам, видимо не зашитый и оттого сросшийся кусками и постоянно гноившийся из-за расчёсов.

Но когда он улыбнулся, Настю затрясло: большие и жёлтые его зубы коряво росли и выпирали, а через нижнюю губу стекала слюна.

Он сжал её плечо и от боли Настя застонала.

Горбун обвёл взглядом товарищей — К ней... кто-нибудь... прикасался? — голос был сиплый, но негромкий и слова он, как будто, выплёвывал.

Ни один не смотрел в его глаз, лица всех были опущены.

— Пойдём! — он сжал её плечо ещё сильнее и, потянув, грубо толкнул.

Настя пролетела с полметра и рухнула на тюфяк, больно ударившись головой об стенку.

Она хотела сесть — Лежи! — выплюнул Квазимода — а вы — он обернулся к дружкам — смотрите, как буду трахать — и, сделав ещё шаг к тюфяку, добавил — лапать можно, пока я насилую, потом оттрахаете её скопом, все.

...

Настя всхлипнула, дёрнулась и проснулась.

Целую минуту она лежала, приходя в себя.

Во сне было всё так, как будто кто-то снимал и теперь прокручивал этот эпизод снова и снова. Но ещё хуже было состояние, в котором она пребывала в этом сне: она видела всё происходящее со стороны и одновременно находилась внутри действа, ощущая, как её насилуют, лапают, щупают, как их руки, сальные и немытые скользят по её коже, как их худые, костлявые пальцы ощупывают каждый сантиметр её тела и суются во все ямочки и дырочки, как их скользкие от спермы члены и членики липнут к срамным губам, к соскам, волосам, елозятся по её лицу, груди, изящно-округлой попке, тычутся в анус, в рот, в нос и даже в глаза...

— Оуммм — застонала Настя, закрывая глаза. Но, стоило лишь сомкнуть веки, как перед глазами вставал тот подвал, та мусорка, та свалка, те плешивые и блохастые дворняги, усердно, словно стараясь доставить удовольствие, вылизывающие лобок и ложбинку меж ягодиц...

Настя тянулась и щёлкала выключатель лампы и при свете кошмарные видения отступали, но ещё долго она лежала, отвернувшись к стене, прежде чем заснуть.

Утром, при свете дня, было уже совсем не страшно и Настя даже забывалась, собираясь на работу и готовя себе завтрак.

День проходил и вечером, она до поздней ночи всё смотрела и смотрела в телевизор, переключая каналы и всё оттягивая и оттягивая сон и, наконец, так и засыпала под бубнящий телевизор...

27.06.16

Часть первая. Настя

Меня зовут Настя. Мне скоро двадцать два. Я красивая, стройная девушка. Ну, если честно и по секрету, то я уже не девушка. Но вам то, какое дело? Фи!

У меня красивые стройные ножки. На мои ножки заглядываются не только мужики, но и женщины. Вот!

У меня короткая стрижка, красивые полные губки бантиком — Ммма! — это вам поцелуй от меня и носик, чуть-чуть, ну, самую малость и по озорному, вздёрнут!

И как я вам, вся такая опрятненькая, аккуратненькая чистюлька? Что, мало?! Ну, так я вам вот ещё что скажу: у меня выбриты волосы под мышками и налысо! выбрита моя киска!!

И такие красивые (ну почему они называются срамные?) губки. Я раздвигаю губки и показываю гимены: они нежные и розовые и так и хочется их поцеловать.

Вам, хочется?!

Но и это ещё не всё!

На моей киске, на бёдрах и попке сделано тату: змея, выползающая из влагалища и, обвиваясь кольцами по бёдрам, заползающая в попку!

Мастер так искусно сделал тату (никто, кроме мастера делавшего тату, об этом ещё не знает), что, когда я иду (специально снимала на камеру) — змея, особенно при искусственном освещении или на солнце, поблёскивая фиолетовыми чешуйками, начинает извиваться, выползая из влагалища и погружаясь в попку!

Брррр!

Когда смотрела первый раз этот ролик прямо физически ощутила холодную и скользкую змею, её кольца, сжимающие моя ляжки и её волнообразно-скользящие движения раздвигающие губы с одной стороны и преодолевающие сопротивление сфинктера с другой.

Бррррр!

И вот я, вся такая чистенькая и опрятненькая хочу!

