Принадлежит Моему Отцу

Owned By My Father

by TryAnything

Примечание автора:

Это эротическая фантазия. Она включает в себя описание секса, включая принуждение, между взрослыми людьми, все из которых старше 18 лет. Поскольку это фантазия, и это моя фантазия, я предполагаю, что мир свободен от ЗППП, это делает его намного веселее, не так ли? Надеюсь, вам понравится эта история; если нет, такова жизнь. Комментарии всегда приветствуются. Кстати: эта история немного длинновата (это еще мягко сказано – прим.пер.).

ГЛАВА 01

Меня зовут Алекс Хансон. Мне сейчас 28 лет, и мне нравиться моя жизнь, такая, какая она есть сейчас, но я также оглядываюсь назад, откуда всё пришло, ее, так сказать, генезис. Имею рост в 6'5" (195 см) и вес - 220 фунтов (90 кг). Белокурые волосы и с глазами, цвета голубого льда - это наследие моей матери. Да, по мнению большинства людей, я являюсь членом закрытого клуба – обладателем спермо-Оскара.

Моя мать Пенни - дочь и главная наследница состояния Вандербильтов, которое, согласно Forbes, входит в топ-25 самых богатых состояний мира. Ее рост - 5'4" (163 см), миниатюрная женщина. Но как бы она ни была красива, а она действительно красива, у нее самое стервозное, ледяное лицо, которое вы только можете себе представить, ну как у самой злой ведьмы из вашего худшего кошмара.

Мой отец Брюс - гений биржевой торговли, который управляет собственным фондом. Я получил от него свой рост, но не его каштановые волосы и серые глаза, самые холодные, самые жестокие глаза, которые я когда-либо видел. Он всегда зол на что-то или кого-то, нынешний его гнев направлен на Forbes за то, что он не включил его в топ-10 самых богатых бизнесменов мира, это очень расстраивает его. Ведь они не считают состояние моей мамы, когда измеряют его; если бы они это сделали, то он определенно попал бы в топ-5.

Как я уже сказал, серьезно, я счастливый обладатель спермо-Оскара. Ну, почти. Всегда есть какое-то “но”. Видите ли, когда мне было 5 лет, я стоял на причале одного из наших загородных поместий и смотрел на озеро и горы за ним. Вместе со мной была моя сестра Эйприл, которая была на год младше меня, ей было 4 года. Каким-то образом Эйприл упала с причала в ледяную воду озера и утонула. Не умея плавать, я мог только беспомощно смотреть, как она тонет. На причале не было ничего, что я мог бы бросить ей, если бы только додумался это сделать. Полиция могла бы упомянуть это в рапорте: на причале не было какого-либо оборудования, которое требовалось по кодексу безоапсности.

Но это не меняло того факта, что Эйприл погибла. Я совсем не помню ее, за исключением того, что ее смерть изменила всю мою жизнь. Видите ли, мой отец должен был кого-то обвинить. Он никогда ни в чем не был виноват. Он никогда не делал ошибок. Поскольку я был там с Эйприл один, выбор виноватого был очевиден.

Прежде чем я что-либо понял, меня отправили в очень строгую частную военную школу-интернат. После, я видел своих родителей всего несколько раз, пока не закончил среднюю школу, я всегда оставался в школе с другими брошенными там учениками, когда это разрешалось, или отправлялся на какие-то великолепные каникулы, когда это не разрешалось, и всё это вместо того, чтобы просто вернуться домой. Несколько раз, когда я всё же возвращался домой, по причинам, которые я не знаю и по сей день, это было совсем не весело. Родители почти не разговаривали со мной. На самом деле, я молился о том дне, когда смогу вернуться в свою школу-тюрьму. Именно так я всегда о ней думал и думаю по сей день. Но потом я закончил школу, и меня некуда было посылать, так что не стало удобных причин, чтобы не позволить мне вернуться домой.

***

Как и в те несколько раз, когда я приезжал домой с тех пор, как меня отослали, мои родители прислали за мной лимузин, чтобы забрать меня в аэропорту, вместо одного из своих вертолетов. Это был способ дать мне понять, что я не настолько важен, и что мне придется выдержать полтора часа езды до их поместья в предгорьях. Когда я наконец добрался до расположенного в 5 милях вверх по извилистой, частной, закрытой и охраняемой дороге особняка с 12 спальнями, 15 ванными комнатами, бассейном, теннисным кортом и конюшней, и все это располагалось более чем на 15 000 акрах земли, я стал нервничать из-за того, что должно было последовать.

