В ту пору, когда Жаклин появилась в нашем доме, мне было немногим боле осьми, а моим сестрам-погодкам одиннадцать и двенадцать. До Жаклин гувернанткой у нас была мадам Сесиль, некрасивая, строгая и очень вредная старуха, но, какие-то дела заставили ее вернуться в Париж, тогда папа́ нанял в гувернантки Жаклин. Жаклин против мадам Сесиль, была очень мила, добра и молода, навряд ли старше осьмнадцати. С детьми она была ласкова и особенно благоволила ко мне — прощала все мои шалости и всегда заступалась за меня, если возникали ссоры между мной и кем-либо из сестер.

В банный день Жаклин по очереди купала нас, сначала сестер, а после меня. Она не драла мочалкой так сильно, как мадам Сесиль, и никогда не позволяла мыльней пене щипать глаза. Особенно мне были приятны прикосновения ее рук, когда она намывала у меня между ножками. Она это делала не мочалкой, а намыливала ладошку и гладила яички, письку, при этом приговаривая шепотом:

— Месье Вова́, — она ставила в моем имени ударение на последний слог. — Сейчас мы помоем votre bite...

На самой Жаклин, когда она мыла нас, была надета сорочка, но от брызг воды тонкая ткань намокала и прилипала к телу, делаясь почти прозрачной на ее груди. В то время я полагал, что выпуклые перси с выступающими в обрамлении темных пятен сосками — единственное отличие женщины от мужчины, поскольку ни сестер, ни матушки, ни других дам или девиц еще ни разу не видел полностью нагишом.

Как-то летним днем мы праздновали именины моей старшей сестры Юлии. В колясках и в экипажах к нам съезжались гости, помещики из соседних усадеб со своими семьями. Для взрослых челядь накрыла стол на летней веранде, нам же, детям, устроили чаепитие в саду. Жаклин тоже трапезничала вместе с нами. Мы быстро покончили с пирожками, пряниками и конфетами и принялись играть в прятки. Жаклин участия в игре не принимала, она стояла посреди лужайки и наблюдала за нами. Всего нас, детворы, было душ восемь или девять различного возраста. Как самый младший в компании, я постоянно проигрывал — водящий обнаруживал меня прежде всех, и я не успевал добежать до условленного места, чтобы выручиться.

В очередной раз, когда водящий отвернулся и принялся считать, все остальные разбежались кто куда, а я стоял в нерешимости, размышляя, куда бы мне теперь спрятаться. И тут Жаклин приподняла край своей длинной юбки с кринолином и поманила меня легким кивком головы. Я, недолго думая, юркнул к ней под юбку и оказался в домике. Стоя на коленях, я обнимал ее ноги, а мое лицо оказалось прямо напротив... На Жаклин не было панталон, и впервые моему взору открылось то, что до сей поры оставалось тайной. Оказывается, под животом у Жаклин росли густые черные волосы, а такой письки, как у меня, у нее не было. Вместо этого в волосах были скрыты две кожные складки, а меж ними выглядывала нежная розовая кожица, словно леденец.

Всё это настолько поразило меня, что я забыл про игру. Дети прибегали, кричали, выручались, а я смотрел как на чудо на прелести Жаклин, а в довершении не утерпел и лизнул этот выступающий из губок леденец. Жаклин вздрогнула и подалась мне навстречу бедрами. Тогда я лизнул еще раз и почувствовал, что мое «мужское отличие» начинает расти и подниматься. Жаклин снова вздрогнула.

Тем временем все участники игры уже выручились, остался один я.

— Куда же спрятался Вова́? — удивлялась моя сестра Юлия.

Всей гурьбой детвора отправилась меня разыскивать. Когда лужайка опустела, я покинул свое укрытие под юбкой Жаклин, подбежал к скамейке, подле которой мы выручались, похлопал по ней и крикнул:

— Палочка-выручалочка за себя!

Всю ночь мне снились прелести Жаклин и то, как я их облизываю. При этом напрягался мой уд, я просыпался и щупал его пальцами, размышляя над тем, ради чего он становится таким твердым. А он становился твердым всякий раз, когда я вспоминал минуты, проведенные под юбкой Жаклин. Меня сие удивляло и увлекало, но, конечно же, я никому не рассказывал об этом. Один раз я видел, как жеребец Платон лизал под хвостом у кобылы Молли, и его уд сделался длинным, почти до земли. А Платон встал на дыбы и поставил передние ноги на спину Молли, размахивая своим удом. Конюх Василий тогда прогнал меня с конюшни, а после сообщил отцу, что Платон покрыл Молли, и через какое-то время Молли ожеребилась. Так это что получается? Выходит, у меня есть желание покрыть Жаклин, чтобы она родила?

