А ведь начиналось совершенно невинно.

— Отлично, сэр! Всё, как вам хотелось! — с улыбкой сказала мне тогда Джейн.

И что же ответит на это наглое заявление правильный «верхний»? А то ответит, что Дженни совсем от рук отбилась. Лезет куда не просят, хозяина не слушает...

— Но, сэр, кто же объяснит ей тогда всю неправильность поведения? Уж больно небо манило синью...

Вот Майк тебе и объяснит. Прямо тут, не сходя с места.

— Готова?

— Конечно, Наставник.

Дженни вся во внимании, смотрит сквозь стёкла очков и ловит каждое моё слово. Что на ней сейчас, кроме очков? Кроме очков и выражения покорности и страха на лице, которое видно даже сквозь очки? Конечно же — униформа стюардессы, моей послушной напарницы по полётам. Раз уж небо манит...

— Тёмно-синяя пилотка, рубашечка с коротким рукавом и фирменным логотипом «Циммерман эрлайнз», короткая тёмно-синяя юбка, белые гольфы чуть ниже колена и туфельки на среднего размера каблуке. Так? Причём ни трусиков, ни бюстгальтера не предусмотрено: у нас же тёплый маршрут, кто в такую жару трусики одевает?!

Девушку удивляет, что Хозяин в курсе дамской униформы, принятой в этой самолётной организации. Хотя чему тут удивляться? Я же её хозяин и владелец.

— Организации или меня? — переспрашивает слишком уж понятливая Джейн, чтобы моментально получить однозначный и ожидаемый ответ:

— Обеих, разумеется. И компании, и стюардессы. Так что расстёгивай пару пуговок на блузке, чтобы обозначить в проёме свой роскошный бюст, и пошли!

Властным жестом беру её за руку и — вперёд, на предпосадочную подготовку в знакомый подвал. На мне самом, кстати, короткие спортивные шорты черного цвета, тяжёлые армейские ботинки и шейный платок, тоже с эмблемой компании.

— Что-то я увижу в иллюминатор! — с любопытством вздыхает Дженни. Её ладошка влажная и прохладная, а сама она — воплощённое любопытство!

И вот мы спускаемся по знакомой лестнице вниз, моя дорогая. Твои груди плавно колыхаются при ходьбе, между ног уже мокро. А уж после того, как тяжелые двери захлопываются за спиной... Ты на мгновение замираешь, чтобы сглотнуть, и закрываешь глаза. Нижет пояса всё отчаянно пульсирует в ожидании.

— А теперь, для разминки — на колени! И возьми в рот у своего хозяина. Прямо так, с места в карьер. — Я лишь слегка отодвигаю штанину шортов, выпуская наружу напряжённый член.

— О, да, Господин мой! — Послушно берёт, не касаясь руками, и единым движенем заглатывает внутрь на полную глубину. Затем, попробовав и посмаковав, снова выпускает наружу. Браво, моя девочка, вот что значит школа!

А музыка Ивана Смирнова и его ансамбля, — сам, бля! Один, бля! — мерно шагает вместе с нами, не умолка ни на минуту. Одна композиция за другой. Гитара, рояль, барабаны, шумелки-сопелки деревенского оркестра. Жалейка ещё вот какая-то... Но «пожалей-ка!» — это не ко мне сегодняшнему, слишком много самовольничала моя служанка и рабыня за последние дни. За что и получит сегодня пару горячих

— Взяла? Вот и умничка. А теперь свела руки за спиной и качаешься, стоя на коленях. Засасывая и заглатывая мой хер.

Джейн щекочет меня прикосновениями порхающего по стволу язычка, обводящими фуэтэ по головке, стыки в стык конца с кончиком... Чему-то научилась, как я посмотрю, за все эти годы дрессировки. А я тем временем расстегиваю на ней форменную блузку, высвобождая груди для моих ласк. И для последущих развлечений.

— И вновь слаломная дорожка к основанию, к подножию горы! — тяжко стонет моя горнолыжница. Потом снова и снова глотает, ударяясь носиком в пах А член, её стараниямиуже огромный, длинный и толстый, с трудом размещается в этом маленьком ротике.

— Проглотишь головку — можешь кончить, я разрешаю.

Девочка моя уже дрожит, наслаждаясь сладким вкусом хозяйского хрена.

— А вы ту редьку пробовали? — ехидно комментирует внутренний голос. А неугомонная Дженни ласкает меня тем временем своей чёлкой из-под пилотки, которая почти уже свалилась набок. И знай себе мурлычет с набитым ртом:

— Ах, ваша шишечка, она такая аппетитная! М-м-м...

— Э нет, дорогая! — Я возвращаю пилотку на место и прикрепляю к волосам заколкой. — Так Хозяину больше нравится.

