Когда брат и сестра покинули гостеприимные стены монастыря, на землю спустился вечер, и на темном небе показались первые звезды. Хуан то и дело останавливался и ощупывал в кармане брюк несколько презервативов, которыми снабдила его заботливая сестра Долорес. «Теперь ты можешь сношать любую женщину, не беспокоясь о том, что она забеременеет», – сказала она. – «Хотя это и не так приятно по сравнению с голым членом».

— Что ты там щупаешь, Хуан? – спросила Глэдис, когда они присели на теплый камень передохнуть. – Неужели ты хочешь еще?

— Конечно! – важно сказал Хуан, чтобы поддержать свое реноме. – Каждый мужчина должен всегда хотеть женщину.

— Ой, хвастун ты, братец! – рассмеялась сестра.

Дальше они шли быстрым шагом, беспокоясь о том, что матушка давно пришла с рынка, и волнуется из-за их отсутствия. Но матушка была не одна. Ее развлекал тот самый парень, который проводил им в лачугу электричество. А, может быть, это она развлекала его, стоя, голая, на коленях, и поглощая его член с глухим постаныванием и причмокиванием. Парень даже не снял брюк, а только высунул член и мошонку в расстегнутый гульфик. Он держал в руках разлохматившуюся матушкину голову и насаживал ее на член, словно это был зад. Наконец, он задергался очень часто, шумно и прерывисто задышал, а матушка закашлялась, потому что сперма потекла у нее через нос.

Все это брат и сестра видели в ярком свете лампы. Они стояли в нерешительности на пороге, пока матушка кашляла, а парень заправлял обмякший член в брюки. «О, подрастающее поколение перонистов!», – воскликнул агитатор. – «Хорошо погуляли?».

— Мы в школу ходили! – с вызовом сказала Глэдис, дернув подбородком.

— Очень правильное решение! – похвалил парень, уходя. – Генералу нужны грамотные люди!

Когда за ним закрылась скрипучая дверь, матушка с виноватым видом вытерла красный рот носовым платком.

— Он нам консервы принес и свежий хлеб, – сказала она, показывая на стол. – Какой-то тунец в масле. Давайте откроем одну банку и попробуем, что это.

Хуан достал свой замечательный нож и с трудом проткнул толстую жесть, забрызгав маслом полстола. Матушка отобрала у него ножик и ловко разрезала крышку по кругу. Затем осторожно отогнула ее пальцем, и в лачуге так запахло, что у обитателей окраины потекли слюни. Матушка споро и щедро нарезала хлеб толстыми ломтями и сверху положила по маленькому ломтику тунца. Честно говоря, Хуан так и не разобрал вкуса, потому что куски хлеба были слишком большими, а тунца было слишком мало. Но мама убрала остальные банки в ящик, сказав: «Это – на выборы. На праздник должна быть праздничная еда!».

Эту ночь Хуан спал очень крепко, несмотря на то, что рядом лежала сестра, то и дело щупавшая его мягкий член, никак не желавший оживать. Брат на это никак не реагировал, разве что что-то ворчал сквозь сон. И Глэдис оставила его в покое...

Неделя перед выборами прошла в какой-то лихорадке. По городу сновали машины с громкоговорителями, из которых, как из рога изобилия, сыпались предвыборные обещания, по радио то и дело выступали кандидаты, обещавшие всем и сразу золотые горы, но бедные окраины, населенные людьми, которые часто питались через день, собирались голосовать за генерала Перона. Им нужен был порядок и достаток.

А Глэдис и Хуану нужно было совсем другое. Воспользовавшись тем, что их мама взялась помогать перонистам в избирательной кампании, и сутками пропадала на избирательном участке, они самозабвенно любили друг друга.

Разумеется, они жаждали опробовать презервативы сестры Долорес, но сначала у них никак не получалось правильно надеть хотя бы один. Оказалось, что они раскатывали прозрачное колечко не с той стороны. Пока Глэдис старалась сделать из члена Хуана «водолаза», он несколько раз был на грани, но чудом удержался. Но когда ей удалось раскатать презерватив вдоль члена, и кольцо его плотно сдавило, Хуан уже не смог терпеть, он упал на спину, и его член забился, наполняя задорную «пимпочку» животворной жидкостью, а самого Хуана – невероятным удовольствием. Пока член дергался, Глэдис теребила соски Хуана, а он, тяжело дыша, гладил вершину ее щелки и тянул за соски острые грудки. Второй презерватив смиренно лежал и блестел в ярком свете электрической лампы, член Хуана оживать никак не хотел. Ласки руками не помогали, поэтому Глэдис решила поступить, как мама. Она закрыла глаза, широко раскрыла рот, и всосала член брата, как толстую сосиску. Вероятно, она сделала что-то не так, потому что головка разбухла у нее в глотке, полностью перекрыв доступ воздуха.

