Вдруг заинтересовали стринги, видимо сказывается отсутствие женского внимания к себе. Я сейчас некрасив, толст, хоть и похудел на десять кило, все равно толст. После того, как у меня случился заворот кишок, когда лежал в коме и питался какой-то зеленой жидкостью, что-то изменилось с моим животом. Он стал огромным, еще немного и взорвался бы. Правая рука стала в три раза огромнее левой. Шея стала необьятной.

— Я не узнаю своего мужа, — сказала Наташа, когда пришла меня навестить — Это не он. То есть это, конечно же он, но таким он мне не нужен. Верните мне прежнего мужа.

— Ладно, — сказал врач, — вскроем живот. Позвоним после вам, сообщим, в чем дело.

Дело происходило днем, а живот мне вскрыли только к полуночи. Много больных оказалось в этот день. Вскрывали живот наспех, настолько наспех, что сказали, что, возможно, я после операции стану ходить с подобием грелки на животе, куда будет поступать отработанная пища. После того, как отдаст организму свю энергию. Какашки, короче, будут поступать. Я отделался малой кровью: большой грыжей и малой.

Наташа сразу же разлюбила, у нее на первом месте красота, все остальное на втором. Я все же другой: у меня первом месте душа, красота может на десятом месте. После сорока уже никто не красив, вместо красоты появляется мудрость, но не у всех. Наташа публичная персона, считает, что если все хотят ее выепать, даже женщины, то это дает ей плюс. А ведь девушке сорок семь лет, пора уже задуматься о старости.

Помню, лежу в акуте, скадестюе, не знаю, как это будет по-русски, какая-нибудь врачебная аварийка. Вторые сутки бежит кровь из крошечной рамки, все домашние полотенца уничтожил. Кровь жидкая, за мной тянется кровавая тропинка, деять полотенев взяли из дому, чтобы прикладывать их к крошечной ранке. Кстати, день какой-то послепраздничный. Женщина в приемном окошке хихикает: еще один избитый. Он вовсе не избитый, отвечает Наташа, обожаю ее за прямолинейность, у него с лица взяло пробу, а тех пор и кровоточит. Женщина делает вид, что верит словам моей жены, оставляю за собой кровавый шлейф.

А у Наташи рабочий рабочий день, она спускается в подвал переодеться и возвращается ко мне уже в униформе. Во всем белом, на ногах дорогие цветастые деревянные тапки (живем один раз — глупая кировская поговорка), волосы забраны в пучок. Женщина в приемном сразу перепугалась. Скоро мужа примут, он уже второй день кровоточит? Попробую сделать все, что смогу, отвечает женщина.

Несколько часов спустя за мной приходит беременная девочка-врач. Она накладывает мне на ранку бинт, я отвечаю ей, что это не поможет. Отвечает, что должно помочь, а пока посидите в приемной минут пятьнадцать. Сижу час и пятьнадцать минут, все вокруг меня в крови, народ смотрит на меня с отчаянием. А что я могу поделать? Подхожу к приемному окошку, прошу салфеток. К чему это я все? А вот к чему. Пока беременная девочка повязывала мне бинт, а Наташа стояла в дверях, мимо прошел ее коллега, известный больничный блядун. Спросил у жены, что она делает здесь, в больнице, в нерабочее время? Муж истекает кровью, вот он лежит. Коллега заглянул в палату: да, он у тебя, судя по твоим рассказам, сильно болен. Может слетаем вместе на Канары? Вот подлец!

Собственно, отсутствие желание к себе со стороны жены почувствовал много раньше, со времен комы, порезанного живота, беспомощности. Ингелиза, жена моего коллеги по колледжу, сказала Наташе: не рассказывай Миккелю (так меня зовут в Дании), что я вставляа ему в попу калоотводник, в писю мочеотводник. С этого момента любовь жены ко мне (если и была таковая) пропала, ибо исчезла в отношениях красота, все перешло на уровень физиологии, естественных потребностей. До чувств надо вырастать и продолжать расти с каждым днем, останавливаться в росте нельзя ни на минуту, это как самолет: он или летит или падает. Другого ему не дано.

