II
ЛЮБОВЬ
Де Лайзе поднимался на Морматр. С Троицы пробило два часа, потом с другой башни, потом дальше с востока, и ещё с юга. Одержимость телом и полами вокруг с образом Луизы де Беске в центре оставила, он пытался вызвать другие мысли. Он произнёс возвышенно:
— Собственно нет ничего более метафизического, чем маятник. Это напоминание о течении времени, это просто человеческий разум…
Он подумал о песочных часах, которые украшают знаменитую Меланхолию Альберта Дюрера, потом вернулся к галантным циферблатам, на которых так много старинных гравюр отмечают часы красотками…
Он пожал плечами. Всё ведёт к любви. Ему снова представилась Луиза де Беске, ею овладел чудовищный сатир с длинным, как нога, членом.
— Я скотина, непрестанно связываю свои фантазии, которые не что иное, как расстройство, и они не должны связываться. Доктор вызывает в памяти члены чудовищной формы. Пусть! Но это не профессионально! Сколько я видел таких отклонений с бутыль шампанского? Что касается этого женского разврата, о котором я часто думаю, когда всплывает образ Луизы, это нормально? У меня богатые знания в сексуальной терапии. Соответственно это объясняет, почему у меня всплывают в мозгу акты, вызванные необходимостью этих игр.
Такая серия размышлений внесла ясность в душу доктора де Лайзе. Он почувствовал себя легче.
Рю Фонтэн выглядела скромной и провинциальной, не смотря на слишком яркие огни ночных ресторанов. Здесь вращался свой мир.
Навстречу доктору де Лайзе спускалась женщина. Она остановилась перед ним и сладко прошептала:
— Милый, если бы ты знал, как я хочу любить тебя…
Он отогнал свои абстрактные сны и взглянул на женщину с быстро угасшим интересом.
— Малышка, ты действительно так этого хочешь?
Она уставилась на него с подозрением:
— Да! Ты красивый и сильный. Я люблю таких мужчин.
— Много нашла?
Она рассмеялась:
— Я смотрю, ты свободный… Ха! Я всем говорю. Но ты, ты вправду…
— Ты не знаешь, о чём я только что думал, когда ты меня остановила?
— Нет… Чего ради?
— Могу сказать. Я думал, что ежедневно в Париже наверное человек триста в минуту занимаются любовью.
— Да! Треплешь!
— Нет, дурочка! Я ещё думал о количестве спермы, производимой при этом.
— Пошляк!
Он посмотрел на неё с иронией.
— Почему пошляк? Я учёный, который размышляет о сложных проблемах.
Она усмехнулась.
— Ты сумасшедший, да!.. Ненормальный!.. А-а-а! Ты должно быть ужасно требовательный к женщинам!
— Нет… Немного. Я не прошу их молчать. Но от тебя мне вообще ничего не нужно.
Он пошёл дальше, злясь, что потревожили его размышления о высокой эротике, и дошёл до ночного ресторана Фаллос.
Длинная вереница машин украшала собой оба тротуара. Шикарные экипажи или прогулочные тележки на два сиденья. Лимузины, похожие на передвижную галерею Аполлона, мирно соседствовали с крошечными низкими торпедами, отравлявшими воздух, как дикие звери. Перед дверью скопилась толпа.
Это были женщины в вечерних платьях под шубами или полуобнажённые в манто с крупными складками. Мужчины во фраках смотрели и проходили, бросая кто ледяной, кто заинтересованный взгляды. Три лакея в коротких штанах, шёлковых чулках и париках, одетые в цвета хозяйки дома принцессы де Седигнон, спешили к одной из групп. Падал розовый свет и вспышки пяти открытых дуговых ламп, на которые было не возможно смотреть, не мигая.
Доктор де Лайзе пробрался сквозь изящную благоухающую толпу, смотрящую на него с любопытством. У женщин задрожали губы, а двое мужчин при его появлении косо переглянулись молча.
Де Лайзе поднялся по лестнице, обтянутой светло-фиолетовым. В воздухе висел удушливый аромат, в котором преобладал едкий запах мускуса и тяжёлый запах розовой эссенции.
— Здравствуйте, доктор!
