Ранним утром в дверь забарабанили. Мы с Мартином проснулись одновременно. Моя растянутая задница слегка ноет от вчерашнего. Мартин впопыхах натянул штаны и побежал открывать дверь. А я села за стол, гадая, кого же это принесло с утра пораньше.

Люди с оружием оказались наёмниками, у которых выдались дерьмовые времена, поэтому они не побрезговали разбойным нападением.

— Благородные люди! Оставьте его в покое! Берите всё, что есть у нас! Пользуйтесь мною как пожелаете! Но только не троньте моего любимого Мартина! Он — свет очей моих и моя отрада!

Прислонив меня к редкому забору, один из налётчиков с гаденькой улыбкой задрал на мне подол платья, достал из складок одежды свой небольшой член и начал тыкаться в меня. Я слегка присела, чтобы он попал и потужилась. Он с радостным воплем засадил в меня свою плоть, крепко схватил за бёдра и стал насиловать. Не скажу, что мне было приятно, но его крепкие руки на моих бёдрах, прохладный утренний ветерок меж ножек и размеренные фрикции округлой головки внутри меня были практически так-же естественны, как прогулка к ручью.

Когда он вышел из меня и отдышался, то позвал второго наёмника. Тот вышел из дома, оба перекинулись парочкой скарбезных фраз и тут второй заметил, что я не девушка:

— Это что такое? Ты что — юноша? — в его словах послышалась растерянность.

— У меня есть юношеские черты, но поверьте — я настоящая баба. По этому не бойся, а пристраивайся скорее ко мне — я вижу, как тебе это нужно.

— Молчи, тварь. Здесь я решаю, кого мне трахать. — Гордо сказал наёмник, но руки его уже во всю перебирали складки одежды, доставая быстро распрямляющийся член.

И я не просчиталась. В мою попку медленно запихивали батон варёной колбасы. Во всяком случае ощущения были именно такие.

Я не удержалась от вскрика боли, мой насильник заржал и подался вперёд ещё сильнее. К тому моменту, как его мясистый хуй полностью вошел в меня, из глаз уже катились слёзы, ноги подгибались и вообще я наконец поняла, что такое износилование.

Но огромный хуй задвигался во мне, острая боль сменилась ноющей, а слушая пыхтение и радостные возгласы моего насильника, я вновь почувствовала нечто вроде удовлетворения. Так и хотелось сейчас повстречать какую-нибудь чинно идущую деревенскую семью с детьми или марширующих солдат, чтобы они увидели какая я хорошая блядь, что даже сквозь слёзы боли пошире расставляет ноги, чтобы в неё было приятнее засаживать.

Наконец, из дома показался третий, самый старший из наёмников. Когда второй предложил ему меня, тот скривился и сказал что мальчиков не трахает.

— К тому-же вы его уже всего измазали в своих богопротивных соках. Неужто ты думаешь, что я буду водить по твоим следам?

— Достойнейший, прошу! Пощади моего Мартина! Возьми меня и всё что приглянётся! Меня можно использовать в долгих походах! Я могу готовить, разжигать костёр и согревать ложе! Только оставь жизнь моему олуху!

— Заткнись! И правда, голосишь как баба! Смотреть противно. Впрочем, знаю я одного, падкого на сатанинские искусы. Можно будет тебя ему выгодно продать. А олуха твоего я не трону, не боись. Зачем резать добрых христиан.

— Ну что, повеселились? По коням! Сегодня к ночи мы будем пить вино благодаря этой находке. — Он смачно харкнул в мою сторону.

Пока мы ехали, он всё обнюхивал мою шею, трогал за грудь, которая почему-то стала мягче и чувствительнее. Ну или он так надавливал, будучи в толстых кожаных перчатках.

— Какая ты... пахнешь, как полевой цветок! — Он ласкает одной рукой моё тело, а второй придерживает конские поводья.

— Ты так мнёшь мою грудь, что кажется она начала расти! — Я поплотнее прижалась к его бронированному телу, стараясь копчиком почувствовать того гиганта, который так сладко меня растягивал — зуд в попке и от грубого проникновения и от спермы был одновременно и сладок и ужасен, как будто меня поджаривают на медленном огне.

— Ты бы была прекрасной девИцей. Тебе бы молочно-белые груди, чтобы в руку помещались, бёдра пошире и между ног ещё одну дыру. — Он прижался носом к моей макушке.

— Неужто моя нынешняя дыра тебе не нравится? — Я схватилась за его руку своими и заставила посильнее вжать в мой живот. Сильный мужской и конский запахи приводили меня в восторг, а мерное движение верхом было так необычно, что я не могла сдержать улыбку.