Когда настал очередной банный день, и Жаклин мыльной ладошкой нежно гладила мое хозяйство, мой уд снова сделался твердым. Заметив это, Жаклин воскликнула:

— Oh, monsieur Vova, votre bite est comme un homme adulte!*

Чувствовалось, что ее саму позабавило это явление, и она решила немного поиграть. Жаклин обнажила головку и несколько раз сдавила стволик пальчиками.

— Жаклин, — набравшись смелости, попросил я. — А можно еще как тогда... когда мы играли в прятки, помнишь?

— Tu veux revoir ma madame pi-pi?**

— Да, очень!

Жаклин подняла подол сорочки, открыв свою красоту. Я раздвинул двумя пальцами волосы, чтоб лучше было видно, и опять, как в тот раз, лизнул ее «леденец».

— Oh, monsieur Vova, vous êtes encore très petit, ne faites plus ça!***

А я не мог не делать это. Я обнимал бедра Жаклин и продолжал лизать.

— Arrêtez tout de suite, monsieur Vova!****

Однако чувствовалось, что ей самой это нравится. Жаклин вздрагивала и подавалась вперед. Из-под ее «леденца» засочилась солоноватая влага... И все же она оттолкнула меня и одернула сорочку.

— Vous êtes très gentil monsieur Vova, mais vous êtes petit, vous êtes tôt, ne le faites plus!*****

Ночью я долго не мог уснуть, мой «bite» напрягался, и я играл с ним под одеялом, сдавливал и обнажал головку, как это делала Жаклин, и в итоге добился того, что яркие круги замелькали перед глазами, судороги прошли по телу, а пенис сжался несколько раз и содрогнулся. Я получил свой первый оргазм, но без семяизвержения, поскольку малафьи в моих яичках еще не было.

Как-то раз мы с сестрами отправились в ближний лес за грибами. Жаклин не пошла с нами, ее пугали комары. Я быстро набрал полное лукошко лисичек и побежал домой, чтобы похвалиться Жаклин своей добычей. Я тихонько приоткрыл дверь в ее комнату и остолбенел. Жаклин стояла в согнутой позе и упиралась руками в спинку кресла, подол платья ее был поднят до самой талии. А позади Жаклин, вплотную к ней, стоял mon papa, порты на нем были спущены до колен, и своим задом он делал резкие движения.

Внезапный приступ ярости, обиды, ревности мгновенно охватил меня. Я выронил лукошко, рассыпав лисички по полу, с криками «Нет! Нет!» подскочил к отцу и начал колотить его кулаками по голому заду. Жаклин обернулась и посмотрела на меня испуганным и умоляющим взором.

— Partez, monsieur Vova, partez, s'il vous plaît!******

Папа́ же резко и сильно оттолкнул меня рукой, продолжая своё дело, а я отлетел в сторону и упал на пол. Поднявшись, с громким плачем я ушел в свою комнату, лег на кровать и не вышел к обеду. Я строил планы, что уйду из этого дома и стану моряком.

Ко мне вошла Жаклин. Она погладила меня по голове и поцеловала в щеку.

— Pardonnez-moi, monsieur Vova. Nous sommes des adultes, nous pouvons. Et tu es encore un enfant, tu ne peux pas!*******

Я ничего не мог ответить, только плакал в подушку.

На другой день мама́ и папа́ сильно поругались и несколько дней не разговаривали друг с другом, а Жаклин вскоре уволили. Через месяц к нам снова вернулась мадам Сесиль.

____________

* О, месье Вова! У вас член уже как у взрослого мужчины!

** Ты хочешь снова увидеть мою мадам пи-пи?

*** Ах, месье Вова, вы еще очень малы, не делайте этого больше!

**** Прекратите немедленно, месье Вова!

***** Вы очень милы, месье Вова, но вы еще маленький, вам рано, больше не делайте этого!

****** Уходите, месье Вова, уходите, пожалуйста!

******* Простите меня, месье Вова. Мы взрослые, мы можем. А ты еще ребенок, тебе нельзя!