У нас был очень хороший ужин, и наша уютная маленькая группа из четырех человек целиком им наслаждалась. Здесь было все, что могло соблазнить и побаловать аппетит — дичь нескольких видов, а устрицы и другие моллюски подавались в самом изысканном стиле. Я не мог не думать о том, что если дамы в монастыре баловали себя такими роскошными и впечатляющими яствами, то неудивительно, что их кровь стала немного горячее, а их страсть — более возбуждающей, чем то, что соответствовало их религиозным обетам. И действительно, влияние вкуснейших блюд и изысканных вин, в употреблении которых отец Юстас принимал такое же активное участие, как и моя матушка и тетя, стали заметнее. Я был склонен возмутиться очень ласковым отношением красивого исповедника к моей матушке, но настоятельница, заметив, что происходит у меня в голове, жестом указала мне выйти в соседнюю комнату, где дала мне понять, что преподобный, скорее всего, мой собственный отец. Более, того она была в этом совершенно уверена.

— На самом деле, — сказала она, — могу поставить на карту свою репутацию, мой дорогой Огюст, что месье Д"Эрмонвиль не твой отец.

— Откуда ты узнала об этом, моя дорогая тетушка? — спросил я.

— О, с помощью самого простого способа на свете, — со смехом ответила она. — Вскоре после того, как моя сестра вышла замуж, я поехала к ней. Ее не было дома, но мне сказали, что месье будет рад принять меня, и он действительно был рад. Он сделал мне самые изысканные комплименты о моем лице и внешнем виде, и я полагаю, что он был прав, ибо я тогда была послушницей в монастыре и выглядела очень провокационной в своем простом наряде. Конечно, это было шестнадцать лет назад. Я была намного моложе и красивее, чем сейчас.

— Ты и теперь прекрасна, моя дорогая тетя! — воскликнул я, бросаясь к ней, похотливо целуя ее и проводя руками по ее зрелому телу.

— Избавь меня сейчас от своих похотливых желаний, милый Огюст, — сказала она, — и позволь мне закончить рассказ. После ужина ты будешь развлекаться столько, сколько захочешь.

Усевшись на мое колено и позволив моей руке расположиться промеж ее бедер, она продолжала.

— Твой уважаемый отец перешел от комплиментов к поцелуям, от поцелуев к поглаживаниям моей груди и попки, которые как для шестнадцатилетней девочки были действительно очень хорошо развиты. Конечно, я могла бы предотвратить все это, если бы захотела, но я была очень далека от того, чтобы изображать невинную девушку, которой казалась, — мой красивый молодой исповедник уже давно обо всем позаботился. Тем не менее, я подумала, что было бы правильнее изобразить какой-то слабый протест, но меня заверили, что все это в семье уже было и все было хорошо и правильно. Затем он поднял мою одежду и внимательно осмотрел все, что я вынуждена была показать. На самом деле ему хотелось большего, поскольку он раздвинул мои нежные половые губки пальцами и начал лизать меня. Ощущение было невыносимым. Он держал мою щель раздвинутой, пока не нашел тот нежный бугорок плоти, привлекший его внимание благодаря настойчивости его языка. Мой клитор — а на самом деле все мое тело — дрожал с каждым его полизыванием. Он покусывал и щелкал по нему, чередуя эти знаки внимания с глубоким погружением в глубину моей норки. Когда он покончил с этим, я опустилась на диван, раскинув в разные стороны свои бедра, притворившись, будто я совершенно беспомощна.

Настало время старого достойного дворянина. Он мужественно снял штаны и извлек свой толстый инструмент. К сожалению, я увидела из-под уголков моих полузакрытых глаз, что он абсолютно беспомощен! Его член, возможно, и был хорош в то или иное время, и даже сейчас с виду он был не так уж и плох, только он не стоял! Это был фатальный порок. Он лег на меня, просунул руку под мои ягодицы, ощущая меня там. Затем приподнялся и обозрел мои широко раскрытые прелести. Но все это не имело значения, — его член не напрягался. Наконец я встала с дивана в состоянии глубокого отвращения, разочарования и искренней жалости к твоей бедной матушке, которая, как я впоследствии выяснила, нашла духовное и телесное утешение в служении отца Юстаса. Так что не обращай внимания на то, что он с такой любовью относится к твоей матери, мой дорогой Огюст. А теперь, — сказала она, целуя меня, — если ты уже закончил копаться в секретных частях моего тела, мы вернемся в гостиную.

