Разлепив сонные веки, я подумал — что за наркоманский приход. Приснится же. Однако, как только глаза привыкли к свету, я с ужасом обнаружил себя на сочной, зелёной траве! И вправду, усыпанной красивыми, диковинными цветами.

Я тут же поднялся, почмокал опухшими губами и огляделся. Я голый, с миниатюрным члеником (без утренней крепости) сижу в траве, а совсем рядом стоит крепкий деревянный дом. Окружен нечастым забором, сбоку сарай, во дворе бегают худые куры, что-то клюют в утоптанной земле.

Рядом со мной вдруг появилась длинная тень. Я обернулся и увидел широкоплечего, высокого деревенского парня с уже наметившимся брюшком. Одет он был черезвычайно скромно — истёртые деревянные башмаки, штаны и рубаха из грубой мешковины, на голове соломенная шляпа и подпоясан куском бечевки.

На меня смотрит слегка осоловело, как будто не до конца верит своим глазам.

Я, со скоростью молнии переварив всё, что произошло за эту ночь, решил для себя, что сон был не совсем сном и отталкиваться надо от того, что и правда Дьявол настолько восхотел меня, что правда решил обучить... страшно сказать — искусству быть шлюхой и зашвырнул из моей, довольно серой реальности, куда-то... куда-то. Может в фэнтези, а может и в суровое средневековье. В любом случае этот увалень не проявляет вражды, а между ног у него явно топорщится член и волосатые яички, наполненные густой, молодой спермой.

Я аж сглотнула, как представила себе эту картину. Зажав ладошкой промежность, я заискивающе улыбнулась парню.

Он смотрит на меня всё ещё отстранённо, как будто не знает, что и думать.

Я мысленно перебираю в голове варианты приветствия. Но осознаю, что раз мир чужой, то и язык может быть какой угодно. На русского парнишка... да что там, не отличу я славянина от бюргера, литовца от половца. Парень как парень, крестьянин. Щёки — кровь с молоком, руки загорелые, в мозолях. Под жиром по всему телу перекатываются мышцы.

Наконец я попыталась встать и картинно рухнула обратно на попу, на примятую траву. Всхлипнула, не пришлось даже выдумывать — истерика подобралась незаметно, но схватила за горло очень крепко. Одна, в чужом мире, голая. А вдруг я сошла с ума? Или всё ещё сплю? И почему я больше не ощущаю себя парнем. Между ног членик, волосы на голове короткие, да и на теле тоже есть. Не слишком заметные, не чёрные, но есть и много. Я снова всхлипнула, в глазах застыли две крупные слезы.

Деревенщина наконец очнулся от полудрёмы и раскрыл рот. Травинка, которую он неторопливо жевал, выскочила изо рта и медленно полетела к земле.

— Слууушай. А шо ты тут сидишь, чуть не плачешь? Я Мартин, кстати. — Говорил он, растягивая слова, весь такой ленный и задумчивый. Но я хотя бы его прекрасно понимаю.

— Добрый Мартин, меня бросили посреди этого луга умирать. Прошу, не оставь меня в беде! — по моим щекам покатились слёзы, а голос дрогнул от недостатка воздуха в груди.

— Да ты не реви, не реви! Я тебя не трону. Вона мой дом, накормлю тебя, одену. Не гоже христианину вот так всему свету белую задницу подставлять.

Я, всхлипывая, опёрлась о его руку, поднялась и, прикрывая промежность рукой, засеменила за ним. Когда мы вошли в дом, я сразу обратила внимание на пыль и сор, разбросанные вещи, немытую посуду. И самое главное — запустение. На сколько я знаю — деревенские семьи были большими, шумными, в них все работали и содержали жилище в чистоте.

— Я живу один. Уж года полтора как умер мой папаша. Брат в дружине Барона Аранаса, сестра замужем в соседней деревне, мамка померла от хвори... как и трое совсем малых братьев и сестёр. Так что остался один я в этом большом доме. Хозяин из меня, скажу прямо, так себе. Ленюсь. Хочу всё жену найти, да что-то боязно идти свататься... — Он говорил, переставляя с места на место вещи, складывая щербатые деревянные тарелки в горку. Он порылся в вещах и достал штаны из грубой ткани. Явно не свежие, в каких-то пятнах. Меня аж передёрнуло.

