Часть 2

– Надя, ты спишь? – Спросил Колька, нерешительно берясь за ручку двери в комнату сестры.

– Что – то с пестиком не так? – откликнулась сестра.

– С ним всё в порядке, хочешь посмотреть? – снисходительно предложил брат входя в комнату.

– Уже посмотрела.

– Это в упаковке, а без неё?... – интригующе оттянув резинку своих трусов и заглядывая в них, улыбнулся Николай.

– Ну если только посмотреть… – равнодушно протянула сестра, игриво скосив глаза на брата.

– Можно и потрогать. Да что там потрогать! Всё можно! – великодушно разрешил Колька, подходя к Надежде и присаживаясь рядом на пастель.

– Но прежде обещай, что и я увижу твою грудь и попку… и потрогаю, – поспешил добавить брат, опережая возможное возражение.

– Ты только мне одно место показываешь, а с меня два требуешь – это не честно, – упрекнула Надежда брата.

– Справедливое требование, я тебе могу тоже задницу показать. Но если она тебя не сильно интересует, то в порядке компенсации продемонстрирую свой член в действии, но тут потребуется некоторое твоё участие.

– Хватит трепаться, сводный, доставай своё хозяйство и удивляй меня.

– Давай начнём одновременно… – предложил брат.

Колька скинул с себя майку и стянул трусы, отбросив одежду в сторону, он повернулся к сестре. Перед ним сидела уже не его сестра, которую он привык видеть каждый день, это была девчонка модельного типа. Все женские достоинства были до мелочей соблюдены в её внешности. Высокая грудь, тонкая талия, овальные бёдра, лёгкие ноги с круглыми коленями. Вся эта красота принадлежала той, кого он и за женщину никогда не принимал. Да, детский взгляд её одноклассников опередил в оценке его собственный. Девочка и сама не понимала своих преимуществ в кругу своих одноклассниц. Пребывая в полном недоумении от своего открытия, Колька завороженным взглядом смотрел на сестру, не замечая её напряжённого взгляда на его значительный по своим размерам инструмент. Классический образец, созданный природой, был великолепно сформирован и развит на погибель женской половины поселкового населения. Удовлетворённые визуальным осмотром достоинств друг друга они перешли к более ближнему знакомству. Надя коснулась кончиками пальцев столь небывалого для неё предмета, отчего он внезапно качнулся и упрямо потянулся к её ладони, словно кивая, он вскидывал головку и поднимался всё выше, пока рука девочки не обхватила его у самого корня, заросшего волосами, щекотавшими её пальцы. Николай накрыл кулачок сестры своей ладонью и поводил ей вдоль ствола, попеременно сжимая и ослабляя руку Нади на своём члене. При этом она ощущала тепло проходящее по руке и возрастающую твёрдость члена. Поминутно взглядывая в глаза Николая, она обратила внимание на сжатые губы брата и страстный взгляд прищуренных глаз. Его рука легла на затылок сестриной головы и принудила её опуститься до раскачивающейся головки своего члена. Теряясь в догадках, чего он от неё хочет, она всё же коснулась губами оголённой головки приблизившегося к ней члена и при повторном приближении она раздвинула Надины губы и ткнулась в её язычок и верхнее нёбо, отчего она инстинктивно отпрянула назад. Но Колькина рука вновь прижала лицо Нади к затвердевшему орудию и требовательное «соси» сквозь сжатые зубы брата объяснило дальнейшие действия девочки. При этом, свободная рука брата мягко сжала грудь сестры и пальцы забегали по напрягшим соскам мягкой грудки Нади. Навалившись на плечики сестры, Колька опрокинул её на перьевую подушку и втолкнул свой язык в приоткрытый рот девушки. Поиграв им во рту сестры, он перешёл на её шейку, затем грудь, изредка перехватывая очумелый взгляд Надежды, следящий за его действиями. Пальцы парня легли на лобок сестрёнки, зарывшись в кустик кучерявых волос, уходящий в полные ляжки сжатых ног Надюшки. Предвидя, к чему всё идёт, девушка не сопротивляясь желанию Кольки, слегка раздвинула полусогнутые колени и получив позволение к решительным действиям, он воспользовался удачей и устремился занять удобную позицию в раскинутых ногах сестрёнки. Всё, что произошло затем, Надя весьма смутно помнила, она даже саму дефлорацию не отчётливо запомнила. Резкая боль стёрлась в её памяти, но момент проникновения в глубину влагалища мощного орудия её первого мужчины, хоть и ставшего причиной кратковременной боли, она запомнила навсегда. Тяжесть внизу живота разлилась по юному телу и голова пошла кругом у Надежды. В висках стучало, наполняя сердце девушки сознанием счастливого перехода в статус молодой женщины…