Швейцар в ливрее проводил меня в игровую комнату, где я с удивлением обнаружил отца. Он был без пиджака, в рубашке с закатанными до локтей рукавами, и наблюдал, как мама наклонилась над бильярдным столом, чтобы сделать удар. Я проморгался, не веря тому, что увидел: моя мать была одета в короткое платье в стиле 1920-х годов, покрытое блестками и c бахромой внизу, на ней явно не было трусиков.

Ее киска и зад были полностью предоставлены взгляду. Я мог видеть блестящую розовую внутреннюю часть ее киски, когда ее внешние половые губы раздвинулись. Внутренние губы были крошечными и нежными, между ними торчал маленький клитор. Поняв, что стою с отвисшей челюстью, я отвел глаза, встав почти по стойке "смирно" перед отцом, на лице которого застыла сардоническая улыбка. Он отследил, куда были направлены мои глаза.

— Значит, ты дома, - сказал Брюс.

— Да, сэр, - сухо ответил я, с трудом сдерживаясь, чтобы не отдать честь.

— Тебе уже 18, - сказал Брюс.

— Да, сэр, стукнуло 3 недели назад, сэр, - ответил я.

— Это означает, что по закону у нас больше нет никаких обязательств по отношению к тебе, - сказал Брюс, его серые глаза были холодными и отстраненными.

Взглянув на маму, я увидела, что она просто стоит и смотрит на меня, опираясь на поставленный на пол бильярдный кий, на ее ледяном лице не было ровным счетом никакого выражения.

— Как скажете, сэр, - сказал я, чувствуя, как у меня бешено колотится сердце.

— У нас есть право указать тебе на дверь и никогда больше никогда тебя не видеть, - холодно сказал Брюс.

— Да, сэр, - ответил я, чувствуя тошноту в животе.

— Что бы ты сделал, если бы я так поступил? - спросил Брюс.

— Всё, что вам угодно, сэр, - машинально ответил я, слово "невозможно" буквально выбили из меня годы учебы.

— Я мог бы также предложить тебе альтернативу, которая в долгосрочной перспективе может оказаться гораздо хуже, - задумчиво произнес Брюс.

— Чего ты хочешь, Алекс? - спросила Пенни.

— Понять, - ответил я, тысячу раз прокручивая в голове этот разговор.

— Понять что? - спросил Брюс.

— Почему вы так меня ненавидите, - ответил я, изо всех сил стараясь сдержать эмоции.

— Потому, что ты нам кое-что напоминаешь, - холодно ответил Брюс.

— Но это не моя вина, - сказал я.

— Это не имеет значения, - ответил Брюс. - Ты напоминаешь нам об произошедшем.

— А это место, этот дом, не напоминает? - спросил я.

— Он тут не причем, - ответил Брюс.

— Чего ты хочешь, Алекс? - переспросила Пенни.

— Быть вашим сыном, - ответил я, - чтобы показать вам, что вы были неправы, сослав меня отсюда.

— Не знаю, сможет ли это сделать твой отец, - сказала Пенни.

— А ты? – спросил я.

— Желания твоего отца – это и мои желания, его чувства - мои чувства, - ответила Пенни.

— Чему ты научился за время учебы, что может быть полезным? - спросил Брюс.

— Кому полезным, сэр? – спросил я. - Это слишком широкий и субъективный вопрос. Я изучал историю, философию, математику, компьютерное программирование, военную стратегию и историю, самооборону, оружие и как выполнять приказы. Я никогда не упускал возможности быть лучшим в любом из моих классов.

— Что ты обо мне думаешь? - спросил Брюс. - Позволь предупредить тебя, никогда не лги мне.

— Я никогда не лгу. Это и еще кое-что, они вбили в меня в той школе. Я ненавижу тебя, - спокойно ответил я. - Я думаю, что ты самый жестокий человек, которого я когда-либо встречал, включая некоторых из тех, с кем учился в школе.

— А твоя мать? - спросил Брюс.

— Я... я не уверен, - ответил я. - Интересно, как она могла так ненавидеть меня? Ведь я ее сын. Она меня родила. Что я сделал плохого, чтобы заслужить такую ненависть?

