На следующий день в библиотеке, Гилберт, который теперь всегда старался сидеть напротив меня, уронил карандаш и наклонился под стол, чтобы поднять его. Хотя моя мама с раннего возраста приучала меня сидеть как леди всякий раз, когда я надевала платье, я никогда не обращала особого внимания на то, как расположены мои ноги, когда они были под столом. И все же сегодня днем я поняла, что, пока голова Гилберта была под столом, мои ноги находились в чем угодно, но только не в скромной позе, подобающей леди. Гилберт, несомненно, должен был довольно хорошо рассмотреть мои трусики, так как он потратил довольно много времени на поиски этого карандаша. Этот эпизод поднял меня на еще более высокий уровень острых ощущений, который я едва могла себе представить. Произошедшее взволновало меня еще больше, фактически открыв для меня целый мир новых и захватывающих возможностей.

После этого, всякий раз, когда мы обнаруживали, что учимся вместе, Гилберт начинал ронять свой карандаш с чрезмерной регулярностью. Всегда стремясь насладиться острыми ощущениями, удовлетворяя свое новообретенное желание возбуждения так же, как и его, я позаботилась о том, чтобы удобно раздвигать ноги всякий раз, когда он это делал. А потом я решила перейти на другой уровень. Это был такой кайф - испытать свои эксгибиционистские замыслы и купить пару прозрачных трусиков в торговом центре. Конечно, я не позволил своей матери увидеть их, так как она конфисковала бы их в мгновение ока. Она всегда покупала мне консервативные белые хлопчатобумажные трусики, которые должны были носить "хорошие" девушки. Что касается меня, то я не мог дождаться, когда попаду в библиотеку для занятий в первый день, когда я надела свою обновку.

Я была чрезвычайно взволнована и изо всех сил надеялась, что Гилберт будет там, чтобы сыграть свою очень важную роль в осуществлении фантазии, которую я уже запустила в полет. Я была в восторге, увидев, что он был уже на своем обычном месте напротив того места, где я обычно сидела. Что еще лучше, удача действительно была со мной, так как стул прямо напротив действительно был пуст. Мое сердце бешено колотилось, когда я села. Каждый из нас делал вид, что не замечает другого. В качестве дополнительного стимула я надела белую юбку с оборками, которая была немного короче, чем я обычно носила.

Я хотела быть точно уверенной, что если представится такая возможность, то Гилберт сможет усладить свой взор хорошим обзором моей киски. Вскоре он обронил карандаш. Какая неожиданность! Поскольку я уткнулась носом в книгу, даже когда он начал наклоняться, я довольно широко раздвинула ноги. Это ощущение уже само по себе стоило стоимости трусиков. Но я бы с радостью заплатила вдвое или даже втрое, таково было мое удовольствие, когда я действительно услышала, как он приглушенно ахнул, впервые увидев темно-русые волосы между моих раздвинутых ног. Потратив время на тестирование этого сценария перед зеркалом в своей комнате, я прекрасно знала, что трусики были настолько прозрачными, как будто у меня вообще ничего не было, едва прикрывая мои половые губы и влагалище.

Я была гораздо больше, чем взволнована, - я была в восторге. Было чрезвычайно трудно сохранять милое притворство невежества и не отрывать глаз от книги всю вечность, которую мальчик провел под столом в тщетных поисках этого заблудившегося карандаша. В качестве дополнительного бонуса, в скором времени я получил возможность точно узнать, насколько Гилберту понравился вид моей киски, которую я только что ему подарила. Возможно, в ответ на жару, которую он, несомненно, чувствовал так же сильно, как и я, зазвонил звонок пожарной тревоги, и нам всем пришлось немедленно встать и покинуть библиотеку, чтобы выйти на улицу. Бедный, краснолицый Гилберт. Он даже ударился головой о стол, пытаясь подняться на ноги. Когда мы все встали, чтобы начать выходить, он тщетно пытался захватить книги с собой. Но он был так возбужден, что, конечно, от одного взгляда на то, что он считал моей голой киской, был обречен на расконцентрацию внимания. Я видела - так же, как и многие другие девушки со мной – что его член создавал явную выпуклость в спереди мешковатых штанов. Поскольку другие девушки не догадывались об истинной причине его страданий, а я, конечно, была в восторге от тайного знания того, что на самом деле произошло, мы все хихикали над его несчастным состоянием, когда выходили на улицу.