Высокая женщина в длинном чёрном плаще до пола остановила де Лайзе перед входом в зал Фаллос. Она являла роскошную красоту, тщательно и искусно созданную, в которую свою лепту внесли тени и краски, турецкая баня и работа массажиста, и бесконечный уход. А здесь в свете дуговых ламп эта красота волновала ещё сильнее, она казалась хрупкой, привлекательной и несла незабываемый шарм.
— Здравствуйте, мой дорогой друг!
Голос у Жака дрожал потому, что переход от учёности к наслаждению оказался слишком резким, от чистой теории он попал на самую желанную женщину, которую труднее всего было добиться, — графиню Теа Раковица.
— Вам не стыдно? Вам, великому врачу, чьи минуты день и ночь должны быть посвящены утолению боли человеческой, приехать и торчать в этом гиблом месте?
Он посмотрел на неё сверху:
— Занимался бы я, моя дорогая Теа, если у вас есть профессиональная тайна, которую вы целиком должны день и ночь?
Она покраснела. Пристальный взгляд доктора давил из-под больших нервно дрожавших век. Доктор никогда не знал, что Теа Раковица, любовница председателя Государственного Совета, была английской шпионкой.
Она приободрилась и с видом раздражённой кошки проворчала:
— Тссс! Глядите! Вы собираетесь разболтать мои тайны…
Но это была обычная увёртка, её твёрдый взгляд искал реванша. Она нашла:
— Я подойду к вам за столик.
Он улыбнулся:
— Зачем вы укутались в этот испанский плащ? Можно подумать, что вы скрываете…
— Я скрываю Эрос, мой дорогой…
— Покажите!
Она повлекла его на площадку перед дверью, пока в ресторан входили иностранцы с какой-то азиатской речью.
— Нате!
Она распахнула плащ. Она была обнажённой, не считая розочки из самоцветов внизу живота, удерживаемой золотой цепочкой на поясе.
— Теа, вы прекрасны!
Груди окрашены киноварью, тело припудрено фиолетом, она производила эффект прекрасной статуи.
— Я знаю, как быть красивой, мой дорогой.
Де Лайзе улыбнулся. Вдруг само-собой неожиданно вырвался грубый вопрос:
— Почему вы так одеты?
Она окинула его взглядом с ног до головы.
— Как одета?
Он показал на сверкающую розочку:
— Вы одеты так, как старый бедный Карпантрас.
Она проговорила, запахивая плащ:
— Если вы захотите пригласить меня ужинать в кабинете, я разденусь.
— Но Теа, вы обнажены с какой-то целью. Вы не знали, что мы встретимся, и это не ваш повседневный наряд.
Она прошептала:
— Я даю вам час. В четыре я танцую с вашим другом Леливик и ещё двумя танцевальными экспертами.
— А потом?
— Будут ещё два голых мужчины танцевать.
— Хорошо, Теа, я беру кабинет, но я сразу хочу продолжения потом с вами и теми мужчинами.
— Получите! Держите, вон метрдотель, закажите кабинет.
Желание де Лайзе было немедленно исполнено. Он прошёл через возбуждённый суматошный зал, где колыхались нервные пары. Вошёл в устеленный толстыми коврами коридор и занял кабинет номер 6, обозначенный, как «кабинет гвоздик». Прекрасная фреска бежала по всем четырём стенам с изображением вытянутых переплетённых и извивающихся женских, расцветших для поцелуев глубоких и поверхностных, страстных и милых других женщин, изображённых в виде рептилий.
Этот орнамент женских форм нежно ласкал взгляд. Де Лайзе бывал здесь раньше, но смотрел по-прежнему с удовольствием. Он заказал ужин и стал ждать.
Теа Раковица вернулась. Она привела с собой молодого англо-сакса, светлого и стройного, одетого в длинную красную мантию, которая хорошо оттеняла его белую голову.
Англичанин, совсем юноша, молча снял с себя одежду, и доктор увидел великолепное тело, розовую кожу, чётко очерченные длинные твёрдые мышцы, он ещё не достиг равнодушия сильных людей, за которым они кажутся, как в броне. Особенно поражали изяществом длинные крепкие ноги. Де Лайзе спросил женщину по-немецки:
— Он говорит на вашем языке?