Я знаю, сейчас вы начнёте морщиться и — Фуу! — кать, когда узнаете, чего я хочу.

Но я придумала: я не стану вам объяснять, откуда эти мои тайные и порочные желания. Я просто расскажу вам свою историю. Я расскажу вам, что со мною приключилось.

28.06.16

Часть вторая. Люблю, но странною любовью...

Я люблю детдомовских. Мальчишек. Детдомовских мальчишек: таких чумазых, оборванных, в лохмотьях и, чем больше на них рванья и, чем грязнее и чумазее они — ещё, чтоб от них воняло тухлыми помойками, по которым они всё шарятся — тем сильнее я в них влюбляюсь.

Вот!

Ну, а заодно с оборванными, чумазыми и вонючими детдомовскими мальчишками, мне нравятся и помойки, и мусорки, и свалки и, всякого рода, грязные подвалы, в которых прячутся, сбежавшие из детдома чумазые и вонючие мальчишки, в которых полно всяких мух, тараканов, червей и личинок!

«Вон, как раз лазают в мусорке».

— Утюг! Утюг! Смотри, опять она за нами следит...

Двое мальчишек, по возрасту, лет на пять, шесть младше Насти, лазали в мусорных баках, выискивая в мешках остатки продуктов.

Утюг, мальчишка с половиной лица, за что и получил прозвище, высунулся из бака и посмотрел в сторону Насти, шедшей мимо, но остановившейся и наблюдавшей за ними.

— Да, неээ — он снова нырнул в бак — Пиявка, это та девчонка, что была у нас в детдоме с благотворительным концертом года три назад, помнишь? Она ещё плясала и пела, и обнимала нас, и прижимала к своим сиськам. Помнишь?

Пиявка, мальчишка с синими кругами под глазами (больное сердце), высунулся из бака и внимательно всмотрелся в Настю. Но зрительная память у него была не такой развитой, как у Утюга и он не смог вспомнить Настю.

— Нет — помотал он головой, снова ныряя в бак — это не она. Говорю тебе, надо уносить ноги, счас она позвонит полицаям и нас сцапают.

Но Утюг, ухмыльнувшись половиной рта, вдруг полез из бака наружу и, спрыгнув на землю, направился к Насте.

— Утюг! Утюг! — шипел вслед Пиявка — Квазимода убьёт нас, когда вернётся и узнает.

Я смотрела на них, я вижу их здесь уже третий день, и сердце сжималось от жалости и наполнялось любовью. Странною любовью. Ну, вот: один идёт ко мне. Наконец-то они обратили на меня внимание.

— Привет! Тебя же Настя зовут?

— Привет! «Поразительно! Какая у мальчишки память! Его то запомнить, с таким лицом, нетрудно».

— Ты за нами следишь уже третий день. Зачем?

Я немного растерялась: оказывается, они заметили, что я за ними подглядываю.

— Нууу...

— А ты уже закончила школу? И где ты учишься?

«Молодец, Утюг. Но какой наблюдательный!»

— Закончила. Я работаю, в супермаркете. Бухгалтер.

— Аааа! — он заулыбался и его лицо, точнее половина лица, стало ещё уродливее — Сводишь дебет с кредитом?!

— Нну, да. «Меньше всего мне сейчас хотелось говорить о своей работе.

— А там, в мусорке, много тухлых продуктов?

— Да там всё тухлое. А тебе зачем?

— А помидоры, огурцы, баклажаны, сосиски попадаются? А мух и всяких личинок, тараканов и червей там много?

— Неээ, тараканов и личинок в этой нет. Да и мух мало. Чистая мусорка: регулярно вывозят и дворник следит. А вот в нашей полно: и тухлятины всякой и насекомых всяких. Мухи там роями жужжат, и тараканы со всех домов сбегаются пировать. А тухлятиной несёт аж за версту. Да тебе то зачем?

— Нууу...

Я опять замялась, стесняясь сказать даже этому мальчишке.

— А ты же нас не будешь сдавать в полицию? — подошедший, с наполненными пакетами, второй, настороженно смотрел на меня.

— Не будет! — ответил за меня Утюг — я же говорил тебе, это Настя.