С этого дня я начала усердно работать, как и положено хорошенькой сексуально осведомленной девушке, над оттачиванием своих навыков вспышек женственности. Почти в мгновение ока я обнаружила, что это был не просто мой собственный трепет, который усиливался в геометрической прогрессии, если я могла сделать так, чтобы это выглядело так, как будто мое разоблачение было случайным или неизвестным мне. Я быстро узнала тех, кого я угощал быстрой вспышкой обнаженного соска или полностью обнаженной груди, или даже долгим и горячим взглядом на мою обнаженную киску, когда я сидел за столом с задранной юбкой на бедрах и раздвинутыми ногами, чтобы он мог видеть, они тоже были намного более взволнованы, если они думали, что вид был тайным, и я совершенно не знал. Это стало таким волнующим испытанием - найти новые способы выставить свое тело напоказ явно очень желающей и очень нетерпеливой публике.

Казалось бы, в мгновение ока с того первого судьбоносного дня, когда Гилберт невольно объяснил мне, как ему нравится смотреть под мое платье, у меня появилась возможность превратиться из простой школьницы-эксгибиционистки в полноценную роковую женщину. Я отчетливо помню, что это было в пятницу, и я смутно припоминаю, что это было тринадцатое. Я отправился в дом моей подруги Кейли, чтобы позаниматься. На следующей неделе у нас был важный экзамен по истории американской революции, и нам действительно нужно было учиться вместе, если мы хотели убедиться, что прошли все необходимые чтения. Впервые я встретила Кейли еще в средней школе. Будучи хихикающими девочками подросткового возраста, мы несколько раз устраивали ночевки в домах друг друга и иногда обменивались невинными, маленькими поцелуями, одетые в наши ночные рубашки и лежащие близко друг к другу в постели Кейли.

К сожалению, у нас с Кейли были разные друзья и занятия в старшей школе, и мы не часто виделись в течение этих лет. Теперь, когда мы были студентками-первокурсницами одного и того же местного университета и вместе посещали занятия по истории, казалось естественным возобновить нашу дружбу. В тот день в доме Кейли мы могли бы заниматься где угодно, но Кейли выбрала свою спальню. Ее розово-гвоздичная комната с кружевными белыми занавесками выглядела почти так же, как я помнила, и, оставшись наедине с Кейли в ее спальне, я снова почувствовала себя немного школьницей. Конечно, мы оба никогда не сможем забыть наши нежные поцелуи и волнующие, легкие прикосновения, когда мы лежали вместе в темноте. У Кейли были две односпальные кровати, но мы делили одну во время моих ночевок.

Нам с Кейли было так весело по очереди притворяться тем или иным мальчиком, который нам нравился в школе. Когда я целовал ее или она целовала меня, мы представляли, что он ощущал прикосновение его губ или щекотку и прикосновение пальцев. И все же, став старше, мы оба должны были вести себя так, как будто всего этого никогда не было. Мы провели несколько часов, расспрашивая друг друга о свиданиях, битвах и тому подобном, прежде чем мать Кейли удивила нас, войдя и спросив, смотрели ли мы в последнее время на улицу.

Конечно, мы не смотрели. Оказалось, что выпало огромное количество снега, а мы даже это не заметили. Поскольку я едва окончила среднюю школу и у меня не было собственной машины, то я приехала к Кэйли на велосипеде. Ее мама сказала, что для меня было бы слишком опасно пытаться вернуться домой до того, как городские службы расчистят дороги. В те дни у нас не было мобильных телефонов. Я сказал ей, что мне нужно будет воспользоваться их телефоном, чтобы позвонить маме и предупредить ее, что вернусь домой поздно. Она удивила меня, предложив, - если я захочу, - остаться на ночь у подруги. Я запротестовала, сказав, что не хочу доставлять хлопот, и напомнила ей, что тут у меня нет ни пижамы, ни зубной щетки, ни чего-либо еще. Мама Кейли сказала, что я не буду мешать и могу одолжить одну из ее ночных рубашек.