Когда она, наконец, надышалась и прокашлялась, оказалось, что член Хуана мотается у нее перед носом, поблескивая защитным «костюмчиком». Она больше не хотела давиться членом, ни голым, ни одетым, и поэтому замотала головой и повернулась к Хуану задом. Он сразу приступил к действиям и вошел в сестру до самой мошонки, а не до половины, как в воскресной школе. Глэдис замерла и хрипло сказала: «Кажется, это слишком далеко!». Ее тонкие пальцы сжали старое одеяло, словно она хотела выжать из него сок, но Хуан словно обезумел. Он таранил сестру, как ледокол айсберг возле Огненной земли, пользуясь защищенностью, но трудиться в этот раз ему пришлось гораздо дольше. Проклятая резинка заглушала, скрадывала остроту ощущений, хотя и терла Глэдис и его член. Когда он все-таки заполнил оболочку спермой и вышел наружу, кондом соскользнул и остался у Глэдис внутри. Она расстроилась и даже заплакала.

— Он там так и останется? – гневно спрашивала сестра у брата.

Он пожал узкими плечами:

— Я-то откуда знаю! Завтра, наверное, вывалится...

Но сестра закапризничала.

— Ты засунул, ты и вытаскивай! – крикнула она, переворачиваясь на спину и широко разводя ноги.

Хуан криво усмехнулся и полез внутрь сестры.

Было очень странно делать это руками, точнее пальцами, так внутри было сыро, мягко и бугристо, но резинка никак не находилась. Хуан растягивал вход пальцами одной руки, а пальцами другой пытался достать потерю. Глэдис покраснела, сдерживаясь, потом стала стонать, затем закричала. И из нее, словно на морских волнах корабельный мусор, вместе с мутной жидкостью выскочил потерянный презерватив.

— Что, что это было? – задыхаясь, спрашивала Глэдис. – Я словно летела и качалась на облаках!

— Вот он, вот, нашелся!

Хуан ухватил потерю, полную жидкости сестры, двумя пальцами и пустился в пляс.

— Какой ты еще глупый! – еле выдохнула Глэдис. – Больше в главную дырочку ни-ни!

— Что мы не так делаем, – задумчиво сказал Хуан. – Может, презервативы надо привязывать веревочкой?

— Надо попробовать прямо сейчас! – оживилась сестра.

— Сегодня ничего не выйдет! – уверенно сказал брат.

Он встал и показал сестре вялый сморщенный член.

— Тогда завтра!

На следующий день, когда Хуан и Глэдис еще спали, на грузовичке приехала мать и привезла много досок и щитов. Двое рабочих быстро опустошили кузов, мама поцеловала детей, шепча: «У нас будет новый домик», и уехала.

Они бродили среди досок, как потерянные, пока не нашли толстый пакет из плотной бумаги и заклеен.

Глэдис приготовила нехитрый завтрак: омлет из яичного порошка и кофе со сгущенным молоком. Прихлебывая горячий и вкусный напиток, она с интересом поглядывала на пакет. В конце концов, Хуан не выдержал, вскочил и разорвал пакет, из которого выпали два журнала.

— Это учебники для школы?

— Нет, Глэдис. Это учебники для жизни.

Журналы были новые и приятно пахли типографской краской. И их обложки красноречиво говорили о содержимом. На обложке одного был изображен пучеглазый негр, который осклабившись, бурно извергался. Этот журнал Хуан сразу отдал Глэдис. На другом очень грудастая и очень жадная девушка принимала сразу пятерых мужчин. Три мачо пронзали ее в естественные отверстия, а еще двое отдали свои члены в ее руки, и это всем нравилось. Этот журнал Хуан оставил себе и принялся перелистывать. Во-первых, он расстроился. Потому что члены у мужчин с ярких страниц были куда больше, чем у Хуана. Во-вторых, женщины из журнала были куда более упитанными и большегрудыми, чем тощая Глэдис. В-третьих, мужчины вставляли свои штуки куда глубже, чем позволяла ему сестра. Картинки манили и приятно возбуждали Хуана, но не Глэдис. Она с отвращением отбросила свой журнал и возмущенно сказала:

— Что за гадость ты мне подсунул? Тут одни мужчины!