— На удивление — понравилась. Хоть доброму христианину и не престало делать такого. Но ты совратишь кого угодно, твои сладкие стоны горячят мои воспоминания до сих пор.

— Тогда пообещай, что перед тем, как продадите меня, ты ещё раз возьмёшь меня! — Я вновь прижалась к нему всем телом, чувствуя, как мой собственный членик бессильно трётся о седло.

Когда солнце стояло в зените и мы съехали с тракта в небольшую рощицу, меня усадили под деревом и велели вести себя тихо.

— Я слышал, ты, чертовка, просто в восторге от того, что делают с тобой мужчины. Не скрою, мне противно, что ты мужчина, но я многое в жизни повидал, а с женщиной возлежал месяца три тому назад. — Он замолчал, внимательно разглядывая меня.

— Доставай свой член, я могу ублажить тебя ртом. — Я улыбнулась.

— Ну ты и грязная деревенская девка... впрочем, такое можно услыхать скорее от опытной шлюхи, нежели от сельской простачки, которая краснеет и бледнеет от одного поцелуя.

— Учти — вздумаешь кусаться — выбью все зубы! — он пригрозил огромным кулаком.

— Да, ты прирождённая шлюха. Надеюсь тот, кому я тебя продам, сможет помочь тебе ещё и стать более красивой. Сиськи бы совсем не помешали.

Когда начало смеркаться, мы наконец достигли крупного города. Ворота были распахнуты настежь, в обе стороны тянулись тонкие ручейки из людей, лошадей, волов и телег. Проезжая мимо городской стражи, наш старший бросил на стол, за которым стражники играли в кости, пару медных кругляшков и что-то сказал.

Мерно стуча копытами сначала по земле, а потом и по уложенным камням, мы добрались до большого (по местным меркам) и красивого (даже на мой взгляд) дома. Старый наёмник спешился, прошел к двери и громко постучал. Ему открыл слуга, они обменялись парой фраз и командир исчез в проёме.

— У нас есть ещё минут двадцать — улыбнулся тот, что держал меня.

— Да вам хватит и половины! — Сказала я со смешком, выгибая вперёд грудь, которая как будто и правда стала мягче и больше.

— Кто первый? — спросил один другого?

— Мальчики, вы чего? Один пусть пристроится сзади, а другой спереди! И не надо будет меня потом по чужому семени трахать!

— Да ты сын Дьявола! — покачал головой один.

— Не сын, а дочь. И не дочь вовсе, а будущая любовница. Давайте уже, у нас не так много времени, а я ничего не ела за весь день, проголодалась.

Я постаралась взглянуть на себя со стороны — в заляпаном платье, в тёмной конюшне стою раком, сверкая голой задницей, а рядом расчехляют свои орудия два мужика.

«Нет, всё равно ни капли отвращения. Я баба. Шлюха. А шлюхи радуются, когда могут ублажить мужчину. Кем бы он ни был».

— Ты хоть смочи немного, я же не течная сука... — сказать удалось с трудом, руки до сих пор связаны, а расставаться с членом в ротике не хотелось.

Где-то внизу живота растеклось небывалое тепло. Большой член в заднице вдруг стал чувствоваться намного отчётливее, как будто выкрутили настройку яркости ощущений. Мой членик расправился, надулся... я задышала чаще, стоны стали срываться более женственные. Мои любовники вроде как изменений не заметили, но ускорились, стали держать меня крепче. И тут я не выдержала, воспоминания о мужчине из сна, помноженные на усилившиеся ощущения от трахающих меня членов смешались в моей голове и взорвались невиданным до этого оргазмом, который прокатился вдоль всего тела. Членик пару раз выстрелил густой, тягучей спермой в сено, а попочка так сильно сжалась вокруг таранящего её члена, что наёмник сзади застонал и тоже кончил прямо вглубь меня.

Хорошо, я хоть как-то могла контролировать свой рот, лаская язычком входящую спереди головку члена. И долго мой второй любовник выдержать не смог — загнав свой член на максимум он хорошенько спустил мне в горло и почти сразу вышел, забрызгав мой ротик остатками своего пахучего семени.

— Теперь я хочу поднять цену. — Прогудел начальник наёмников.

А ко мне подошел слуга, немногим старше меня самой, отряхнул меня и сказал:

— Его Сиятельство велели проводить вас в покои.

— Кому я теперь принадлежу? — Спросила я, беря его за руку и следуя за ним внутрь дома, на ходу махая ручкой своим недавним любовникам. Те довольно привалились к деревянной колонне и отходили от сильного оргазма.

— Сэру Людвигу Красивому. — молвил слуга.