Если подростка оставить одного, что он будет делать? Правильно, дрочить! Если ему предложить добрую женщину, что он будет делать? Он будет.... Вот тут возможны варианты!

В деревне у родственников Макаров редко оставался в одиночестве. Ну, во-первых, он должен был что-то есть, во-вторых, ходить в чистом, в третьих, вовремя ложиться спать. Для всего этого бабушка и существует. Она вкусно готовит, стирает, а на ночь рассказывает истории из своей богатой на события долгой жизни: про царя, про революцию, про первые колхозы. В эту ночь Вовка остался без сказок. Бабушка сказала: «Чтой-то Нюрка прихворнула. Пойду в избу ночевать. А ты спи!». Она погасила свет, и ушла в избу к сестре, а Макаров остался в пристройке-хибаре один. Сразу из углов полезли наглые мыши, запищали комары, а под обоями зашуршали противные черные жучки, которых здесь называли козявками. Их нужно было давить, чтобы на обоях оставались красивые жирные пятна, которые потом живописно желтели. Как там у Пушкина? И руки тянутся к перу? Хрена-то! Руки тянутся к трусам, а потом к тому, что под ними. И становится на душе тепло, а в теле приятно! Вовка сделал себе приятно один раз и уснул, несмотря на мышей, подбиравшихся к продуктам, комаров, пищавших над головой, и козявок, бодро пожиравших своих павших собратьев под обоями.

Утро было прохладным, ярким и без осадков. Вовка сел в постели и огляделся. На столе лежала записка, на которой было написано корявыми печатными буквами: «Увела Нюрку в баню. Ешь сам, что захочешь». Бабушка была малограмотной, несмотря на четыре года ЦПШ, половину из которых она провела в няньках у кулаков. Мыши ушли спать, комары издохли от голода, а козявки затихли, отравившись трупным ядом. В общем, ночь удалась! Вот только трусы, которые Макаров закапал, еще не просохли, и Вовка с отвращением отбросил их в угол постели, натянув на голое тело тренировочные брюки. И сделал это очень вовремя, потому что в приоткрывшуюся дверь просунулась незнакомая женская голова, вся в очках и перманентах. «Вожаковы здесь живут?», – спросила голова. Вожакова – это фамилия Вовкиной бабушки и, соответственно, Вовкиного дядюшки по материнской линии Юры.

— Нету никого! – ворчливо сказал Вовка, подтягивая штаны. – Дядя Юра на работе, а бабушка – в бане.

— А у вас и баня есть?

— Есть. В городе целых две: железнодорожная и городская. Вам в какую?

— Мне в баню не надо, – сказала женщина. – Я познакомиться приехала.

— Тогда заходите.

И она вошла, точнее, вплыла, и в хибаре сразу стало тесно. У этой женщины большим было все: голова в кудряшках, круглое щекастое лицо с красными губами, необъятные груди, выпирающий живот и обширная задница. Все это снизу было плохо прикрыто коротким платьем, а сверху – кружевным платочком, который дама тут же сняла и принялась им обмахиваться, распространяя удушливый запах парфюма.

— Я присяду, ладно, – сказала она и плюхнулась на сундук с одеждой. – Жарко у вас!

— Вы дверь откройте, – посоветовал Макаров. – Полегчает! Квасу хотите?

Он все еще сидел на кровати и болтал босыми ногами.

— А у вас есть квас? – усомнилась дама.

— У нас много чего есть, – заверил ее Вовка и сполз с кровати на земляной пол, прикрытый рубероидом.

Дама с интересом посмотрела на Вовкин бугор в штанах и сказала: «Не сомневаюсь!».

— А квас у нас под столом в железном баке. У нас все в железном баке хранится.

— Почему в железном?

— Потому что мыши!

Дама взвизгнула и забралась с ногами на сундук.

— Я их до смерти боюсь! – закричала она, усаживаясь на сундуке по- турецки.

При этом она вдохновляюще колыхнулась и показала белые трусищи. И Вовкин бугор в штанах стал больше. В этот момент под столом что-то громыхнуло, раздался отчаянный, полный смертной муки визг, и все смолкло.

— Что, что это было? – сжавшись в комок и обмирая, спросила дама.

Вовка нырнул под стол.

— Это крыса попалась! – радостно доложил он. – Хлебушка ей захотелось с маслицем!

Он выволок крысу за хвост и вместе с крысоловкой помахал ею в воздухе. На оскаленной окровавленной морде с выпученными глазами навечно застыло мстительное выражение: «Умираю, но не сдаюсь! За мной придут миллионы!».

— Вот, это самец, – сказал Макаров, демонстрируя даме крысиный зад. – Видите, какие у него яйца!

Дама не ответила, потому что ее глаза закатились, и она бухнулась в обморок. Надо же, какие мы нежные, подумал Макаров, помрет еще, а я так и не узнаю, зачем приехала.

Он зачерпнул алюминиевой кружкой воды из ведра и принялся тонкой струйкой поливать ей лицо и декольте с бусами. Штаны немного съехали и держались лишь на подъятом члене. Он лил и лил, смывая макияж, но дама все не приходила в себя. Вовка отставил пустую кружку в сторону и подумал: «А какого у нее там цвета волосики? Черные, белые, или какие? Нешто посмотреть, пока она в отрубе...».

И Вовка решился. Он, напрягая все силы, подтянул сначала толстые ноги, затем зад к краю сундука и стянул-таки ейные трусы до круглых колен. Волосы оказались черными и такими густыми, что больше ничего не было видно. Может, у нее там ничего и нет, подумал Макаров, сплошное тело, надо посмотреть. Он погладил мягкие пружинистые кудряшки и полез пальцами глубже. Ого, какое все мяконькое и мокренькое! Похоже, она обоссалась!

Когда Макаров вдвинул даме на полную глубину, она ненадолго очнулась и ясным голосом сказала:

— Я начальник отдела техники безопасности и охраны труда Тамара Григорьевна Строева. У вас заземление оборвано!

И тут Вовка вспомнил. Как-то дядя Юра рассказывал, что эта Тамара Григорьевна, по прозвищу тетя Лошадь, принесла ему ремонтировать чайник, строила ему глазки и одновременно придиралась к неработающей вентиляции. Занесло бабу! И Макарова тоже занесло. Он задвинул ей еще глубже и понял, что вытащить не успевает...

После обморока она совсем размякла, Вовка поил ее пузырящимся хлебным квасом и уговаривал ее остаться на ночь. Она выпила литра два кваса, но остаться отказалась. Наоборот, Тамара Григорьевна, посмотрев на часики, вскочила: «Ай, я на электричку опоздаю! А потом «окно» до вечера будет!». И умчалась...

Из бани бабушка пришла розовой, веселой и помолодевшей.

— С легким паром, ба!

— Спасибо, внучек!

— А как тетя Нюра?

— Ничего, отпарилась. Да с ее пьянью любой заболеет.

Она принюхалась, видимо, учуяв Тамарины духи.

— А чем это у нас воняет?

— Да тут тетка странная была. Притащилась из Москвы, дядю Юру спрашивала.

— И зачем? – насторожилась бабушка.

— Вроде как претендует она, как царевна на трон, замуж за него собралась.

— Еще одна? То Зоя приезжала, то Юля...

— То Тамара! – подсказал Макаров.

— Ну и как она тебе?

— Не годится. Пьет много, мышей боится, то и дело в обморок падает. Ну, зачем нам такая сноха?