IV
СЛАДОСТРАСТИЕ
Луиза де Беске нашла в молодом человеке «состричь перья» мечту любви, богатого, образованного, влюблённого, который обеспечит ей будущее.
Но судьбе было угодно снова ввергнуть её в пучину страданий. Четыре дня она была с ним, они не успели купить ни украшений, ни свадебного платья, ни нижнего белья, когда, выходя вечером из машины на бульваре Хауссман, он оступился, упал прямо под колёса омнибуса и был задавлен насмерть.
В тот вечер Луизы с ним не было. Она из газет наутро узнала о трагедии, которая вновь отбросила её в проституцию. Почти месяц она стойко не возвращалась на панель на милость жаждущим мужчинам.
Когда состояние упало до пятисот франков, ей всё-таки пришлось решать.
Она вернулась на бульвар Батиньоль.
В этот раз никто не приставал. Она спустилась по Римской улице к вокзалу Сен-Лазар, когда на пересечении с улицей Пепиньер её хлопнули по плечу.
Она обернулась, чувствуя враждебность и желая дать отпор. Но это был просто бедный человек в стоптанных ботинках, что-то вроде жалкого клерка .
— Что вы хотите, месье?
— Мадемуазель, прошу прощения, если ошибаюсь. Я хотел привести маленькую подружку одному знакомому.
Он смотрел на неё какими-то наивными глазами.
— Тогда простите, месье, я не ваша маленькая подружка.
Мужчина заколебался, потом решился:
— Вы могли бы стать новой подружкой.
— Определённо! Хотя мне кажется вы рискуете нарушить баланс своего бюджета. Я дорогая подружка…
Бедняга выглядел жалко.
— Господи! Если банкноты в тысячу франков слишком мало по вашим запросам, я сожалею, но если мы договоримся, я могу достать вам ещё.
Луиза де Беске засмеялась.
— И я сразу сообщница… Или обвиняемая вместе с вами!
Потому, что казалось, если у этого человека есть деньги, они определённо должны быть украдены у слишком благодушного босса.
Он выглядел задетым:
— Мадемуазель, вам надо научиться не судить о людях по внешности. Знайте, я барон Блотсберг.
Луиза не любила, когда ей читали нравоучения, и отомстила ему тем же:
— Тогда в Центральном банке вы получите тоже самое из-за бума вокруг Платинс дю Пуй-де-Доме.
Тот взвился:
— О! Я ошибся. Вы знаете эту историю? Это невероятно!
— Да, и те махинации Хогскифа.
— Ба, я вижу вы посвящены в тайны высшего света. Но я достал верзилу Беске с Хогскифом. Он в конце концов должен был смириться с потерей пакета своих ценных бумаг. К счастью я был вооружён против этого человека с помощью дочки Селигмана, которая всё знала о его сынке простофиле.
Барон Блотсберг говорил очень уверенно, как у себя в кабинете. Он не видел никаких минусов в том, чтобы раскрыть перед незаинтересованной девочкой деликатные секреты бизнеса. Он не мог переварить отчуждения Платинс дю Пуй-де-Доме, когда группа Беске, зная упадок Блотсберга, задрала в цене на пять тысяч.
Блотсбергу пришлось отступить, поставив под удар двенадцать миллионов. Такая обида толкала его бахвалиться реваншем, и он высокомерно открывал тайну, которая позволяла ему теперь поиметь Беске. Джулия Селигман, принцесса Сплигарси, шпионила на службе у еврейского банкира.
Луиза почувствовала, как кровь Беске ударила ей в голову. Наследственная гордость подняла её высокомерие. Она сказала:
— Ах, да, шпионаж! Оружие, которым никогда не пользуются в моей семье…
— В вашей семье? — Выпучил глаза одуревший финансист.
Луиза смотрела на него в упор, презрительно усмехаясь. Он вдруг опять стал вкрадчивым и озабоченным с фальшивыми глазами и отвисшей губой.
— Так вы составите мне компанию?
