– Ну что, ещё по одной? – спросила Татьяна.

– Нет, спасибо, – торопливо отвечала Света, – мне хватит. – Она взяла свою рюмку и отодвинула её подальше от подруги. – Да и тебе лучше не надо: уж если приступать к такому делу, то лучше на трезвую голову.

– А я что, пьяная? – Таня сделала большие глаза, изображая крайнее изумление. – Это после пары таких – то напёрстков? Я т – тебя умоляю, – протянула она и налила себе полную рюмку Хеннеси.

В прихожей хлопнула дверь, звякнули о полку ключи, и свежий мальчишеский голос сказал: "Привет!" И сразу же вслед за этим: "О, у нас гости".

– Привет, – откликнулась Татьяна, жуя лимон. – Костя, иди в свою комнату и жди нас. Мы сейчас придём.

Мать пришедшего школьника поднялась из – за стола первая.

– Ну, что ж: пойдём, подруга, учить моего балбеса уму – разуму. Заодно и посмотришь его, – добавила Таня потише.

Света поднялась на ноги, вытирая рот салфеткой. Подруги были очень разные, – собственно, подругами они были более двадцати лет назад, когда учились в школе; с тех же пор виделись лишь несколько раз. Высокая, атлетичная блондинка Татьяна, – яркая, с тонкой талией и светло – серыми холодными глазами, сильно контрастировала с невысокого роста, полной тёмной шатенкой Светланой, – неброской, с умным лицом, пышногрудой и кареглазой.

Старый паркет неистово заскрипел под ногами женщин – впереди решительно вышагивала Таня в обтягивающем спортивном костюме (он очень выгодно подчёркивал её стройную фигуру) ; за ней семенила Света в старых мешковатых джинсах и толстом сером свитере собственной вязки. Из кухни короткий коридор, прямо – открытая дверь в комнату матери: старая двуспальная кровать, телевизор, заваленный газетами журнальный столик и репродукция "Поцелуя" Климта на стене. Поворот налево, закрытая дверь под дуб с пришпиленным кнопками плакатом прошлогоднего чемпионата мира по футболу: комната сына. Таня, не останавливаясь, рывком открыла дверь в комнату Кости и вошла. "Не стучит, входя в комнату взрослого парня! – подумала шедшая следом Света. – Напрасно!"

Костя сидел за столом, уткнувшись в какую – то книгу.

– Ого! – не удержалась гостья. – Какой же ты большой вымахал! Давненько же мы не виделись!

Симпатичный белокурый парень, голубоглазый, высокий и широкоплечий, немедленно встал со стула и поклонился.

– Здравствуйте!

– Костя, ты помнишь тётю Свету? Она тебе удаляла аппендицит, когда ты был маленький.

Костя слабо улыбнулся.

– Здравствуйте, тётя Света!

Света улыбнулась в ответ.

– Привет!

Мать деловито подошла к столу, небрежно рукой отстранила сына, развернула стул, на котором он только что сидел, и уселась сама. Закинула ногу за ногу, длнно посмотрела на Костю, нахмурилась.

– Ну, к делу.

Она кивнула Свете на диван:

– Садись, подруга!

И тут же повернулась к сыну:

– А ты стой!

Света присела на потёртый плюшевый диван, оглядывая комнату: турник на стене, гантели на полу, плакат "Пикника" над письменным столом. Две полки с компакт – дисками и книжный шкаф. Светлана прищурилась, силясь прочесть хотя бы самые крупные надписи на корешках книг: Пушкин, Гоголь, Ницше, Гессе, Кастанеда. "Нормальный неглупый пацан", подумала гостья.

Костя стоял молча, недоумённо поглядывая на вошедших женщин; Свете показалось, что он побледнел.

Татьяна глубоко вздохнула.

– Ну что ж, сынок... Я тебе сказала тогда, что наказание за твой проступок на этот раз будет особенное; и вот, – тётя Света будет присутствовать при порке.

Костя мигом стал красным, как переспевший помидор.

– Мама, – чуть слышно пробормотал он, – ну пожалуйста... Ну прошу тебя... Давай без свидетелей!

Но Татьяна весьма решительно отмахнулась рукой от этих мольб.

– Даже и не проси! Дело серьёзное, ты сам знаешь, да и есть ещё одно обстоятельство... Потом, стесняться нечего: тётя Света врач, и видела тебя в самом натуральном виде.

– Так когда ж это было! – взмолился Костя. – В пять лет! Одиннадцать лет назад!

Мать нахмурилась.

– Короче... Снимай штаны.

– Мама, ну пожалуйста!

– Снимай, не зли меня! А то добавлю десяток за все эти сопли.

Отвернувшись к стене, Костя стал трясущимися руками расстегивать брючный ремень.

– Поворачиваться к стене я не просила! – холодно отчеканила мать.