— Ты был там, - просто и холодно ответил Брюс.

— Ну, тогда я знаю, где выход, - сказал я, поворачиваясь и собираясь уходить.

— Минутку, - сказал Брюс. - Тебя еще не отпускали. Твоя мать хочет найти золотую середину. Теперь я спрашиваю тебя, зная, что ты чувствуешь к нам и почему мы чувствуем к тебе то же самое, чего ты хочешь?

— Иметь шанс доказать, насколько ты был неправ, и что ты был несправедлив, - ответил я через мгновение. – Этого я хочу.

— И как ты это сделаешь? - спросил Брюс.

— Понятия не имею, кроме желания, чтобы ты был рядом со мной и увидел, что я за человек, - ответил я.

— Нам нужно это обсудить, - сказал Брюс. - Я очень занятой человек. А пока выбери комнату в восточной части дома. Ужин будет подан ровно в шесть. Тогда мы еще поговорим, - сказал он, небрежно отворачиваясь.

***

Для парня, чье состояние и успех в жизни основывались на твердых математических принципах и огромном везении, меня смущало, что мой отец мог быть таким тупым, когда дело касалось меня. Я был его единственным сыном! Его старшим и единственный ребенок, насколько я знаю! Как он мог быть настолько бессердечным, чтобы намеренно обращаться со мной так из-за чего-то, в чем он должен был точно знать, что я не был совершенно ни в чем виноват?

Переодевшись в пиджак и галстук, я неохотно пошел обедать, хотя и умирал с голоду, так как ничего не ел с самого полета. Я знал, что вот-вот получу свой приговор, так как он уже был предрешен.

— Я вижу, ты вспомнил, как правильно одеваться к обеду, - проворчал Брюс, когда я появился ровно в шесть. Отец был во фраке и галстуке, мать в платье с очень глубоким вырезом, открывающим довольно много ее декольте.

Я сидел за 12-местным обеденным столом из розовой слоновой кости напротив моей матери, отец сидел во главе стола, нас обслуживала молчаливая молодая латиноамериканка, одетая в короткое белое платье до середины бедер и белые перчатки для сервировки.

— Твоя мать просила меня быть снисходительным к тебе, дать тебе шанс, - сказал Брюс после почти 10 минут молчаливого поглощения ужина. - Я неохотно согласился. Но я не готов принять тебя или сделать так, чтобы ты чувствовал себя желанным гостем. Поскольку большую часть времени я путешествую, ответственность за тебя будет нести твоя мать. Ты должен повиноваться ей без колебаний во всем. Ты понимаешь?

— Да, сэр, - ответил я, с удивлением обнаружив, что на самом деле испытываю облегчение, предвидя, что меня не выгонят одного на мороз.

— Разочаруешь свою мать или меня, и я последний раз увижу твою спину, - предупредил Брюс.

— Да, сэр, - ответил я, пораженный гневом, вспыхнувшим в нем при этих словах.

— Твоя мать даст тебе кое-какие основные инструкции, - сказал Брюс, закончив есть, встал и ушел, не сказав больше ни слова и не оглянувшись.

Я сидел и смотрел, как мама, откинувшись на спинку стула, наблюдает за мной.

— Во-первых, ты не разговариваешь ни с кем, кто не заговорил бы с тобой первым, - сказала Пенни. – Ты меня понимаешь?

— Да, мэм, - ответил я.

— Во-вторых, ты ничего не слышишь, ничего не видишь, ничего не знаешь, - сказала Пенни. – Ты меня понимаешь?

— Да, мэм, - ответил я.

— Позволь предупредить тебя, что у твоего отца были люди... уничтоженные, когда нарушили эти принципы, - сказала Пенни. - Не стоит быть его врагом, никогда. Он сражается только для того, чтобы победить. И нет никаких правил, кроме как выйти сухим из воды. Учитывая его чувства, я не сомневаюсь, что он сделал бы то же самое и с тобой.

— Да, мэм, - сказал я, потрясенный.

Моя мать только что сказала мне слишком много, мой отец убил людей, которые разозлили его. Я вдруг осознал, что оказался совсем в другой ситуации, чем думал.