После чего, воодушевлённый открывающейся картиной, беру эту нежную головку своими ладонями с боков и натягиваю поглубже на свой разбухший хрен.

— О, Господин, — хрипит Дженни, — Ваша забота о моём внешнем виде... так мне приятна!

Вот ведь разболталась, неугомонная, чем ей рот не затыкай... Резко обрываю:

— Так, кончать будешь или как? У нас ещё столько всего впереди...

И моя недотраханная стюардесса, словно ждавшая подобного окрика, натягивается на мой хер подобно тесной кожаной перчатке. —»Да, да, мой Господин!«, — и взрывается, урча и крича. Отчаянно колотит ручками по моим бёдрам, давится слюной и течёт, кажется, изо всех отверстий одновременно.

— Спасибо, Повелитель, что разрешили мне кончить!

— Давно бы так, стажёрка ты моя! Время торопит: там, в ангаре, винокрылая машина уже прогревает моторы.

Подымаю за руку и веду дальше. Еще пара залов — и мы, наконец, на месте.

— Вот он, твой вертолёт!

В голубой стене вдеты, чуть выше роста юной практикантки, две пары петель с наручниками — для рук и для ног. Фирменная юбка летит на пол, и вот уже Дженни подвешена и распята — руки повыше, ноги пониже. Но там есть и подставки для ног, чтобы упираться при случае.

— Ты полностью во власти Хозяина, беспомощная и раскрытая — и тебе это нравится, моя маленькая стюардесса.

— Я — твоя крестовина, — каламбурит юная нахалка, — твой пожизненный крест!

Лётная пилотка всё ещё на ней. Пилотка, гольфы, туфельки... И амулет с черным алмазом, разумеется. Дженни уже насквозь мокрая, но я всё-таки беру крем и начинаю аккуратно и настойчиво промазывать девушке колечко ануса. А оно с готовностью распахивается навстречу моим пальцам.

— О, да! Моя попка хочет тебя, Господин!

За что люблю свою подругу и служанку, во всех её ролях: заводится с пол-оборота. Стонет сейчас от каждого прикосновения крема и течёт по бёдрам, извиваясь на привязи словно уж на сковородке.

— Меня хочешь, говоришь? Но меня тебе пока ещё подождать придётся, дорогая. А пока что...

Вместо рояля в кустах у Господина припрятан специальный агрегат на колёсиках. Придвигаю поближе, вот уже в девичий анус погружается толстый искусственный член, насаженный на специальный моторчик.

— Он заполняет тебя всю насквозь, девочка. Ты видишь восхищение на моём лице, и это заводит ещё сильнее.

— Да, командир, меня пронзают непередаваемые эмоции! А что теперь?

А теперь, как раз, мотор начинает набирать обороты, и искусственный член в чьей-то попке вращается всё быстрее. Вот он, твой вертолёт!

Выражение «испытательница», похоже, произошло от слова «пытка». По крайней мере, в данном конкретном случае. Но пытка более чем сладостная, и вот уже моя практикантка-испытательница кричит и трясётся от вожделения.

— Ты уже готова взлететь?

— О да, мой наста-а-а-авник! — заходится Дженни в судорожных спазмах.

Но твоё испытание лишь только началось, дорогая. Что у нас следующим пунктом?

— А теперь немножко разогреем твои груди!

Отхожу на шаг и легонько касаюсь их хвостиками черной кожаной плётки.

— Сначала легонько, дразня соски ласковыми прикосновениями...

— Да, мой Майк, да. Прошу тебя, умоляю: ударь!

— Вот как. Тебе хочется большего?!

Хорошая девочка, уже чему-то научилась. И в знак поощрения получает резкий удар плетью сначала по левой груди, а потом и по правой. Хлёстко, наотмашь.

— Я хорошая, очень хорошая,

— униженно кричишь ты своему Хозяину. — И буду ещё лучше, если ты прикажешь!

Плеть отзывается болью наслаждения в грудных сосках, захватывает и сжимает роскошные полушария.

(Ой, сладостно изнемогаю...)

А упругий фаллос тем временем всё вращается в твоей попке...

(... урчание мотора сзади, хлёсткие удары спереди...)

— Я сама вертолёт! — счастливо кричит распятая и растянутая между столбами воздухоплавательница.

— Кончай, стюардесса! — командую я со следующим ударом плети. — Ты же послушная девочка и знаешь, что без разрешения хозяина кончать нельзя.

А ты только этого приказа и ждала. И вспыхиваешь снопом небесных красок.

— Ма-а-а-айк, мой Майк! Ведь ты разрешил!

Не только разрешил, но и приказал, заметь. А командир экипажа для подчиненных — царь и бог, когда вы в небе. Но это ещё не всё, моя девочка. Далеко-о-о не всё. Почему не слышу сладострастных стонов, кстати?