Он догадался, что перед ним дочь маркиза де Беске, о тайном исчезновении которой раньше писали хроники. Он тут же вознамерился морально отомстить за срыв сделки в двенадцать миллионов. Луиза поняла. Она, казалось, немного подумала, а потом, дерзко улыбаясь, согласилась. В её голове родилась идея мести.
Водитель большого лимузина послушно, как верный пёс, остановился у тротуара, где парочка обменивалась любезностями. Блотсберг открыл дверь. Луиза вошла. Он вошёл следом, и машина поехала.
Оба дружелюбно смотрели друг на друга глазами людей, готовых кинуться в драку. Финансист рассчитал все возможные действия и их последствия.
— Мадемуазель, — наконец произнёс он, — большая честь для меня заполучить дочь моего врага.
Она дала жестокий отпор:
— Здесь нет ни друзей, ни врагов, а есть мужчина, который хочет женщину. Наши отношения начались с этого желания. Им чуждо всё, кроме этого желания. Соответственно, об этом и следует говорить.
Еврей удивлённо метнул хитрый взгляд под её тяжёлые веки. Таким манером не говорят о любви. Он растерялся от такой откровенной грубости. Он сказал дальше:
— Тем не менее, я вас уверяю…
— Да нет, пожалуйста! — дерзко выпалила она. И, чтобы компенсировать грубость приказа, она подняла подол и, повернувшись, выставила голый зад.
— Успокойтесь, наконец, разве это не интереснее Биржи?
Он хотел пошутить:
— Это зависит от кошелька. — Пробормотал он, хитро вздыхая.
Луиза добилась смены темы разговора. Этого было достаточно. Она опустила платье, вытянула ноги на откидное кресло и томно сказала:
— Господи! Вы соображаете?
Он протянул руку к коленкам, светящимся из-под шёлка, и слегка приподнял юбку.
— У вас прелестные ляжки.
Она ответила, глядя в угол:
— И богаче считали за счастье.
— Можно попробовать запустить фабрику счастья? — пылко продолжил он.
— Легко! — улыбнулась она.
Луиза позволила юбке подобраться до живота. Там он провёл рукой по мягкой вьющейся каракулевой шёрстке. И так, как женщина не отрывала взгляд от лица мужчины, она догадалась по трясущейся тяжёлой челюсти, по слюне в уголках губ, наконец по дрожанию пальцев, что наступило возбуждение.
Она не знала, какой порок владел банкиром, но она давно решила, что не допустит содомии ни за какие деньги. Всё-таки умная женщина должна находить другие места своего тела для удовольствия, если хранит анус девственным, чтобы замена была способна удовлетворить требовательного любителя. Банкир прошептал:
— Господи, какая вы холодная!
Она небрежно протянула руку к ширинке этого дряхлого кавалера и проскользнула туда пальчиками.
— Черт! Месье, у вас там что, несколько штук?
На самом деле она натолкнулась на огромную массу, ещё больше, наверное, чем пол-бутыли шампанского у негра дорогой принцессы Сплигарси. Он смутился:
— Точно! Но вас не заставляют глотать всё целиком.
— Даже половину? — Подавилась она от смеха. — Покажете?
Он запнулся, смущённый насмешкой юной девушки, а потом явил самый чудовищный фаллос, который когда-либо носил человек. Это был кол нормальной длинны, но колоссального диаметра. И вместо элегантной цилиндрической, как подобает этому объекту, формы, это была какая-то пачка гигантских бородавок, связка опухших причудливо скрученных вен, фиолетовых, красных и синих. Ничто не говорило, что это половой член человека. Скорее грубый обрубок бедра.
Блотсберг нерешительно взглянул на свою спутницу. Стыдясь своего мужского достоинства, он, казалось, просил прощения.
Она догадалась, что ей следует избегать насмешек над беднягой, похотливым израильским Приапом, влачащим такие формы: горькие вещи для брака.