— Тебе не нравятся мужчины? – засмеялся Хуан.

— Ты посмотри, что они тут делают!

Нельзя сказать, что жители трущоб были очень религиозными и жили под спудом догм. Большинство из них ходили в храм, как в клуб по интересам, обсуждали новости и сплетни. Разумеется, Хуан слышал, что есть мужчины, которые любят мужчин, и женщины, которые наслаждались друг другом.

— Они, наверное, язычники, – предположил Хуан. – Франко мне рассказывал, что в Африке живут дикари. Они молятся деревяшкам, намазанным жиром, и едят друг друга. А еще он говорил, что там есть племена, у которых принято лизать менструальную кровь коров, и оттого у них огромные яйца.

— Молчи, Хуан, молчи! – закричала Глэдис. – Меня сейчас стошнит! Лизать коровьи задницы, это же фу!

— Зато у них самые большие яйца в мире! Когда они ходят, руками держат, чтобы не оторвались.

Глэдис задумалась.

— Нехорошо это. Руки заняты, как же они охотятся?

— У них жены охотятся, а мужья их осеменяют.

— А жены тоже коров лижут?

— Вот уж не знаю. Если на жен коровьи месячные действуют также, то у них должны груди быть до земли.

— Мне бы тоже не помешает прибавить, правда? – лукаво улыбаясь, спросила Глэдис.

— Конечно. Чтобы они свешивались до пупка!

— Для этого надо много есть! Предлагаю съесть баночку рыбных консервов в масле.

Я открою! – пообещал Хуан. – У меня есть нож!

— Там нож не нужен. Там есть специальный ключ. Его крутишь, и баночка открывается.

Глэдис неловко открыла плоскую банку с сардинами, и масло пролилось ей на колено. Хуан немедленно опустился на корточки и принялся слизывать желтоватую пахучую жидкость с острого колена сестры, поднимаясь все выше и выше.

— Ах, вот что тебе хочется, братик! – засмеялась сестра. – Если я вся вымажусь маслом, ты меня оближешь всю?

— Я и без масла тебя вылижу всю, – серьезно сказал Хуан. – Только мне мешает твоя одежда.

— Ну, так сними ее сам!

Хуана не нужно было упрашивать дважды, да и снимать особо было нечего. На Глэдис было старое короткое платье, а под ним – трусы, перешитыые из старых штанов Хуана. Платье было ветхим, и брат проявил верх, аккуратности, чтобы его не порвать. Одна пуговица у шеи на вороте все-таки оторвалась и закатилась под лежак. Он нагнулся за ней, и в этот момент Глэдис ухватила его за мошонку, которая выпала из трусов.

— Ты разве не хочешь посмотреть на мои груди, которые стали еще больше? – с придыханием спросила сестра, перекатывая в ладони яички брата. – Мои сосочки ждут своих поцелуев!

Хуан осторожно освободился и выпрямился. Глэдис уже сама стянула серое платье и трусики и стояла, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Тогда брат тоже торопливо снял клетчатые трусы и его налившийся член показал сестре сизую головку с «ротиком», который так ее забавлял. Сестра подхватила ладонью левую грудь и показала брату отвердевший сосок. «Ты же обещал облизать меня всю», – прошептала сестра. – «Начни с него!». Хуан сделал шаг навстречу сестре, чуть нагнулся и поймал губами сосок, ощутив языком маленькую ямку на его вершине. Его член уперся сестре в пупок, словно хотел проткнуть ее живот, и она рукой направила его ниже и сильно сжала тонкими бедрами. Хуан запрокинул голову Глэдис и впился поцелуем в ее обветренные шершавые губы. Сестра отпрянула назад, и головка закрылась крайней плотью, Тогда брат двинулся ей навстречу, и головка снова открылась. Они еще немного потолкались в приисках нужного ритма и направления, и завибрировали, наконец, совпадая во всем. Хуан положил голову сестре на плечо и безумными глазами наблюдал, как головка выскакивает из-под худых ягодиц Глэдис и снова исчезает в глубине импровизированного влагалища, образованного ее нежными волосатыми губами и твердыми бедрами. Наконец брат понял, что вот-вот спустит, освободил член и толкнул сестру на лежак. Она раскинула руки и ноги и замерла, а Хуан направил на нее дергающийся член. Сперма хлынула пульсирующим потоком, как вода из неисправной колонки, заливая Глэдис лицо, грудки и живот.