— Настя — живой глаз Утюга заблестел — а пойдём к нам в гости, нам понравилось, как ты тогда пела и плясала. Квазимоды сейчас нету, его поймали и отправили в детдом. Расскажешь нам о чём-нибудь?

— Он всё равно сбежит — буркнул второй и вдруг, улыбнувшись и, осмотрев меня, добавил — а, правда, пойдёшь к нам?

Наверное, они заметили моё волнение. У меня сердце готово было выскочить из груди, вздымающейся, как после полуторачасового секса.

— Нннет, мальчишки — я изо всех сил говорила: «Ннет», так, чтобы это прозвучало, как — «Даа!».

И они поняли!!

Утюг осторожно взял меня за руку, своей грязной ручонкой — отчего меня всю передёрнуло и к лобку прилила кровь — Идём — и потянул за собой.

И я пошла.

29.06.16 14:09

Часть третья. Приют беспризорников

Мы дошли до трамвайной остановки и, дождавшись тринадцатый маршрут, поехали.

Я хотела оплатить проезд мальчишек, но Утюг остановил меня — Не надо, Настя, нас на этом маршруте все кондуктора знают.

И правда, кондуктор, окинув мальчишек равнодушным взглядом, молча взяла у меня деньги и выдала билет.

Мы вышли на конечной. Потом шли мимо новостройки, где часть домов была заселена, а часть ещё нет. Потом был пустырь, видимо площадка под новые дома и, наконец, мы подошли к пятиэтажке послевоенной постройки. У пятиэтажки два подъезда обвалились, и я вспомнила, как в городских новостях песочили эту тему.

— Вот наше пристанище! — с гордостью, как мне показалось, молвил Утюг.

Я испугалась — А если и остальные завалятся?

— Да мы же не в доме, мы в подвале — ответил Пиявка — ну и завалятся, там знаешь какое мощное перекрытие, в подвале? Подвал то делали на случай бомбёжек, а войны то нет.

— А откуда так несёт? — я осмотрелась и повела носом, пытаясь определить местонахождение мусорки.

— Да это за домом — махнул рукой Утюг — мусорная свалка. От новостроек мусор вывозят раз в неделю, вот граждане и таскают сюда свой мусор, когда его уже дома держать невозможно.

— Это ты про неё говорил... там?

— Угу — гукнул Утюг и пристально на меня посмотрел.

У меня всё обмерло внутри: мне показалось, что он уже обо всём догадался.

— Ну, пойдём, чё стоять-то?

Пиявка пошёл к углу дома, а за ним и мы с Утюгом.

Вход в подвал был с той стороны, где мусорка.

Тухлятиной от неё не просто несло!

Разило!

Меня так и тянуло, сразу же подойти к этой смердящей, высотой метра полтора, куче и осмотреть, и обнюхать её. Но мне не хотелось выдавать себя раньше времени, и я удовлетворилась лишь мимолётным созерцанием её и, прежде чем мы спустились в подвал, насладиться жужжанием роящихся зелёно-синих жирных мух.

Дверь в подвал была действительно, как в самом настоящем бомбоубежище: массивная, толщиной в две ладони и запиралась механизмом задраивания защитно-герметическим.

Открывалась и закрывалась она с двух сторон, но, когда в подвале кто-то был, то открыть снаружи её уже было нельзя.

Пиявка поднял с земли обрезок трубы и трижды, с выдержкой пауз между ударами — условный сигнал — стукнул по стальной обшивке. Удары, почти беззвучно, уходили куда-то за дверь и глохли.

Мне показалось, что мы очень долго стояли и ждали, даже мелькнула мысль — «Там никого нет», — но за дверью что-то со скрипом провернулось и она медленно-медленно сдвинулась, пропуская солнечный свет в тёмную щель.

— Тарзан, вы там спите, что ли? — Утюг потянул дверь, раскрывая шире — проходи, Настя.

Но Тарзан (одного взгляда было достаточно, чтобы понять, почему Тарзан? подросток был волосатый, как взрослый мужик), стоял в проёме не пропуская меня.

— Кто... такая? — словно выплюнул он, явно, кому-то подражая.

— Квазимода не оставлял тебя за старшего, пусти — толкнул его Утюг — это, Настя! Ты должен её помнить, она три года назад была у нас в детдоме с каким-то концертом.

Тарзан, внимательно ко мне присмотрелся, но, поверив Утюгу, а не своей памяти, впустил нас, посторонившись, и закрыл дверь.