* * *

Фёдор Иванович захлопнув за собой тяжёлую дверь сбежал по ступенькам крыльца и направился к автобазе. В окне будки вахтёра горел свет, за столом сидел сторож, потягивая чай с глубокого блюдца. Старыгин постучал в оконце и показал на дверь, старик не спеша кивнул и нехотя пошёл к двери.

– Тебе чего паря? – Всматриваясь в лицо пришедшего спросил сторож.

– Дед, тебе Селиванов Антон Романович должен был позвонить. Я водитель Старыгин. На своём фургоне еду в район. Мне машину надо подготовить и выезжать через час.

– Да никуда ты не едешь. Селиванов пять минут назад перезвонил и сказал, что выезд твой откладывается до завтрашнего утра. В правление к десяти подходи, там решите, домой ступай, время двенадцатый, ещё выспаться успеешь.

Старыгин матюгнулся и вышел на улицу. Возвращаться домой не хотелось… Собственно, тут где – то живёт Сима. Может к ней до утра… Фёдор Иванович завернул за угол под моросящим дождём и пошёл разыскивать дом Серафимы. Через полчаса он подошёл к знакомому домику в конце улицы. Окошко её комнаты ещё светилось тусклым светом. Фёдор Иванович постучал в стекло, занавеска раздвинулась и в окне обозначились контуры лица Симы, размытые струями дождя. Некоторое время она напряжёно всматривалась в человека за окном, но узнав радостно метнулась из комнаты. Старыгин поднялся на крылечко и дождавшись, когда дверь открылась, вошёл в дом. Сима взвизгнув кинулась Фёдору Ивановичу на шею и подогнув ноги повисла на нём. Некоторое время она молча, сцепив руки висела, поддерживаемая за талию Старыгиным, прижавшись щекой к груди мужчины. Подняв лицо к верху, она улыбнулась счастливой улыбкой, спросила:

– Милый, ты есть хочешь?

– Спасибо, Симочка, я не голоден. Собственно, я у тебя совершенно случайно, должен был выехать срочно в район на ночь глядя, но поездку отменили и вот я у тебя… Ты, правда, рада?

– Неужели не видишь? – Удивилась Сима искренне глядя в глаза Старыгина. – у меня сегодня настоящий праздник и всё благодаря тебе!

– Ну, стоит ли мой приход считать праздником… – с укором произнёс гость.

– Вот именно, короче, у меня будет мой ребёнок, я так рада этому! – Горячим шёпотом произнесла Сима.

– С чего ты взяла, ты была у врача? – Недоверчиво уставился на неё Старыгин.

– Во – первых, у меня задержка около двух недель, и у меня есть тест, он положительный. Тебе мало? Феденька, милый, не порть мне такое событие, я так этого ждала.

– Ну вот, я теперь тебе больше не нужен… У тебя появится масса проблем, начнётся другая жизнь и в ней для меня не будет места. Я потеряю и женщину и друга… – уныло подвёл итог Фёдор Иванович.

– Другом ты останешься для меня до тех пор, пока сам будешь хотеть им быть. А мужчиной для меня ты будешь необходим до самого рождения моего ребёнка если, конечно, спать с пузатой женщиной тебе не будет противно.

Сима поманила Старыгина за собой и прихрамывая на правую сторону пошла в свою комнату. Только сейчас Фёдор Иванович почувствовал тревогу в глубине души. Она говорила о ребёнке, исключая отца, о Старыгине не упоминалось ни до рождения младенца, ни в дальнейшей его жизни…

В комнате царил полумрак от пробивающегося в окно света уличного фонаря. Сима снимала с себя одежду, оглядываясь на полуночного гостя, освобождая от лифчика белеющую в потёмках красивую грудь. Белые трусики едва удерживались на бёдрах, торопясь сползти к коленям своей хозяйки.