Оба уставились на него. Тронутый, что девушка не расхохоталась, не стала издеваться, убивать страсть, банкир пробормотал:
— Так сильно любить женщин и не иметь возможности разделить с ними свою страсть…
Луиза сделала невинный вид:
— Почему это?
Набравшись смелости, он уныло сказал:
— До сего дня я встречал только четырёх женщин, способных вынести введение моего члена. Я так любил…
Признаться, — искренне сказала Луиза, — что это, должно быть, непростая работа — играть с таким монстром. — И ещё вежливо добавила: — Правильно вставленный, он может оказаться замечательным инструментом для наслаждения, но…
Он кивнул:
— Я смог сделать четверых детей своей жене, но она умерла, я слишком устал. Я виноват. Однако, где найти хозяйку? Позднее у меня была негритянка, которую мой не смущал, но у неё было столько недостатков, я не мог пройти мимо ради только одного удовольствия от размеров её влагалища. Потом я нашёл женщину, очень милую, которую растлил собственный отец в пять лет. Она принимал мой очень хорошо. Вместе с тем она была зверь и отказывала мне в маленьких ласках, которые несли мне основное возбуждение. Ещё я мог овладеть Джулией Сплигарси, но она оказывала мне другие услуги, и я не имел возможности держать её при себе.
У Луизы было большое желание расхохотаться. Она заключила:
— Если вы думаете соединиться этой балкой со мной, то я должна вам сказать, что я против и объявляю об отказе от сделки.
Он сокрушённо вздохнул.
— Однако, принимая предосторожности…
— Ничего не выйдет. Я бы предпочла осла.
— Возражаю, — заявил Блотсберг, — я не хочу бросать вас. Я уже люблю вас. Вы очаровательны. Собирайтесь, поедем ко мне или, скорее, в гнёздышко, что я припас для своих амуров. Вот что я предлагаю: вы раздетая ляжете на кровать, а я вас буду целовать там.
Он показал на низ живота.
— В это время другая женщина будет доставлять мне наслаждение, как я её учил.
Луиза спросила из любопытства:
— Что за процедура?
— Натирать мне головку члена намоченным в спирте куском бархата и зажимать мне мошонку. Спирт жжёт и доставляет мне бесконечное удовольствие.
Поскольку Луиза не воспротивилась, он прибавил:
— Я ещё придумал другой способ. Я делаю капюшон на головку из теплотворной ваты. Быстро появляется ощущение нестерпимого жжения. Тут к участкам раздражённой кожи прикладываются губы. Острое ощущение. Лёд и пламень — эта смесь опустошает мне яйца.
Девушка миролюбиво спросила:
— Это должно стоить очень дорого, удовольствия такого рода?
— О, да! — Пожаловался он. — Особенно, когда заставляют петь после. Я такой несчастный!
Луиза смотрела на большого оборванного человека, восьмисот-кратного миллионера, который хныкал и демонстрировал свою сексуальную убогость. Его невозбуждённый гигантский член лежал обессилено на брюках и не переставал быть отвратительным. Так как пора было говорить про деньги, девушка подумала, что было бы полезно в этот момент придать своему партнёру некую форму. Она протянула к колоссальному члену свою элегантную правую руку и пощекотала большим пальцем, потом указательным. Она знала, где расположены нервные точки. Её услуга произвела фантастический эффект. Блотсберг, чей член подскочил, как от удара, распростёр руки по обе стороны, упираясь в стены автомобиля, как будто хотел расширить формы соразмерно своему фаллосу, потом его прорвало… Сперма хлынула в изобилии.
— Чёрт! — Воскликнула Луиза. — Как вы чувствительны.
— Это вы меня перевозбудили. — Жалобно сказал банкир.
Она рассмеялась.
— Не смейтесь надо мной. — Продолжал он, печально вздыхая.
— Я не над вами, вы сделали смешное заявление.
Он ещё сказал:
— Позвольте вам сделать то, что называется минет. Сюда! Сядьте хорошо, раздвиньте ноги. Поднимите юбку. Не смотря на возраст, я ещё хочу получать удовольствия, сразу все.
