Вождь Большая Гора был могуч. Когда-то он убивал больших зверей одним удачным броском большого камня так же, как и его отец – Великая Гора. Заботы о жизни племени, охота и бесчисленные совокупления с самками состарили вождя раньше времени. Даже Жирная, любимая самка вождя, не радовала своими длинными сиськами его Трубку жизни, и Трубка продолжала безжизненно болтаться между могучими ногами, густо поросшими седыми волосами.

Мысли роились под его крепким черепом, как черные пчелы, и вождь часто не мог ухватить за хвост ни одной, иногда даже связать два слова было для него проблемой. То ли дело Колдун. Тот строчит слово за словом так же, как осенний дождь стучит по палым листьям. Ту-ту- ту, бу-бу-бу...

Кроме Жирной, у вождя были еще две любимых самки – Черная и Красная. И тоже очень привлекательные, но Худая... В их первую ночь она так кричала, выла и кусалась, что вождь ни разу не пустил в нее струю детородной жидкости, а наградил ее тумаком и отшвырнул в дальний угол пещеры на кучу нечистот. Может, и, правда, отдать ее рисовальщику, как тот просил? Вождь покачал головой. Пока не отдам, решил он, пусть закончит образ Жирной, который Худо начал рисовать углем и цветной глиной а пещере вождя.

Беременных самок вождь всегда выгонял из своей пещеры, чтобы не мешались под ногами со своими животами и вечно пищавшими мелкими. А хорошо бы поймать одну такую с огромным животом, надувшимися сиськами и засадить ей глубоко, чувствуя, как дергается будущий мелкий под ударами Трубки жизни. Вождь сладкострастно осклабился, и тут же вспомнил, что это пока придется отложить. Пока Колдун не изготовит зелье.

Да тут еще старший сын вождя Голый. Который давно ходит с недовольной рожей и претендует на Старших самок. Сын получился так себе... Нет, Трубка жизни у него было ого-го, едва ли не больше, чем у самого вождя, но шерсти на нем было мало, только вокруг Трубки и чуть-чуть на широкой груди... Вождь уже не помнил, чей он сын – Жирной, Черной или Рыжей. Важно было, что он – сын вождя! А, может, нет? Вдруг он – сын Худо? Только Худо оставался в пещере во время общей охоты, рисуя образы. Он и самки...

Вождь покачал головой. Без образов нельзя. Если не нарисуешь мертвого зверя, охота будет неудачной, и племени будет нечего есть. Все эти Загонщики и Кровопуски будут ходить голодные и злые, а самки – собирать корни и семена. Некоторые корни были вкусными, но попробуй накормить ими толпу здоровых самцов с каменными топорами...

Пока вождь находился в тягостном раздумье, к нему подобралась Жирная, и тихо уселась у ног, показывая жестами, что могла бы оживить его Трубку, как раньше. Вождь отрицательно покачал головой, и тогда Жирная открыла жабий рот и всосала его Трубку губами. Она очень старалась, причмокивая и покусывая Синюю сливу на конце Трубки, да только все без толку...

Вождь пинком отбросил Жирную, встал с холодного камня и отправился в пещеру чего-нибудь пожевать. Последнее время он стал много есть, и его мускулы покрылись слоем жира. Нет, он еще был очень силен, но ходил в гору с трудом, задыхаясь и, то и дело присаживаясь отдохнуть.

Вождь добрался до пещеры и в полумраке прошел в дальний конец, где Худо рисовал образ любимой самки Жирной. Худо нарисовал ее без шкур на теле и без волос под животом и на груди, которые вождь вырывал собственноручно. Он любил это делать, положив Жирную на камень и всунув ей Трубку жизни по самые Шары.

Она была так похожа, широкобедрая, жадная до детородной жидкости, на живую Жирную, что вождю показалось, будто его Трубка шевельнулась. Но нет, она просто соскользнула с бедра сидевшего на камне вождя и бессильно повисла на Шарах. Также безнадежно повисла и его голова на короткой толстой шее...

— Хай, вождь! – тихо сказал Худо за спиной Большой Горы.

Вождь вздрогнул, потому что начал засыпать и не слышал, как тот подкрался.

— Нравится?

— Да. Закончил?

— Еще день или два. Тогда закончу. Мяса дай.

Вождь, молча, разорвал на две неравных части большой кусок вяленого мяса, меньшую протянул Худо, а в большую впился зубами сам.

— Колдун гадал на тебя, – сказал Худо, медленно пережевывая жесткое мясо.

— Что сказал?