— Первое, что нам нужно сделать, - это подобрать тебе подходящий гардероб, - сказала Пенни. - У меня есть определенные критерии, которых я ожидаю от своих личных слуг. Завтра мы поедем в город.

Я выглянул в окно, когда услышал, что внезапно завелся двигатель вертолета, а затем увидел, как кустарник сотрясается воздушной волной от лопастей несущего винта.

— Твой отец должен уехать на несколько дней в Женеву, - объяснила Пенни. - У тебя есть какие-нибудь вопросы?

— Да, мэм, есть, - ответил я, собираясь с духом. - Я понимаю, что он такой, какой есть, но почему ты так ненавидишь меня?

— Отвратительно! Ты мой сын, и я люблю тебя, но я... создание твоего отца, несмотря на мое личное состояние и силу моей семьи, - ответила Пенни. - Так же точно, как он владеет этим домом, он владеет и мной, как и тобой. Я же говорила тебе, что не стоит делать из твоего отца врага. Делай то, что он говорит, действуй так, как он ожидает, никогда не спорь с ним. Лучший способ пережить своего отца - быть незаметным.

— Ну, то, что меня отправили в военный интернат, точно сделало меня таковым, - язвительно ответил я.

— Это могло бы спасти тебе жизнь! Это было очень трудно в первые годы после... после гибели Эйприл. Я потеряла свою драгоценную дочь и сына и фактически стала пленницей своего мужа, - сказала Пенни. - От него я перенесла немало унижений. Но я научилась быть его зеркалом всякий раз, когда он был рядом, и это именно то, что ты должен научиться делать, т.е. быть невидимым. Для того чтобы выжить, не существует золотой середины."

— Ты любишь его? – спросил я.

— Это не имеет значения, - ответила Пенни, а затем впервые рассмеялась, и красивое лицо, которое я помнил, наконец-то просияло сквозь холодную маску, которую я видел на ней до этого момента. - Я даю ему то, что он хочет, и когда он этого хочет, и он позволяет мне жить как самому роскошному заключенному в истории.

— Может быть, мне лучше побыть одному, - сказал я.

— Возможно, но это было бы невозможно, если бы он этого не хотел, - сказала пенни. - Он решил, что ты можешь остаться, поэтому ты останешься. Если ты попытаешься уйти против его воли, он тебя найдет. И накажет тебя. Я видел, как он губил хороших людей, потому что они решили, что больше не хотят работать на него или делать, что он скажет. Ты никогда не должен делать ничего такого, что может быть истолковано им, как переход ему дороги. Я не могу выразить это еще яснее. Ты меня понял?

— Я его не боюсь, - заявил я.

— Значит, ты ничему не научился за все эти годы, - вздохнула Пенни, - потому что на этой планете нет никого, кого бы тебе надо было боятся больше. Пожалуйста, не будь глупым, не разочаровывай и не перечь своему отцу.

— А сколько у меня свободы? – спросил я.

— Ты можешь делать все, что захочешь, когда ты мне не нужен, - ответила Пенни.

— Это включает в себя поездку в город в одиночку? – спросил я.

— Это долгая прогулка, - ответила Пенни. - До тех пор, пока ваш отец не даст на это разрешения, ты не можешь использовать ни одну из его машин, тем более вертолет. Когда мы завтра поедем в город, мы сможем позаботиться о любых потребностях, которые у тебя могут быть помимо моих.

***

Я был потрясен, когда на следующее утро, явившись к завтраку в пиджаке и галстуке, обнаружил за столом маму в одном белом пеньюаре, довольно прозрачном, который ничем не скрывал большие бледные ореолы ее грудей.

— Есть два дресс-кода, - сказала Пенни, ее щеки слегка покраснели, когда она увидела, что я смотрю на нее, когда я сел напротив, место в конце стола оставалось свободным, - один для того, когда твой отец здесь, другой для того, когда его нет.

У меня даже челюсть отвисла, когда та же самая молодая латиноамериканка, которая подавала ужин накануне вечером, вошла, чтобы подать нам завтрак, одетая в такой же пеньюар, как и моя мать, ее большие груди с большими темными сосками были отчетливо видны сквозь прозрачную материю. Но еще более примечательным был тот факт, что пеньюар спускался только до бедер, оставляя видимой ее задницу, а также бритую киску и толстый клитор, выпирающий между мясисстыми наружными губами.