— А женского платья у тебя не найдётся? — спросила я, стараясь скрыть брезгливость и к этому месту и к деревенщине-хозяину и уж тем более к такой ужасной одежде.

— Женского? Так а тебе зачем? Ты-ж вроде не девка! — Он искренне удивился, потрясая в воздухе куском немытой ткани.

Я подошла к нему, виляя узкими бёдрами, положила руку ему на плечо и проворковала:

— Не девка, но многое знаю и умею. Если найдёшь мне платье или ещё лучше ночную сорочку, я сделаю так, что тебе будет очень хорошо!

Он выпучил глаза, но не проронив ни слова, ушел к большим сундукам и начал в них рыться. написано для bеstwеаpоn.ru Наконец извлёк оттуда простое ситцевое платье и швырнул мне. Я поймала на лету, быстро облачилась, повернувшись к деревенщине спиной. У платья был приятный к телу подъюбник и приятная цветовая гамма — серый с синим.

Тут он швырнул мне кожанные сандалии со словами «это тоже материны». Я обула их. Каблука совсем нет, но всё-таки не босиком по пыльному полу.

Зеркала в этом бедном доме, естественно, не было. Но я сделала ставку на внезапность и голод этого простолюдина. Подойдя к нему, я схватила его за руку и потащила на скамью. Молодой увалень не сопротивляется, наверно вообще не до конца понимает, что происходит. «Забавно! — подумалось мне — Я буду его носиловать, а не он меня!».

Улыбаясь собственным мыслям, я усадила его на скамью, встала на корточки и начала развязывать верёвку на поясе. Запах стоит непередаваемый — от одежды несёт мужским потом, травой и чуть ли не навозом, ноги пахнут немногим лучше, а изо рта пахнет как из бочки с нечистотами, обильно сбрызнутой то-ли квасом, то-ли ещё чем-то перебродившим. В принципе, ничего нестерпимого, запахи природные. Да и я далеко не мадмуазель. А вот пососать очень хочется.

Когда я развязала верёвку и начала стягивать штаны, крестьянин наконец проснулся, упёр мне руки в плечи и начал сыпать нечленораздельными вопросами: «Да шо ты... зачем развязал... ох, нечистая ты сила».

Я подняла к нему свою голову, положила руку ему на промежность и тихо проворковала:

— Я же обещала сделать тебе хорошо! Вот и наслаждайся и ничего не бойся!

Стянув с него штаны, я упала на колени и вдохнула весь мощный запах его промежности. Одуряющая смесь пота, мочи, тестостерона ударила в мои ноздри. Голова закружилась, мой собственный членик слегка разбух от возбуждения, а ротик наполнился слюной от предвкушения встречи с моим первым клиентом, первым в моей жизни мужским членом.

Я мягко заглотила головку в ротик, стала играть с ней язычком. в нос тыкались грубые чёрные волосы с лобка, но я послушно сосала, перебирая ручкой яички, сглатывая ком в горле и терзаясь от острого возбуждения. Стоило мне посмотреть на моего первого в жизни любовника снизу вверх, как он не выдержал, схватил меня за голову и сделав пару фрикций кончил мне в рот густой, горькой спермой. Спермы было немного, так что я помотала её в ротике и без всяких положительных или отрицательных эмоций проглотила.

Парень сидел, прислонившись к деревянной стене и тяжело дышал, отходя от мощного, по его меркам, оргазма.

Я тихо ждала, присев на табуретку. Когда он открыл глаза, хмыкнул, мазнул по мне взглядом и молча встав, стал доставать еду — холодный хлеб, сыр, молоко, овощи. Еда была простой и скромной, но я почувствовала такой зверский аппетит, что без приглашения схватилась за краюху хлеба.

— Надо помолиться. — нахмурился Мартин. Я сначала хотела сказать колкость, но посмотрев в его простодушное лицо, послушно отложила еду и сложила руки. Он забубнил молитву, я послушно шлёпала губами, делая вид что тоже читаю.