Увидеть мужа в беспомощном состоянии, в этом есть нечто роковое. но перейдем на стринги, потому что это тоже некий поворотный пункт. Как-то Наташа сказала: неловко уже чувствую себя в стрингах, хочется носить обычные женские трусы. В стрингах холодно, у нас ведь все же не Бразилия, хоть и не такой уж север. Стала покупать себе красивые трусы с вязью, оборками, виньетками, дорогущие, к ним такой же бюстгалтер. И что-то с этим выбором нижнего белья в ней переменилось: если раньше она не стеснялась раздеваться-одеваться у меня на виду, то вдруг пришла к ней стеснительность. Ты специально пришел в спальню, чтобы подглядеть, как я буду раздеваться-одеваться? Честное слово, оказался в спальне случайно, случайно и обнаружил ее голой, увидел, как она облачает на себя трусы, лифчик, замечаю, что поправилась. А на следующий день останавливаю ее с пакетом руке, что-то собралась выкидывать. Что, интересуюсь? Стринги слышу в ответ, и точно полный пакет стрингов. К ним же приложено сексуальное белье: красная сеточка с открытым пахом и черная серочка с таким же открытым пахом и двумя вырезами в области груди. Зачем выкидывать такую красоту? Понятно, что это точка на наших отношениях.

Наташа интересуется, что я буду делать с ее нижним бельем, может одевать и разгуливать по квартире? В таком случае, говорит, прикрывай окна, чтобы соседи не видели. Вот какие у нее обо мне представления. Ничего нормального у нас в отношениях не осталось, если и было когда-то. Помню, рассказывала, что домой не просто шла. а бежала. Почему бежала, интересуюсь? Потому что что бежала к тому, кого любила. Собственно, я наслышан обо всех ее влюбленностях, о ком речь на этот раз, даже и не буду гадать. Но есть грусть, и она отложилась в сердце не камнем, конечно, не червоточиной, а, скорее, некой совершенной ошибкой в выборе. Примерил на себя ее нижнее белье, оказалось совершенно мало, выглядел в зеркале полным идиотом. Но это и не мой стиль жизни, расхаживать в женском кружевном белье.

Вспомнить только, сколько раз я мог изменить своим женам, но всякий раз вежливо отказывался на предложения, считая, что верность — это семейный долг, столп, на котором зиждется семья. Если вдруг изменял, то неизменно каялся, сознавался, выслушал истерики со стороны жен, еще более каялся и винил себя. Одно время работал официантом в хорошем ресторане, и ко мне липли многие официантки, ибо был красив. Одна официантка, тоже красивая, сказала как-то: взяла бы тебя в любовники, всему научила, также научила бы все похождения скрывать от жены. Звучало все это волшебно, именно такое мне и нужно было, но у официантки был в то время любовник-хоккеист. Свяжись я с ней, забила бы меня вся хоккейная команда клюшками. Может даже до смерти. Так я и не узнал, какие знания могла передать мне эта замечательная официантка.

Вот только не надо считать, что я совсем уж полный неумелец по части измен. Я ведь скорее о раскаяниях рассуждаю, ибо было над чем раскаиваться. В наш город приехал цирк из ГДР, чуть ли не в первую неделю две-три официантки нашли себе женихов в этом цирке, уволились, уехали после с ними. Одна из них, маленькая крысишка с дитем, я как-то помог ей пару раз, к тому же мы с ней застряли в ресторанском лифте на час, но ничего не случилось между нами, кроме клаустрофобии и опасений: что обо все этом люди подумают? Так вот, она сказала: Миша, в цирке есть воздушная гимнастка, красивая девушка, она одна, ты ей точно понравишься, познакомить?