С большим облегчением узнав эту правду, я в приподнятом настроении вернулся в гостиную и обнаружил, что моя мать и ее исповедник весело смеются над чем-то, что они обсуждали. Сразу же после нашего прихода отец Юстас сказал мне:

— В ваше отсутствие, мадемуазель, я рассказывал вашей матери, что мой долг как одного из главных исповедников, назначенных в монастырь Сен-Клер, — должным образом расспросить о нравственности и привычках всех его обитателей, даже если монахини или послушницы не исповедовались. Я думаю, что присутствие вашей матери и тети избавит процесс от всех нарушений. Несомненно, настоятельница полностью удовлетворила свое любопытство относительно вашего пола и невинности, но я хотел бы удовлетворить и свое, просто ради проформы, о которой вы знаете. Итак, мадемуазель Огюстина, я побеспокою вас и попрошу подойти ко мне и приподнять ваши юбки.

Здесь я сильно заколебался, но моя матушка по ту сторону стола кивнула и улыбнулась мне, а тетя прошептала: «Иди к нему. Это всего лишь развлечение!» Я подошел к столу, где сидел его преподобие, обхватив рукой за талию моей матери, и медленно задрал свои юбки. К вящей радости — но не к удивлению — всех присутствующих, перед ними во всей красе предстал мой член и его свисающие шары. С тех пор, как я вошел в стены монастыря, мой орган, на самом деле, был уже более или менее окрепшим. На время ужина он на время затих, но ощущение киски моей тетушки и ее похотливая история снова вселили в него твердость, и я почувствовал, что он скоро должен взорваться. Я покраснел, пока моя матушка смеялась, а Агата вышла из-за стола, чтобы рассмотреть его поближе, но отец Юстас сохранил свою торжественную мину и ощупал мой пульсирующий член, как будто определяя его вес и размер. Наконец, попытавшись заставить его опуститься со своего стоячего положения и потерпев неудачу, он повернулся к моей матери, и сказал с одобрением:

— Он сын своего отца.

— Конечно, дорогой Юстас, — ответила моя мать. — Я рада, что ты снова обнаруживаешь в нем свою молодость.

— Ну, — ответил священник, — я не настолько стар, чтобы не поднять свой член. Несмотря на всех монахинь и послушниц, с которыми я трахался по долгу службы, я еще далек от усталости. Смотрите, молодой человек! — приказал он. — Ты еще не совсем взрослый, и, без сомнения, станешь намного больше. Но я не думаю, что ты когда-нибудь сможешь продемонстрировать такой же благородный инструмент, как у меня!

С этими словами он встал и, распахнув свое одеяние, представил нам громадное оружие темного оттенка с фиолетовым верхом, которое, благодаря своему цвету, не опозорило бы и осла, а его тестикулы были скорее как у молодого быка, чем у человека. Но дамы не испугались. Напротив, они смотрели на нас с восхищением и страстным желанием. Моя тетя даже обвила рукой меня за шею и прошептала:

— У твоего отца больше, милый Огюст, и Генриетта в восторге от него. А я предпочитаю твой.

Отец Юстас завершил демонстрацию словами:

— У меня большой интерес к вам, молодой человек. Вы сын прекрасной дамы, которая мне очень дорога. — При этих словах моя мать бросила на него любящий и благодарный взгляд. — При других обстоятельствах такой смелый эксперимент, на который вы отважились, мог стоить вам жизни. Но я предоставлю тебе такие привилегии, какие никогда не предоставлялись, за исключением таким законным пастырям, как священники, монахи, духовники и тому подобное, всегда находившимся при исполнении своих обязанностей.