– Ну что же ты, Феденька, время позднее, а тебе завтра в рейс. И поцеловать тебя хочу перед сном, ты у меня сегодня герой, мой хороший, – подгоняла женщина Старыгина, стаскивая с него намокшую от дождя одежду.

– Погоди, родная, ты вот вся от радости светишься, а обо мне ни слова, вроде я и не при чём… Ведь он наш ребёнок, не гоже мне отказываться от родного дитя, вместе зачали – вместе и вырастим, садясь на край кровати поделился своими соображениями Cтарыгин.

– Нет, нет, что ты! – задохнулась Серафима, – какой ты смешной, скажешь тоже – вырастим. Хватит ещё мне славы гулящей, а так и на тебя тень ляжет – зачем нам это, я уж сама как – нибудь без тебя справлюсь. Ведь ещё тогда в машине, я тебя предупредила, что хочу родить от тебя и никто об этом знать не будет…

– Но без моей помощи тебе одной будет трудно, да и на декретные особо не разгуляешься, всякая мелочь денег стоит…, – заверил Фёдор Иванович, – не отказывай мне хоть в этом.

Серафима улыбнулась тихой улыбкой и потянув к себе Старыгина пообещала, что они непременно вернутся к этому, но позже. Пока это только её предположения, нужно время и вердикт врача ещё впереди.

– Оставь думать об этом, милый, всему своё время, – спуская брюки с Фёдора Ивановича, произнесла женщина, переходя к обуви.

Уже лёжа под широким, тёплым одеялом, Сима быстрыми движениями кулачка сновала по твердеющему члену Старыгина. Не в силах более сдерживать себя, Фёдор Иванович навалился на Симу, поспешно раскинувшую ноги, освобождая проход к своей вагине и начал ритмичные проникновения в её глубину с возрастающими усилиями ударов о промежность женщины. Порывистые стоны, доносившиеся из открытых губ Симы всё более распалявшие страсть любовника вдруг перешли в протяжное завывание, колени сжали бёдра Старыгина. Голова заметалась на подушке, пальцы впились в плечи мужчины, сжатые зубы удерживали глухой непрерывный стон женщины. Фёдор Иванович перехватив лёгкое тело Симы посадил к себе на согнутые колени и подбрасывая его захрипел сдавленным стоном, выталкивая сгустки спермы в лоно своей любовницы. Расслабленные тела опрокинулись на постель, задыхаясь от бурной страсти. Руки Старыгина ласкали партнёршу, успокаивая и ублажая стихающую страсть в женщине. Прижавшись к телу любовника, Сима постепенно успокаивалась и погружалась в тягучий расслабляющий сон. Фёдор Иванович нежно поглаживал мягкий лобок женщины, перебирая пальцами завитки волос. Целуя висок, мягкие волосы сбегающие к белеющим в потёмках плечам Серафимы, он размышлял о сложностях в своей семье, о новом повороте в своей судьбе и судьбе этой, дорогой ему молодой женщины. Возникшие проблемы требовали каких – то решений. Он давно ощутил наступившую холодность в отношениях с женой. Шура не проявляла ни каких признаков охлаждения к нему, тем не менее он чувствовал, что в её жизни появился кто – то, кто занял его место в жизни супруги.

* * *

Шура проснулась чуть свет и вспомнив вчерашний вечер, когда Фёдор внезапно сорвался в район, обещав вернуться к нынешнему вечеру, но за окном слышны потоки ливня, бьющего в стёкла окон под ударами порывистого ветра. Что если его поездку отложили в виду непогоды и он может в любой момент вернуться домой. А Коля вчера ушёл к Надюшке и возможно всё ещё у неё. Если отец их застанет, будет не просто скандал… Шура быстро соскочила с постели, но вспомнила, что сын запер дверь на засов и успокоившись всё же пошла к дочери убедиться, что они заснули в одной постели и разбудить их от греха подальше. Открыв тихо скрипнувшую дверь в комнату Надежды, она нашла детей лежащих рядом, тесно прижавшихся друг к другу.