— Твой отец предпочитает, чтобы все было более формально, я же придерживаюсь более гедонистической точки зрения, - объяснила Пенни, когда я заставил себя опустить глаза в тарелку. - Кроме того, у нас современная охрана периметра, которая может быть смертельной. Одна из ловушек экстремального богатства - похищение. Мы позаботимся об этом, когда поедем в город.

По настоянию матери я рассказал ей немного о том, какой была моя жизнь все эти годы, проведенные в изгнании в военных училищах, ее лицо не выражало никакой реакции, когда я описывал жестокие наказания и дедовщину, которые были постоянной частью этой жизни.

— А девочки, а девочки были? - спросила Пенни.

— Да, мэм, но не в школе, - ответил я, - и если мы связывались с ними вне школы, то должны были быть очень осторожны, чтобы нас не поймали. Это было нарушением дисциплины.

— И тебя ловили? - спросила Пенни.

— Да, мэм, несколько раз, - ответил я, качая головой.

— И тебя наказали? - спросила Пенни.

— Да, мэм, - ответил я, радуясь, что она больше об этом не спрашивала.

— Переоденься во что-нибудь, что ты можешь легко снимать-одевать, - сказала Пенни, когда мы закончили есть, а затем поднялась на ноги, ее глаза не пропустили, как мои расширились, когда я увидел, что ее пеньюар был таким же коротким, как у официантки, и что ее бритая киска была полностью видна, прозрачная ткань ее пеньюара ничего не скрывала.

***

Я был потрясен, когда понял, что мы летим на вертолете, полтора часа езды сократились до 10-минутного полета. Мы приземлились на крыше самого высокого здания в городе, которое принадлежало моему отцу и где находился его офис. Затем мы спустились в подвал, где нас ждал шофер, задняя дверь "Бентли" была открыта, так что нам нужно было сделать всего несколько шагов от лифта, прежде чем войти в шикарный салон.

Прошло всего несколько минут, прежде чем мы остановились у первого магазина, где я разделся до трусов и был измерен, моя мать давала инструкции и указания. Еще три остановки, между ними не больше минуты или двух, прежде чем мы, наконец, отправились в ресторан “ЛяКирк” на обед, который включал закуски из белужьей икры, подаваемой с охлажденной, бутилированной русской водкой, дюжину устриц на половинке раковины, которые были дополнены шампанским.

Главным блюдом был холодноводный омар с Аляскинским королевским крабом и Мэрилендским голубым крабом. К тому времени, когда они принесли десерт, смешанный с ягодным соусом "Крем де Гран Марнье", который они подали с невероятно тонким на вкус вином “Шато д'Икем Сотерн”, я уже был сыт, не говоря уже о том, что моя голова определенно ощущала всё принятое спиртное. Я никогда прежде не ел такой сытной еды и не привык выпивать за обедом.

Но самым замечательным в этом обеде было то, что мама была совершенно нормальной, болтая со мной так, будто мы уже целую вечность обедаем вместе. Это так не коррелировало с её прежним ледяным обращением, к которому я привык за всю свою жизнь.

Затем мы ехали куда-то минут 10 минут и остановились у довольно уединенного, отделанного мрамором пятиэтажного здания без окон, которое, как сообщила мне мама, принадлежало моему отцу. В переднюю стену была вделана маленькая медная табличка с надписью "ИнтеллиГен". Входная дверь представляла собой непрозрачный лист черного стекла без видимой ручки или замка во входной нише глубиной 10 футов. Над дверью висел черный полусферический защитный пузырь. Когда Пенни протянула руку и нажала маленькую черную кнопку справа от двери, она бесшумно открылась внутрь, а затем закрылась за нами, когда мы вошли. Мои глаза расширился, когда увидел, что черное стекло было не менее 3 дюймов толщиной.

— Мадам, рад видеть вас снова, - сказал мужчина в белом халате лет пятидесяти. - Все установлено и готово для вас.

Мы последовали за ним к лифту, который, к моему удивлению, спустился вниз на несколько уровней, прежде чем остановиться, и двери открылись туда, что было явно высокотехнологичным медицинским учреждением. Очень любопытно, но я ничего не говорил, зная, что я узнаю все, что мне нужно, в свое время. Я последовал по коридору в маленькую комнату, миниатюрную операционную.