— Согласна!
Он расположился между бёдер Луизы, схватился за ягодицы, приподнял, как раз достаточно, чтобы видеть половую щель, и прижался сверху своими пылающими губами. Она позволила ему сделать это, жалея, что не спросила раньше финансовые условия этого любовного дела. Она наблюдала, как кучерявая голова банкира склонилась к её животу, и ей хотелось рассмеяться. Но вдруг…
Ах! Внезапно, как будто задели секретную пружину, она почувствовала, как рождается и растёт неведомый трепет. Он проникает везде и расползается с восхитительной нежностью по её возбуждённым нервам. Сразу стало приятно, ещё приятнее, наконец она почувствовала постепенное наступление приступа наслаждения. Язык проник глубоко ей в половую щель, губы ласкали напряжённый клитор, а пальцы осторожно щупали ягодицы и анус. Блотсберг делал Луизе наслаждение, и это стало для неё подлинным открытием сладострастия. С восторженным стоном она откинулась на подушки, стуча руками. Широко раскинув ноги, она предлагала всю себя опьяняющим касаниям. Ах! Остановись безумное мгновение… Она закричала:
А-а-а! А! Я кончаю!
За это время сперма, падая из огромного члена банкира, образовала на полу автомобиля маленький пруд из сливок.
Луиза де Беске стала любовницей Блотсберга. С надлежащей помощью, и меняя роли под настроение обоих персонажей, она доставляла еврею то удовольствие, которого он хотел. Её роль была настолько легка, что могла быть сравнима с синекурой (должность, приносящая доход, но не требующая труда — АК).
Она становилась объектом лесбийских ласк мужчины с приаповским монстром, которому в то же время другая женщина охотнее проделывала то, что вызывало семяизвержение.
В конечном итоге договорились превосходно. Блотсберг показал себя очень благородным, и Луиза знала лишь один довольно оригинальный вид существования. Быть любовницей знатного лица не проходит без того, чтобы ни придать определённый лоск женщине. С другой стороны она всегда испытывала беззастенчивую гадливость, не столь глупую, сколько просто презрительную, к низу мужского живота. Стыдливость вдохновляется только теми приказными страхами, что описаны в книгах, и целомудренным негодованием, которое у романтических персонажей, если таковые существуют, тотчас меняется на сатириазис или нимфоманию. Луиза не знала эту бессовестную клоунаду, называемую религией, которая бросает тень и наводит ужас на плотские штучки, на секс. Поэтому она, не будучи обременённой кухней, могла считать любопытными те естественные игры, центром которых является фаллос.
Ей не противно целовать чистый член так же, как целовать чей-то рот.
Человеческая кожа — говорила она — везде одинаковая. Сперма оказывается не очень отличается от слюны, крови и других продуктов физиологии, разве что дурной славой. Только с точки зрения своего личного достоинства неприятны те контакты, которые делаются без привязанности или без пользы и без удовольствия. Секс создан, чтобы жить, чтобы радоваться, чтобы мстить наконец — это замечательно.
Размышляя о Хоку, она оберегала в себе некую гордость за то, что смогла взять в рот, чтобы убить эту жестокую гнусную скотину. Со своим юным любовником, которого потом задавила машина, она согласилась удовлетворить его, чтобы он кончил в рот, потому, что это был её дебют в поисках сексуального хлеба, и сила духа тогда позволила полностью пожертвовать собой. Гордой и энергичной, ей нравилось, что она смогла доказать с самого начала, что способна удовлетворить самым взыскательным требованиям ремесла, и у неё здесь не было никаких проблем, связанных с моралью.
Женщина, которая сосёт член, доставляя мужчине удовольствие, не унижается. Наоборот этот акт возвышает её в собственных глазах. Она установила это главным правилом дочери де Беске. Но, тем не менее, никогда не могла заставить себя делать это Блотсбергу.