Глядя на них, Шура вспомнила, как Варвара Степановна в далёком детстве дочери застала её с Володькой на сеновале лежащими в обнимку. Брат нежно обнимал спящую Шурку, положив руку на талию сестры. Задранный подол ночнушки бессовестно оголял закинутую ногу на бедро Володи. На подоле высвечивалось красное пятнышко Шуркиной крови. Её русые волосы были спутаны и забросаны перьями душистого сена. Варвара Степановна долго смотрела на своих детей и поразмыслив не стала скандалить, чего сделано не воротишь, но наедине с дочерью всё же высказала свою обиду на них. Понимая, что уже ничем это не остановишь в дальнейшем, Варвара Степановна лишь дала несколько дельных советов своей дочери в отношении с горячим любовником, дабы избежать ненужной беременности. С того дня, Володька с Шурой больше не таились от матери и спали уже в дому на постели, как муж и жена, чем вызывали тихую зависть своей матери, давно овдовевшей, ещё не старой женщины. Но в конце лета к ним в дом стал наведываться плотник из заезжих шабашников, оказывая услуги по мелкому ремонту всякой хозяйской утвари. Мужик стал поговаривать о том, что пора ему заканчивать свои бесконечные мытарства по чужим углам и вести цыганскую неосёдлую жизнь. Слушая его рассуждения, Варвара Степановна как – то поделилась с детьми, что, возможно, будет не против сойтись с соискателем на их мать, хотя бы в для своей пастели, т. к. желания её ещё не покинули, да и для женского здоровья это весьма не лишне. Ребята были озадачены, ведь привычный уклад их жизни резко поменяется, придётся таиться от постороннего человека в доме. И Шура предложила брату простой выход из создавшейся ситуации. Они не долго совещались и с наступлением ночи, Володя отправился в спальню матери. Войдя в комнату он обратился к ней с неожиданно деловым предложением, не связываться с заезжим мужиком, а принять своего сына в качестве постоянного партнёра в её пастели, мол Шура сама предложила поделиться своим мужчиной ради благополучия матери. Варвару Степановну это предложение несколько шокировало и она с возмущением отказалась его принять. Но зная, что согласие не всегда достигается добровольными переговорами Володька пригрозил, что будет вынужден прибегнуть к насилию, но своего всё равно добьётся. Такое решительное намерение своего сына обескуражило мать, не оставив ей выбора. Находя его план несколько жестоким по отношению к ней, она не могла не согласиться с тем, что в нём были свои плюсы. По отзывам Шурки о брате – это был превосходный любовник, Да и ей самой не было нужды в слишком частых сношениях, а её «жених» был достаточно пожилым человеком, да и выпить больно охоч. Володька хоть и молод, но энергии ему не занимать, да и к труду приучен, может, и не нужен чужой мужик в доме...

– Ладно, пусть будет по вашему, – краснея лицом согласилась мать, – но в пастели я тебе не мать, а Варвара, не хватает, чтобы ты меня мамой называл, хоть не так грешно мне будет с собственным сыном…

Варвара Степановна вышла на кухню, открыла дверку буфета и налила в рюмку водки. Отрезала кружок колбасы и положила на хлеб. Выдохнув, поднесла ко рту наполненную до краёв рюмку и медленными глотками выпила водку, откусив кусок бутерброда не спеша проглотила его. Вернувшись к себе в комнату Варвара Степановна подошла к сыну и наотмашь хлестнула его по щеке. Голова Володьки дёрнулась, удивление вспыхнуло в глазах мальчишки. Мать потянула поясок халата и полы его разошлись, открыв полную грудь, упакованную в чёрный ношенный лифчик. Варвара Степановна вытащила из клубка волос чёрный гребень и тяжёлый узел рассыпался густой волной по плечам женщины. Володька спустил халат с плеч матери, обнажив полные покатые плечи, с врезавшимися в них бретельками лифа. Варвара Степановна завела руки за спину и расстегнула застёжку на бюстгальтере, прижав его чашки к своей груди. На белых плечах остались покрасневшие следы от лямок лифа с впечатавшимся квадратом застёжки на спине.