— Сказал, ты перед ночью вернешь Силу и будешь обладать самками снова.

— Хорошо. Этим днем?

— Да. Отдашь мне Худую?

— Нет. Пока. Нарисуй Жирную. Потом.

— Слово?

— Слово.

— Колдун назначил обряд на этот день, – сказал Худо. – Силу вернешь.

— Хорошо.

Говорить Худо был тоже не мастер, поэтому он схватил уголь и начал быстро рисовать на очищенной от мха каменной стене. Он изобразил большую фигуру Вождя с торчавшей Трубкой, вокруг него – хоровод танцующих самок с огромными сиськами и широкими, как у Жирной, бедрами, а в отдалении – фигурку Колдуна с воздетыми к небу руками, у ног которого стоял тыквенный сосуд с зельем.

— Понял, – сказал вождь и повалился спать. До вечера...

...Колдун жил в шалаше на отшибе и сейчас говорил с Голым, старшим сыном вождя. Они сидели на мягкой траве и ели мясо, приготовленное на костре, и которое так презирал вождь Большая гора.

— Вкусно! – сказал Колдун. – Как они его готовят?

— Варят. В воде. И солят, – ответил Голый.

Голый показал чистую тряпочку, в которую был завернут белый порошок.

— Что это?

— Это соль.

— Откуда ее берут белые? Меняют?

— Нет. Далеко на севере есть озера, из которых нельзя пить, но если их воду высушить на солнце, то получается такой порошок, который они называют солью. А как твое зелье?

— Готово.

— Сделай так, чтобы Большая Гора выпил зелье за два раза. И, когда подашь ему питье во второй раз, подмешай ему эту травку.

Голый протянул Колдуну пучок невзрачной травы.

— Что это?

Колдун понюхал траву, а затем хотел попробовать ее на вкус, но Голый перехватил его руку.

— Что ты? Тебе нельзя! Ты же живешь один? Без самки?

Колдун утвердительно кивнул.

— Эта травка усиливает возбуждение во много раз, а без самки оно тебе не нужно.

Колдун послушно кивнул.

— Я сделаю все, как ты скажешь, Голый. Но пообещай мне, что не прогонишь меня, когда станешь вождем.

— Обещаю.

— Слово?

— Слово.

Когда Колдун пришел в пещеру, вождь Большая Гора все еще сладко спал.

— Вождь, пора! – сказал Колдун и потрепал вождя за плечо. – Все собрались, начинается обряд...

... Обряд был подготовлен на славу. Худо, как лицо творческое, стучал колотушкой из старой кости по пустому внутри старому дереву, отбивая ритм, Колдун в короне из корней, веток и листьев бормотал заклинания, а все взрослые самки были построены в ряд, и начинали подпрыгивать. Колдун и его добровольные помощники постарались на славу: шкуры, скрывавшие тела самок, сняты, а сиськи у всех были тщательно выбриты каменными и костяными ножами, и багровели в лучах заходящего солнца, натертые красной глиной. Были здесь и Жирная, и Рыжая, и Черная. Была здесь и Худая, подпрыгивавшая выше всех. Большая Гора выпил по наущению Колдуна половину кувшина с зельем и тоже начал подпрыгивать, подчиняясь общему ритму и поглядывая на свою Трубку жизни, которая постепенно наливалась силой.

Вождю этот обряд был знаком. Он уже проходил посвящение, когда должен был доказать всему племени, что он взрослый, и может иметь свою самку. Тогда его Трубка жизни прыгала недолго, потому что налилась кровью и торчала как сук тотемного дерева. Теперь же Трубка твердела не так быстро. Но все-таки... Большая Гора жадно оглядывал ряд самок, и он мог совокупиться с любой, хоть со всеми. Но он выбрал для начала самую невзрачную и низкорослую, подбежал, выхватил ее из строя и потащил на середину, где был сооружен помост из толстых веток и свежей травы. Вождь кинул самку на помост, еще раз оглядел ее всю горящими глазами и вздохнул ее запах. Колдун не обманул, Трубка жизни вытянулась и надулась, и вождь, ухватив самку за ноги, просто надвинул ее на Трубку. Ее детское место подвернулось внутрь, потому что Трубка вождя для нее слишком велика, но она до крови закусила губу, потому что хотела стать избранной. Внутри самки было сухо и горячо, и это не понравилось вождю, потому что она должна быть мокрой и хлюпать своим детским местом. Он отбросил самку в сторону и стал высматривать другую...

