— Ты же у нас сейчас вроде как негласный член семьи. Только зримый лишь по ту сторону двери комнаты Романа, - пошутила Алёна.

— И как там сейчас Роман? Он знает, что мы с вами в Москве встречаемся? – поинтересовалась я.

— А ты хочешь, чтобы он точно это знал? – удивилась Алёна.

— Пока предпочитаю занимать позицию: «С глаз долой – из сердца вон». А что будет с моим приездом на 8 марта - этого не загадываю.

— Ну и правильно. Говорят, что как только мужчина понимает, что женщина его ждет, он может заставить ее ждать вечно. Но кажется, с Романом у тебя как раз обратная ситуация. Впрочем, нам с Денисом это пока только на руку.

— Вот уж чего точно не хочу, так это становиться роковой женщиной в жизни Романа. Я вообще–то белая и пушистая. Ну и еще любящая откладывать на потом проблемы отношений, - недовольно буркнула я.

— Ладно - чай, вы не маленькие уже, сами разберетесь со временем, что к чему.

— Какой забавный архаизм речи. Я про «чай».

— Это из северных говоров в общерусский язык пришло. Чаять - значит надеяться, верить, ожидать. Сейчас это уже почти совсем воспринимается как архаизм. Кстати, однажды приведший к неточности перевода «Мертвых душ» на китайский язык. Запутался переводчик в главе про встречу Чичикова с помещицей Коробочкой: там в тексте «чай» встречается и как предлагаемый помещицей напиток, и как частица в значении «надеюсь» в речи Чичикова. Так что переводчик решил, что Чичиков еще и чаем из Китая приторговывал. Перевод - это всегда автопортрет переводчика. Вот этот китаец свой автопортрет на Гоголя и наложил.

— Алёна, вы, наверное, как филолог много таких историй про казусы перевода знаете…

— И не говори. Переводчик художественной литературы – это профессия ответственная и, как правило, не благодарная. Безупречности передачи образа не добьешься никогда, если только ты сам не автор того текста, который переводишь. Но мне известен всего один такой случай: Набоков сначала написал «Лолиту» на английском языке, и потом уже через десять лет перевел ее на русский. При этом он еще и обзывал переводчиков «ослами просвещения». Перефразируя Пушкина, образно называвшего переводчиков «почтовыми лошадьми просвещения».

— Однако Набоков, похоже, был весьма высокомерен.

— Это еще мягко сказано. В отношениях с внешним миром Набоков был ужасен - рафинированный, брезгливый в своем писательском жеманстве дэнди с вечными скандалами и капризами. Он вел себя как избалованный «мальчишка с сачком для бабочек», требующий, чтобы все вокруг его обожали, и для этого разбивающий очередную вазу подороже. Кстати, очень удивился своей популярности среди советских читателей: мол, не может быть, чтобы в «деградировавшей после революции» России кто-то дорос до понимания моих романов. При этом Владимир Владимирович в быту был беспомощен и предпочитал полностью зависеть от жены, которая была для него и верной поклонницей, и «мамочкой», и менеджером, и переводчиком на немецкий, и даже секретаршей на телефоне (Набоков так и не потрудился научиться пользоваться телефоном). Ну и домашним диктатором, понятное дело (куда же без этого, если муж – «взрослый ребенок»).

— А вы сами, Алёна, художественные тексты не переводили?

— Это был весьма специфический опыт. Переводила по просьбе Дениса французскую эротическую прозу. Лежала с ним в постели с его членом в киске и читала вслух предложение по-французски, а тут же по-русски изо всех сил и на грани потери самообладания пыталась перевести ему. Изо всех сил потому, что Денис при этом молча передавал мне все свои ощущения от озвучивания перевода движениями члена. В общем, переводила тогда я в диком возбуждении и почти непрерывных оргазмах. В итоге этих специфических переводов в постели мы как раз и зачали Романа.

— А он об этом знает?

— Не нужно ему об таких психологических деталях знать. Маленький он еще.

— А мне идея понравилась. Хотелось бы как-нибудь попробовать вместе с вами.

— А кто вслух читать будет? Я, ты или Денис?

— Все по очереди. А потом отдельный приз лучшему чтецу, - рассмеялась я.

— Ну ты и баловница. Прямо вся в меня. Могу подарить тебе еще одну прикольную технологическую идею от Дениса – выучи любовную арию из оперы «Ромео и Джульетта» и попробуй исполнить ее во время минета под музыку Шарля Гуно. Со всеми голосовыми вибрациями и поющими движениями губ. Скучно точно не будет – гарантирую.

— Я сейчас представила, что делаю это, и тут же поняла, что вот-вот потеку от сладострастия.

Алёна расхохоталась вместе со мной..

— Признаться те памятных четыре дня в Петербурге действительно растравили во мне чувственность. Я как вернулась в Москву, так почувствовала, что мне не хватает, как бы это сказать, атмосферы изысканного распутства. Перед сном теперь балую себя пальчиком, предаваясь сладким воспоминаниям о вашей семье.

— А мы с Денисом этого и добивались, чтобы ты по нам время от времени скучала. Денис хотел, чтобы ты через наши игры с тобой стала именно изысканной развратницей. Просто развратничать-то легко, и это доступно каждому - достаточно просто отпустить в себе все вожжи и пуститься во все тяжкие с такими же отринувшими от себя всякие ограничения. А для изысканного разврата с его вечным томлением духа какие-то вожжи в себе, наоборот, натягиваются. Это одновременно и потакание сексуальному инстинкту, и обуздание его через эстетику отношений.