— Нет!
— Хорошо! Потрясающе. И такой стеснительный. Похож на Аполлона, пронзающего змея.
— Я так думала, — сказала она, — но не доверяйте его скромности. Хотите попробовать?..
— Как?
Она повернулась и раскорячила зад.
— Ах, нет, Теа! Может быть вы?..
— Меня?.. Доктор, вы преступник!..
— Ох! Не делайте из себя недотрогу!..
Она рассмеялась.
— А вы не стройте из себя развратника! Хорошо известно, что вы не умеете наслаждаться, как монах, верующий в свою маленькую девочку из деревни, которая дурно скисла.
Он нахмурился.
— Теа, вам не хватает приличий. Забирайте вашего педераста, я не хочу ни его, ни вас.
Она скинула плащ и припала к коленям доктора.
— Я не хотела вас обидеть, мой друг.
— И я. Не будем к этому возвращаться.
— Будем! Я сбросила шкуру, чтобы вернуть вам хорошее настроение. Этого не достаточно?
Она осторожно коснулась тела доктора.
— Нет?.. Вы очень холодный. Я сниму свою розочку!
Он равнодушно хранил молчание. Она показала свою безволосую вульву. Губки её были подведены карминовым тоном, выделяя торчащий клитор.
— Разве не красиво?
— Да, Теа!. Но я чрезвычайно чувствителен. Сейчас особенно, я не уравновешен, у меня глупые кошмары. Так что ничто не заставит меня сменить раздражение на хорошее настроение.
Она позвала англичанина.
— Стань у дивана и не подходи ко мне, пока не позову.
И погасила свет.
— Что вы делаете, Теа?
— Месье, я не хочу, чтобы вы видели, что я делаю. И потом, с этой старой свиньёй Марксвейлером я знаю, с какой стороны женщина исключительна. Наш кабинет видел такое в прошлом. Я вас отвлеку. Я организую вашу разморозку.
Она пошелестела какими-то вещами, понажимала на какие-то кнопки и вернулась к де Лайзе. Тот уныло без желания закрыл глаза. Он ощутил, как Теа пытается возбудить в нём мужское. Она стояла перед ним на корточках, и он почувствовал, не смотря на душевные муки, дрожащий контакт, острую колющую ласку, которая постепенно пробуждала в нём самца.
Вскоре он уже не мог сдерживаться. Опытные и умелые деликатные прикосновения напрягли с самого дна его разума все мужские силы. Он понял, что приближается наслаждение. Теа это заметила и встала.
— Не шевелись, мой милый, вопреки всему мы доставим тебе удовольствие.
Она издала лёгкий смешок и поцеловала доктора в губы. Потом подозвала англичанина, тот подошёл. Доктор не шевелился. Не открывая глаз, он почувствовал вроде влагалище, но узкое, и особое облегание, как обхват. Медленное сокращение увеличило необычность захвата. Он ясно почувствовал контакт своей возбуждённой плоти с мышечным кольцом мужского ануса. Внезапно от одного сокращения наступил оргазм.
Тогда де Лайзе открыл глаза.
Перед собой с помощью системы зеркал он увидел со стороны сцену в соседнем салоне. Жирный человек, ещё молодой, с отвисшей губой, горбатым носом и кудрявой шевелюрой сидел на диване. Женщина с изяществом, и не сказать, что с достоинством аристократки, вызывала рукой и губами удовольствие у мужчины. Де Лайзе видел её неподвижные глаза. Чресла мужчины содрогались от наслаждения. Она трясла уходящий вглубь тонко дрожащий орган.
Вдруг женщина из соседнего салона поднялась. Мужчина с большим носом и взлохмаченными кудрями вошёл в транс. С помертвевшим взглядом он, казалось, агонизирует. Женщина презрительно посмотрела на свою работу с ошеломляющей улыбкой и ледяным спокойствием. Она взяла со стола небольшой шёлковый платок и вытерла рот. И тут де Лайзе с ужасом узнал эту женщину, это… Он не знал, как это описать… Это была Луиза де Беске.