Сразу стало темно и я остановилась, но Утюг взял меня за руку и потянул — Не бойся, здесь нет ступенек, проход широкий и идти немного. Он шёл уверенно, и я успокоилась.

Шагов через двадцать, Тарзан ткнул рукой в стену и открылась ещё одна дверь. Помещение было просторное, с вентилятором, который медленно и поскрипывая вращался. Над дверью была лампа в колбе, дававшая свет, не больше чем свеча, но глаза постепенно привыкали к темноте, и я осмотрелась.

У стены, противоположной от двери, было несколько тюфяков, от которых несло потом и жиром давно не мытых тел. На тюфяках лежали ещё двое, которые, при виде меня, резво сели. В правом углу была куча тряпья и два стула. Больше ничего не было.

— Знакомься, Настя — Утюг подошёл к сидящим на тюфяках, Пиявка, опустив пакеты, тоже подошёл к тюфякам и сел — это — он ткнул в сидящего слева — Урка, а этот, Очкарик. Не, у него нормальное зрение, просто он всех обзывает очкариками, вот и прилипло к нему погоняло.

— А это, Настя — она выступала у нас три года назад, но вы были ещё малявками, можете и не вспомнить.

— А я помню — как-то подозрительно вызывающе сказал Урка — я помню, как она нас лапала и прижимала к своим сиськам. Небось выросли за три года, сиськи то?! Пощупать можно?!

У меня забегали мурашки по лобку моей киски и гулко застучала кровь в висках. Но нельзя же, прямо вот так, сходу, растележиться перед ними на тюфяках — «Лапайте меня, мальчики!».

И я, демонстративно молча и очень медленно (как бы нехотя, а то вдруг подумают, что на самом деле собралась уйти) развернулась и взялась за ручку двери.

— Куда ты, Настя?! — они выкрикнули это в один голос, и я чуть не расхохоталась, но, продолжая играть обиженную, толкнула дверь и шагнула в коридор.

В одно мгновение все пятеро оказались рядом и, вцепившись в мои руки и жалобно заглядывая в глаза, заскулили — Не уходи... прости нас...

И я, осталась. 29. 06. 16 19:5429. 06. 16 19: 54 29. 06. 16 19: 5429. 06. 16 19: 54

Часть четвёртая. Блядь!

Лизка, раздвинув ноги и согнувшись буквой «Зю», брила киску, сидя неглиже на незаправленной кровати, когда — «Я, наверное, солнце, ослепляю тебяаа, ты, как окееэ...»

— Алло! — Лизка выключила жужжащий депилятор

— Ты где?

— Щас приду

Лизка, длинноволосая, жгучая, с зелёными глазами, брюнетка с грудью второго размера — была стервоза! Но Настя любила и обожала свою подругу и прощала ей всё. Даже то, что у Лизки была очуменная попка! А может, именно поэтому: Насте так нравилось шлёпать и пощипывать эту попку, любуясь её изумительной формой.

Лизке самой попка нравилась, и она часто и подолгу любовалась на неё в зеркало, и снимала на сотовый. В папке «Моя очуменная попка» было уже, наверное, сотни три фотографий с разных ракурсов и под разными углами обзора и любой мужчина, захлебнулся бы слюной от похоти, доведись ему добраться до этой па (о) пки.

Когда Настя стала рассказывать подруге о своём приключении, о своём первом хождении в приют беспризорников, у Лизки аж слюнки потекли от зависти, но Настя, увлечённая воспоминанием, не заметила блеск в глазах подружки и продолжила...

— И я осталась!

— Расскажи нам что-нибудь — они, вцепившись своими грязными ручонками в мои, тянули меня к тюфякам.

Я, продолжая разыгрывать недотрогу, упиралась, но так, чуть-чуть и подвигалась к тюфякам рывками. Дотянув меня до тюфяков, они повисли на моих руках и мне пришлось опуститься и сесть на пропахшие потом и жиром немытых тел, тюфяки.

От этих ручонок, вцепившихся в мои, я вся покрылась гусиной кожей, легкий озноб сотрясал моё тело, и я стиснула челюсти, чтобы не клацать зубами — «Ну,

когда уже вы начнёте меня лапать!» — так и хотелось выкрикнуть мне, но я стойко продолжала играть и, передёрнув плечами, высвободила руки и прижала к груди: кровь стучала в висках, грудь высоко вздымалась, мне не хватало воздуха и я, стала обмахивать себя рукой.