– Варя, почему такой тугой лифчик носишь? – удивился Володя коснувшись красноватых рубцов на коже матери.

– За Шуркой твоей донашиваю, не поднимая глаз на сына ответила Варвара Степановна, откладывая бюстгальтер в сторону и опуская руки вдоль тела.

– Дома не носи лифчик, больше возни с ним если захочу твою грудь поласкать.

– Я без лифчика не привыкла, она у меня слишком тяжёлая, – возразила мать приподнимая осевшие на живот массивные шары с крупными сосками

– Купи посвободнее, чего себя уродовать, – предложил Володя, сжимая ладонями грудь Варвары Степановны.

– Не стыдно, паршивец, мать неволить, к греху склонять. Ведь этой грудью я вас с Шуркой выкормила, а ты её в забаву себе берёшь, не по божески как – то, сынок, с горечью в голосе промолвила мать, – может не будешь безобразить, ведь я тебе сестру позволила, а ты и на меня позарился, негодник…

– Раньше знал бы, какая ты ладная, с тебя бы начал. Иметь молодуху и зрелую на смену, для каждого мужчины удовольствие, да и сама завела разговор о мужике для себя. Зачем такую сладость чужим отдавать, да ещё старому. Ничего, свыкнешься, спасибо скажешь, – он захватил резинку её лёгких трикотажных трусов и спустил их к коленям, мать лишь переступила через них, прикрывая заросший тёмными, ещё не седыми волосами, лобок, образующий мягкую подушку, нависающую над большими губами материнской промежности.

Постель была готова принять очередную любовницу сына и мать смирилась. Выключив свет над головой и задёрнув на глухо шторы на окне, выходящие во двор, Варвара Степановна отбросив в ноги одеяло легла на скрипучую кровать, с усилием сжав колени, всё ещё полагаясь на здравый смысл сына, но не уповая на волю случая, способного помешать кровосмешению с матерью. Пусть это будет, чем прислушиваться через стену к жаркому общению своих детей, поскрипыванию их кровати и завидовать дочери, чьи стоны так возбуждают женскую плоть их матери. Колька занял своё по праву место в постели Варвары Степановны и повернув её лицо к себе, втянул в свой рот губы матери, которые раскрылись, отдавая свой язык сыну. Чем дольше он хозяйничал в её рту, сплетая языки и всасывая одну за другой мягкие губы матери, тем слабее сжимались колени женщины. Отвечать на ласки Володи мать не торопилась, хотя соски уже затвердели и он ощущал их под своей грудью. Её руки всё также лежали вдоль тела, перебирая пальцами складки простыни. Сын потерев пальцами жёсткие камушки на груди матери, добился ответной реакции, её руки прикоснулись к спине Володьки и лёгкий напряжённый вздох прозвучал из уст женщины. За грудью последовали массивные бёдра матери. Целуя их, парень спускался к лобку своей любовницы, протискивая ладонь в щель полных ляжек, скрывающих доступ к промежности на теле матери. Сопротивление последней преграды становилось всё отчаянней, руки женщины прижимали сокровенное место, разделяющее любовников и Володька был вынужден применить преимущество в мужской настойчивости и с помощью ног протиснуться между колен матери, после, чего они ослабли и вытянувшись легли на простынь. При этом, освободившиеся руки матери обхватили голову, прикрыв лицо с зажмуренными глазами и стон стыда и отчаяния прозвучал из уст Варвары Степановны. Желая закрепить достигнутый успех Володька раздвинул расслабленные ноги матери и перевалившись в свободное пространство между ними спустился лицом к открывшейся промежности женщины. Не спеша он провёл языком по внешним губам, образующим прорезь в вагину. Варвара Степановна вздрогнула и шевельнула полными ногами, шире раздвигая их, чуть сгибая в коленях. Язык Володьки протиснулся в полость влажной вагины и в поисках заветного бугорка заскользил по ней, исследуя все углубления и выступы, при этом пальцами удерживая створки больших губ, освобождая пространство внутри материнской вагины. Отыскав клитор, парень кончиком языка и губами занялся его возбуждением. Расслабленное состояние матери вновь сменилось нарастающим напряжением в нижней части живота и она руками попыталась оторвать от себя неустанный язык своего любовника, отпихивая голову Володьки прочь. Участившееся дыхание с короткими стонами, вызвало прилив влаги по стенкам вагины и требовательный возглас матери «хватит», позволил сыну принять традиционную позу для их совокупления. Пока он ловил направление для проникновения члена в глубину влагалища, мать рукой помогала Володьке определить нужный вход, пытаясь ускорить процесс финального этапа соития. Томный вскрик оповестил удачное начало совокупления между ними. Упругие ягодицы парня зашныряли в раскинутых материнских ногах и тяжелые вздохи от ударов о промежность партнёрши только усиливали степень возбуждения тел любовников. Неспешные и жёсткие проникновения в глубину женского влагалища привели к финальной стадии и мать на секунду замерев начала конвульсивные движения навстречу своему любовнику, тихо завывая сквозь сжатые зубы. Откинув голову на подушке она обессилено затихла, подчиняясь желаниям своего сына, который перевернув мать, поставил её на колени и продолжил неспешные погружения в глубину влагалища, всё более возбуждаясь от новизны позы своей любовницы. Участившиеся удары в промежность привели к долгожданному оргазму у Володьки и он обхватив женщину под живот, приподнимая тяжёлые бёдра матери, выдавливал густую сперму между двух полушарий в жаркий вход материнского лона, постепенно выдыхаясь, наконец затих. Они долго молча лежали рядом.

