Я чувствую его пристальное внимание на протяжении всей трапезы и застольных речей. Я бессвязно болтаю с соседями по нашему столу, больше предоставляя Дэвиду вести разговор в течение всего свадебного ужина. Мне интереснее сейчас наблюдать за парами в зале, прикидывая, какие из них счастливы, а какие - нет. Я потягиваю вино, оценивая общее соотношение счастливых и несчастливых пар примерно как 50 на 50. Полагаю, нет ничего лучше чужой свадьбы, чтобы вывести трещинки отношений на чистую воду. Я играю с едой, не чувствуя ее вкуса, и откладываю в сторону, когда больше не чувствую голода.

После третьего бокала вина Дэвид наклоняется ко мне и легонько подталкивает локтем. Затем он шепчет:

— Алкоголь, конечно, помогает. Но только ненадолго. А вот танцы – это лучшее лекарство. Я буду танцевать с тобой столько, сколько ты захочешь.

— Ох уж мне эти мужские обещания, - шепчу я ему в ответ, но втайне радуюсь такой перспективе.

Мне было интересно, будет ли он чувствовать себя странно, танцуя сейчас со мной. Впрочем, он никогда не стеснялся того, что я его сестра... Так почему же тут на свадьбе должно быть по-другому?

Постепенно безудержная пышность официального ужина подходит к концу, и начинается настоящая вечеринка. Первый танец, разумеется, предназначен только для жениха и невесты: они наслаждаются джазовой композицией Фэтса Уоллера "Не ведет себя плохо". Постепенно музыка превращается в эклектичную смесь современного рока, свинга и блюза, и через некоторое время Дэвид встает, улыбаясь и протягивая мне свою руку. Я беру ее, встаю, и он выводит меня на танцпол. Другие пары уже там, и там развивается оживленная конкуренция между хардкор-дэнсерами и факер-дэнсерами.

Дэвид ведет нас через эту схватку современных мировоззрений, и мы оба смеемся, дожидаясь старомодной классики - Гершвина, Дона Маклина и бессмертного Луи Армстронга. Мое платье привлекает к себе одобрительные взгляды других мужчин, и я вижу на танцполе не одну девушку, бросающую на Дэвида оценивающие взгляды. Иногда я забавляюсь тем, что показываю немного развернутые в повороте ноги, и однажды я ловлю веселый взгляд Дэвида на мои шалости. Это делает меня гораздо счастливее, чем следовало бы, но я помирилась сейчас на время со своей «внутренней потаскушкой».

Затем начинается первый номер медленного танца. Я вздыхаю и поворачиваюсь, чтобы уйти с танцпола, но Дэвид хватает меня за руку и тянет назад.

— Потанцуй со мной, Эм, - говорит он, когда начала звучать баллада Джима Стейнмана "Заниматься любовью из ничего".

Я испытываю мгновение смятения, но Дэвид решает все за меня, взяв мою левую руку и положив ее себе на плечо, обнимая меня правой рукой за талию, притягивая ближе и уводя нас обоих словно в небеса. Я чувствую, что краснею. Эта песня - одна из моих любимых, полная для меня особых ассоциаций, связанных с Дэвидом. Он, похоже, почувствовал мою взволнованность, потому что слегка сдвигает руки, притягивая меня к себе еще ближе. Я сдаюсь, прижимаясь щекой к его груди и позволяя ему направлять наш танец, в то время как я просто сосредотачиваюсь на том, как удивительно чувствовать себя так близко к нему, танцевать с ним.

Это первый в нашей жизни медленный танец друг с другом - и я внутренне обмякаю, словно большая лужа желе. Нервы звенят, бабочки порхают, и сквозь все это я чувствую его дыхание, когда он обнимает меня. Все внимание собравшихся привлекает салют в честь молодоженов, и я сама прижимаюсь ближе к нему. То, что я немного выпила алкоголя, придает мне смелости как повод для самооправдания, и я решила, сейчас почти ничем не рискую. Обвиваю руками его шею и позволяю своему бедру иногда "случайно" касаться его в чувствительном месте.

Я чувствую запах его лосьона после бритья и аромат мыла, которым он мылся утром, но за этим запахом – лишь квинтэссенция его. Я узнаю его с закрытыми глазами. Он пахнет домом, моим детством и еще тем, что мне никогда с ним не нужно бояться одиночества. Я прижимаюсь ближе, дразня себя. Просовываю правую ногу между его ног, ощущая его бедро на своем животе, его пресс на моей груди, его грудь на моей груди, и легкое покалывание щетины на моем лбу. Затем он слегка сдвигается, и я чувствую напряжение его члена у себя на бедре... Я тут же сбиваюсь от волнения с шага.

