И резко согнула правую ногу в бедре. Еще на носочек приподнялась, чтобы выше ударить.

Дарья очень старалась сделать мне больно, и снова перестаралась. На этот раз удар получился очень страшно, снизу вверх, но по яйцам пришлась не коленка Даши, а ее обтянутое джинсами бедро, тугое, но все – таки мягкое. Мне расплющило все, что было у меня между ног, но яйца и член так и разлеглись на Дашенькиной ножке, так и приникли к ней. Опять я почувствовал глухую боль от сотрясения, но это было ничто, по сравнению с тем наслаждением, которое я словил. Дашка еще и задержала ногу наверху, вроде как удостоверяясь, что достала меня. Конечно достала. Я зажмурил глаза и откинул голову, ударившись теперь затылком о дерево. Мне было немного больно, и очень хорошо.

Дашка убрала ногу, а я все стоял, чувствуя, как стремительно и уже до железной твердости набухает мой верный, истомленный ночными мечтами под одеялом дружок.

– А – й, не могу – у! – простонал я сквозь зубы, вполне искренне. Открыл глаза и увидел торжествующую Дашкину улыбку. Она, сучка, чего доброго скажет сейчас, что это я закричал. Придется сказать правду: – Кайф – то какой!

Белые Дашенькины зубки досадливо прикусили нижнюю губу.

– Что, опять мимо? – грустно спросила она. И прежде чем я успел ответить, уже подошла ко мне и вжикнула своей брючной молнией, прямо – таки требовательно выпятив низ своего живота. – Давай скорее, я еще спорить буду:

– Ещё? – промямлил я. – На что?

– Да на что скажешь:

Она поймала мою ладонь и едва ли не силой запихнула себе между ног. Я даже не знал точно, где там трогать, вот честно не вру. Слава богу, что у девчонок "между ног", я в общих чертах представлял, но поди разбери, где там оно точно, если его там считай что и нет. Я бы наверное полез трогать там, где у парней, но Дашка тащила мою руку ниже, ниже, и вот я уже почувствовал под ее трусиками местечко еще горячее, чем показались мне только что ее же, Дашкины, соски. Я приложил ладонь к этому горячему, и увидел, как Дашка вдруг зажмурилась так же, как жмурился я минуту назад. Я повернул ладонь ребром, и чуть провел снизу вверх.

– Пе – рес – тань, – велела Дашка не открывая глаз. – На что спорить будешь?

Я совсем ничего не соображал, чувствуя только, как напрягается ее тело в ответ на каждое мое, самое крохотное движение. И в напряжении этом было что – то угрожающее.

– Ну: вот: – я тщетно искал хоть какие – то слова: – ну вот как Анжела предлагала:

– Ага – а: – пропела Анжела, как – то незаметно ставшая рядом и хриплым шепотком добавила почти мне в ухо: – Ты, Сережка, крутой, я на тебя запала. У тебя яйца стальные, тебе ж бедному так больно: А ты себе как ни в чем не бывало:

И она взяла меня за яйца. Прямо при всех, сжала сквозь джинсы, не больно сжала, а так: помассировала. Я снова оперся на сосну, чтобы просто не рухнуть под тяжестью негаданно обрушившегося кайфа. Меня щупает красивая телка, а я щупаю другую, и все ребята и девчонки это видят, и – я не сомневался – дико мне завидуют!

– Отвали, Анжела, – спокойно, но твердо попросила Дашка. – Это я с ним спорю, а не ты.

Анжела была и сильнее и старше. Но тут, Дашка открыла все – таки глаза, и посмотрела настоящей волчицей. Анжела еще раз погладила меня снизу вверх, сначала по яйцам, потом с удовольствием провела по члену, пальчиками покачала вверх вниз и одобрила:

– Стальная пружина у нашего Сережи!

И, притворно ойкнув, отскочила. Дашка так же силком, как запихивала, вытащила мою ладонь из своей ширинки и кивнула решительно:

– О кей, согласна. Как Анжела предлагала.

Передернула плечами, и рубашка с них слетела в песок. Даша не стала ее поднимать, оттянула на плечах бретельки лифчика и щелкнула ими по загорелой коже.

– Значит, я тебе сейчас с носка засвечу по яйцам, понял? Если на ногах устоишь, сможешь пощупать. Прямо вот залезть и пощупать. Хочется?

– Да: Очень:

– Мне уже тоже очень, – сказала Дашка, с вызовом поглядев по сторонам. – а то он меня так скоро разденет вообще.

– Конечно раздену, – нехорошее предчувствие мучило мои уже и так изрядно ноющие причиндалы, и я старался справиться с этим болтовней: – это как с шахматами. Не умеешь, Дашенька, не берись, потеряешь пешку, потом фигуру, потом:

Пока я болтал, Даша времени не теряла, подошла и деловито, своим белым кроссовком пнула меня по одной щиколотке, потом по другой, требуя, чтобы я расставил ноги пошире. Я расставил, и заскользил в сыпучем песке. Дашка требовательно подняла мне обе руки. Пришлось заложить их за затылок. Я стоял, готовый к экзекуции и увидел, что ребята уже совсем не смеются. Они смотрели на меня, и им было за меня страшно.