– Вот ты и получил, меня. Тебе понравилась со мной или с сестрой всё же лучше? – Переведя дух, поинтересовалась Варвара Степановна.

– С вами обеими отлично. Варенька, ты ещё хочешь или отдохнёшь? – расслабленно потянулся Володька, проводя рукой по материнской груди.

– Для меня этого вполне достаточно, если тебе хочется ещё, то я не возражаю, но время позднее, да и Шурка тебя не дождётся поди. Не изводи девку понапрасну, ревновать ко мне будет, а нам это ни к чему, – пояснила Варвара Степановна сыну, – да и сам, поди устал, со старухой – то возни поболи будет.

– Шура уже спит, думаю, а то, что в старухи себя записала – поторопилась. Ну, а станешь старухой, то и тогда для меня ты останешься женщиной.

Варвара Степановна смягчилась и нежно коснулась губами щеки Володьки, – спасибо, родной, не в отца пошёл. Где баб научился ублажать, такой ласки мне от мужиков за всю жизнь не доводилось получать. Шурка, наверное, сама не своя от них, частенько слышу через стенку её вопли.

– Я не часто её балую этим, да и заводится очень быстро. Замуж выскочит скорее, чем понадобится... Интерес к мужикам у неё основательный, – добавил Володя, – но и тогда ко мне бегать будет. Так что ты у меня на первом месте.

– В мужья что ли набиваешься? – Улыбнулась мать, впервые за всё время поцеловав сына в губы, – я и мать и жена – баба строгая.

– Теперь я твой любовник, а за любовников замуж не выходят, с жёнами другая любовь. Сыновьями любовники тоже не бывают, материнские чувства к любовникам оскорбительны. Словом останемся любовниками…

И не дав возможность возразить, Володька закрыл своим ртом губы матери. Ощутив прилив сил к своему члену, он навалился на Варвару Степановну, раздвигая вновь массивные ляжки матери. Она без возражений подчинилась своему любовнику, уступая скорее любимому сыну, ставшему её мужчиной по допущенной ей самой женской слабости.

– Ты уж, Шурке не всё о нас рассказывай, как ни как, с ней мы теперь соперницы. Бабам трудней делить одного мужика, чем мужикам одну бабу. Ну, давай Володенька, трахай свою глупую мать и довольно, второй час ночи, а мне завтра на работу...

– И это мне говорит учительница начальных классов! – с восхищением прошептал сын, отыскав вход в уютное лоно своей матери.

Продолжение следует