... Большая Гора взял уже семь самок, и Сила покинула его. Он допил зелье из кувшина, и, качнувшись, неверными шагами ринулся к Жирной. Под действием зелья его Трубка встопорщилась, Шары подтянулись, и Жирная была в двух шагах, но тут мир крутанулся вокруг Большой Горы, и он упал, изливая семя и кровь из носа и ушей...

...Лилия Дурново, инженер капсулы времени, просмотрела все видео, которое принес ей поисковик Владислав Голов, и вздохнула с облегчением. Хорошо, что объемное изображение не предает запахи, подумала она. Когда Голов вошел в капсулу, от него пахнуло таким смрадом, что ей пришлось вставить в ноздри одноразовые фильтры и включить дополнительную вентиляцию. Владислав кинул ей на стол кристалл памяти и помчался мыться. Прибор изменения внешности или, попросту, «Личину», он оставил в раздевалке, сразу превратившись из сына вождя Большая гора в обычного человека, и теперь наслаждался горячими струями, омывавшими его сильное тело разведчика.

— Слушай, Слава, – сказала Лилия Голову, когда тот вышел из душа, завернутый в махровое полотенце, вышел из душа. – Ты сам все это видел?

— Конечно. По контрольному монитору и в натуре.

— И стерпел?

— То есть?

— Да ты же у нас возбудимый, как подросток. Я-то знаю.

Она лукаво рассмеялась.

— Ах, вот ты о чем! Ну, пришлось пару раз «передернуть затвор». Вообще-то нелегко нести цивилизацию этим первобытным.

— А симпатичную самочку не завел себе?

— Не завел. Они не подмываются никогда. Не то, что ты, чистюля! А как у нас Голый, настоящий сын вождя?

— Сидит в клетке. Ест много!

— Завтра выпустим?

— Сегодня. Завтра домой...

— Тогда давай сейчас, пока Туркин из поиска не вернулся?

— Прямо сейчас?

— А что?

— Нет, ничего. Подмоюсь только.

— Ну, я же говорил, что ты – чистюля! Давай так!

Она вскочила и сбросила тонкие бретельки, удерживавшие комбинезон на хрупких плечах, а Голов развернул укрывавшее его полотенце. Странно, подумал он, на Лильке ни одного волоска. Отвык.

— Возьми меня, как вождь брал одну из самок, – промурлыкала Лилька. – Он взял ее за ноги, поставил на голову и вошел в нее сверху вниз.

— А, понял. Только он при этом стучал ейной головой о землю. Я к этому не готов.

Он взял Лильку именно так, как он просила. Поставив ее на голову. И вошел в нее сверху вниз, прижимая член (не такой большой, как у вождя) к передней стенке влагалища. К пресловутой точке G. Лилька запыхтела, застонала, покраснела круглым лицом и маленькой крепкой грудкой. Голов почувствовал, что его член, истомившийся по чистой женщине, готов пролиться животворным дождем, но не стал вынимать его, а, наоборот, втопил до предела, упираясь в матку, как водитель жмет педаль газа на свободной дороге недалеко от дома. И член «поблагодарил» его, сделав скорое «бжик-бжик».

— Как, уже все?

Лилька иронично изогнула бровь и осмотрела стремительно съеживавшееся мужское достоинство Голова, которое тот вынул из хлюпающего влагалища. Он всегда был «скорострелом».

— Я думала, ты раза три сейчас, подряд... да, ты не вождь.

— Тебе нельзя смотреть мое кино, дорогая. Оно тебя слишком возбудило. Но вождь трахал самок под действием зелья, сваренного Колдуном. А я... Сейчас отдохну полчасика, и можно еще раз.

— В другой раз возьми у Колдуна рецепт...

Она вздохнула.

— Ладно! Я уж сама как-нибудь пальчиками доработаю.

Она вонзила четыре пальца, сложенных птичьим клювом, во влагалище, все еще жаждавшее мужчины, а большим пальцем прихватила зону клитора. Но в тамбуре капсулы раздался топот Туркина, командира капсулы времени.

— Соседи, вы дома? – послышался его могучий голос. - Извините, соль кончилась! Шутка! О, я, кажется, не вовремя? А неандера я отпустил. Он поначалу не хотел уходить, все на рот показывал. Да электрошокер не тетка, поскакал, как миленький... А вообще-то мне здесь надоело, все эти кроманьонцы и неандертальцы...

Он всегда вываливал на головы собеседников все сразу, а потом надолго замолкал.

Лилька вытащила из влагалища руку, встряхнула кистью, сбрасывая на пол пахучую влагу, и томно потянулась.

— Все, завтра домой! А ты, командир, в другой раз стучись, что ли? Ладно?