Мне тоже было очень страшно. Дашка отошла на пару шагов. Критически осмотрела мою фигуру, вырисовывающуюся на фоне вечернего соснового леса. И, видимо оставшись довольной, шагнула вперед, замахиваясь ногой, как футболист, пробивающий пенальти.

Вот тут я пожалел, что я с ней связался.

Ее белый кроссовок на этот раз не промахнулся. Мои яйца, согретые и обласканные пальчиками Анжелы блаженно болтались под моим напружиненным, оттопырившим мне джинсы членом и ничто их уже не прикрывало и не защищало. И тут по ним вдарил носок прочного белого девчоночьего кроссовка, фирмы "Рибок".

Мне не то, чтобы больно стало. Нет, просто в следующую секунду я понял, что стою, согнувшись в три погибели и не интересуюсь больше ничем, ни Дашкой, ни ребятами, ни тем, останусь ли я стоять или провалюсь в тартарары. Я думал только о своих яйцах. Потому что они только что разлетелись на сотню кусков, и их надо было держать обеими ладонями, чтобы они не стекли на песок по моим ногам. Была маленькая надежда, что если их постоять так подольше, куски снова найдут друг друга, и я еще похожу по земле мужчиной. Только надо крепче держать.

– Ой, блядь, – тихо прошептала Анжела где – то надо мной.

– Ой, блядь: – повторил Сенька.

В этом слове я почувствовал какую – то опору, какой – то стержень. Во всяком случае мой собственный стержень от боли совсем не обмяк, а наоборот, уперся мне в ладони как нарезной болт.

– Блядь: – прошептал я, чувствуя, что меня шатнуло влево, потом вправо но уже дальше. – Дашенька, ну до чего же ты, блядь: больно дерешься:

– Это я – блядь? – спокойно спросила Дашка. Теперь я видел, что согнувшись, почти упираюсь лбом ей в живот, прямо передо мной маячила ее расстегнутая ширинка. Оказывается трусики на ней были от того же купальника, что и лифчик.

– Нет: – покорно извинился я, – это не ты блядь. Это просто междометие такое, блядь:

– Ты падать будешь?

И тут я понял, что всё еще стою на ногах. Даже не знаю, как. Я бы обязательно упал, в первый момент, если бы подумал об этом. Но не успел, слишком больно было. И я ведь не кричал: Я, блядь, не кричал!

– Не буду! – промычал я, стараясь хоть немного своими застывшими в судороге пальцами размять пострадавшее, как это только что делала со мной добрая Анжела: – Я не буду падать и не буду кричать, Дашка. Я сейчас буду мять твои сиськи!

Снова аплодисменты. На этот раз ребята и девчонки хлопали с какими – то серьезными лицами, и это придало мне силы. Я даже смог разогнуться, хотя обеими ладонями все еще держался за свое отбитое на хрен хозяйство. К горлу вдруг подступила тошнота, когда я попытался сделать шаг, и понял, что идти пока совсем не могу.

Даша смотрела на меня очень блестящими глазами. Я не сразу понял, что они, что называется, на мокром месте. Дашка даже всхлипнула от обиды.

– Я же попала, – пробормотала она: – я же точно попала. Это же нечестно:

– Нечестно бить по яйцам, – сказала вдруг Женечка, полненькая смешливая брюнетка в очках. – вот так, чтобы со всей силы, когда он стоит и ноги расставил.

Дашку словно сломали. Она опустила голову и подошла ко мне. Теперь я просто увидел, как сквозь гладкую ткань лифчика проступают напрягшиеся соски.

– Щупай.

– Сейчас, – прошипел я, – одну минуту подожди. У меня руки заняты.

– Не мои проблемы, – мрачно всхлипнула Дашка, – щупай, или я пошла.

– Больше спорить не будешь?

– Щупай меня, я тебе говорю! – закричала Даша и вдруг обняла меня.

Она была вся очень теплая. Как будто только что сидела прямо у костра. Ее мягкое тело льнуло ко мне, а губы искали сначала щеку, потом ухо, а потом впились мне прямо в губы. И тут же мои руки обрели свободу, скользнули по Дашкиному телу и вмиг оказались под лифчиком. Ни за что бы не подумал, что получится это у меня так ловко. А израненные и избитые мои части тела, прижались к Дашеньке и она тут же прижалась в ответ, и стала гладить меня по спине, по затылку, по шее, поспешно и ласково, царапая мне кожу приставшими песчинками.

Я стискивал ей буфера, гладил пальцами набухшие соски, чувствуя под подушечками пальцев в них пульс, и с каждым ударом Дашкиного сердца мне становилось легче терпеть и тошная стыдная боль между ног становилась нормальной, знакомой болью, когда весь вечер пялился на красивую девчонку, и хотел, хотел ее без всякой надежды. И вот теперь до яиц не дотронуться. Каждый мужчина знает, что это такое.