— Я издаю их, мой Повелитель, вот, слышите? И бьюсь, бьюсь на вашей «разделочной стене»!

Ну а теперь — последний штрих нашей предполётной подготовки. Плётка летит на пол, на сосках Дженни повисают теперь прищепки с грузиками-колокольчиками

— Этот тонкий хрустальный перезвон на фоне равномерного гудения вертолётного мотора сзади — он буквально пропарывает меня волной блаженства...

И вот уже к надсадно болящей от незаполненности и невостребованности письке приближается наконец набухшая головка моего члена. Ты ведь этого ждала?

— Да, Майк, пожалуйста. Смилуйся и пощади, умоляю!

Последний контроль с диспетчерской башни:

— Ты распахнута и готова, моя вертолётчица?

— Да, да, о да-а-а!

Наконец, наконец, наконец. Командирский штурвал, он же конец, вонзается в твои глубины. Грубо, резко, нетерпеливо. От винта!

Дженни содрогается в долгожданном моменте отрыва. От взлётной полосы, от почвы, от реальности... Ей сладко и трепетно в этот упоительный миг взлёта к грядущим вершинам.

— Отдолби же меня, вытрахай в оба винта, мой Учитель и шеф-пилот! Ты же видишь и слышишь, как я отдаюсь этим воздушным потокам.

«Почувствуй теперь себя всю!«, — приказал Майк.

И Дженни — почувствовала: распятая и прикованная на стене, запястья и щиколотки счастливы сладостным пленом. Рот и горло помнят ощущение хуя Господина; его вкус, твёрдость и объём. Амулет на пупке пульсирует и делает все ощущения острее и чётче — такова его магия. А на ногах у небесной летуньи — туфельки, которые так возбуждают и радуют Хозяина. В попке знай себе наворачивает круги искусственный член. Соски зажаты прищепками и позвякивают в такт движениям — самой ли Дженни, размеренно имеющего её в письку Майка, или даже сообразно вращению лопастей виртуального вертолёта в многострадальной заднице нашей авиаторши, типа Карлсон на своей крыше отдыхает.

— Мой капитан, я не перестаю дрожать! Сжиматься и разжиматься...

Джейн растянута между столбами, её натягивают и сверху, и снизу, сама она натянута, подобно тетиве, готовая лопнуть каждое мгновение... А мой ненасытный хер без устали долбает содрогающуюся в неистовых оргазмах маленькую «стюардессу по имени Дженни» — была когда-то такая песенка, хи-хи!

— Я ебу тебя во все дыры, моя маленькая шлюшка. И тебе этот нравится. Но ты ведь мечтаешь лишь об одном

— Спа... спасибо, наставник!

— Чего-о-о? Ещё рано... Ты же не сказала самых главных слов

— Я люблю тебя, Господин мой! Мне так нравится, что ты меня трахаешь! Я рада служить твоему удовольствию и спасибо за то, что учишь меня! За то, что берёшь меня с собой в небо!

Опять двадцать пять, хоть кол на голове теши!

— Я жду, салага! Попроси меня кончить — сколько тебя ещё учить, блин!

— Ой, простите, Хозяин. Пожалуйста, умоляю, катапультируйся в меня!

Ну вот наконец-то. Давно бы так! Я мощным ударом засаживаю свой хуй в эту гостеприимную и отменно разработанную пёздушку на полную глубину...

— Майк, мой любимый!

... и спускаю бурным фонтаном горячей спермы, обретая долгожданную разрядку.

— А-а-а! Блядь! Волшебница! Как же мне хорошо-о-о!!!

И Дженни тоже сотрясает каскадная волна, оргазм за оргазмом.

— Да, сокровище моё, да! Я твоя, твоя проблядушка!

Вот тут уже ваш Майк орёт от наслаждения на все сто двадцать децибел, как реактивный лайнер на взлёте. Хорошо пошла, однако!

— Мой пропеллер, величественный и неугомонный!

Снова, снова и снова засаживаю в неистово содрогающиеся женские глубины. Кончаю раз за разом (вот ведь зараза!), снова и снова спускаю, пою тебя своим семенем.

— И оно переполняет меня восхищением!

Но, кажется, впереди уже и посадочная полоса. Колёса касаются асфальта. Я осторожно и нежно высвобождаю тебя изо всей аммуниции. Потом ставлю на ноги, помогаю одеть форму стюардессы... И ласково целую в губы. Мне нравится обнимать тебя за плечи в этом форменном жакетике, моя девочка — после столь удачного приземления..

— Спасибо тебе за полёт, Наставник!

— Ну, на этом и закончим, дорогая. Флайт из овер. До новых встреч в нашем аэропорту.