Наконец он произнёс «Аминь» и взялся за еду. Ели мы молча и сосредоточенно. Уж не знаю, думает ли он в этот момент обо мне, о нас, о том, что произошло. Лично мне очень приятно сидеть вот так в женском платье, с возбуждённо набухшим, но не вставшем во весь рост члеником и запивать молоком мужскую сперму, которая как плёнка покрыла изнутри весь мой рот.

Наконец, отобедав, мой новоиспечённый любовник сладко зевнул... и полез на печь.

Я даже слегка опешила от такого, моя попка требовала продолжения банкета. Но тут он развернулся ко мне и я увидела, как закрутились жернова в его голове. Он явно что-то хотел сказать, но не знал, как выразиться. Я чуть не засмеялась в голос от такого зрелища, но сдержалась — всё-таки я дама интеллигентная... До определённого предела.

Я встала, пару раз тряхнула подолом платья, охлаждая насиженную попку и разгоряченную плоть. Затем посмотрела на лежебоку и сказала сладким голосом:
— Любимый, а хочешь мы сделаем ещё кое что приятное?

Он обрадованно улыбнулся и с готовностью стал стягивать портки. Я забралась к нему на заваленку, встала раком, задрала подол платья и стала пальчиком смазывать свою дырочку. Наконец заметила, что возня прекратилась и мне пришлось обернуться через плечо. Мой Мартин стоит на коленях уже совсем голый и тупо смотрит на мои прелести.

Я, продолжая ласкать себя пальчиком, спросила:

— Любимый, что с тобой? Никогда не видел такого зрелища?

— У тебя того... как и у меня... мужская суть. — Он даже как-то отстранился, расстроился.

— Ну и что? Мужские черты есть, а суть у меня как раз женская. Неужто я тебе это не доказала на лавке до трапезы?

— Так-то оно так... но богоугодно ли то, что ты делаешь? — он широко перекрестился.

— Не говори глупостей, мой хороший. Богу угодно, чтобы тебе было хорошо и я знаю, как это сделать. А сейчас возьми свой член и направь его в эту мокренькую дырочку. Поверь, ты не будешь разочарован!

Он подвис ещё на пару секунд, но потом послушно взял в руку член и начал медленно вставлять его в мою, можно сказать девственную (не считая пальчиков и подручных предметов) попку.

— Не лезет! — пожаловался он, пихая уже багровую головку.

— Не останавливайся! Суй её, не бойся!

Я потужилась, он надавил сильнее и головка вошла в мою узенькую дырочку. Я сладко застонала, хоть было довольно больно, но закусив губку, я приняла его в себя. Обняв соломенную подушку, я послушно лежу и вздрагиваю от его молодецких фрикций.

— Нравится ли тебе, Мартин? — спросила я с придыханием, подавляя вскрики боли.

— Приятно... кстати, как тебя... зовут-то? — он крепко держит меня за бёдра и с силой запихивает в меня свой член.

— Жи... Жизель. — Я стараюсь говорить как можно эротичнее, как можно слаще. Как же мне нравится распалять этого увальня. Говорить, что он такой классный любовник, что доставляет мне непомерное удовольствие. Я читала, что такими приёмами пользуются профессиональные проститутки, чтобы клиент побыстрее кончил. Наконец-то я влилась в их ряды!

— Мартин, мой хороший, я тебе нравлюсь?

— Да! Ты такая мягкая, а внутри такая горячая и узкая... во мне опять разгорается огонь! — он задвигался резче, дышит тяжело, даже постанывает.

— Дааа... я чувствую! Излей свой огонь в меня! Я так счастлива быть твоей! Боже, я хочу родить от тебя!

От этих не хитрых слов он задёргался ещё сильнее и с криком кончил прямо в мою глубину. Тяжело опустился рядом, дыхание тяжелое, а грудь вздымается, как будто бежал от волков.

Я поплотнее прижалась к нему попкой и сладко закрыла глазки. Вот я и женщина.

Даже лучше — шлюха.

Продолжение следует