— Душно здесь у вас, задыхаюсь — я расстегнула верхние пуговицы на блузке и, зацепив борта, подёргала, и заколыхались мои сиськи.

Будто не замечая заблестевших глазёнок, я продолжала трясти блузку, когда чья-то ручонка, зацепила и потянула её

— Настя, да сними ты её, раз тебе жарко, а мы подуем на тебя или помашем ею, как опахалом.

«Опять Утюг»

— Правда, Настя! — чьи-то шаловливые ручонки уже расстёгивали остальные пуговицы, и я с опозданием вспомнила, что без лифчика, когда обнажилась грудь.

Скорее по инерции, они продолжали стягивать с меня блузку, уставясь во все глазёнки на мои сиськи.

— Ниххуясе! — восторженно прошептал кто-то с присвистом и, жалобно-умоляюще так, добавил — А можно потрогать, а?

«Потрогать, хм! Да они уже глазёнками всю меня раздели и облапали».

Я деланно-испуганно дёрнулась и прижала к груди ладошки. Но их ручонки, уже тянули мои, в разные стороны, и я поддалась.

Прикосновения пальчиков мальчиков к моей нежной коже на груди и соскам были так невинны и так возбуждали, что я не смогла сдержаться и застонала от вожделения.

— Да она тащится?! — удивлённо-ошеломлённо проговорил кто-то и движения ручонок мальчонок стали суетливы и похотливо жадны!

Они лапали мою грудь, тяжело сопя и потея, и отталкивая друг друга.

Наконец, кто-то сдвинул ручонки вниз, и залез под юбку!

— Она без трусов!!

Мальчонки замерли, словно напуганные мышата и, не поверив услышанному, как один, ринулись под юбку!

Что тут началось!

Они лапали меня потными ручонками, раздвигая мои ноги и задирая юбку и наконец догадались расстегнуть замок и стянуть её с меня!

И вот я, вся такая стройная, чистенькая, с выбритой киской, растележилась перед ними на вонючих тюфяках, разбросав руки и раздвинув ноги!

Ошарашенные мальчишки пялились на моё тело и не знали, что делать дальше!

А меня уже всю колотило от похоти и тогда я сама, раздвинула губки и, массируя клитор, ввела пальцы во влагалище и выгнулась, приподнимая живот.

— Ааааах!

Они судорожно рвали с себя свои лохмотья, крутясь и скуля от нетерпения и прыгали на меня и друг на друга, тычась куда попало, своими возбудившимися члениками.

Кто-то совал пальцы в мою киску и щупал анус, кто-то встал на коленях над моей головой и пытался засунуть в рот, и в этой бестолковой возне, секса было столько же, как в куче мале!

Я стряхнула их с себя и встала раком!

— По двое! — скомандовала я — Один снизу, другой сзади!

Урка шмыгнул под меня, Тарзан пристроился сзади и я, медленно опускаясь, натянулась на членик Урки, а Тарзан, тыкался в попку, опускаясь за мной.

И тот, и другой оказались мальчиками и кончили, не успев толком даже и разобрать-то, что произошло.

Я поднялась, вставая раком.

Урка выполз из-под меня, а Тарзан отвалился на тюфяк, уступая место другому.

И эта пара, Пиявка и Очкарик, тоже мальчики и тоже неумело, как телята, тыкались в мои дырочки и кончили, едва засунув!

Я встала раком и под меня нырнул Тарзан, а Утюг прижался к жопе, лапая и мусолясь члеником между ног.

И вот тут мне захорошело: когда Тарзан, своими слюнявыми губёнками и шершавым языком, случайно наткнулся на клитор.

Я дёрнулась и, опираясь на правую руку, левой вдавила его головёнку в свою промежность и даже не заметила, как кончил в мою попку Утюг.

Я елозила носом и ртом Тарзана по лобку, а он, вцепившись в мои ляжки, прижимался ко мне. Кто-то совал свой возбудившийся членик в мою попку, кто-то жамкал жадными и потными ручонками сиськи, кто-то, став на колени передо мной пихал свой скользкий от спермы членик в рот, и я сосала и лизала чьи-то потные яйца, кто-то сел на меня верхом и просто елозился по спине и мял яйца, и когда Тарзан стал задыхаться подо мной, я оттолкнула его и, поймав чью-то ручонку, притянула и прижала к губам и елозила, пока не кончила.