— Все О'Кей, Эм? - озабоченно спрашивает он.

— Ага. Просто немного отвлеклась.

Я чувствую, как он фыркает на мою реплику, затем он медленно поворачивает меня, и мы еще немного танцуем. Затем, когда заканчивается "Погоня Героев» из «Щенячьего патруля», он уводит меня с танцпола.

— Мне нужно выпить, - объясняет он, когда я издаю протестующие звуки.

Я страдальчески вздыхаю, потом улыбаюсь ему.

— Тогда принеси и мне, пожалуйста, - прошу я. - Белое, если можно.

Он кивает и уходит. Я сажусь и слегка обмахиваюсь меню, пытаясь избавиться от покрасневшего лица. Немного тревожно думать о том, как скандально я вела себя с ним... и что он (или, по крайней мере, его тело) явно наслаждался этой танцевальной пикантностью. Я отчаянно хочу его.

— --

— Эм?

Я понимаю, что погрузилась в фантазию, и виновато улыбаюсь ему.

— Прости, Дэйви. Сегодня я отключаюсь. Сама не знаю почему.

— Хочешь подышать свежим воздухом? - спрашивает он.

— Вообще - то... да. Думаю, что это очень помогло бы.

Он помогает мне надеть куртку. Мы направляемся к выходу в ландшафтный парк, проскальзываем сквозь толпу собравшихся там гостей и убегаем по аллее. Парк освещается через равные промежутки свечами, свисающими с деревьев или прикрепленными к кольям в земле - это придает усадьбе вид чего-то из Страны Чудес. Обращаю внимание Дэвида к свободную скамейку в дальнем углу. Я усаживаюсь на сиденье и притягиваю Дэвида к себе. Мы сидим, потягиваем вино, слушаем приглушенные звуки разговоров и музыки, доносящиеся из поместья.

— Ты помнишь, как спас мне жизнь? - спрашиваю я его после короткой внутренней борьбы.

Он бросает на меня удивленный взгляд.

— Я и понятия не имел, что ты помнишь этот эпизод.

— Это неотъемлемая часть моих снов. Я вижу тебя так же ясно, как вижу сейчас, плывущего ко мне, чтобы спасти мне жизнь.

— Ты моя сестра, и я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

— Это ты... разобрался тогда... с теми ребятами, которые напали на меня?

— Я и другие, - тихо говорит он.

— Ох.

— Почему ты задаешь эти вопросы, Эмили?

Я вздыхаю.

— Просто хочу убедиться, что ты знаешь, как сильно я тебя люблю, Дэвид.

Он улыбается мне.

— Тебе не нужно проверять, я знаю, что ты любишь меня.

Я смотрю на фонарь в некотором безумии. И тут вдруг совершенно спокойно принимаю решение.

— В моей жизни есть кое-что, что гложет мое сердце уже почти десять лет, Дэвид. Я никогда не говорила тебе, но должен сказать сейчас.

— Эм, в чем дело?

— Причина, по которой я не могу полностью открыться ни одному мужчине. Это... О боже, мне это трудно сказать тебе.

— Эм, ты рассказала мне все в своей жизни. Что бы это ни было, я выслушаю и помогу, если смогу.

Я беспомощно смеюсь.

— В том-то и дело, Дэвид. Все дело в тебе.

— Во мне? – удивляется он.

— Да.

Я обхватываю голову руками и делаю глубокий вдох.

— Эм, если ты не выговоришься сейчас, то я вечно буду производить на тебя впечатление озадаченной панды.

Я беспомощно смотрю на него.

— Просто я люблю тебя, Дэвид.

— Я тоже тебя люблю, Эм, - говорит он, явно озадаченный.

— Нет! - Слушай! - говорю я настойчиво ему, - я люблю тебя. Тебя и больше никого другого. Ты и есть тот самый, от любви к которому я сохну.

Клянусь, что вижу, как крутятся шестеренки в его голове.

— Это все объясняет... что ж, это многое объясняет, - несколько растерянно говорит Дэвид.

— Угу, - бормочу я.

— Значит, если мы будем следовать временной шкале и вернемся на десять лет назад...

Я вздыхаю.