— Мадам, рада снова вас видеть, - поприветствовала нас женщина, одетая в хирургический халат. - Этот молодой человек будет получателем? - спросила она.

— Да, - ответила Пенни.

— Очень хорошо, - сказала она, улыбаясь и надвинув маску на подбородок. – Ничего, если ты разденешься и ляжешь на этот стол на спину.

— Э..., а что именно я получу? – спросил я.

— То, что позволит системам безопасности любого из наших объектов узнать тебя, - ответила Пенни.

— А еще он действует как радиомаяк, - добавила женщина. - Я доктор Джейнс. Я вставлю устройство, - сказала она, держа в руке маленькую чашку Петри с чем-то, похожим на кусок черного риса. - Титановая оболочка невосприимчива, поэтому аутоиммунной реакции не будет.

— Но как вы его запитываете? – спросил я. - Он слишком мал, чтобы иметь собственный источник питания.

— Ты очень проницателен. Я собираюсь вставить его в твой седалищный нерв, самый большой нерв в человеческом теле, - ответила доктор Джейнс. - В седалищном нерве достаточно электромагнитной энергии, чтобы питать его.

— Ух ты, впечатляет, - сказал я.

— А теперь, пожалуйста, раздевайся, - сказала доктор Джейнс, - и мы можем начать. Это займет всего около 10 минут.

— Э-э, на мне нет нижнего белья, - сказала я, покраснев.

— Оно будет только мешать, - с улыбкой заверила меня доктор Джейнс. - Его вставляют через задний проход, чтобы не было предательских шрамов, которые заставили бы кого-то задуматься о поиске такого устройства.

Очень хорошо осознавая, что моя мать стоит прямо здесь, я разделся, забрался на стол и лег на спину, мой член шлепнулся на бедро. Доктор Джейнс нажала несколько кнопок на пульте, и стол начал трансформироваться, сгибаясь в районе моих бедер, пока мои колени не оказались прижатыми к груди, одновременно сгибая мои колени и раздводя их их в стороны. Трансформация остановилась, когда я почувствовал прохладный ветерок на моей очень открытой заднице.

— Я собираюсь вставить эту трубку, чтобы я смогла работать через нее, - объяснила доктор Джейнс, держа трубку из нержавеющей стали примерно 2 дюйма в диаметре и 10 дюймов в длину, когда стол начал наклоняться назад, направляя мою голову к полу и поднимая мою задницу в воздух. - Пожалуйста, держись очень тихо и постарайся расслабиться, - сказала она, прижимая холодный металл к моему заду.

Краем глаза я увидел, как мамины глаза широко раскрылись от удивления, когда трубка легко скользнула в мою задницу, хотя мои собственные глаза были прикованы к обнаженной маминой киске под юбкой, когда она стояла прямо рядом с моей головой.

Через десять минут я уже был на ногах, одевался и возвращался в дом моего отца. Пять минут езды, затем на лифте на крышу и в вертолет для быстрого полета обратно к дому.

— Все будет доставлено к 7:00, - сказала Пенни, когда мы вошли в дом по возвращении, - так что мы поедим в 6:00.

— Как мне одеться к обеду? – спросил я.

— Ну, сегодня, в последний раз в жизни, ты можешь надеть все, что захочешь, - ответила Пенни. - После сегодняшнего вечера ты наденешь соответствующую ситуации форму. Тренировка начнется завтра, так что остаток дня до ужина - твой.

— Спасибо, мама, за все, но особенно за сегодня, - сказала я. - Это было действительно здорово.

— Пожалуйста, называй меня Пенни, когда мы одни, и мэм, или мадам, когда кто-нибудь еще присутствует, - холодно сказала она. - Тебя представят только как моего личного помощника. Никому не будет сказано, что ты мой сын. Это условие поставил твой отец. Пока он не решит, что принимает тебя, он не признает, что ты его или наш сын.

Несмотря на то, что я все еще чувствовал эффект от выпитого вина, я переоделся в шорты для бега и отправился на пробежку, пропустив регулярные упражнения, которые были определяющей частью каждого дня моей жизни до сих пор, и вернулся домой только через несколько часов, промокший от пота, но с высоким уровнем эндорфинов, которыми вознаграждали тяжелые упражнениям.