Закусив губу, Костя развернулся лицом к Татьяне. Расстегнул джинсы и спустил их на щиколотки, оставшись в тёмно – синих облегающих трусах.

– Ремень вынь, будь добр, – спокойно попросила родительница. – Он нам, похоже, понадобится.

Костя присел и негнущимися пальцами стал вытаскивать из петель толстый кожаный ремень; на это ушло у него минуты две. Таня, прищурясь, смотрела на сына, слегка покусывая губы; Света, чувствуя себя крайне неловко, продолжала оглядывать комнату.

Наконец, парень закончил своё копошение, поднялся на ноги и отдал ремень матери; после чего остался стоять возле неё, нервно теребя пальцами рубаху.

– Трусы! – отрывисто бросила Татьяна, взвешивая в руке тяжёлый ремень.

– Мама, ну я прошу тебя! – прошептал Костя; на глаза его навернулись слёзы.

– Так, теперь за каждое лишнее слово буду начислять по десять дополнительных ударов! – зло сказала мать. – Это последнее моё предупреждение! Трусы!

Глядя в пол, Костя спустил на щиколотки трусы, медленно выпрямился. Длинная фланелевая рубаха, в бело – синюю клетку, всё еще прикрывала его тайны.

– Задери рубаху!

По – прежнему глядя в пол, Костя задрал на себе рубаху.

Светлана внутренне присвистнула: прибор у мальчика оказался таких размеров, что дело, действительно, нуждалось в изучении.

– Ну? – Татьяна повернулась к подруге. – Это нормально?

– Что ж тут ненормального? – с невольной дрожью восхищения в голосе ответила подруга. – Великолепный образчик мужского достоинства. Костя, подойди, пожалуйста.

Костя на деревянных ногах, путаясь в джинсах, прошаркал несколько шагов к докторше. Света достала из заднего кармана своего денима одну из пары заранее заготовленных резиновых перчаток, надела на правую руку.

– Ещё ближе... Рубаху сними совсем, пожалуйста.

Мальчик одним движением сбросил рубаху и держал её в руке, придвинувшись к докторше вплотную. У него оказалось стройное мускулистое тело, с широкими плечами и узким тазом. Кожа у Кости была очень белая, и тем контрастнее выделялся на этой почти молочной белизне тёмный, огромный срамной уд в венчике курчавых рыжеватых волос.

– Что это ты такой белый? – спросила врачиха, пытаясь снять напряжение у пациента и скрыть собственное волнение. – Не любишь загорать?

– Не люблю, – отрывисто ответил парень.

Светлана рукой в перчатке с удовлетворением провела пальцем по чуть заметному шраму от удалённого аппендикса: хорошая работа. После чего принялась ощупывать Костин прибор. Пациент заметно напрягся. Оголение головки прошло без сучка без задоринки, но когда Света взялась за яички мальчика, член его вскочил. В эрегированном состоянии Костин жезл, действительно, производил устрашающее впечатление. Не удержавшись, медработница крякнула. "Тут явно больше двадцати сантиметров, – подумала Света. – И толщина какая! Вот это, я понимаю!"

– Уже, наверное, лет пять или шесть, когда я его порю, – озабоченно сказала мать, – у него всегда такое. Эрекция, в смысле. Даже ещё до того, как дойдёт до дела – вот как сегодня: трусы с него снимаешь, и на тебе! Разве это нормально?

– А хлестать ремнём ребёнка – это нормально? – запальчиво отрезала Светлана, ни на секунду не отрывая взгляда от великолепия Костиных доспехов.

Татьяна обидчиво поджала губы.

– У Жэ – Жэ Руссо было то же самое, – прошептал Костя. – А если ещё и руками трогать...

– Что? – грозно повернулась к нему мать.

Света улыбнулась.

– Костя говорит, что то же самое было у Жан – Жака Руссо, философа, когда его в отрочестве секла какая – то родственница. Он пишет об этом в своей "Исповеди".

"Насколько я помню, – подумала Светлана, – одна та порка во многом определила жизнь Жэ – Жэ. А тут такая байда регулярно. Что из этого выйдет?"

– Ну, тем более, – проворчала мать, – вот видишь! Берёзовая каша в детстве никому ещё не повредила.

– Вообще – то, эрекция во время порки – это обычное дело, – пробормотала Света, продолжая изучение замечательного Костиного хозяйства. – Насколько я знаю, – добавила она торопливо.

– Да? – искренне удивилась Таня. – Это значит, им типа где – то нравится эта процедура?

– Мне она совсем не нравится, – быстро выпалил Костя.

– Ну, может дело в другом... – задумчиво протянула женщина – хирург. – Может, этими эрекциями ребята подсознательно хотят сказать своим матерям, тёткам и старшим сёстрам: пусть сегодня мы в вашей власти, вы нас мучаете и унижаете, но у нас против вашей сестры есть вот какое оружие...