Здесь мне почудилось, будто он подмигнул настоятельнице, и она,

конечно, рассмеялась. Тем не менее, он продолжал говорить о том, что я мог бы управлять монастырем, и о том, о чем беспокоились молодые дамы, как монахини, так и послушницы. Он не сильно боялся скандала, — приближались тревожные дни, и монастырь Сен-Клер мог быть подавлен среди прочих, так что он не особо беспокоился о том, что все красивые молодые монахини и послушницы расстанутся тут со своей девственностью.

— Кстати, сестра Агата, — продолжал он, — в монастыре сейчас есть служанки... в смысле, симпатичные?

— О да, — ответила моя тетя, — есть несколько. Есть, конечно, Луиза и Агнес — она очень строгая. И я уверена, что еще ни один мужчина не побывал между бедер у послушницы Адель, хотя у меня есть основания полагать, что девственность она потеряла.

— Полагаю, за это она должна поблагодарить вашу милость, — улыбаясь, сказал отец Юстас.

— Безусловно, — деловито ответила моя тетя, — я хотела развлечься и подумала, что это пойдет ей только на пользу.

— О, конечно, — сказал он, — у вас есть привилегия поступать так, как вам заблагорассудится. Ну, а насчет этого прекрасного паренька, — позволим ему делать среди них все, что ему нравится, только пусть еще поносит это милое платье — это не вызовет лишнего шума и откроет ему вход во все закоулки монастыря. Тогда вы можете отпустить его среди них, как молодого оленя среди стада.

— Не раньше, чем он проведет со мной ночь, — поспешно вмешалась моя тетя.

— Ах, Агата, тебе должно быть стыдно за себя! — воскликнула моя мать, а отец Юстас громко рассмеялся и заметил, что трахаться между родственниками, тем более столь близкими, запрещено церковными канонами!

В то время пока все это происходило, моя тетя шептала мне:

— Я подарю тебе все удовольствие, которое ты только можешь себе представить!

На что я выдохнул в ответ:

— Право, моя прекрасная тетушка, я жажду бросить вас на диван и разделить вас в эту самую минуту!

К этому времени отец Юстас, который выпил много вина, оправился от смеха и произнес:

— Будь же прокляты церковные каноны! Я никогда о них не беспокоился, и если они покончат с ними и с Церковью тоже, мне все равно. Я уйду в армию! Итак, мой дорогой мальчик, если хочешь, то можешь трахнуть свою тетю Агату. Она действительно великолепная женщина, и я даю тебе благословение на то, чтобы сношать настоятельницу. Но помни, ты должен делать это энергично и разнообразно, иначе она никогда не простит тебя. На самом деле, тебе лучше присунуть ей несколько дюймов в присутствии твоей прелестной матушки и меня, — мы оба хорошие судьи, а я хотел бы увидеть, похож ли ты на меня в других деталях, кроме просто длины своего штыка.

На это мама возразила, сказав, что это слишком бестактно, но это уже никого не волновало. Отец Юстас начал душить ее таким залпом сладострастных поцелуев, что я ясно увидел, что Агата будет не единственной киской, которая собиралась быть трахнута. Подавая пример, он не терял даром времени, — ему не составляло труда (как это часто было у меня) поднять шелковую мантию или множество юбок и фиксировать их наверху. Он уже расстегнул свою мантию, разложил мою мать на диване и, приподняв руками ее ноги, приступил к управлению своим ужасным оружием самым насильственным образом. Он подался бедрами вперед, пока головка его огромного члена не коснулась ее густо поросшего входа. Без помощи руки он заставил вздувшееся навершие пройти сквозь тугие губки, которые легко раздвинулись, чтобы принять его, и как только он вошел внутрь, он на мгновение задержался, словно наслаждаясь возникшими ощущениями. Затем он пошевелил бедрами так, что розовая головка, зарывшаяся в щелку, открыл сам проход, после чего одним толчком он погрузился внутрь на всю длину, до самых шаров. Они шлепали по ее ягодицам, когда он начал ее дико трахать, снова и снова вколачивая в нее свой таран, пока я было не подумал, что моя мать вот-вот закричит.