У меня было достаточно времени, чтобы принять душ и одеться, натянуть брюки и рубашку с короткими рукавами и воротником, прежде чем поспешить в столовую, чтобы прийти вовремя, и снова найти мою мать в пеньюаре, на этот раз светло-голубом, который подчеркивал ее глаза, хотя я с трудом удерживался от того, чтобы не смотреть на ее грудь и большие соски, венчающие их.

Ужин был намного легче обеда: салат "Цезарь", поданный той же латиноамериканской официанткой, что и прежде, в том же светло-голубом пеньюаре, что и моя мать, и жареный стейк из тунца с пареной брокколи. К моему удивлению, открыли и разлили еще одну бутылку вина, “Сен-Клер совиньон блан” из Новой Зеландии.

— Мэм, доставка, - объявила, входя в столовую, миниатюрная рыжеволосая женщина, одетая в такой же прозрачный светло-зеленый пеньюар, как и остальные женщины.

— Оставь все в моей гостиной, Эрин, - сказала Пенни, не упуская из виду моих глаз, изучающих девушку, ее большие, пухлые рубиновые соски, отчетливо видимые на ее небольших грудях сквозь полупрозрачный материал пеньюара, а также ее бритую киску с копной огненно-рыжих волос. Над внутренними половыми губами выдавались наружу ее внешние губы с толстым клитором, также видимым.

Я чувствовал, как мой член твердеет, и задавался вопросом, как я буду справляться с тем, чтобы быть рядом с горячими обнаженными женщинами все время, не смущая себя.

— Мы пойдем? - сказала Пенни, когда мы закончили ужинать. Она поднялась на ноги, мои глаза автоматически уткнулись взглядом в ее обнаженную раскрытую киску.

— Да, мэм, - тихо ответил я.

Я увидел сверкающий голубой предмет размером с Серебряный Доллар между ягодицами моей матери, когда следовал за ней в ее спальню, а затем в смежную гостиную. Я был удивлен, увидев, что горячая рыжая ждет там нас, с кучей коробок и пакетов с одеждой, сложенных на одном из диванов и вокруг него. Мне пришлось заставить себя не смотреть на нее, так как мой член отреагировал мгновенно.

— Эрин - мой личный помощник, - объяснила Пенни. - С завтрашнего дня я хочу, чтобы ты начала обучать Алекса своим обязанностям, Эрин.

— Да, мэм, - ответила Эрин. - Всем моим обязанностям, мэм?

— Конечно, - ответила Пенни. - Если бы ты будешь не здорова, я бы не хотел, чтобы мой распорядок был нарушен.

— Да, мэм, - ответила Эрин, глядя на меня сверкающими изумрудными глазами.

— Ты всё проверила? - спросила Пенни, усаживаясь в одно из огромных кресел.

— Да, мэм, - ответила Эрин.

— Сначала шорты, - сказала Пенни, и Эрин порылась в куче пакетов, выудив что-то похожее на очень короткие черные велосипедные шорты, но обрезанные высоко по бокам до самого пояса.

— Примерь их, - сказала Пенни без всякого выражения.

— Да, мэм, - ответил я, не уверенный, стоит ли верить в то, что происходит на самом деле.

— Одно из правил хозяина гласит, что в этом доме не должно быть никакого нижнего белья, - сказала Пенни, когда я разделся до трусов, стараясь не смотреть по сторонам, думая об упражнениях, формулах, да о чем угодно, лишь бы мой член не затвердел. - От всего, что у тебя есть, ты должны избавиться.

— Н-никакого нижнего белья? - спросил я, взглянув на Эрин и увидев на ее лице доброжелательное, но пустое выражение.

— Ты, должно быть, заметил, что здесь никто не носит его, - сказала Пенни.

— Переодеваться здесь, прямо сейчас? – спросил я.

— Разве это проблема? - спросила Пенни. - Я не могу иметь личного помощника, который не решается немедленно выполнить приказ или подвергает сомнению мои приказы.

— Нет, мэм, это не проблема, - ответил я, глубоко вздохнув и стянув боксеры, когда они приземлились на пол.

— Эрин, - сказала Пенни, не сводя глаз с моего члена, пока я отчаянно вычислял квадратное уравнение в своей голове.