01. 07. 16 21: 00

01. 07. 16 21: 00

Часть пятая. С Лизкой!

Мальчишек не было уже три дня и я, позвонив Лизке — Абонент недоступен — поехала сама, послав Лизке смс. Куда и на чём ехать и, как дойти до подвала, Лизка знала, я всё ей подробно объяснила. Захочет — приедет и найдёт.

От мусорки разило ещё сильнее, чем в первый мой визит, видимо протухшие продукты перешли в стадию разложения. Все три дня стояла жуткая жара и сейчас палило немилосердно. Я с трудом сдержалась, от того, чтобы подойти к мусорке прямо сейчас, подняла с земли кусок трубы и трижды, выдерживая паузы, ударила по двери.

Прошло минуты три, и я испугалась: с мальчишками что-то случилось!

Но за дверью послышался какой-то шорох, какая-то возня, шёпот

— Это я, Настя!

Заскрипел механизм задраивания двери и массивная дверь чуть-чуть сдвинулась

— Настя, ты одна?

Утюг был напуган

— Да одна я, одна. Мож ещё Лизка подойдёт.

— Какая Лизка? — зашипел Тарзан, высовывая голову в щель и осматривая пространство вокруг.

Схватил меня за руку и затянул в подвал. Что произошло дальше вы уже знаете.

Квазимода подошёл и опустился на колени — Раздевайся, красотка!

В это мгновение в дверь и замолотили. Я сразу поняла — Лизка, хотя и сказала ей и даже показала, как надо стучать.

Квазимода подскочил, как ужаленный — Пиздец! Накрыли!

— Да это Лизка! — вякнула я, вставая с тюфяка.

— Какая ещё Лизка? Какая нахер Лизка?

— Лизка, подружка, она тоже... — я замолчала, не договорив.

— Тарзан, Урка, с ней к двери, проверьте, кто там, но не открывайте, пока я не разрешу.

Это была Лизка!

— Эй! Вы! Отпустите Настю, козлы! — услышав мой голос, выкрикнула Лизка и стукнула трубой по двери.

Здесь, в коридоре подвала, звук оказался резким и вибрирующим, и резанул по перепонкам. Мы присели от неожиданности и машинально зажали уши.

— Вот ссука! — ругнулся Тарзан и ушёл с докладом к Квазимоде, оставив нас с Уркой у двери.

Я молчала, Урка молчал и Лизка тоже.

К дверям подошли все.

Тарзан, молча, провернул механизм и, выглянув, осмотрелся. Прикрыв дверь повернулся — Она одна.

Квазимода отодвинул его и шагнул наружу.

Лизка ойкнула и отскочила, замахнувшись обрезком трубы — Попробуй только!

Чего должен был попробовать Квазимода, Лизка и сама не знала.

Квазимода, щерясь своими жёлтыми и корявыми зубами, общупывал Лизку глазом.

Один из бездомных псов, трепавших пакет на помойке и огрызавшихся друг на друга, увидев замахнувшуюся Лизку, оставил пакет товарищу и, подбежав к Лизке — Хххав! — кнул.

Лизка визгнула, сикнув от испуга в трусики, выронила трубу и скаканула в объятья Квазимоды!

Квазимода облапил её — Молодец, Фреди! Не убегайте далеко, вам тоже перепадёт — и затащил, брыкающуюся Лизку, в подвал.

— Закрывай! — бросил он Тарзану и, перехватив трепыхающуюся и скулящую Лизку поперёк, поволок, как куклу.

Квазимода швырнул Лизку на тюфяк и, отдышавшись, осмотрел нас.

— Даже не знаю с кого начать. Пожалуй, с тебя — он вперился в Лизку — охуенная жопа!

— Дотронься только, уррод! — Лизка шагнула назад и прижалась спиной к стене.

Но Квазимода, не обращая внимания на её угрожающий вид, скинул с себя портки и, шагнув вперёд, захватил и, намотав на кулак волосы, притянул Лизкину голову к торчащему члену.