Кейли была довольно миниатюрной, особенно ее маленькие груди размером с чайную чашечку. Я гордился тем, что превратился в полногрудую девушку, но так как мама Кейли была еще более пышной, чем я, я мог только представить, что любая ночная рубашка, которую она мне одолжила, была бы большой и свободно сидящей на моем теле. Ее мама сказала, что все остальное, что мне нужно, не будет проблемой, так как отец Кейли много путешествовал, и у него было несколько таких сумок, которые выдают авиакомпании, с зубными щетками, зубной пастой и тому подобным. Затем она позвонила моей маме, и я была рад услышать, что не будет никаких проблем, если я проведу с ними ночь.

Мы с Кейли занимались еще час, потом ее мама позвала нас на ужин. Мы ели в столовой с ее родителями. Мистеру Тейлору было чуть за сорок, он очень хорошо выглядел и был в отличной форме в результате своих частых тренировок с использованием всего оборудования, которое у него было в их комнате отдыха в подвале. После ужина мы с Кейли продолжили заниматься, а позже, когда мы приготовились ко сну и вместе переоделись в ее спальне, мы оба снова хихикали, как школьницы. Кейли, всегда такая хорошая девочка, не сняла трусики под ночной рубашкой. Что касается меня, то мне никогда не нравилось спать в трусиках, поэтому я была совершенно голой под довольно большой хлопчатобумажной фланелевой ночной рубашкой ее матери. У него были тонкие бретельки и немного низкий вырез, но определенно не настолько, чтобы кто-либо, кроме фаната фланели, считал его сексуальным.

Вместе, как такие милые и невинные дети, мы с Кейли вышли в гостиную, чтобы пожелать спокойной ночи ее родителям. Их семейный обычай, как и в моем доме, заключался в поцелуе на ночь. Я поцеловала родителей Кейли на ночь, когда была у них дома на ночевках еще в средней школе, и хотя сейчас я был старше, я не возражала против соблюдения традиции. Ее мама улыбнулась и поцеловала меня в щеку, а затем я подошел к ее отцу, чтобы тоже поцеловать его в щеку. По какой-то причине мое сердце уже сильно билось в груди, когда я подошла к нему.

Он сидел в своем мягком кресле, так что мне пришлось наклониться, чтобы дотянуться до его щеки. Как только я это сделала, левая бретелька слишком большой ночной рубашки соскользнула с моего плеча, и вся моя левая грудь была обнажена для его взгляда. Я сделала паузу, на мгновение застыв, пока отец Кейли смотрел прямо на мой открыто обнаженный сосок, всего в нескольких дюймах от его глаз.

Это был поистине момент из мгновений. На самом деле ближе к его губам, чем к глазам, мой сосок сразу же встал дыбом, а его глаза расширились. Время, казалось, остановилось для меня, но это не могло быть больше секунды, может быть, самое большее две секунды. Придя в себя, я быстро натянула ночную рубашку обратно и, охваченная возбужденным румянцем, с бьющимся в горле сердцем, быстро, по-дочернему чмокнула его в щеку. Когда я выходила из комнаты, от меня не ускользнуло, что он, казалось, смотрит на меня совсем не так, как всегда смотрел на меня раньше. К счастью, никто, кроме мистера Тейлора, не видел, как моя ночная рубашка соскользнула вниз и открыто обнажила мою обнаженную грудь. Это стало нашим самым первым секретом.

Вернувшись в комнату Кейли, я едва могла заснуть. Весь вечер я втайне надеялась, что мы с Кейли сможем снова поцеловаться или два после того, как ляжем спать, но теперь, когда мы стали старше и выросли, нам действительно казалось непрактичным спать вместе на одной из ее односпальных кроватей. Я была разочарован тем, что не узнал, хочет ли Кейли возобновить ролевые игры, которые мы с ней практиковали еще в средней школе. Но я была так взволнована мыслью о том, что папа Кейли видел всю мою обнаженную грудь, что у меня на уме были уже гораздо более волнующие вещи...

P.S. от Шехеризады: заглядывайте и на мой второй аккаунт "Шехеризада Лучшее".