— Это тебе вместо масла, Глэдис, – задыхаясь от восторга освобождения, прошептал Хуан.

Она облизнулась: «Все-таки масло из банки было бы вкуснее!».

На следующее утро, едва Хуан вошел в Глэдис, возле их хижины раздался рев мотора и скрип тормозов. Брат немедленно из нее вышел, высунул голову наружу и увидел матушку, которая выползала из кабины военного грузовика. Когда она, оправив юбку, двинулась на неверных ногах по направлению к лачуге, шофер еще отдувался и прятал вялый член в гульфик серых брюк. Из кузова выпрыгнули еще два солдата в темно-зеленых мундирах, серых брюках, фуражках и желтых сапогах. Один из них подхватил матушку под руку, а другой вытащил из кузова небольшую картонную коробку. Они были вооружены короткими черными автоматами, у одного он болтался на ремне на шее, а у другого висел на плече. Матушка, увидев Хуана, еще издали крикнула: «Дети, идите в свою комнату!», и Хуан попятился в темноту «детской» половины к сестре, все еще лежавшей на топчане. «Кто там, Хуан?», – в некотором испуге спросила Глэдис.

— Там мама и с ней два солдата, – пояснил брат. – Они идут к нам. Тебе лучше спрятаться.

Глэдис забилась под топчан, а Хуан стал смотреть, что было дальше.

Два солдата и матушка вошли в лачугу, и она включила свет. «У вас есть электричество», – сказал один солдат.

— Спасибо генералу Перону», – сказала матушка.

Она теперь часто выступала с трибуны, изображая народные низы, и сегодня была одета, как опереточная крестьянка из кино: в короткую кофту и длинную белую юбку с цветными оборками. Один из солдат, тот, который был ниже ростом, действуя быстро и умело, раздел ее догола, а другой, высокий, достал из бокового кармана длинную тонкую веревку, сделал на одном конце петлю и ловко забросил свободный конец за низкую потолочную балку. Затем он надел петлю на матушкину ногу и стал подтягивать ее к потолку, пока матушка не растянулась словно в вертикальном шпагате, и ее лохматая щель совершенно открылась. Второй солдат закрепил веревку за ножку кровати, и оба они достали вялые члены. Автоматы они так и не сняли, только закинули их за спины. Но несмотря на то, что солдаты мяли свои члены, они, члены, все равно оставались мягкими. Тогда высокий достал из другого кармана черный кнут с короткой ручкой и взмахнул им со свистом. Низкий кивнул, и кнут обрушился на мамину промежность. Она вскрикнула, и тогда низкий затолкал ей в рот ее красивые розовые трусы. Хуану стало страшно, но он не мог оторвать взгляда от покрывающегося розовыми рубцами ее бедер и живота. Члены солдат стали оживать и скоро окончательно окрепли. Тогда высокий вошел в матушку, растянув ее нижние губы, а другой сунул член ей в рот, вытащив трусы. Они дергались совсем немного, и вскоре уехали, оставив матушку в подвешенном состоянии.

— Дети, ко мне! – из последних сил закричала она.

Тогда Глэдис выбралась из-под кровати, и брат с сестрой подбежали к матушке.

— Это жандармы, им нужно было уступить, – прошептала она, пока Хуан ее придерживал, а Глэдис отвязывала веревку. – По-другому они не могут.

Остаток дня Хуан и Глэдис ее лечили, то есть брат поил ее бульоном, а сестра смазывала нижние губы вонючей мазью. К вечеру матушка заснула, а ее дети, наконец, пообедали и посмотрели, что было в картонной коробке. Там были мясные консервы и пять купюр по сто песо каждая.

Утром матушка, кривясь и охая, оделась и снова ушла на избирательный участок.

Наконец наступил день выборов...

(Окончание следует)