Агата и я, возбужденные тем, что мы оба в свою очередь должны были начать трахаться, не могли не смотреть на любовный конфликт, происходивший на другом диване. Наконец, я, потеряв все терпение в ожидании начала, произнес:

— Милая тетушка, если ты встанешь на колени в такую позу, называемую в просторечии собачьей, то я смогу трахнуть тебя в самом галантном стиле и полюбоваться всеми прелестями, которые ты продемонстрируешь, и в то же время, мы оба сможем любоваться восхитительным зрелищем на другом диване.

Она не заставила себя упрашивать и встала левреткой, а я быстро очутился позади ее гладких округлых ягодиц. Раздвинув эти нежные полумесяцы руками, я поднес свой пульсирующий член к верхнему уголку щелки, которая застенчиво смотрела на меня снизу. Стремясь подражать отцу Юстасу, я пробрался внутрь нее с небольшой прелюдией, и как только навершие моего копья оказалось в ловушке внутри этой тугой киски, я уже не колебался, — сразу же вошел внутрь, чувствуя, как каждый дюйм моего стержня упорно пробирается все глубже и глубже в любовный проход моей тети.

— Оттрахай, Огюст! Оттрахай ее как следует, сынок! — сказал отец Юстас, наблюдая за моим безумным служением.

Когда он произнес это, то вытащил около шести дюймов своего массивного члена из влагалища моей матери, затем снова погрузил его до упора, вызвав у нее восклицание и просьбу быть более нежным. Но у отца и сына нежности было немного; как и у дам, когда наши таранные движения начали приносить свои надлежащие результаты. Через минуту другую матушка начала дергать ногами в воздухе, как акробат, а тетушка приподнимала свою попку навстречу моим тяжелым толчкам, словно хотела, чтобы мой член был вдвое длиннее, чем был. О, как долго и жестко я ее трахал! Я непрерывно выходи и врывался снова, отступал и толкал до тех пор, пока я не стал опасаться, что от силы моих таранов мой член выйдет изо рта моей тети. Это было восхитительно, и вскоре я почувствовал нарастающее давление в моих шарах и члене, что указывало на неизбежное извержение. Через мгновение мое тело уже содрогалось от пиковой активности, и я извергал струи густых сливок в жаждущую емкость.

Ну что ж, все наслаждения когда-то заканчиваются, а экстатические восторги от вхождения в тело прелестной женщины являются одними из самых кратких. Все мы обессиленные лежали на отдельных диванах. Дамы лежали в самых похотливых позах, с раздвинутыми ногами, не скрывая демонстрируя нам свои сочащиеся киски.

«Конечно, — думал я, мечтательно размышляя, — это довольно странное затруднительное положение для молодого человека — очутиться в женском платье, трахая настоятельницу строгого монастыря, которая является к тому же твоей собственной тетей! И в то же время быть свидетелем того, как твою матушку в этой же комнате бесстыдно трахал ее исповедник, который является твоим собственным отцом! Невероятное приключение!

Отец Юстас был первым, кто пришел в себя. Как и подобает опытному практику, коим он и являлся, он порекомендовал нам вдвоем дать нашим партнершам по бокалу шампанского, чтобы восстановить свою живость.

— И давай не будем забывать себя, сын мой, — сказал он. — Твое здоровье! Помни, что я буду присматривать за тобой и помогать тебе, как только мне выпадет шанс, или если ты в этом будешь нуждаться.

После того, как помог своей любимой тете оправить ее одежду, я поблагодарил его и поклялся его здоровьем. Последний совет, который дал мне отец Юстас на прощание, — взять еще вареных устриц. Потом он добавил, хитро взглянув на мою тетю:

— Ваша милость, это только начало. Полагаю, до утра вам придется пройти через многое. Надеюсь, вам понравится! Спокойной ночи!