Эрин встала на колени у моих ног, протягивая шорты, чтобы я мог влезть в них, по одной ноге за раз, затем подтянула их к моим ногам. Я чувствовал ее дыхание на своем члене, когда она потянула пояс вверх, насколько это было возможно. Каким-то образом она ухитрилась захватить мой член и яйца ограниченным количеством материала, который составлял шорты, которые прилипли ко мне, как вторая кожа. Пояс шорт был очень низок, обнажая мои бедра.

— Повернись, - велела Пенни, и я подчинилась. - Это твоя домашняя форма, когда хозяина нет дома.

— Только это, без рубашки? – спросил я.

— Совершенно верно, - ответила Пенни.

— Да, мэм, - ответил я.

— Следующая - рубашка, - сказала Пенни, и Эрин наклонилась над грудой пакетов, вытаскивая оттуда рубашку с длинным рукавом, но не ранее, чем представив мне идеальный вид на ее попку и киску, когда она наклонилась.

Стараясь не смотреть ни на одну из женщин, я надел рубашку, найдя ее идеально подходящей.

— Повернись, - велела Пенни, и я подчинился. - Эрин, брюки - сказала она, и Эрин снова нырнула в кучу пакетов, давая нам еще один прямой вид на ее задницу и киску, прежде чем появиться со штанами.

Когда я начал натягивать их, Пенни остановила меня.

— Эти шорты - не нижнее белье, - сказала она, - и их нельзя носить так.

Я чувствовал, как колотится мое сердце, когда я стянул шорты, освобождая свой член и яйца, которые были крепко ими сжаты. Когда я натягивал брюки, мой член рос, рос и рос, пока не стал таким твердым, чем когда-либо, когда я пытался застегнуть пояс на брюках, все 7½ дюйма моего члена упирались в их переднюю часть. Мое лицо пылало от смущения.

— Давай одну из курток, Эрин, - сказала Пенни. - Дай ему время успокоиться, чтобы мы могли посмотреть, как на самом деле сидят брюки.

Мое лицо вспыхнуло еще сильнее, когда Эрин протянула мне серую шелковую куртку. К тому времени, как я вдел руки в рукава и застегнул единственную пуговицу спереди, мой член успокоился.

— Они хорошо поработали, - заметила Пенни, когда я повернулся к ней. - Какую комнату ты занял? - спросила она.

— Последнюю, - ответил я.

— Эрин, проследи, чтобы там все было аккуратно убрано, - сказала Пенни. - Теперь ты можешь переодеться в свою домашнюю форму, - сказала она, улыбка почти сморщила ее лицо, когда она увидела, что мой член опять начал расти, когда я быстро натянул шорты, чувствуя, как они почти ласкают меня, только упругость пояса останавливала его от того, чтобы выскочить. Шорты выпирали, но держали мой окаменевший член, очертания которого были всем ясно видны.

— Очень хорошо, - сказала Пенни, поднимаясь на ноги, ее киска раздвинулась, когда она встала, на мгновение открывая блестящий розовый интерьер. - Алекс, ты можешь помочь Эрин отнести все это в твою комнату.

Я взял в руки как можно больше упаковок, следуя за Эрин в свою комнату и наслаждаясь видом ее тугих ягодиц, подпрыгивающих, когда она шла. Эрин сделала еще две ходки, отклонив мое предложение о помощи, а затем начала убирать все в отделанную кедром гардеробную. Она молчала, и я тоже, вспомнив предостережение моей матери никогда не говорить, пока к тебе не обратятся.

— Мадам обычно встает в 8:00, когда хозяина нет дома, - сказала Эрин, когда она закончила все убирать, стоя передо мной, пока я сидел на кровати, ее половые губы блестели от влаги между ног, пухлые рубиновые соски были скручены в узлы, которые торчали, как сустав мизинца. - Я начинаю готовить её утренний туалет в 7:30.

— Встретимся там? - спросила я, поскольку она заговорила первой.

— Да, или я могу прийти за тобой, чтобы убедиться, что ты придешь вовремя, - ответила Эрин. - Ни в коем случае не опаздывай.

— Думаю, я смогу успеть вовремя, - ответил я.

— Тогда увидимся утром, - сказала Эрин, поворачиваясь и уходя, вид ее упругой задницы был последним, что я увидел, когда она уходила.

Я поставил будильник на часах пораньше, чтобы успеть принять душ, прежде чем начать свой первый рабочий день.