Луиза не отступилась от своих интимных убеждений. Жизнь не изменила её ощущения собственного превосходства. Она считала себя аристократкой, не смотря на плотские обязанности практикующей проститутки. Со сформировавшейся таким образом душой она не чувствовала унижения от привязанности к Блотсбергу. Другими словами, она позволяла себе отдаваться жадным устам банкира, и это было превосходством, нежели поражением. А ещё лучше, что это доставляло ей несказанное наслаждение.
Ей боялась, что надо увеличить интервалы между этими занятиями, чтобы застраховать свои доходы, так как он от ежедневных упражнений стал уставать, и ему могло надоесть.
Банкир дарил Луизе драгоценности и восхитительные туалеты. Вскоре она приобрела в Париже репутацию своей холодной чопорностью и загадочностью, своей надменностью и экстравагантностью. Она мало выходила в свет. Жизнь её проходила в беспечном чтении и сладострастных забавах с женщинами, которых она пыталась сделать своей заменой в качестве лесбиянки Блотсберга. Но ни одна не могла так воздействовать на него, как старый идеал.
Он обладал особой сексуальной интеллигентностью. Он играл на слизистых Луизы, как скрипач на струнах.
Шли дни, прошёл год, потом ещё один. Парижу любовница банкира была известна под кличкой «Киска». Большинство крутых шуток, бросаемых в публику редакциями светских и гламурных журналов, были о ней. Карикатуристы упорно изображали «Киску» в известных похотливых позах. Но всё это делалось ненавязчиво и без злобы потому, что Блотсберг крепко держался на ногах.
В один день после развлечений с тремя женщинами, плюс Луиза, банкир лишился чувств настолько, что умер. Он объявил, что заплатит тысячу франков за сеанс молодой красивой девушке, анус которой примет его. Не смотря на чудовищность члена, она должна была не дрогнуть и выдержать его натиск. Выросшая в нищете девушка, жалкая, привыкшая ночевать на улице, ухватилась за тысячу франков, хоть бы они стоили жизни. С железной волей она приняла всю пачку Блотсберга. Она рыдала, но не сдалась. Пока вводился член, Луиза подвергалась привычным ласкам, и всё составляло сложный ансамбль потому, как в это время ещё две женщины должны были: одна — щекотать и вылизывать мошонку финансиста, другая — подставлять ягодицы под руки мужчине, который, лапая их, сильно возбуждался.
Наконец всё наладилось. Пять героев играли так слаженно, что женщина благосклонно воспринимала движения, не смотря на боль, которую, порвав сфинктер, вызывал в заднем проходе массивный член. Блотсберг входил и выходил с наслаждением, какого банкир никогда раньше не знал. Луиза почувствовала, как он затрепетал так, что потерял свои лесбийские способности, и увидела, что он забился и осел на её бедро.
Через месяц дочь маркиза де Беске сняла квартиру, ставшую её домом. Блотсберг оставил ей восемьдесят тысяч франков. Она была в состоянии жить одна, но ей не хватало радостей Лесбоса. Поэтому она бросилась в погоню за наслаждением и решила найти себе другого любовника.
Тогда страсть привела её в ночные рестораны, где она стала своего рода звездой. В тот момент она жила, как независимая весьма богатая женщина, чего так хотела добиться.
Как-то ночью ей удалось доставить удовольствие барону Марксвейлеру из Вены, да с какой богатой изобретательностью. Это был развратник, известный сумасбродными поступками. В компенсацию женщине, создавшей поэтическое сладострастие, он подписал чек на двадцать тысяч франков.
Она поехала в заведение, куда ходят за непристойными или финансовыми приключениями. Это был знаменитый русский ночной ресторан Фаллос, где обычно бывают, чтобы изнасиловать герцога или овладеть герцогиней.
Была красивая приятная ночь. Сердце Луизы после барона успокоилось, чувства улеглись. Но, выходя, в дверях она столкнулась нос к носу с человеком, которого опасалась встретить больше всего — доктором де Лайзе, её бывшим женихом.
Он, кажется, подстерегал…
КОНЕЦ ВТОРОЙ ГЛАВЫ