Залупа ткнулась Лизке в нос, и она задохнулась от резкого и вонючего запаха.

Удерживая и поворачивая Лизкину голову, Квазимода развернул её жопой к своему члену и толкнул.

Лизка не устояла и упала на тюфяк, встав раком. Но, когда Квазимода опустился на колени, и хотел пристроиться сзади, Лизка, вдруг, развернувшись и упав на спину, стала брыкаться и размахивать ручонками.

— Урка! Тарзан! Подержите её! — приказал Квазимода и мальчишки, схватив дрыгающуюся и визжащую Лизку за руки и за ноги, распяли её на тюфяке.

— Да заткнись, ты! — Квазимода замахнулся

— Ой-ой-ой-ой мамочки, боюсь! — запричитала Лизка

Квазимода зажал ей рот левой и, сдавливая правой грудь, лёг на Лизкин животик, ткнувшись хуем в промежность.

Лизка мычала, крутила головой из стороны в сторону и елозилась жопой по тюфяку, распаляя похоть, лежащего на ней Квазимоды, тискающего грудь и соски.

Урка увидел, как напряглись ягодицы Квазимоды и приподнялась его жопа, увидел, как головка члена ткнулась в выбритую Лизкину киску и погрузилась, зажевывая губки.

Лизка, обжегшись болью зажёванных без смазки губ, перестала мычать и дёргаться и уставилась, широко распахнутыми глазёнками, прямо в глаз Квазимоды.

Она почувствовала, как валик крайней плоти трётся по стенкам влагалища, как погружается залупа, раздвигая слипшиеся стенки пиздёнки, как... Квазимода задрожал, закрывая глаз и выгибаясь и Лизка вздрогнула, ощутив пульсации бьющей струйками спермы.

Квазимода, ставший вдруг тяжёлым, расслабился и, убрав руку с Лизкиного рта, отвалился от неё, чиркнув по бедру, измазанным спермой хуем.

Тарзан и Урка сидели, ожидая, когда Квазимода разрешит и им, а Утюг, Пиявка и Очкарик, лапающие Настю и давно уже возбудившиеся, не в силах больше противостоять желанию, раздевали Настю и ставили раком.

Лизка увидела, как один из них лёг под Настю, и она опустилась пиздой на торчащий членик, поглотив его, как другой сел на Настину жопу и неумело тыркался в анус и, наконец, засунул одним движением свой хуишко в жопу, заставив Настю выгнуться и застонать, как третий, став перед Настей на колени и удерживая её голову, пихал в рот, а Настя давилась залупой, которую он всё пытался пропихнуть ей в горло и когда ему это удалось, кончил и дёрнувшись назад, выдернул хуй изо рта и заляпал брызжущей спермой лицо и глаза Насти.

Лизка ойкнула от боли и оттолкнула от груди, впившегося в сосок Урку.

— Давай её в жопу! — предложил Тарзан и перекатил Лизку на живот, как бревно.

Лизка трепыхнулась было, но Урка сел голой жопой на её голову, и она почувствовала, как смялись его яички и тумкнулся по шее член, а Тарзан оседлал её, прижимая залупу к анусу, но член не гнулся и он, одной рукой раздвинув ягодицы, другой отогнул член и, прижав к анусу, запихал его в жопу, преодолевая сопротивление анального кольца. Лизка, не подготовленная к столь стремительному проникновению, задохнулась от пронзившей её боли и дёрнулась, упруго выгнувшись и сбросив с себя Тарзана.

Урка и Квазимода, видевшие это — захохотали, а Тарзан, которому Лизкин манёвр доставил сильное чувственное наслаждение, снова оседлал её жопу и снова засадил, причиняя боль!

Лизка от боли вскрикнула и дёрнулась ещё резче и, когда хуй Тарзана выскользнул из её жопы, брызнувшая сперма заляпала ей спину и ягодицы, и ляжки.

Лизка не успела расслабиться, ка её жопу оседлал Урка и снова боль, но уже не такая резкая, анальный проход был заляпан спермой Тарзана, заставила её упруго выгнуться, но Урка, припавший к Лизкиной спине и впившийся ручонками в её сиськи, удержался и, сидя верхом на Лизкиной жопе, кончил, судорожно передёрнулся и расслабленно свалился на тюфяк. 04. 07. 16 13: 01

04. 07. 16 13: 01