— Тогда-то все и началось. Когда ты обнимал меня, помогал и делал так, чтобы мама и папа никогда не узнали."

— И ты все это время хранила молчание?

— Да.

— И поэтому ты всегда была такой хрупкой?

— Да.

— И тебе никогда не приходило в голову рассказать мне об этом раньше?

— Что хорошего это могло бы принести? - сердито вопрошаю я. - Дэвид, ты понимаешь, насколько это серьезно? Твоя сестра - извращенный щенок, который хочет своего родного брата.

Некоторое время он молчит, потом отставляет бокал и поворачивается ко мне лицом. Я готовлю себя к сокрушительному отказу, который непременно последует, и с железным самообладанием борюсь с горячими слезами стыда.

А он целует меня. Я так удивляюсь, что роняю свой стакан, который разлетается вдребезги на каменном полу безумия.

— Дэвид...что...почему?

Я совершенно сбита с толку.

— Во-первых, Эм, ты самая глупая из всех моих сестер.

— Вообще-то я твоя единственная сестра, - смущенно напоминаю я.

Он прикладывает палец к моим губам, заставляя меня замолчать.

— Во-вторых, я это знаю. То, о чем ты сейчас сказала.

— Ты... знаешь? Как? - шепчу я.

— Я же твой потрясающий старший брат, Эм. Я знаю все.

Я киваю ему.

— В-третьих, и это дурацкий с моей стороны аспект... В общем, с моей стороны то же самое.

— То же самое? – с трудом выговаривая я, чувствуя теперь уже себя совершенно не в своей тарелке.

— То же самое, - говорит он.

— Не надо... Дэвид, не лги мне. Не заставляй меня надеяться. Не делай этого, прошу тебя. Не нужно мне лгать... - я чувствую, что разваливаюсь на кусочки, и отворачиваюсь, когда слезы берут надо мной верх.

— Эмили, - он протягивает руку, поворачивая мою голову назад, - не плачь. Я здесь. Я с тобой.

— Я не могу не плакать... – всхлипываю я.

Чувствую, как он обнимает меня, и не успеваю я опомниться, как он усаживает меня к себе на колени и нежно укачивает. А дальше я почти ничего не помню - только впечатления пламени свечей, боли в моей груди и терзающих меня рыданий. То, как он держит меня, позволяя мне успокоиться в моем собственном темпе, позволяя звукам его дыхания медленно помочь мне расслабиться, как это всегда происходит.

Я протираю глаза и прерывисто вздыхаю. Такое ощущение, что прошли не минуты, а годы.

— Как... как долго?

Мой голос звучит странно, хрипло и грубо. Я с трудом сглатываю.

— Как давно я знаю, что ты меня любишь? Или как давно я тебя люблю?

— И то, и другое.

— Я всегда знал о твоих чувствах ко мне, Эм, - говорит он. - Ты никогда не относилась ко мне так, как другие братья и сестры относятся друг к другу. Когда мы были моложе, ты всегда интересовался мной больше, чем чем-либо другим, всегда следил за мной. Когда мы стали старше, я думал, что это изменится. Но этого не произошло. Ты всегда была близка со мной и все мне рассказывала. А потом был день, когда на тебя напали.

Здесь он останавливается и переводит дух.

— Не знаю, помнишь ли ты, как крепко прижималась ко мне, - тихо говорит он, - как ты умоляла меня никогда не покидать тебя.

— Нет, не помню, - шепчу я. - Большая часть того дня для меня как в тумане.

Он сжимает меня в объятьях.

— Давай просто скажем друг другу, что после этого стало совершенно ясно, куда ведут твои чувства.

— А ты? - тихо спрашиваю я.

— Я понял, что принадлежу тебе, когда так резко отреагировал на тех парней. Никто не причинит вреда моей Эм и не выйдет сухим из воды.

— Твоей Эм? - говорю я, слабо улыбаясь.

— Моей Эм, - подтверждает он.

— Тогда почему тебе понадобилось так много времени, чтобы заявить на меня свои права? - спрашиваю я, прижимаясь к нему.

— В основном из-за беспокойства, что это разрушит то, что у нас уже есть.

— А теперь?

— Теперь мне уже все равно. И, судя по тому, как ты танцевала со мной сегодня вечером, тебе тоже уже все равно. Итак, вопрос, который я задаю тебе сейчас абсолютно серьезно и находясь в здравом рассудке: «Будешь ли ты счастлива со мной и только со мной?»…